Известно подробное описание "домашней казны" Бориса Годунова, причем датируется оно октябрем 1588 года, то есть временем, когда Годунов был еще боярином. Павел Иванович Савваитов, публикуя выдержки из этого документа, перечислил "платье, оружие, ратный доспех и конский прибор" Бориса Годунова. Обращение к описи добавляет новые штрихи к знанию не только о предметах, но и об их владельце - правителе Московского царства. Само появление описи говорит о необычном характере домашнего хозяйства Годунова. Чаще всего об имуществе людей той эпохи мы узнаем из рядных записей с подробным перечислением приданого или духовных грамот - завещаний. Но личные вещи Бориса Годунова, избранного царем, стали со временем частью дворцовой казны, поэтому опись и сохранилась. В ней можно даже легко запутаться, не зная утерянного значения многих слов. Понятно, однако, что хозяин любил и ценил размах и не был чужд роскоши. Шапка с алмазом, в которой Борис Годунов принимал послов, возможно, была собольей "кучмой", украшенной изумрудами, яхонтами и "круживом, низанным жемчугом в шахматы". Хотя у хозяина этого гардероба была не одна "горлатная" (сделанная из меховых горлышек) высокая шапка, а еще и нарядные колпаки, или наурузы, тафьи и даже "шляпа немецкая дымчата". В описи упомянуто несколько богатых боярских шуб, парадных кафтанов-ферязей, кафтанов "турских" из "венедицкого" (венецианского) бархата и много прочих однорядок, опашней, армяков и чуг (кафтанов для выезда с короткими рукавами). Заметно следование моде: вещи больше "турского", "кизылбашского" или "литовского" дела. Редко когда встретится упоминание о их туземном, "московском" происхождении, да и то лишь после того, как будут описаны более дорогие иноземные предметы. В этом хозяйстве можно найти даже "струцье перо" (то есть перья страуса).
Интерес Бориса Годунова к модной при европейских дворах экзотике поддерживался иноземными послами, дарившими русскому правителю попугаев и обезьян. Иногда даже складывается впечатление о том, что Борис Годунов содержал у себя на кремлевском дворе целый зоопарк. Джером Горсей писал, что, стремясь завоевать потерянное расположение правителя, он "поднес" ему в 1588 году в подарках: "пестрого боевого буйвола, 12 бульдогов, двух львов, три своры борзых и три пары другой хорошей породы". Описание этой экзотической живности не попало на страницы описи боярской казны. Но дело в том, что Горсей по забывчивости всё перепутал и подарки предназначались царю Федору Ивановичу. Английский купец сам написал, как в Кремль была введена целая процессия из живых английских подарков. Первым вели "прекрасного белого быка" в "природных пятнах", с "большим зобом", рога которого были выкрашены золотом. Его приняли за какое-то невиданное животное - "буйвола". Всех восхитило, что быка сначала "заставили встать на колени перед царем и царицей", а потом он поднялся, "свирепо оглядываясь по сторонам". Британских львов везли в клетках, причем слушались они только одного "маленького татарского мальчика с прутом в руке". Живописны были и огромные бульдоги, "украшенные бантами, ошейниками и проч.". Было еще много других подарков; по словам Горсея, "правитель Борис Федорович провел целый день в пересмотре драгоценностей, цепей, жемчуга, блюд, золоченого оружия, алебард, пистолей и самопалов, белого и алого бархата и других изумительных и дорогих вещей, заказанных и столь любимых им". Туда же была приглашена и его "сестра-царица" Ирина Федоровна, которая больше всего поразилась музыкальным инструментам: "…особенно ее удивили органы и клавикорды, позолоченные и украшенные эмалью; никогда прежде не видев и не слышав их, она была поражена и восхищена громкостью и музыкальностью их звука". Музыканты играли во дворце самым высоким слушателям ("были допущены в присутствии таких персон, куда и я не имел доступа"). Борис Годунов не только хорошо воспринял все подарки (взял даже портрет Горсея), но и щедро отплатил за них. Возможно, что некоторые из упомянутых предметов (или даже животных из английского зверинца) впоследствии все-таки оказались на годуновском дворе. Если так, то это еще один штрих к характеристике домашнего обихода правителя царства.
Огромное хозяйство Бориса Годунова тоже требовало своего управления. У боярина был свой приказчик - Михаил Косов, чье имя встречается в качестве управителя Важской земли, переданной Годунову не позднее июля 1586 года. Косов служил в кремлевском дворе Годунова; он упомянут в записках Джерома Горсея как "видный дворянин", передававший ему царские подарки. Однако Горсей, видимо, не разобрался с его чином. В дневнике имперского посольства сохранилась запись о том, что "дворецкий" Михаил Косов передавал подарки от Бориса Федоровича и сам получил от посла Николая Варкоча золотой кубок. Интересно, что Борис Годунов отослал этот подарок назад, сказав, что "такой подарок слишком великолепен для него, будет с него и попроще". Имперский посол действительно подарил Борису Годунову великолепные подарки; среди них "прекрасную драгоценность": "верблюд, а на нем сидел араб, у верблюда с каждой стороны висело по золотой корзиночке, в которых для украшения вделано было несколько маленьких золотых монет. Вся драгоценность была выложена прекрасными рубинами и алмазами". Возможно, что, возвращая кубок, Борис Годунов хотел смягчить впечатление от грубости приставов, которые "были бесстыжи и грубы по московской повадке" и вымогали у посла еще и другие дары: "Подари, де, посол, еще золотую цепочку к драгоценности, чтобы было на чем ее повесить!" "Приложи, де, еще золотое кольцо к ней, тогда Борис Федорович одарит тебя знатно". Когда посол исполнил все их просьбы да еще наградил дворецкого Михаила Косова золотым кубком, Борис Годунов предпочел дипломатично продемонстрировать свою скромность. Он прибавил от себя еще подарки и вернул подаренный кубок, чтобы послы не подумали, что могут дарить золотые кубки как Борису Годунову, так и его слуге.
Имелась у Бориса Годунова и "личная" канцелярия. В ней служили также дворецкий Богдан Иванов и казначей Девятой Афанасьев.
Положение Бориса Годунова при троне открыло дорогу к чинам и богатствам всем более или менее заметным представителям родов Сабуровых, Годуновых, Вельяминовых. Впрочем, точно так же действовали другие бояре, например Романовы или Шуйские, вокруг которых всегда было много родственников, свойственников, слуг и "хлебояжцев". Картина привычная для Московского царства до самого его заката. Однако особенность Бориса Годунова была в том, что, доверяя своим родственникам, приближая их и расставляя на ключевые посты, он не забывал о "приличиях". Даже опальные люди часто возвращались им из ссылки, несмотря на их явную вражду к правителю царства. Кого-то он мог считать больше не опасным себе, а кого-то намеренно ставил в такое положение, чтобы вернувшийся к Государеву двору человек помнил, кому он обязан.
Как и многие правители в России, Борис Годунов жил между двумя полюсами - неумеренным поклонением и смертельной ненавистью. Судя по запискам Горсея, близко наблюдавшего Бориса Годунова, тот опасался покушений на свою жизнь и принимал меры предосторожности. Горсея очень огорчала "ненависть", которую "возбудил в сердцах и во мнении большинства князь-правитель… его жестокости и лицемерие казались чрезмерными". Приглашенный однажды на боярскую охоту, Горсей стал свидетелем того, как Годунов вынужден был вернуться во дворец, испугавшись того, что слишком много людей узнали о том, что он выехал со своего двора с небольшим количеством слуг. Во дворце же его ждали просители - "епископы, князья, дворяне". Они не могли подать свои челобитные по нескольку дней, так как Борис Годунов "пользовался обычно тайным проходом в покои царя". Когда Горсей посоветовал Годунову выйти на крыльцо к просителям, то правитель, не успевший отойти от явной или мнимой опасности на охоте, сначала "сердито" посмотрел на английского гостя, подавшего недобрый совет. Но тут послышались крики обнадеженных просителей: "Боже, храни Бориса Федоровича"; "Ты наш царь, благороднейший Борис Федорович, скажи лишь слово, и всё будет исполнено!" Услышав эти крики, Годунов почувствовал себя явно лучше. "Эти слова, как я заметил, понравились ему, - пишет Горсей, - потому что он добивался венца".
Да, Борис Годунов любил добрые слова о себе. Лучшей характеристикой деятельности "лорда-правителя" стали слова из наказа Григорию Микулину в 1600 году, где очень точно - именно так, как, видимо, хотелось самому Годунову, - дана оценка его "властодержавного правительства" и служения царю Федору Ивановичу: "…и своим разумом премудрым, и храбръством, и дородством, и промыслом… его царского величества имяни… честь и повышение и государству Московскому прибавленье во всем учинил, и новоприбылые государства под государеву царскую высокую руку приводил, и во всем государстве, Росийском царстве прибавленье и расширенье учинил великое, и всяким служилым людем милосердье свое показал, и многое воинство устроил, а черным людем тишину, а бедным и винным пощаженье и всей Российской земле облекченье, и радость, и веселие показал; и премудрым своим разумом и храбростию всю Рускую землю в покое, и в тишине, и во благоденственном житии устроил". Эту "тишину" вспоминали все панегиристы русских царей, и Борис Годунов не был здесь исключением. Сходные слова читаются в "Повести о честнем житии царя и великого князя Феодора Ивановича всеа Русии": "В лето же благочестиваго его царствия управляя и строя под ним богохранимую державу шурин его слуга и конюшей боярин Борис Федорович Годунов. Бе же убо той Борис Федорович зело преизрядною мудростию украшен и саном паче всех и благим разумом превосходя и пречестным его правительством благочестивая царская держава в мире и в тишине велелепней цветуще".
Не стоит думать, что власть Годунова славили только при его жизни. И в более поздних текстах тоже слышны сходные оценки правителя: "Бысть же той Борис образом своим и делы множество людей превзошед, никто бе ему от царских синклит подобен во благолепие лица его и в разсуждение ума его, милостив и благочестив паче во многоразсуждении доволен и велеречив зело и в царствующем граде многое дивное о собе творяше во дни власти своея…" Если бы Борис Годунов погиб где-то на поле брани, ему бы простили всё. "Тишайшего" боярина и лучшего советника царя Федора Ивановича вспоминали бы добром еще много лет спустя. Вслед за авторами летописей их оценки попали бы на страницы исторических трудов и школьных учебников. Но Годунов, как все видели, желал царского венца…
Часть вторая
Царь Борис Федорович
Глава 5
Венчание на царство
Борису Годунову оставался шаг до "высшей власти", но этот шаг еще надо было сделать. Царская власть в представлениях людей Средневековья была либо от Бога, либо… она не была царской. Преемственность власти обеспечивалась кровным родством, но трон не обязательно переходил от отца к сыну. В доме Рюриковичей случались "замятии", вызванные борьбой дяди и племянника или двоюродных братьев. Иван III венчал на великое княжение Дмитрия-внука "мимо" сыновей от второго брака. В малолетство Ивана Грозного всеми силами боролись за майорат - передачу наследства в руки старшего сына. Боялись, что власть уйдет в руки дмитровского князя Юрия Ивановича или старицкого князя Андрея Ивановича, и оба умерли в кремлевской темнице. Потом уже сам подозрительный Иван Грозный расправится с семьей князя Владимира Андреевича. С властью Грозного царя ничего не случилось. Более того, он сам, когда хотел, мог расстаться с ней. Вопрос только в том, хотел ли. Карнавальный эпизод с передачей царской власти великому князю Симеону Бекбулатовичу в 1575/76 году можно было бы списать на эксцентрику царя Ивана Васильевича, однако все было серьезно. Решения Симеона Бекбулатовича, выданные от его имени жалованные грамоты имели такую же силу, как если бы на троне оставался сам Грозный. Помимо всего прочего, годичное царствование Симеона Бекбулатовича создало столь любимый в Московском государстве прецедент, на который можно было бы опереться, решая новейшие дела. 29 января 1576 года английский посол Даниил Сильвестр записал свой разговор с царем Иваном Грозным, в котором тот объяснил положение на престоле царя Симеона: "Он еще не утвержден обрядом венчания и назначен не по народному избранию, но лишь по нашему соизволению". Когда с наступлением новолетия 1 сентября 1576 года Грозный снова воссел на трон, он превратил ставшего ненужным предшественника в тверского великого князя, выделив ему в удел села в Тверском уезде и даровав право иметь собственный удельный двор.
Во времена правления царя Федора Ивановича судьба бывшего царя изменилась, вотчин и доходов у него поубавилось, двор расформировали. Симеон Бекбулатович жил со своей женой, урожденной княжной Мстиславской, большей частью в тверском селе Кушалино. Конечно, у него были основания связать свое захолустное существование (если не ссылку) с прямым распоряжением Бориса Годунова. Симеон Бекбулатович считал себя еще одной "жертвой" подозрений Бориса Годунова. Впоследствии он рассказывал всем, что ослеп, выпив чашу вина, присланную правителем, или от какой другой его "волшебной хитрости". И хотя Симеон Бекбулатович по-прежнему представлял опасность для наследников Грозного, он так и остался царем "по соизволению", а не по избранию и не по венчанию. Борис Годунов должен был всем доказать, что достоин именно венчания на царство, когда страшный в своем величии вопрос о переходе власти встал перед осиротевшими подданными царя Федора Ивановича в Крещенский день 6 января 1598 года. "Угасе свеща страны Руския, померче свет православия", - со скорбью запишет автор одного хронографа. Но говорили и по-другому: "Глаголаху бо и того преставление от неправедного убийства того же Бориса; не оружием бо, но отравным вкушением".