Актриса
– С тобой работали многие прекрасные режиссеры, но на вопрос: кто твой режиссер, ты отвечаешь: мой режиссер – Юрский.
– Да, он мой режиссер.
– А что это значит? Почему?
– Потому что я его актриса. Потому что ему со мной удобно. Ему со мной интересно.
– Он больше других тебя понимает?
– И я его больше других понимаю. Нам вместе комфортно. Он мой режиссер и учитель.
– Он выдумщик?
– О, огромный! Он не просто выдумщик, у него фантастическая фантазия. И в смысле меня разыграть – это за милую душу…
– Но ты ведь тоже выдумщица. Ты находишь настолько нетривиальные жесты, интонации…
– Хорошее воображение. А у Юрского фантастическое. Знаешь, я сидела дома, включила "Культуру", идут "Маленькие трагедии". Он – итальянец. Я верю, что он – итальянец. Хотя я знаю – это Юрский.
– Ты тоже – баба Шура в фильме "Любовь и голуби"..
– Ну, там-то видно как раз, что я притворяюсь.
– Да, некоторое комикование есть, но на сцене Гурмыжская – ты, Раневская – ты, Панька – ты…
– Это замечательный был спектакль театра Моссовета – "Вдовий пароход". Мы его играли, кланялись, уходили по гримеркам и – не могли уйти.
– Не могли разойтись?
– Долго-долго. Хотя у каждой семья, муж. Мы еще продолжали этим жить, что-то обсуждать… Это один из тех спектаклей, что мне дороги.
– А какое ощущение на спектакле или после спектакля тебе дороже всего?
– Дороже всего молчание зала. Его тишина. Вот это самое прекрасное, что есть в театре – когда я держу паузу и владею ими. Я владею сейчас их волнением, они ждут. Это самое дорогое. И, конечно, смех…
– Но ты не ищешь дешевого хихиканья, твои парадоксальные реакции высекают смех.
– Так это и есть высший смех. То, на чем построена вся клоунада.
– Скажи, ты ведь не теряешь контроль над собой на сцене, правда?..
– Нет, конечно, ну что ты, я сумасшедшая, что ли!
– Все эти легенды про то, как актер в безумном порыве что-то там такое… Но ощущение полета, какие-то особые минуты на сцене…
– Если б их не было, таких минут, зачем вообще…
– А зачем вообще, кстати?
– Зачем? Не знаю. Призвание. Ну Оль, это призвание. Не потому, что я хотела быть знаменитой актрисой. Это ерунда. Нет, это изнутри. Мне не надо быть знаменитой, я просто не могу без этого.
Мать
– Наташа, а вот у тебя была такая история, когда ты играла вечером Раневскую, а утром твоя Даша…
– Не утром Даша, а днем – перед самым спектаклем! Перед самым спектаклем она попала в автомобильную катастрофу. Ее сбила машина. Отвезли в Склифосовского, всю переломанную. И я играла.
– Как это было?
– А я не знаю. Мне потом сказали, что я никогда так хорошо не играла. А я не помню. Мне, конечно, вкололи что-то, чтоб держалась. Актер Володя Кашпур по роли должен был говорить: дочка, Дашенька моя, вам кланялась. И ему строго-настрого запретили произносить это имя, сказали: Володя, если произнесешь, мы тебя лично все убьем. А у него же это наговорено. И он сказал: дочка… и заменил Дашеньку на Машеньку, а мне стало еще хуже. Потому что я все поняла…
– Чем ты играла?
– Не знаю чем. Правда, не знаю. На следующий день после смерти своего изумительного мужа Ефима Копеляна Люся Макарова… ей сказали: мы отменили спектакль… а она: зачем, я буду играть. Комедийную роль – Хануму! И она играла. И ей тоже сказали: ты никогда так не играла. Это какая-то другая нервная система. Нечеловеческая. А больными сколько мы играли! Со сломанными руками, ногами, с воспалениями легких! И все равно играли, и ни один человек в зале этого не замечал. И только в конце, когда выдох – вот это страшно очень. После страшнее, чем до.
– Наташ, а опустошение бывает?
– Да, бывает. От мучительных ролей или мучительных спектаклей. От мучительных репетиций, когда не получается.
– Чем спасаешься?
– Просто заставляю себя. Или, когда понимаю, что ничего не выйдет, то отказываюсь. Потому что из опустошения пустое и выйдет. Необходима энергия, чтобы что-то сделать и что-то преодолеть. А когда ее нет, то ничего не будет.
– Еще о Даше. Когда она поступала в школу-студию МХАТ, ты сказала Табакову, что если он усомнится в ее способностях, чтобы не брал ее, да?
– Да.
– Чем это было продиктовано? Собственными сомнениями или гамбургским счетом, который ты предъявляешь себе и окружающим?
– Я не хотела, чтобы она поступила, потому что она – дочь. Нет. Нет. Но Олег, меня встретив, когда она уже прошла, развел руками и сказал: извини, Наташа, не мог не взять.
– Но ты разве не видела, что она – не дочь, а актриса?
– Я этого не знала. И потом, я понимала, что наши счастливые времена закончились. Наступали очень плохие времена для театра.
– Чем плохие?
– А тем, что народ не ходил в театр вообще. Все сидели у телевизора и слушали политиков. Просто несколько лет провала театра. От этого моментально умирают таланты. Сейчас можно уже назвать несколько имен молодых режиссеров, а тогда ничего не было, ничего, все ухнуло куда-то в бездну. А если эти годы провалились, то не наверстаешь уже. Это мы играли как сумасшедшие по двадцать восемь спектаклей в месяц, и если ты чего-то стоил…
– Зато теперь вы играете втроем, всей семьей.
– С Юрским мы играли в спектакле "Лысая певица", который он поставил на телевидении. Вместе играем в его спектакле "Провокация" на сцене театра Моссовета. И был спектакль по Бергману "После репетиции", где мы играли втроем…
– Каково это – играть с собственной дочерью?
– Поначалу вообще ужас. Она вышла на сцену еще студенткой, мы со Славой Невинным, царство ему небесное, играли папу и маму пяти или семи дочерей. И каждая выходила и как бы представлялась и что-то там рассказывала. Последней выходила самая маленькая, Дашка, студентка. И у меня начинало стучать сердце, я понимала, что сейчас выйдет она… И дальше мне рассказывают: Наталья Максимовна, жалко было на вас смотреть, профессиональнейший человек, вы повторяли за ней текст губами… А знаешь, это признак очень плохого актера! У меня выскочили все шпильки из парика…
– Вот и доказательство того, что мать победила актрису..
– Победила.
– Последний вопрос, Наташа. Стала ли ты в процессе жизни терпимей или, наоборот, нетерпимей по отношению к тому, что тебе не нравится в окружающем мире? Я имею в виду корыстного чиновника, платного демагога, льстивого художника. Или тебя это не касается?
– Касается. Еще как. Стала нетерпимей. Потому что раньше тоже многое было, но не было такой чудовищной, тотальной лжи.
Блиц-опрос
– Что значит красиво стареть?
– Не болеть. Болезнь унижает любую красавицу. Не дай бог потерять рассудок – лучше смерть.
– Какая у тебя главная черта характера?
– Лень. Но ею и спасаюсь. Мне иногда жалко трудоголиков.
– Какое качество тебе нравится в людях?
– Ум и юмор.
– Что бы ты делала, если бы не стала актрисой?
– Я могла бы лечить. Могла быть даже не врачом, а медсестрой. Я не брезглива.
– Есть ли у тебя девиз или жизненное правило?
– Нет.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Наталья ТЕНЯКОВА, актриса
Родилась в 1944 году в Ленинграде. Окончила Ленинградский государственный институт театра, музыки и кино. Поступила на сцену ленинградского Театра имени Ленинского комсомола, дебютировав в роли Полли в "Трехгрошовой опере" Брехта. Была приглашена Георгием Товстоноговым в Большой драматический театр имени Горького. С 1979 года – актриса Московского академического театра имени Моссовета. С 1989 года – актриса Художественного театра. Снималась в картинах "Старшая сестра", "Али-Баба и сорок разбойников", "Любовь и голуби", "Чернов/Chernov", "Отцы и дети" и др. Народная артистка России. Замужем за Сергеем Юрским. Дочь – актриса Дарья Юрская.
Татьяна Друбич
Семейные ценности
Она проснулась знаменитой, снявшись подростком в фильме Сергея Соловьева "Сто дней после детства". Двадцать кинолент – послужной список актрисы. Притом, что была практикующим врачом, в 90-х годах открыла модный клуб "Актовый зал", стала бизнес-леди. Сегодня о ней говорят: фирма в Германии, дом в Жуковке, черный "Лендровер"… И хотя от чего-то она открещивается, первый вопрос ее заинтересовал.
Кто вы, Таня Друбич?
– Кто вы, Таня Друбич, кем себя ощущаете?
– Наверное, это хорошая возможность себя идентифицировать. Вопрос самоидентификации из самых важных… Впервые я снялась не у Соловьева, а у Инессы Туманян в картине "Пятнадцатая весна". Моим партнером был Раймонд Банионис, сын Донатаса Баниониса. Это был мой дебют, мне было двенадцать или тринадцать лет. Когда я себя увидела на экране, то поняла, что никогда не буду актрисой. К вопросу о самоидентификации.
– Вы себе не понравились?
– Я очень себе не понравилась. Я думаю, это вообще испытание для артистов. Тяжело видеть себя на экране.
– А как же Сережа Соловьев уговорил вас вновь сняться?
– Тогда было принято искать школьников, ходили по школам, и в мою пришли, имени Ромена Роллана, с французским языком. Почему я в картине "Сто дней после детства" с французской книжкой – потому что действительно изучала французский. В этой школе очень хорошо учили. Ее окончили Саша Адабашьян, Олег Добродеев, который сейчас возглавляет ВГТРК, Сережа Бунтман, который работает на радио "Эхо Москвы". С Сережей мы пели в самодеятельном ансамбле народных французских песен, он играл на гитаре, я ему подпевала, как могла. И даже вносили вместе знамя Парижской коммуны… Как уговорил Соловьев? Вот так и уговорил. Хотя, уже кое-что поняв про себя, сказала, что не хочу быть актрисой, тем более что семья, традиционная, советская, этому не способствовала…
– У вашего отца интересное имя – Люсьен. Откуда?
– Я не знаю. Его мама умерла во время войны от голода. Сестра тоже. Во время войны он был мальчиком, попал в Ташкент, город хлебный, потом вернулся в Москву.
– Вам было семнадцать, когда он умер…
– Инфаркт. Было очень тяжело.
Такой вариант
– Стало быть, актрисой вы себя не видели…
– После фильма "Сто дней после детства" Татьяна Лиознова набирала курс во ВГИКе и пригласила всех, кто в нем снимался: Борю Токарева, Иру Малышеву, меня… Я задала вопрос Сергею Александровичу Соловьеву, с которым всегда советовалась: как быть. Я тогда вообще не понимала, кем я хочу быть. Видно, вопрос самоидентификации уже тогда мучил. Сережа сказал: ты хочешь быть доктором, вот и иди, учись на доктора.
– У вас уже были близкие отношения?
– Что значит близкие отношения?
– Вы же в результате вышли за него замуж, родили дочь…
– Все это было потом. Сначала было человеческое общение. Я знаю, что журналисты любят проводить аналогии со всякими известными парами…
– Какими?
– Карло Понти и Софи Лорен, Моника Витти и Антониони… Получается, что эта комбинация по большей части удачная. Эффективная, как сейчас говорят. Конечно, это результат общей жизни, формирования общих интересов. Для меня Сергей Александрович в то время был абсолютный бог…
– И долго им оставался?
– Это детское, юношеское восприятие. Но он как был, так и остается авторитетом и очень важным человеком в моей жизни. Несмотря на то, что мы больше не муж и жена.
– Почему вы расстались? Вы продолжаете оставаться его музой, он продолжает вас снимать, но вы больше не вместе…
– У нас, Оля, какой-то "Караван историй" получается… Я дружу с одной актрисой, которую очень люблю. У нее сложные отношения с мужем. Я не читала, но мне пересказали ее интервью в "Караване". Я спросила: как это ты так?.. Для меня подобные интервью – некий моральный эксгибиционизм. Мне объяснили, что люди делают это за деньги…
– Вы должны заплатить или вам?
– Платят им. А они за это рассказывают про свою частную жизнь… Возвращаясь к Сергею Александровичу – если бы не встреча с ним, конечно, моя жизнь сложилась бы по-другому. Лучше или хуже, это я не могу знать, потому что я только этот вариант своей жизни знаю, но по-другому. Как, впрочем, если бы не влияние других людей, главных людей в моей жизни, – это и мои родители, и моя дочь… Если б не она, я тоже была бы другой. Все меня формировало. А причина развода? Даже не знаю, развод ли это. Мы как бы отошли в бытовом смысле друг от друга, друг с другом не живем, но работаем вместе, у нас много всего в жизни вместе. Я бы назвала его одним из самых близких товарищей и друзей. Я думаю, это очень правильный способ расходиться людям…
Плач о Янковском
– Последняя работа с Соловьевым – фильм "Анна Каренина", где вашим партнером был Олег Янковский. Все только-только произошло, и мы, конечно, не можем обойти эту горькую тему…
– Я бы даже хотела с этого начать…
– Я тоже думала: начать с него или с вас… но разговор о вас… Я видела на панихиде столько слез! Уж не говорю, как плакали внуки Янковского. Но как плакали Гармаш и Машков!.. Что такое для вас был Янковский как партнер, как человек?
– Я плачу, как Гармаш и как Машков… Между нами была дистанция, поскольку он умел держать дистанцию. Но я бы сказала, единственное плохое, что он сделал, – это то, что он умер. Его место никто не может занять. Говорят: умер гениальный русский артист. Все три слова правильные. В "Анне Карениной" со мной и Саша Абдулов снимался, и Олег Иванович. И так горько… Кроме того, что Олег гениальный артист, он еще и совершенно особенный человек. Невероятного человеческого слоя. Как бы даже и не артист. Для меня удивительно, что он ушел. Грех говорить, но Саша Абдулов мятежно жил, это была стихия, он всегда на свою голову искал приключения, на него смотреть было страшно, такое самоистребление, на разрыв аорты. И в конце, когда возникла семья, девочка родилась, все это вдруг как счастливый финальный аккорд… Но Олег Иванович – у него внутри хронометраж был, он никогда не делал ни одного лишнего, ненужного движения, ни человеческого, ни профессионального, никакой суеты, никакого перебора… Я как-то слышала, Леня Ярмольник говорил о нашей общей бесшабашности по отношению к своему здоровью. И я как доктор… Вот вы спрашивали: кто я? Скорее всего, внутри себя доктор. Я медицинское образование вообще ставлю выше других, оно очень ценное. Доктором нельзя перестать быть…
– Мы знаем писателей-врачей, актриса-врач – уникальный случай…
– Медицина – пограничная область понимания человека, философии… Думалось: если бы не такая беспечность Саши Абдулова, такое наплевательское к себе отношение, такой темп жизни!.. Но Олег Иванович всегда казался очень разумным!.. А что-то не сложилось.
Каренин
– Как вам работалось с ним на площадке?
– Мы снимались вместе в картине "Храни меня, мой талисман", в картине "Тургенев", которая не закончилась, прервалась, и в "Анне Карениной". Эту картину можно было бы назвать "Каренин". И я так понимаю, это было сознательное прочтение Сережей Соловьевым романа Толстого. Янковский сыграл гениально. Захватывает дух от его исполнения роли Каренина. Все акценты в фильме смещены в эту сторону…
– Такая крупная фигура?
– Очень крупная. Такая, как была у Толстого написана. Большой человек, большой судьбы, большой карьеры, большого ума, большого внутреннего понимания того, как должно быть. И он делает все, как должно быть. Картина заканчивается не гибелью моей героини, она заканчивается Карениным.
– А момент самоубийства?
– Он есть, но финал – Каренин с дочкой и сыном в доме. Общаясь лет пять на тему Карениной со многими людьми, читающими и не читающими, я встречала упрощенное представление: мол, это история о том, как женщина изменила мужу и в итоге оказалась под колесами поезда. Роман, конечно, не об этом. И кино не об этом. Кино о любви. Многосложной. Анны к Вронскому, Анны к Каренину. Потому что она любила мужа…
– Ваши сцены с ним – что это было? Если человек, о котором вы говорите, что он гениален, и вы, которая о себе не может так сказать…
– Ну да, я еще в здравом уме…
– Или в нем была простота?..
– Вы верное слово нашли: простота. Из всех моих партнеров, с которыми доводилось сниматься, а это большие артисты, не в обиду и не в укор им будь сказано, с Олегом Ивановичем было проще всего. Саша Абдулов – удивительный партнер, он, как футболист, всегда пас дает. Он командный и очень быстрый. Он много умел брать на себя, очень себя по-мужски вел. А Олег задавал такой уровень, что я не могла прийти, например, на съемку, не зная текста. С Сашей – импровизация, азарт, хулиганство, веселье. Олег Иванович тоже очень остроумный человек, но другой, у него такой тонкий юмор, англичанин во всем – в манере одеваться, держаться, общаться. У него была очень высокая актерская школа, и рядом с ним нельзя было быть шпаной. Этот корсет, который на меня надевали в роли Анны, он и внутри меня существовал. Я себя часто неуверенно чувствую на площадке. Всегда помню, что я не профессионал, по наитию многие вещи делаю. Сережа как-то не работает со мной как с профессиональной актрисой. Но Анна Каренина – это же не просто девочка в сложившихся обстоятельствах. Особенно рядом с мужем-Янковским. Надо было соответствовать…