Красавицы не умирают - Людмила Третьякова 3 стр.

И вот одна-одинешенька, без денег и теплой одежды, то идя пешком, то подсаживаясь на телегу к какому-нибудь доброхоту, Параша добирается в конце концов до Петербурга. Более того, она вознамерилась лично передать чело­битную императору. В 1804 году долгожданная встреча, несмотря на все препятствия, состоялась. Дело было пере­смотрено, и правда восторжествовала.

Разумеется, в коротком изложении все это звучит рождественской пасторалью. Недаром спектакль "Параша Сибирячка" пользовался ни с чем не сравнимой популяр­ностью. Люди любят почти сказочные истории со счастли­вым концом. Но ведь все это произошло на самом деле! И не надо иметь богатое воображение, чтобы представить, каково досталось девушке. Так вот, самое деятельное уча­стие в ее судьбе приняла Татьяна Васильевна: и приласка­ла, и обогрела, и деньгами ссудила. И этот случай был не единственным. Известно имя еще одного человека - без кола, без двора, - кому княгиня не дала умереть под за­бором. Звали его Борис Федоров. Обыкновенное имя, обыкновенный человек. И стал этот человек поэтом, дра­матургом, романистом, критиком, словом - литератором. Звезд с неба не хватал - это правда, но все-таки прожил совсем небесполезную жизнь во многом благодаря "скупой старухе Юсуповой". Да-да, именно так скорое на распра­ву людское мнение окрестило Татьяну Васильевну. Дей­ствительно, балов Юсупова не устраивала, в долг не дава­ла, очень порицала мотов и беспечных хозяев-помещиков, у которых народ по деревням, особенно весною, соломою да подаяниями питался.

Кстати, Юсупова прекрасно понимала, что обилие бар­ских закромов зависит от того, как живет крестьянин, хо­рошо ли ест, крепко ли его хозяйство. Заботясь о благо­получии своих 20 тысяч крепостных, Юсупова оказалась куда дальновиднее многих помещиков, выжимающих из своих деревень все до капли.

Татьяна Васильевна на удивление дельно вела хозяйство и получала немалый доход. Женщины ее времени были весьма далеки от вопросов экономики, реализации сельско­хозяйственной продукции, прибыльного вложения капитала. На их фоне княгиня Юсупова выглядела редкою птицей, и за ней прочно утвердилась слава "дамы-финансиста". Сосе­ди и знакомые ездили к ней потолковать о делах и получить совет в самых запутанных вопросах.

Занимаясь хозяйством и благотворительностью, Юсу­пова не забывала тем не менее о своей давней страсти: ма­стера-камнерезы по ее указанию занимались нанесением на полудрагоценные камни эмблем, девизов, надписей. Трудно было лучшим образом удружить княгине, нежели презентовать ей мудрое и краткое изречение, которое тут же увековечивалось на каком-нибудь агате. У Юсуповой образовалось таким образом целое собрание разных камней. Она была довольна - камнерезы получали работу, а потомки -- память о ней.

Татьяна Васильевна, не чуждая тщеславия, весьма опа­салась, что после смерти ее скоро позабудут. Такие мысли подвигнули ее к поступку, весьма позабавившему москви­чей. Все вдруг заметили, что шустрые мамзели с Кузнец­кого моста зачастили в дом княгини. Татьяна Васильевна стала появляться в обществе в модных туалетах из дорогих тканей. На балах ей делали комплименты и бились в до­гадках, чему бы приписать такое неожиданное щегольство. Княгиня простодушно раскрыла секрет: "Вот умру, так что мои люди будут донашивать? Пусть уж в новом поще­голяют - меня лишний раз вспомнят".

Если дворовым девушкам предназначалась одежка с барского плеча, то молодой невестке, жене сына, урож­денной Нарышкиной, Татьяна Васильевна оставила беспо­добную "Перегрину", шкатулки с алмазами и предания о своей невеселой женской доле. Впрочем, неверного мужа, которого пережила на десять лет, Юсупова вспоминала без сердечной досады. "Милосердный Бог посылает нам скорби для испытания нашей веры и терпения", - любила повторять она.

...Мужчины куда в меньшей степени охотники переби­рать в памяти прошлое: старый князь Юсупов до послед­него часа жил в свое удовольствие. Правда, его донимала любовница-француженка, служительница Мельпомены и верная подданная Бахуса. После посещения княжеских погребов мамзель била севрский фарфор, ругалась и швы­ряла в своего патрона туфлей. Тот все терпел из уважения к ее восемнадцати годам.

Николай Борисович так никогда и не утратил интере­са к жизни. За пять месяцев до смерти его видели на вечере у Александра Сергеевича Пушкина, недавно же­нившегося.

Что ни говори, Юсуповы были схожи в своем жизне­любии: Татьяна Васильевна умудрилась не превратиться в сварливую старуху и нудную моралистку. Когда она умерла, все удивились: да неужто ей было полных семьдесят два года? Еще вчера княгиня, сохранив отблески давнего очарования, покоряла живостью ума, сердца и любез­ностью в обхождении.

* * *

Знаток петербургского света граф В.А.Соллогуб вспоми­нал, что царствование Николая I, начавшееся так мрач­но - восстание декабристов, казнь, ссылки, ужас в обеих столицах, - в конце концов несколько смягчилось. Жизнь обитателей уютных особняков вошла в свои обычные бере­га. "Празднества сменялись празднествами, - пишет он, - и отличались, как водится в этом случае, необык­новенным великолепием. В те времена имена светских кра­савиц не были еще достоянием газетчиков и упоминать о них в газетах считалось бы верхом неприличия, но в устах всех были слышны имена графини Завадовской, Фикельмон, урожденной графини Тизенгаузен, дочери в то время известной в петербургском свете Елизаветы Михайловны Хитрово, одной из пяти дочерей фельдмаршала Кутузова, фрейлины княжны Урусовой и девицы Нарышкиной, впоследствии княгини Юсуповой. Все четыре были красавицы писаные..."

Брак с сыном екатерининского вельможи добавил блеска представительнице знатного рода Нарышкиных: Зинаида Ивановна стала наследницей несметных юсуповских сокровищ. По отзывам А.В.Мещерского, молодая княгиня Юсупова "по своей красоте, богатству и положе­нию в обществе считалась звездой первой величины". Та­ким образом, драгоценный камень получил достойную оправу.

Зинаида Ивановна Юсупова

...Ничто так не дает женщине ощутить свое всевластие, как зеркало, отражающее прекрасное лицо, сундуки, пол­ные сокровищ, и титул, заставляющий склоняться в поклоне. Как часто, однако, обладание слишком многим стано­вится благодатной почвой для расцвета не лучших сторон характера. Счастливо одаренная судьбою, Зинаида Ива­новна этого убереглась. Она была приветлива, проста в обращении и прямодушна, что так выгодно отличало ее от светских дам. Этой чертой Зинаида Ивановна покорила Александра Ивановича Тургенева: "Мила своей откровен­ностью..." Павел Андреевич Вяземский описывал жене бал у Голицыной, "украшенный Юсуповой". На этом ба­лу, кстати, был и Александр Сергеевич Пушкин. Знаком­ство с Зинаидой Ивановной и ее мужем стало продолже­нием давних и теплых отношений со стариками Юсуповы­ми: "архангельским" князем и его женой.

Красота, ум, желание и умение заниматься делами по­лезными, созидать - все это соединилось в Зинаиде Ивановне. Она была истинной Юсуповой - если не по рождению, то по пристрастию к искусству и людям, его творящим. Юсуповы умели ценить не только матовое мер­цанье "Перегрины", но и клочок бумаги, исписанный ру­кою Бомарше.

Еще вельможный хозяин Архангельского начал соби­рать автографы, понимая, как важно уберечь в этих ма­леньких приметах человеческого скоротечного бытия па­мять о талантах, которых, как и чистой воды бриллиантов, всегда мало.

Письма, книги с посвящениями, альбомы с рисунками и стихами. Даже обычные записки - все священно, к че­му прикоснулась рука избранных Богом. Зинаида Иванов­на с энтузиазмом продолжала пополнять семейную кол­лекцию. Теперь кроме полотен западных художников здесь все чаще появляются картины русских мастеров. Альбомы Юсуповой заполняются современниками, тво­рившими русскую культуру. Это круг пушкинских литера­турных друзей и знакомых: П.А.Вяземский, И.А.Крылов, И.П.Мятлев, И.И.Козлов, В.А.Соллогуб.

Княгиня очень хотела иметь автограф Пушкина. И вот она получает конверт от Василия Андреевича Жуковского:

"Имею честь послать вам, княгиня, отрывок, писанный рукою Пушкина: это своего рода биография его друга Дельвига... Прилагаемый отрывок - моя собственность: я нашел его в своих бумагах и с удовольствием уступаю его вам. Теперь я уверен, что останусь в вашей памяти, ибо буду закреплен в ней именем Пушкина.

Жуковский".

...Подарок являлся бесценным, тем более что поэта уже не было в живых. Пять листков, исписанных летящим почерком, возвращали княгиню к недавнему прошлому. Год, другой назад... Январь тридцать седьмого. Черный январь. Обведенное траурной рамкой: "Солнце русской поэзии закатилось! Россия потеряла Пушкина..."

Эти напечатанные в "Современнике" строки вызвали в Петербурге разные чувства. Граф Уваров: "Солнце поэ­зии"! Помилуйте, за что такая честь? "Пушкин скончался... в середине своего великого поприща". Какое такое это по­прище! Разве Пушкин был полководец, военачальник, ми­нистр, государственный муж?! Писать стишки не значит еще... проходить великое поприще".

Да. Все так и было: общество разделилось на партию Пушкина и партию Дантеса. Для кого-то убийца - "бедный Жорж". Были и такие, которые, принадлежа к друзьям поэта, пребывали в растерянности, не подавая своего голоса в защиту его имени.

Тот самый Федоров, которому помогала старая княги­ня Юсупова, свидетельствовал: "Зинаида Ивановна с жа­ром вступилась за славу Пушкина в петербургских сало­нах, не давая никому усомниться в том, чью сторону она принимает". И в этом вся княгиня: самостоятельная, пыл­кая, всегда верная себе, своим антипатиям и своим привя­занностям!

Зинаида Ивановна, как и свекровь, поддерживала от­ношения с ее подопечным Федоровым. Может быть, оно и не стоило упоминаний, но факт примечательный: среди светских знакомых, среди блистательного окружения - незнатный, малоизвестный, бедный поэт, человек явно не ее круга. С ним, литературным Башмачкиным, утончен­ная аристократка сохраняет дружеские отношения на долгие десятилетия! Страницы ее альбома так же откры­ты для скромного Федорова, как и для великих совре­менников.

...В 1832 году художник Григорий Чернецов получил заказ от Николая I на создание огромной картины, изоб­ражающей парад на Царицыном лугу.

Пять лет отдал Чернецов этой работе. Он задался целью показать всех чем-нибудь примечательных современников-петербуржцев. Здесь люди разные, но не слу­чайные. О каждом из них говорят в обществе: о Петре Телушкине, например, который в 1830 году без лесов, с помощью одной лишь веревки починил крест на шпиле Петропавловской колокольни.

В середине полотна Александр Сергеевич Пушкин вместе с Жуковским, Гнедичем и Крыловым, Алексей Николаевич Оленин, президент Императорской Академии художеств. Да разве о каждом из 223-х расскажешь? И надобности такой нет - в данном случае нас интересуют только прекрасные дамы, которых художник "пригласил на полотно".

Не забудем, что картину заказал сам Николай I. Это обязывало Чернецова быть особенно тактичным. Известно, что венценосец - большой поклонник женской красоты. Вот почему на картине только те, про кого говорили или писали: "знаменитая красавица", "славилась своей красо­той", "одна из первых красавиц своего времени".

...Госпожа Кох стала героиней громкого происшествия в Петербурге. Ее, ученицу балетных классов театрального училища, похитил офицер Васильев для своего друга пору­чика князя Вяземского.

Дерзкий похититель был сурово наказан - его пере­вели на Кавказ под пули горцев, где он вскоре и погиб. Влюбленный князь, отсидев свое на гауптвахте, вышел на волю влюбляться дальше в воздушных жриц Терпсихоры. Тем более что девица Кох упорхнула в Копенгаген, стра­шась гнева Николая I: все знали, что театральное училище с его воспитанницами - вотчина мужской половины им­ператорской семьи.

...Вот хорошенькая балерина Екатерина Телешова. Среди ее многочисленных поклонников знаменитый гене­рал-герой Милорадович, который на потеху черноглазой прелестнице, как говорили, "кричал петухом". Александр Сергеевич Грибоедов писал в письме: "Телешова в три-четыре вечера меня с ума свела". Из-за нее случилась кровавая дуэль.

...Здесь же на картине актриса Анна Степанова. Ее прелестное лицо осталось не только у Чернецова, но и на изделиях императорских фарфоровых заводов. Ходили слухи, что она была любовницей Николая I. Умерла от ча­хотки совсем молодой, в двадцать два года.

Среди представительниц "большого света", разумеется, женщины тоже знаменитые, жизнь которых давала обиль­ную пищу для разговоров. Взять хотя бы Татьяну Бори­совну Потемкину. Красавица, каких поискать, она на балы не ездила и вообще сторонилась светских развлечений. Все свое время и огромные средства отдала благотворитель­ности. В Петербурге не было богоугодного заведения, где не знали бы эту прелестную женщину с огромными груст­ными глазами. Император, как писали, "дал ей позволение обращаться непосредственно к нему всякий раз, когда это потребуется". Она и обращалась. Порой это давало со­вершенно неожиданные результаты. Однажды Потемкина выхлопотала прощение шестидесяти крестьянам, сосланным в Сибирь за бунт. Разумеется, неожиданное возвращение мужей к женам после долгого и, казалось, безвозвратного отсутствия породило много комичных и драматичных эпи­зодов.

У другой дамы с картины - Любови Васильевны Су­воровой - была совсем иная репутация, нежели у Потем­киной. Жена внука знаменитого полководца была на ред­кость хороша собой и столь же легкомысленна. Пушкин упоминает о ней в своем дневнике 6 марта 1834 года: "В городе много говорят о связи молодой княгини Суворовой с графом Витгенштейном... Суворова очень глупа и очень смелая кокетка, если не хуже..."

Григорий Чернецов предоставил нам редкую возмож­ность увидеть Зинаиду Ивановну в толпе своих соотече­ственников. Да и как художник мог обойти ее вниманием? Юсупова слишком заметна на фоне петербургской жизни тех лет. Современники упоминают в своих мемуарах ее дом, где давались едва ли не самые роскошные балы в го­роде. Она в самом расцвете - двадцать с небольшим лет! - своей тонкой, классической красоты. Разумеется, у нее масса поклонников, и среди них тот, имя которого светские сплетники стараются не упоминать, а лишь подымают глаза к небу. Государь!..

Не близость ли имен венценосца и Юсуповой и опре­делила ее место на картине Чернецова?

Престарелые красавицы обычно сжигали свою любов­ную переписку. Зинаида Ивановна с обычной для нее смелостью этим пренебрегла.

Царь предлагал княгине, между прочим, провести лето рядом с ним. Для этого павильон "Эрмитаж", который скрывался в тени лип Царскосельского парка, отдавался в полное ее распоряжение. Вероятно, Зинаиде Ивановне этого никак не хотелось. Княгиня отказывается от лестного предложения. Ее аргументы граничат с дерзостью: у нее достаточно имений, чтобы самой выбрать, где поселиться.

...Безусловно, Зинаида Ивановна была женщиной сильных страстей. Она в полной мере обладала способ­ностью совершать из ряда вон выходящие поступки. Се­мейные предания сохранили историю о том, как велико­лепная красавица влюбилась в государственного преступ­ника и, когда тот был приговорен к заключению в Свеаборгскую крепость, поехала за ним. Она купила дом на холме как раз напротив тюрьмы и могла каждый день ви­деть окно темницы своего возлюбленного.

В 1925 году правнук Зинаиды Ивановны Феликс Юсупов, живший в эмиграции в Париже, в одной из рус­ских газет прочитал о том, что большевики, обыскивая их дом в Петрограде, "нашли в спальне прабабки потайную дверь, скрывавшую гроб с телом мужчины". "Я долго ду­мал о тайне, окружавшей эту находку, - пишет Юсупов. - Мог ли это быть скелет того молодого революцио­нера, которого она любила и прятала у себя до самой его смерти, после того, как облегчила его побег? Я вспоминал, что за много лет до того, когда я в этой самой спальне раз­бирал бумаги прабабки, я испытывал такое странное недо­могание, что позвал лакея, чтобы не находиться там одному".

Как говорил князь Вяземский, если это и неправда, то хорошо придумано...

* * *

...Сменялись поколения и монархи, а среди российской ари­стократии семья Юсуповых продолжала сохранять наиболее видное место. Фантастическое богатство, помимо того, что было накоплено столетиями, к середине XIX века умножа­лось ежегодной прибылью в десять миллионов рублей.

Судьба распорядилась так, что в то время единственной наследницей рода - знатнейшего и богатейшего - была Зинаида Николаевна Юсупова. Она родилась в 1861 году. Кроме гувернантки и учителей, воспитанием девочки се­рьезно занималась и ее мать Татьяна Александровна. Кра­сивая, добрая, остроумная женщина, она отличалась, увы, плохим здоровьем. И, словно предвидя, что век ее будет недолгим, не баловала дочь и с малых лет приучала Зиноч­ку к самостоятельности.

Феликс Юсупов вспоминал забавный случай, очевидно рассказанный ему матерью. Когда той было лет семь, мать поручила ей встретить и занять одного посланника. Важ­ный гость явился в назначенный срок и, поджидая стар­шую Юсупову, не обращал внимания на младшую. Зиноч­ка же старалась изо всех сил, предлагая то чай, то сигары, то бисквиты. Но все ее попытки угостить и развлечь по­сланника натыкались на досадливое "нет". Не зная, чем бы еще удружить гостю, девочка спросила: "Может быть, вы хотите писать?"

Когда ее мать появилась наконец в комнате, она уви­дела обескураженное личико дочери и господина, сотря­савшегося от хохота.

...Действительно, Татьяна Александровна умерла, так и не увидев дочь взрослой женщиной. Из худенькой ма­лышки с серьезным личиком и аккуратно подстриженной головкой Зиночка превратилась в очаровательную девуш­ку. Руки юной княжны Юсуповой искали молодые пред­ставители знатнейших, в том числе и монархических, се­мейств Европы. Разумеется, первая невеста России не знала недостатка в женихах и у себя дома.

Князь Юсупов, обожавший дочь, все более склонялся к тому, чтобы его зятем стал наследный болгарский принц Баттенберг. Но та упорно держалась мысли выбрать мужа по собственному усмотрению. Это вообще отличало Зи­наиду Николаевну: обычно кроткая, уступчивая, в пово­ротные моменты жизни она, не слушаясь никого, поступа­ла так, как подсказывали ей сердце и разум.

Не желая огорчать отца, княжна Юсупова согласилась-таки лично познакомиться с Баттенбергом. Того сопровождал молодой офицер граф Феликс Сумароков-Эльстон. В обязанности последнего входило представить принца будущей невесте и откланяться. Но в конце концов откланяться пришлось Баттенбергу, потому что Зинаида Николаевна с первого взгляда влюбилась в статного кра­савца Сумарокова-Эльстона.

Князь Николай Борисович перечить не стал, хотя в мечтах видел дочь на престоле, а не женой "простого офи­цера связи".

Граф же Феликс Феликсович Сумароков-Эльстон, же­нившись на Зинаиде Николаевне, единственной представи­тельнице рода Юсуповых, получил право для себя и жены после смерти тестя, с декабря 1891 года, называться князьями Юсуповыми графами Сумароковыми-Эльстонами. Княжеский титул и фамилия Юсуповых передавались толь­ко старшему в роде. С 1914 года по воле роковых обстоя­тельств, обрушившихся на семью, они перешли к единствен­ному оставшемуся к тому времени в живых сыну супру­гов - Феликсу Феликсовичу.