Но если "нет" Татьяны твердое, как камень, то ее мораль под вопросом. Прикидываться, что любишь, и жить с нелюбимым, обожая старую пассию, или не прикидываться, но тем не менее жить с одним, а любить другого, – что в одном случае, что в другом – какой тут ореол святости? То и другое часто встречается в жизни, но глубоко безнравственно. В таком контексте своеобразно смотрится идеал, провозглашенный Достоевским. Звучит он и в формуле Аполлона Григорьева: пушкинская Татьяна "является нашей русскою мерою чувств…" .
Некоторые более современные "патриотические" прочтения главной героини Пушкина еще более идеалистичны: Татьяна – миф, в котором чувство меры в оценке ее вообще исчезает: "Татьяна – учредительница, основоположница какой-то новой морали, невидимое окружающим, то есть ими не узнанное чудо", – пишет В.Турбин. И чуть ниже: "Пользуясь выражением, которое ныне стало расхожим, Татьяна – обыкновенное чудо" .
Но позвольте, тот простой факт, что Татьяна нисколько не сопротивлялась, когда ее везли на ярмарку невест, спокойно приняла брак по расчету, при этом все еще любя другого (смотри конец седьмой главы), – факт этот никак не говорит в ее пользу. Она отказывает Онегину вовсе не потому, что верна мужу, а потому что по натуре расчетлива.
Скептические голоса в оценке Татьяны в российско-советской литературе традиционно отсутствовали, да и в западной малочисленны. Исключение – В. Шкловский, который задумывался над вопросом, не пародия ли это в духе Лоренса Стерна. Действительно Пушкин рыдал или он шутил ? Вслед за Набоковым Майкл Катс называет традиционный подход "стандартным советским комментарием к роману, твердящим основную тему". Никакой особой русской святости, считает он, в Татьяне нет: модель ее дидактического поведения взята в западной литературе, а именно в романах Ричардсона . Ирреальность Татьяны отмечал Хаев: "Татьяна предстает в финале романа как носительница высшей нравственности, свойственной идиллическому человеку" . Американская славистка Керол Эмерсон замечает, что ее статья "вызвана удивлением и даже раздражением, которое во мне вызывает культ пушкинской Татьяны" . К концу романа, в сущности, звучат феминистское сознание победы на мужчиной, торжество от того, что он больше не нужен. Она получает удовольствие от отказа. Татьянино "нет", считает известный американский фрейдист, есть мазохизм .
Почему же весьма средняя, плохо воспитанная девушка стала на полтора столетия моделью положительной героини для поколений русских девочек? Мифологическая идеальная жена, олицетворяющая половину населения России, заполнила соответствующую нишу в идеологической доктрине. Но поскольку реальные российские женщины и раньше, и сегодня значительно умнее и обаятельнее Татьяны, умеют более изощренно понравиться мужчине и при этом самостоятельны, то следует признать, что этого искусства они достигли вопреки вдалбливавшейся им с детства модели.
Развод как шаг к счастью
Проблема треугольника решается без затей в написанном одновременно с окончанием "Евгения Онегина" стихотворении, оставшемся при жизни Пушкина неопубликованным. В нем красавица-испанка, а перед ней двое влюбленных рыцарей. Оба предлагают ей демократическим путем, без конфликта, выбрать любимого:
"Кто, реши, любим тобою?" -
Оба деве говорят
И с надеждой молодою
В очи прямо ей глядят.
Подтекст восьмой главы романа, в отличие от этих стихов, представляется весьма значительным. Между простодушной и от этого чрезмерно искренней провинциальной девицей, объяснившейся Онегину в любви, и весьма прагматичной княгиней, блистающей в свете ("я богата и знатна"), описанной в восьмой главе, пролегла солидная дистанция. Какие варианты Татьяна, женщина зрелая и поумневшая, терзаясь перед решающим диалогом с Онегиным, тайно проигрывала вечером, а может, и бессонной ночью, лежа в постели рядом с постылым мужем? Очевидно, вариантов для выбора перед ней немного, но они есть.
Татьяна взволнована. Еще бы: наконец-то реально достижима ее связь с любимым. Победа ее любви. Онегин у ее ног, завтра может стать ее любовником. Пришло реальное счастье, которому не удавалось осуществиться даже во сне. Для Пушкина-автора тоже это было бы важно: не скучные нотации в браке, над которым он всегда насмехался, а именно измена, тайная любовная афера делают произведение европейским, интересным читателю. "Евгений Онегин" остался, однако, даже не платоническим, но по-детски целомудренным романом.
Через тридцать пять лет Всеволод Крестовский в "Петербургских трущобах" драматизировал онегинский сюжет, сделав (если сохранить имена) Онегина – женатым на женщине, которую он не любит, а Татьяну – беременной от Онегина. Все конфликты у Крестовского теряют романтический налет; сексуальность, напрочь отсутствующая у Пушкина в романе (в отличие от его жизненной практики), занимает большое место.
Толстой говорил, что замысел "Анны Карениной" возник "благодаря божественному Пушкину" . Подлинный источник "Анны Карениной" усматривал и Достоевский: "Мы, конечно, могли бы указать Европе прямо на источник, то есть на самого Пушкина…". Задавшись, по-видимому, естественным вопросом: а если бы Татьяна отдалась Онегину? – романист сосредоточивается именно на измене и разводе , там, где Пушкин остановился. Вдохновившись несколькими строфами восьмой главы, Толстой отвечает на этот вопрос на 375 страницах. Пушкин, так сказать, соавторствовал в работе Толстого, который реконструировал окончание "Евгения Онегина", превращая романтическую Татьяну в реалистическую Анну.
Генерал превращен в крупного чиновника и детально прописан, Вронский, как и Онегин, живет по золотым правилам. "Правила эти, – слегка иронизирует Толстой, – несомненно определяли, что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, – что лгать не надо мужчинам, но женщинам можно, что обманывать нельзя никого, но мужа можно, – что нельзя прощать оскорблений и можно оскорблять и т. д. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голову". Читая этот катехизис светского мужчины, мы обнаруживаем, что не только Онегин, но и Пушкин в своей практической жизни, в отношениях с женщинами вполне следовал всем этим правилам, как, впрочем, и Толстой, пока ему не пристало время каяться, – за примерами ходить недалеко.
Иной стала Татьяна, превратившись в Анну, хотя в первоначальных редакциях Толстой так и звал героиню – Татьяной. Дочь Пушкина Мария становится прототипом Карениной (кажется, только по внешности). Татьяна, писал Белинский, "отстала", подпала "под разряд идеальных дев" и не "дошла" до современных идей, – потому-то и была у нее "боязнь общественного мнения". Толстой не соглашался с Белинским, который считал, что Онегина занимала "поэзия страсти", а "поэзия брака не только не интересовала его, но была для него противна". Толстой возражал, что дело в другом: в таинственном союзе любви, верности и долга, но построил сюжет, учтя именно эту позицию Белинского, как раз тогда тщательно его перечитав. Начав писать, Толстой называл роман, как и Пушкин, "свободным". Заканчивая работу, Толстой назвал роман "невольным". Моралист в нем подал голос, и этот моралист больше симпатизировал Татьяне, поэтому ее (то есть теперь Анну) надо было наказать, то есть убить.
Каренина идет дальше Лариной в осознании самой себя, говорит то, что не сказала Татьяна: "Какая же раба может быть до такой степени рабой, как я, в моем положении". Немало найдется женщин в любую эпоху, которые мечтали бы о таком рабстве: сверхблагополучная жизнь в роскоши, крепкая семья да еще и, для развлечения или компенсации, любовь на стороне. А Каренина страдает. В хрестоматийной советской литературе утверждалось оправдание, дескать, Анна изменяет мужу, так как он олицетворяет чиновничье-бюрократическую царскую империю. Но никогда не говорилось, что генерал, муж Татьяны, олицетворяет то же самое. Моральные ценности? "Все ложь, все обман, все зло", – говорит Анна. Что же – зло? Да только то, что предпочла Татьяна: нелюбимый муж. Обманутый Каренин интеллигентно предостерегает от "пучины", а Анна и Вронский едут гулять в Италию. Гипотетически в "Евгении Онегине", если муж не согласился бы отпустить Татьяну с миром, она с Евгением вполне могла бы бежать и отправиться за границу. Кстати, такой конец истории двух влюбленных Пушкин прочитал в "Бале" Боратынского и, может, не захотел повторять.
Анна отделена от Татьяны почти полувеком развития темы и в русской жизни, и в литературе. Это была уже иная Россия, более открытое общество: менее прочные домостроевские устои, но – те же семейные драмы. "Каренин – человек старой формации. Для него семья – это "нерасторжимая крепость", замкнутый мир со своими неизменными началами", – объясняет нам современный литературовед . А разве эта характеристика по сути своей не подходит к Пушкину, собирающемуся с духом перед собственной свадьбой и наставляющему невесту и нас на путь истинный "через Татьяну"? Как говорил герой Достоевского в "Бесах", я не вас, я себя хочу убедить.
"В Анне Карениной, – сказал Толстой, – я люблю мысль семейную…" . Но в состоянии самого Толстого, писавшего это, зарождалось нечто более сложное, некий протест: "Со мной случилось то, что жизнь нашего круга – богатых, ученых – не только опротивела мне, но и потеряла всякий смысл". А в "Исповеди" еще больше уточняет: "Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни". Так сближается самочувствие автора и его героини. Произошло то, что мы назвали бы у Толстого, как раньше у Пушкина, навязыванием героине своего состояния. Только теперь в противоположном направлении.
Левин, счастливый семьянин, спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться. Пытается застрелиться Вронский. Анна бросается под поезд. Не многовато ли самоубийств для одного романа? Пошловатый перебор, объяснимый, конечно же, состоянием самого Толстого. Слава Богу, он решил "самоубить" своих героев, а не себя. Псевдоволю героев автор "Анны Карениной" объяснял точно как Пушкин: Толстой уже закончил главу, в которой Вронский объясняется с Карениным, стал править текст и – "совершенно для меня неожиданно (sic! – Ю.Д.), но несомненно (sic!) Вронский стал стреляться". И оказалось, "для дальнейшего это было органически необходимо".
Подобное заявление вовсе не уникально и имеет место в творчестве любого большого писателя: свое субъективное состояние автор навешивает читателю в виде лапши на уши, как некую социальную необходимость. "Постепенно, незаметно возвратилась ко мне эта сила жизни", – отчитывается Толстой в "Исповеди". Стало быть, если б заканчивал "Каренину" на год или два позже и состояние духа улучшилось, может, убавил бы число попыток самоубийства в романе? Не случайно Афанасий Фет, иронизируя над банальностью темы, предлагал дать роману другое, более нравоучительное название: "Каренина, или Похождения заблудшей овечки".
Теперь пора вернуться к несуществующему в "Онегине" разводу. Лежа с постылым мужем в ночной тиши, Татьяна, который раз в жизни, напряженно обдумывает варианты отношений с Онегиным, а значит, и переженитьбу. И следовательно, глянув на спящего генерала, развод с ним. Проблема развода в обществе того времени решалась тяжело. В христианской ортодоксии брак освящен церковью, он есть таинство, ибо союз заключен на небесах. Он вечен, нерасторжим, непостижим, "тайна сия велика есть". Брак как бы принимает форму религиозных отношений между мужем и женой. Развод есть ересь, а ересь наказуема Богом или от его имени.
В практической жизни, окружавшей его, поэт сталкивался с распадом браков то и дело с юных лет. Бабка поэта Мария Ганнибал была в разъезде с дедом; дядя Василий Пушкин со своей любовницей вез мальчика в лицей; пушкинская ранняя возлюбленная княгиня Евдокия Голицына была в разъезде с мужем; дед Натальи Николаевны был двоеженцем; мать стремилась отдать отца в психушку, а сама сожительствовала со слугами, etc.
Церковный брак расторгнуть было крайне трудно. В начале XIX века на то необходимо было получить разрешение консистории, которое утверждалось архиереем епархии, а с 1806 года – одобрением Синода. Уважительными причинами для признания необходимости развода являлись безвестное отсутствие мужа или жены, монашество, ссылка или покушение на жизнь супруга, прелюбодеяние, доказанное собственным признанием или же свидетелями, а также двоеженство, двоемужество или болезнь, препятствующая брачной жизни .
В этом перечне нет ничего подходящего для Татьяны. На практике, правда, дело можно было разрешить также за большие взятки. Известен случай проигрыша жены в карты, в который вмешался царь и лично разрешил развод, но то была скандальная история. Практически реальным и удобным был разъезд , а длительная жизнь в разъезде могла стать основанием для развода.
Либо – муж, может думать Татьяна, оказывается благороден и отпускает меня с миром. Будем пребывать в разъезде. И Татьяна с Онегиным живут без оформления брака со всеми сложностями светской жизни, из этого проистекающими. Либо – конфликт и следующая за ним тяжкая юридическая процедура развода à 1а Каренин. Пушкин-романтик создал "Татьяны милый Идеал" – основу для мифологической русской героини. В рамках идеального романа прозаический развод с адвокатами, свидетелями и судом был бы нарушением гармонии. Развод находился за границами романа, оказался бы грубым реализмом, и Пушкин с его абсолютным вкусом это почувствовал.
Наконец – и, как нам представляется, сие тоже вполне могла обдумывать Татьяна накануне решительного объяснения с Онегиным – дуэль любовника с ее генералом. Вторая дуэль в романе не кажется такой уж невероятной. Герой Пушкина – не просто лишний человек из вереницы ему подобных, но он оказывается дважды третьим лишним. Фантастическая способность предвидения у Пушкина-человека: он дважды поставил своего любимого героя в положение Дантеса. То есть Онегин, как позже Дантес, хочет, чтобы Татьяна Дмитриевна, как позже влюбленная в Дантеса Наталья Николаевна, ушла от нелюбимого мужа и сошлась с ним. Адюльтер и опять дуэль кажутся вполне в русле идеи "Евгения Онегина".
Новый поединок вытекает из характера Евгения. И было бы вполне логично, если б он опять выступил в роли терминатора , на этот раз генерала, своего более успешного соперника. Несмотря на закольцованность романа, Пушкин не повел героев на вторую дуэль – возможно, полагая, что это повторение будет выглядеть фарсом. Однако предположим, что такая дуэль Евгения с мужем Татьяны имела место. Читателям предлагается психологический тест с несколькими неизвестными. Модель для сравнения – Наталья Николаевна выходит замуж за Дантеса. Состоялась бы счастливая жизнь Татьяны с дважды убийцей? Или на этот раз опытный вояка-генерал уложил бы поклонника своей жены? Дописывание окончаний за классиков (то, что называется remake) – модное хобби для любителей словесности, а такой сюжет, кажется, еще не возникал в многочисленных литературных мистификациях "Евгения Онегина".
Достоевский в подобном размышлении был весьма категоричен: "Если бы Татьяна даже стала свободною, если б умер ее старый муж и она овдовела, то и тогда бы она не пошла за Онегиным". Тут уж не автор, а вовсе сторонний писатель навязывает свою волю героям чужого произведения! "Предположим, Онегин женился на Татьяне, – спорит с классиком Клейтон, – был бы брак счастливым или распался от других симпатий и ревности? Потенциально такие варианты развития сюжета "Онегина" вполне прослеживаются". Жаль, что мы не можем проверить все эти рассуждения: Онегин этот брак Татьяне не предлагал. И не звал он ее отправиться с ним за границу (любимая мечта самого поэта).
Да, браки совершаются на небесах. Но судьбу Татьяны решил единолично Пушкин. Скажем теперь то, о чем нам думалось издавна, все годы пребывания в черных списках на родине и в эмиграции. В подтексте неколебимой верности Татьяны как национальной героини просматривается и еще один нерасторжимый брак. Пушкин говорил Брюллову, что сам он женился потому, что его не пустили за границу. Развод индивида с Россией веками был строго наказуем. Отделения поэта от родины не произошло, причем против его воли. Перед женитьбой он опять несколько раз просился в Европу, но ему было отказано. Он оказался навечно привязан к отечеству, и ему оставалось до конца дней пребывать на должности верноподданного. Отсюда соединение ненависти к отечеству с любовью к нему в единое целое, явление, добавим, столь характерное для постылых браков между мужчиной и женщиной.