Летом 1920 года Бунин познакомился с П. Б. Струве. Петр Бернгардович приехал из Крыма в Париж для переговоров с Францией о признании правительства Юга России, которое возглавлял А. В. Кривошеин, главнокомандующим армией был генерал П. Н. Врангель. Струве состоял управляющим внешними сношениями (министром иностранных дел); переговоры были успешны.
Пятнадцатого июня П. Б. Струве пригласил Ивана Алексеевича и Веру Николаевну в Café Voltaire. В этом доме, пишет Вера Николаевна, жил Камилл де Мулен (о нем Бунин написал рассказ), а в этом ресторане часто бывал историк М. М. Ковалевский. Петр Бернгардович, по ее словам, "человек обаятельный, он остроумен и тонок" (Дневник П, 14). К Бунину относился "любовно"; предложил ему возглавить национальную лигу, Иван Алексеевич попросил прислать программу.
По возвращении в Крым Струве прислал из Севастополя 26/13 августа телеграмму Бунину; в письме 1/14 августа он сообщал: "Переговорив с А. В. Кривошеиным, мы решили, что такая сила, как вы, гораздо нужнее сейчас здесь у нас на Юге, чем за границей. Поэтому я послал вам телеграмму о вашем вызове".
Что ответил Бунин, неизвестно. В Крым не поехал. В ноябре армия Врангеля потерпела поражение в сражении за Перекопский перешеек. По словам Веры Николаевны, чувство такое, будто "теряешь близкого человека" (Дневник II, 18). Вскоре "Правительство Юга России" пало.
Бунин сотрудничал в издательстве "Русская земля", которое было создано в Париже в 1920 году. Оно напечатало его книги "Господин из Сан-Франциско" (1920), "Деревня. - Суходол" (1921), "Чаша жизни" (1922). Он также взял на себя обязательства по редактированию классиков, издаваемых парижским "Объединением земских и городских деятелей". Оно выпустило книги: "Русские писатели", под редакцией академика И. А. Бунина, т. 1. Фонвизин. - Капнист. - Грибоедов; "Русским детям", народные песни, сказки, шутки.
Бунин с первых лет эмиграции, как и до этого, с беспокойством наблюдал за тем, что происходило в России. Он не безмолвствовал, когда писатели - русские или европейские - мирились с большевистским режимом или, подобно Горькому, восхваляли этот режим и советских вождей.
В 1920 году Иван Алексеевич выступил с резко полемической статьей против Горького "Суп из человеческих пальцев. Открытое письмо к редактору газеты "Times"". В ней он приводит текст письма Горького к английскому писателю Герберту Уэллсу. Горький возмущался заметкой какого-то англичанина в газете "Таймс", писавшего, что во время поездки в Россию он в одной из коммунальных столовых в Петербурге ел суп, в котором плавали человеческие пальцы. Горький обращается к Уэллсу: "Мы, русские, все-таки еще не дошли до каннибализма, и я уверен, не дойдем, - а Европа нас не понимает и хочет задушить". Бунин, возражая Горькому, пишет:
"Горьковская Россия ужаснула и опозорила все человечество. Мы, бежавшие из этой прекрасной страны не будучи в силах вынести вида ее крови, грязи, лжи, хамства, низости, не желая бесплодно погибнуть от лап русской черни, подонков русского народа, поднятых на неслыханные злодейства и мерзости соратниками Горького, мы, трижды несчастные, с ужасом принуждены свидетельствовать, что совсем, совсем не так твердо уверены в том, в чем будто бы так уверен Горький". По словам Бунина, ссылающегося на заключение врачей психиатров Пироговского съезда в Харькове, "целым будущим поколениям России грозит маразм и вырождение".
В статье "Несколько слов английскому писателю" Бунин полемизирует с Уэллсом, который рассказывал в еженедельных заметках о своем путешествии в Россию в 1920 году и написал книгу "Россия во мгле" (1920). Уэллс одобрял октябрьский переворот 1917 года и говорил о будто бы благотворном влиянии власти большевиков на жизнь в России. Бунин писал:
"…А богатейшую в мире страну народа пусть темного, зыбкого, но все же великого, давшего на всех поприщах истинных гениев не меньше Англии, сделали голым погостом…"
Е. Чириков в статье "О Горьком, Уэллсе и честности" поддержал Бунина в его споре с этими писателями. Бунин напечатал о Горьком другие статьи в газете "Общее дело" (№ 89, 24 сентября 1920 года, № 369, 21 июля 1921 года).
Бунин также выступил в защиту калмыков, подвергавшихся репрессиям .
О расстреле адмирала А. В. Колчака он с горечью писал: "Настанет время, когда золотыми письменами, на вечную славу и память, будет начертано Его имя в летописи Русской Земли".
Расстрелы, "позор и ужас наших дней" печалили Бунина, как в недавние годы, когда все это было зримо для него каждодневно. На панихиде по генералу Л. Г. Корнилову (13 апреля н. ст. 1921 года), одному из организаторов Добровольческой армии, - которому только измена Керенского помешала ликвидировать власть большевиков в Петербурге, - Бунина "ужасно волновали молитвы, пение, плакал о России". Плакал при пении и на панихиде по Колчаку (25 января/5 февраля 1922 года).
РОССИИ
О, слез невыплаканных яд!
О, тщетной ненависти пламень!
Блажен, кто раздробит о камень
Твоих, Блудница, новых чад,
Рожденных в лютые мгновенья
Твоих утех - и наших мук!
Блажен тебя разящий лук
Господнего святого мщенья!
22. VIII.22. И. А. Бунин
О всяческом приспособленчестве по отношению к новым властям в России Бунин писал бескомпромиссно.
Статью "Записная книжка" 20 июня 1921 года (Общее дело, № 339) Бунин начинает словами: "Опять о Горьком! Ну, что ж, и мы опять…" - Горький жил под Берлином. В Германию приехал летом 1921 года, потом он отправится на Капри. В эмигрантской прессе можно было прочитать, что Горький стал либеральнее, будто бы в чем-то расходится с большевиками. Бунин высветил в этой статье ошибочность таких суждений и беспринципность Горького.
Семнадцатого июля ст. ст. (30-го н. ст.) Иван Алексеевич и Вера Николаевна прибыли в Германию, в Висбаден; поселились в одном доме с Мережковскими. "Мы с Яном разъединены, - писала в дневнике Вера Николаевна. - Он в 7 номере, я в 10. Между нами Мережковские. <…> Обедаем все за одним столом". Между ними часто велись споры о литературе, о России, о Толстом. Гиппиус рассказывала о Блоке, об его личной жизни. Она была хорошо с ним знакома. "Сойтись с Блоком, - по ее словам, - было очень трудно. Говорить с ним надо было намеками", - записала Вера Николаевна беседу с Гиппиус. "Мережковский ставит Блока высоко, - продолжала Вера Николаевна, - за то, что он "ощущал женское начало"". Далее он говорил: "Мы считаем Бога мужским началом. А ранее, во времена Атлантиды, Богом считали женское начало. И вот Блок ощущал это. Он знал тайну. Когда он входил, то я чувствовал за ним Прекрасную Даму".
Ян возразил: "Ну, да, вы это чувствовали, когда видели его. Но я его не видал, а по стихам я не чувствую этого <…> Зинаида Николаевна все сводила разговор на мирный тон. И все добивалась, как Ян относится к Соловьеву и признает ли он его?
- Соловьева признаю, у него есть стройность. Хотя вы сами согласитесь, что у него есть и слабые стихи.
Они согласились. Мы посидели еще немного <…>
Ян пришел ко мне и сказал возмущенно:
- Я хочу судить произведения, а мне суют, что, когда он входит, за ним чувствуется "Прекрасная Дама" или "Великий инквизитор". Да это совсем другое и ничего общего с искусством не имеет".
Пятнадцатого сентября н. ст. 1921 года Бунин и Вера Николаевна уехали из Висбадена в Париж.
Бунин узнал из газет 7/20 декабря 1921 года о кончине брата Юлия Алексеевича. Прочитав, пишет Вера Николаевна, "сильно вскрикнул. Стал ходить по комнате". Говорил, что он "вывел его в жизнь", а теперь "вся его жизнь кончилась: ни писать, ни вообще что-либо делать он уже не будет в состоянии" . Сразу похудел. Был растерян.
Последние годы для Ю. А. Бунина были трудные. Он болел; не позднее декабря 1920 года его поместили в Здравницу № 2, близ Смоленского бульвара, 3-й Неопалимовский переулок, дом 5. Он просил Н. Д. Телешова похлопотать перед наркомом здравоохранения Н. А. Семашко, чтобы его оставили здесь бессрочно, и это, по его словам, "буквально спасет" его от смерти (письмо Телешову от 26 декабря 1920 года). Он не мог уйти на свою квартиру, где "температура ниже нуля, дров нет ни одного полена, да если бы они и были, - пишет он Телешову 23 февраля 1921 года, - то ни пилить, ни рубить" он не может. Затем квартиру "уплотнили" и податься было некуда. 29 апреля 1921 года Ю. А. Бунин сообщал Телешову: "Третьего дня я ушел из "Здравницы" и переселился в 4-й Дом Инвалидов, находящийся в Теплом переулке в доме № 3"; компания - "один генерал, другой полковник, третий дьякон и проч.; всего в комнате, считая меня, шесть человек <…> Мои сожители очень больной и нелюдимый народ, стонут, кряхтят, бредят и вследствие этого беспокойны и часто мешают заснуть. Во-вторых, и это главное, питание плохое и далеко не достаточное. Хлеба выдают полфунта, масла и иных жиров совсем нет. Сахару нет…". Зимой холодно.
В 1921 году в Париже вышел сборник рассказов Бунина "Господин из Сан-Франциско". Это издание вызвало многочисленные отклики во французской прессе. Привожу некоторые из них.
"Бунин <…> настоящий русский талант, кровоточащий, неровный и вместе с тем мужественный и большой. Его книга содержит несколько рассказов, которые по силе достойны Достоевского" (Nervie, декабрь 1921 года). "Весь талант Бунина, бесспорно, очень велик, он рисует перед нами картину всего человечества в целом и русского народа в частности - в пессимистической манере" (Aujourd’hui et demain, март 1922 года).
"Господин Бунин, писатель великолепно одаренный, прибавил еще одно имя, мало известное во Франции, к <…> самым большим русским писателям" (Revue de L’Epoque, май 1922 года).
"Очень восхищался Буниным, - пишет Г. Н. Кузнецова, - австрийский поэт и писатель Райнер Мария Рильке. Он даже в свое время написал статью о "Митиной любви"… Помню, И. А. показывал мне ее" (это была не статья, а письмо Рильке, адресованное Л. П. Струве).
Новые произведения, появлявшиеся из года в год, привлекали к Бунину все большее внимание и переводились на иностранные языки.
Газета "Clarté" писала 15 июля 1922 года: "Ив. Бунин… великий поэт и великий романист".
Отзыв "Таймс" ("The Times", London, 17 May 1922) привлек особенное внимание Бунина, он сделал выписки и следующим образом пересказал его содержание:
"Изложение с восклицаниями перед" ""силой, богатством и величием" рассказа "Господин из Сан-Франциско"". В конце: ""Bunin is certainly one of the most important of the Russian writers". - "Бунин, конечно, один из самых замечательных русских писателей"".
По поводу другой статьи, в "The Nation and the Athenaeum" (London, June 1922), Бунин писал:
"Большая статья. Изложение книг "Господина из Сан-Франциско" и "Деревни" (первой - по английскому переводу, второй - по переводу французскому). Все пересыпано большими похвалами: "Новая планета на нашем небе!..", "Апокалипсическая сила…"" В конце: ""Bunin has earned а place in the literature of the world". - "Бунин завоевал себе место во всемирной литературе"".
Ромен Роллан писал журналистке и общественной деятельнице Луизе Круппи 20 мая 1922 года:
"Какой гениальный художник! Но несмотря на все, какое возрождение русской литературы демонстрирует он! Какие новые богатства колорита, всех ощущений!"
Французский поэт и романист Анри де Ренье в литературном образе "La vie littéraire" (Figaro, Paris, 8 janvier) говорит о Бунине: искусство Бунина, "с его глубиной, с его изобразительной силой, искусство таинственное, тонкое и могучее, предстает во всей своей зрелости <…> Конечно, люди не прекрасны и не добры, но разве вокруг них нет красоты? Есть деревья и цветы, небо и свет, текущие воды, плывущие облака; есть времена года: весна - время обновления, осень - время увядания, лето с его полнотой бытия, зима с бесконечными снегами, с судорожными объятиями морозов, с короткими днями и долгими ночами, усыпанными ледяными звездами, с темными, алмазными ночами, с холодом, который представляет собой и живое существо и в то же время аромат; обо всем этом г-н Бунин дает такое представление, дает нам почувствовать это физически. Г-н Бунин глубоко понимает язык вещей, к которому так чутко прислушивается г-н Огюст Каба в своей очаровательной книжке, о которой я только что говорил. У г-на Бунина понимание природы сочетается с проникнутой горьким чувством проницательностью, какою отмечено его знание человека" .
Интерес к Бунину писателей, представляющих славянские литературы, был также пристальный и неизменный. Его переводили, о нем писали в Чехословакии, Польше и на Балканах. Польский поэт и писатель Ярослав Ивашкевич находил многое близким себе в творчестве Бунина, созвучным собственным настроениям. Об этом он говорит в предисловии к своему переводу "Суходола". Ивашкевич писал мне 15 декабря 1965 года, что творчество Бунина "близко" ему "по духу".
Близко оно было также одному из крупнейших писателей в современной болгарской литературе - Константину Константинову. Он писал мне 14 августа 1966 года, что он перевел некоторые стихи Бунина и рассказ "Косцы". "Я всегда считал, что этот автор - такой тонкий и совершенный художник - почти непереводим даже в прозе, и я не смел коснуться его работ, чтобы их не испортить, которые я так люблю и ценю".
Константин Константинов писал о Бунине в своей книге "Путь сквозь годы" (Път през годините, втора част, София, 1962), рассказывая о его пребывании в Болгарии в 1920 году.
Жить постоянно в большом городе было не в натуре Бунина. В Париже он не мог бы писать. Летом и осенью 1922 года он и Вера Николаевна жили в Сен-Клу вблизи города Амбуаз (Шато Нуарэ). Городок, писал Бунин, "знаменит своим замком и тем, что в нем жил четыре года и умер Леонардо да Винчи. На самой окраине его мы сняли с одним товарищем по профессии старинное имение (некогда древний монастырь)". Сняли - с Мережковскими.
О том, что они переселились в Амбуаз (9, rue de Tours, Amboise, Indre et Loire), Бунин сообщал П. Б. Струве 3/16 июля 1922 года. Здесь он, писал Л. Ф. Зуров, живший долгое время в доме Бунина, "вернулся к литературной работе, - начал писать стихи… Он продолжал работать, вернувшись в Париж. Но для большой работы нужна была деревня и одиночество".
Четырнадцатого мая 1923 года Бунины сняли виллу Mont-Fleury, которая "стоит высоко над Грассом, в большом саду, где растут пальмы, оливки, хвойные деревья, черешни, смоковницы и т. д. Вид божественный, - писала Вера Николаевна, - на Средиземное море, на Эстерель"; 17 мая переехали на эту дачу. Бунин потом скажет:
"…Я так бесконечно счастлив, что Бог дал мне жить среди этой красоты".
В дневнике записал:
"Ночью с 28 на 29 августа (с 9 на 10 сентября) 1923 г. Проснулся в четыре часа, вышел на балкон - такое божественное великолепие сини неба и крупных звезд, Ориона, Сириуса, что перекрестился на них" .
В Грассе церкви, дома - древние; улочки, дворы - совершенно итальянские, на базаре часто слышна итальянская речь.
Жили здесь больше года; Бунин сообщал Б. К. Зайцеву "1 октября собачьего стиля 1924 г.":
"… С villa Mont-Fleuri нас на днях прут <…>, в понедельник шестого перебираемся к Мережковским (у них вилла до первого ноября). В Париже надеемся быть в самом начале ноября на прежнем месте" - на улице Jaques Offenbach.
В 1924 году поселились на вилле "Бельведер". О "Бельведере" Зуров пишет:
"Он долго искал места для жизни, как птица ищет место для гнезда. И вот высоко, на склоне горы, над Грассом, в виду смягченного далью моря, на старой, укрепленной серыми камнями террасе, он нашел затерянный в старом саду провансальский дом. Здесь он прожил многие годы, здесь он написал книги: "Роза Иерихона", "Митина любовь", "Солнечный удар", "Божье древо", "Жизнь Арсеньева"" .
На "Бельведере" дом глухой стеной был "обращен на север, а окнами - к морю, на юг. Справа внизу город" - Грасс.
Вера Николаевна писала брату Д. Н. Муромцеву 19 сентября 1935 года в Москву, что вилла им "нужна так же, как было нужно Глотово или Капри для Яна. Ведь ты знаешь, что работать он может только в уединении, и когда это уединение нам по вкусу, чтобы было спокойно и весело. Почти все созданное им за эти годы создалось здесь. Одно время мы думали расстаться с этим местом… но я видела, как Ян от этого страдает, ему жаль его простого большого кабинета, очень спокойного, с чудным видом…" .