С того дня минеров словно подменили. И вот теперь они сами, по доброй воле, часами терпеливо ползают возле "потешной дороги" - так прозвали шутники отрезок колеи, построенной подрывниками на берегу Уборти, - споря, как лучше устанавливать мины, с часами в руках тренируются в скорости их установки, придирчиво проверяют друг у друга чистоту маскировки.
Егоров приподнялся на локти и огляделся. Курсанты отдыхали. Неподалеку, тоже под кусточком, дремал Алексей Садиленко. Непоседливый Владимир Павлов травинкой щекотал его за ухом, а Садиленко, не открывая глаз, лениво отмахивался, думая, что это назойливая муха. Спрятались в кустах два друга-подростка, Миша Глазок и Николай Слопачок, беседуют о чем-то своем, ребячьем. Вот, разровняв песок, что-то рисует на нем Всеволод Клоков. Что-нибудь изобретает. Теплеет на сердце у Алексея при виде этого неразговорчивого сибиряка. Как-то на одном из первых занятий он попросил минеров подумать, как сделать мину неизвлекаемой без подсоединения к ней разных "сюрпризов", которые усложняли постановку мин. Все промолчали. А в конце занятий к нему подошел Клоков и попросил на ночь мину к себе в землянку.
- Есть тут у меня одна мыслишка, - буркнул он.
Однако глаза Клокова задорно блестели, и было ясно, что задача затронула его инженерское самолюбие и "мыслишка", безусловно, стоящая. Он и раньше изобретал, даже создал из двух обыкновенных мин собственную неизвлекаемую мину, окрещенную партизанами "балалайкой" за то, что два ее заряда соединялись проволочкой - струной.
Несколько ночей просидели Егоров с Клоковым, думая над "мыслишкой" Всеволода, и в результате появилась на крышке новой мины "кнопка неизвлекаемости"…
Садиленко скомандовал продолжение занятий, и один за другим потянулись к полотну "потешной дороги" слушатели партизанской академии. Лишь под вечер уходили они в лагерь на обед и короткий отдых, чтобы с темнотой вернуться на полигон. И снова, теперь уже ночью, оживала поляна над Убортью. Ночи были посвящены тактике. Учились минеры приемам подхода к железнодорожному полотну, чтобы не хрустнула ветка и не зашуршала трава и ни один камешек не скатился с насыпи. Ведь вдоль колеи прохаживались бдительные часовые - свои же хлопцы, самые придирчивые экзаменаторы. Обнаружен минер часовыми - иди снова тренируйся. Обнаружена мина - тоже не надейся на снисхождение. Лишь немногим, несмотря на бдительную охрану, удавалось незаметно поставить и замаскировать мину. Партизаны, смеясь, говорили, что откосы железнодорожного полотна мокры от пота.
Каждая неудача на учениях становилась предметом подробного разбора, с добродушной подначкой, шутками и смехом. Но зато горе было насмешнику, если и его постигала неудача!
Егоров не мешал, понимая, что эти разборы полезнее иных занятий.
Как-то в конце второй недели в разгар учебы с дальней заставы передали условный сигнал: на полигоне посторонние! А вскоре на дороге из леса показались несколько верховых. Егоров заспешил навстречу. Еще издали он узнал Алексея Федоровича Федорова. Следом за ним ехал комиссар Дружинин.
- Принимай гостей, Алексей Семенович! - крикнул ему генерал, когда всадники приблизились. Егоров узнал начальника Украинского штаба партизанского движения генерал-майора Строкача, его заместителя полковника Старинова, партизан из эскадрона Карпуши, сопровождавших начальство. Но кто же впереди, рядом с командиром соединения?
Когда верховые спешились, Егоров доложил Федорову, чем занимаются партизаны. Потом обратился к незнакомцу.
- Рад с вами познакомиться, товарищ Егоров, - протянул Алексею руку высокий плечистый мужчина с узким лицом. - Демьян.
Егоров понял, что это секретарь ЦК Компартии Украины Демьян Сергеевич Коротченко, известный среди партизан как "товарищ Демьян".
- Вот и встретились, - усмехнулся генерал Строкач, встряхнув Алексея за плечи. - Я же обещал!
Подошел Старинов и крепко обнял своего крестника.
В сопровождении Егорова и Садиленко гости побрели густыми травами, внимательно осматривая все вокруг. В некотором отдалении, сбившись в тесную группу, за начальством двигались курсанты, с любопытством разглядывая гостей.
- А что это за фортеция? - спросил Коротченко, когда подошли к высокой насыпи, на которой виднелись шпалы и рельсы настоящей железной дороги.
- Железная дорога. Наш учебный полигон, товарищ Демьян, - доложил Егоров. - Тут минеры учатся тактике и тренируются в постановке мин.
- Интересно. Ну-ка, расскажите подробнее, - попросил Коротченко. - И, если можно, покажите.
- Конечно можно, товарищ Демьян. Только это будет несколько условно. Занятия по тактике и постановке мин мы проводим в ночное время, ближе к боевой обстановке.
Егоров подошел к Садиленко и что-то вполголоса сказал ему.
- Глазок и Слопачок, ко мне, - скомандовал Садиленко.
Из группы партизан выбежали и замерли по стойке "смирно" два подростка.
- Это что за ребята? - озадаченно спросил Коротченко Егорова.
- Они доложат, Демьян Сергеевич, - ответил Егоров и кивнул ребятам.
- Минер Михаил Глазок, - доложил круглолицый паренек в кепке, сдвинутой набок.
- Партизан Николай Слопачок, - негромко произнес другой, в перепоясанном стареньком пиджачке и черной смушковой шапке.
Коротченко с недоумением посмотрел на Егорова:
- А почему не взрослые?
- Глазок - инструктор минноподрывного дела. Слопачок - его второй номер. Оба занимаются отлично, - улыбнувшись, доложил Егоров.
- Ну, ладно, посмотрим, - недоверчиво произнес Демьян Сергеевич.
Глазок и Слопачок надели на себя сумки подрывников, взяли оружие, мину и взрывчатку. По команде Садиленко отошли метров на полтораста от железной дороги, кинулись в траву и исчезли в ней.
Гости сначала настороженно, а потом с интересом наблюдали за работой юных минеров. А Егоров вполголоса объяснял Коротченко последовательность действий подрывников, их взаимную страховку и обязанности номеров. Тем временем минеры ползком подобрались к полотну, бесшумно поднялись на него и в считанные минуты поставили мину. Тщательно замаскировав ее, спустились с откоса и уползли на исходный рубеж.
Гости с Егоровым и Садиленко поднялись на насыпь и осмотрели место минирования. Никаких следов!
- Ну и ну! У вас тут и в самом деле лесная академия. Молодцы! - Коротченко пожал руки Егорову и Садиленко. - Думаю, Тимофей Амвросиевич, опыт организации стоило бы и в другие соединения передать. Вы только подумайте, как толково все организовано!
- Поучиться тут и в самом деле есть чему, - согласился Строкач.
Несколько часов провели гости на полигоне, наблюдая за учебой партизан и беседуя с ними. Молодой минер, недавно пришедший из отряда в роту Садиленко, веснушчатый паренек с хитрыми зеленоватыми глазами, когда Старинов его спросил, не трудно ли учиться, горестно произнес:
- Трудно. Мне эти мины что темная ночь в лесу. Каждый сук страшен. Слушаю и ничего не соображаю: какие-то вибраторы да ампулы, или как их там называют? Нет, не раскусить мне эти штучки, товарищ командир. Лучше уж автомат…
Старинов после этого разговора отвел Егорова в сторонку.
- На самом деле трудно, или хитрит? А, Алексей Семенович?
- Немножко хитрит, немножко правду говорит, Илья Григорьевич. Да только где их, других-то, найдешь? Мы вместе с начальником штаба Дмитрием Ивановичем Рвановым, с командирами и комиссарами отрядов ночи просиживали за списками, обсуждали каждого кандидата, отбирали ребят - все больше коммунистов и комсомольцев… Но некоторым и на самом деле не под силу все эти премудрости.
- Ну, и как же думаешь выходить из положения?
Егоров горько усмехнулся:
- Придется учить таких, какие есть. На практике показывать, давать руками щупать.
- Смотри, Алексей Семенович, чтобы только руки не поотрывало…
Гости уехали, но продолжить занятия минерам так и не удалось. Не успела развеяться пыль под копытами лошадей, унесших высоких гостей, как с заставы снова поступил сигнал: "Чужой на полигоне".
- Везет нам сегодня на гостей, - махнул рукой Егоров и приказал пропустить человека.
Он думал встретить еще кого-нибудь из Москвы, из партизанского штаба, даже приготовился докладывать, но перед ним стоял… Павел Строганов.
- А-а, пропащий! Откуда? - раскинув руки, кинулся Егоров навстречу другу.
- С небес, Алеша, откуда же нам браться?! - засмеялся Строганов. - Только теперь посадочным, а не парашютным десантом, с начальством. Они ускакали на конях, а я пешочком.
- А ну, дай-ка я на тебя взгляну издали. - Егоров выпустил из крепких объятий друга, отошел на шаг.
Строганов, невысокий ростом, в своей коротенькой кожанке, зеленых галифе с кожаными леями и забрызганных сапогах, поправив черную каракулевую кубанку с зеленым дном, вытянулся и не то в шутку, не то всерьез доложил:
- Товарищ старший лейтенант! Партизан Павел Строганов прибыл в ваше распоряжение, чтобы вместе громить фашистскую нечисть!
- Вольно! - с усмешкой скомандовал Егоров. - Но ты все-таки расскажи, как попал обратно в Москву. А то нам сообщили, что ты там, а подробностей не знаем.
Партизаны тесным кольцом окружили друзей. Смущаясь, Павел умоляюще шепнул Егорову:
- А может, не надо, а?
- Да ты что? Или у тебя какие-то секреты?!
- Не то чтобы секреты, а просто неинтересная история…
- Все равно давай, друг. У нас принято все начистоту, - отозвался Алексей Садиленко.
- Ну, если так, тогда терпите, - преодолевая неловкость, согласился Строганов. - Вот только не знаю, как и рассказывать…
Он медленно вытащил кисет с махоркой и, свернув цигарку, передал его по кругу.
- Случилась со мной настоящая оказия. Приготовились мы тогда прыгать. Пока ты стоял рядом, и я чувствовал себя уверенно, а когда ты сиганул в темную пропасть, у меня мурашки по коже поползли. "Конец всему", - резанула мысль. Я стал пятиться от двери, зацепился за какой-то ящик и загремел. Это увидел бортмеханик, который нас выпускал, и кинулся ко мне. Схватил за ремни, чтобы помочь встать, да, видно, кольцо зацепил и вырвал его. Я уж и не соображаю ничего, вскочил и двинулся, как лунатик, к двери, а сзади парашют вывалился из ранца. Я-то не вижу ничего, а механик заметил, оттаскивает меня. Ну, а я теперь рвусь прыгнуть. Думаю: "Так тому и быть. Вперед!" - Павел обвел доверчивым взглядом слушателей, покатывавшихся со смеху. Потом затянулся несколько раз дымом и стал продолжать свою исповедь: - Я рвусь, а бортмеханик отталкивает меня и ругает на чем свет стоит. Наконец вместе со стрелком они швырнули меня куда-то за мешки и начали их выталкивать в дверь. Тут я стал приходить в себя. Самолет взял обратный курс, а я стал просить летчиков, чтобы высадили меня, чтобы повернули назад, да куда там…
- А потом что? - спросил Алексей.
- Вернулись в Москву. Явился в штаб и обо всем доложил, вот как и вам. Тоже слушали и смеялись, а потом приказали ждать очередной оказии. Теперь вот прилетел к вам с начальством. На партизанском аэродроме выгрузили меня вместе с ящиками и мешками.
- Ну, я рад, что все так хорошо кончилось. А то, пока Москва не ответила, я места себе не находил. - Алексей снова крепко обнял друга и вполголоса спросил: - Сообщили из Москвы, письмо мне было, не захватил?
- А как же, Алексей Семенович, вот оно.
Павел Строганов достал из внутреннего кармана кожанки письмо. Партизаны стали расходиться, понимая, что наступила минута, когда мешать нельзя. Павел, передав письмо, тоже отошел к подрывникам. Алексей остался один на один со своими родными…
ЧЕРЕЗ ГОРЫНЬ-РЕКУ
Пролетели недели учебы. Те, кто закончил "егоровскую академию", сами разошлись по отрядам и на местах готовили подрывников. Для Егорова настали еще более напряженные дни. Он ездил по подразделениям, отбирал людей, помогал проводить занятия, не уставая повторять своим инструкторам: "Поспешать надо, братцы!"
Время торопило. Июнь тысяча девятьсот сорок третьего года, горячий и тревожный, был на исходе. В штаб соединения стекалось все больше данных, свидетельствующих о том, что на фронте готовится новое большое сражение. Дальняя разведка, разосланная во все стороны, соседние отряды и соединения сообщали, что на севере, за Припятью, по железной дороге Брест - Гомель ночи напролет один за другим идут на восток тяжелые составы с танками и горючим, с артиллерией и солдатскими теплушками. То же доносили и с юга, с линии Ковель - Киев. Посты воздушного наблюдения отмечали сотни немецких самолетов, пролетавших на восток. Как правило, они пролетали на рассвете, зловеще сверкая свежим лаком в лучах утреннего солнца. Вороньи стаи перемещались к фронту.
Было ясно: враг накапливает силы для наступления. Разведывательные донесения полетели из партизанских штабов в Москву, в Центральный штаб партизанского движения, в Ставку Верховного Главнокомандования.
Ни у кого не было сомнения, что враг попытается этим летом взять реванш за Сталинград, за зимние поражения. Удар, нанесенный войскам захватчиков, до основания потряс фашистский военный блок и эхом отозвался во всем мире. Военная инициатива была выбита из рук заправил гитлеровской Германии. Чтобы вернуть ее и восстановить пошатнувшийся престиж в глазах потрясенных сообщников, вождям гитлеровского рейха нужно было наступление, только наступление, ибо обороняться - значит фактически признать свое военное поражение. Гитлер заклинал: неудачи не должно быть, это наступление имеет решающее значение, оно должно быть осуществлено быстро и решительно, оно должно вернуть инициативу…
По приказу Гитлера была объявлена тотальная мобилизация, отовсюду снимались лучшие соединения, оснащались лучшим оружием и во главе с лучшими генералами посылались на Восток, где они грязно-зеленой плесенью растекались по полям под Белгородом и Орлом, забирались в траншеи перед яростным прыжком. Уходили в прифронтовые леса, сползая с платформ, грузные танки с оскаленными мордами тигров на бортах и затаивались там до решающего часа.
В конце июня штаб партизанского соединения получил приказ продолжить рейд на Волынь и приступить к операции "Ковельский узел": нанести уничтожающий удар по железным дорогам узла, чтобы сорвать перевозки вражеских резервов.
И вот уже третий день соединение Федорова на марше. Осталась позади гостеприимная и тихая речка Уборть и полигон на ее берегу, уютные землянки. Соединение остановилось в лесу перед болотистой поймой реки Горынь, обычно тихой и ласковой, а сейчас, после дождей, непокорной и полноводной. Разведчики, минеры Алексея Садиленко, кавалеристы эскадрона Карпуши безуспешно сновали вдоль берега коварной Горыни в поисках переправы.
А в доме лесника заседал "военный совет". Командир соединения собрал широкое совещание перед решающим броском. Здесь сам Федоров, комиссар Дружинин, начальник штаба, заместители Федорова, командиры отрядов. Душно в прокуренной горнице.
Неожиданный разлив Горыни спутал планы штаба соединения. Рассчитывали, снявшись с места, в два ночных перехода подойти к реке, а на третью ночь переправиться через реку, тут же перемахнуть железную дорогу на Лунинец и раствориться в Камень-Каширских лесах.
Все понимали: успех операции - в незаметном и неожиданном появлении батальонов на дорогах Ковельского узла. Да где уж тут незаметно, если трехтысячная армия партизан с сотнями подвод, кухнями и "продовольственным" стадом целый день топчется на одном месте, а на берегу гарцуют конники Карпуши.
Командиры ждали решения Федорова. Он сидел за столом под божницей, опершись на локоть и подперев ребром ладони лоб, словно заслонял утомленные глаза от света, сочившегося из окна. Наконец поднял голову, посмотрел на собравшихся и хлопнул ладонью по столу.
- Ну, вот что, начальник штаба, - обратился он к Рванову. - Прекратить бесполезную разведку, хватит собак баламутить. Будем строить переправу. Какую - решать строителям на месте, но чтобы послезавтра мы были на том берегу. Ясно, товарищ Егоров? Строить будет рота подрывников. Начальнику хозчасти, - Федоров строго посмотрел на заместителя по тылу, - обеспечить подрывников инструментами, транспортом и подсобной рабочей силой.
Федоров поднялся из-за стола. Встали и остальные.
- Все, товарищи, по местам.
Уже когда почти все разошлись, генерал остановил Егорова и обнял за плечи.
- Запомни, Алексей Семенович: послезавтра, не позже. Нашумели мы тут, понимаешь?
- Постараемся, Алексей Федорович, - ответил Егоров, но, заметив, что командир соединения нахмурился, спохватился и поправил себя: - Будет сделано, товарищ генерал!
- То-то, - засмеялся Федоров. - Действуйте!
Легко сказать "будет сделано", да не так просто за двое суток построить мост, не имея ни строительных материалов, ни необходимых инструментов. Да и минеры - добрая половина - взрывать научились, а небось в жизни топора в руках не держали.
- Отныне все вы - строители, - с места в карьер начал Егоров, собрав по тревоге роту подрывников. - Приказано за двое суток навести через Горынь переправу. Транспортом и людьми помогут, а остальное за нами. Подрывать мосты мы умеем, теперь надо доказать, что и строить можем не хуже. Руководство работами возлагаю на командира роты.
Егоров повернулся к Садиленко.
- Действуй, командир. На тебя, как на бывшего сапера, вся надежда. Кого возьмешь главным инженером, прораб?
- Думаю, Клокова.
Скоро Егоров, Садиленко, Клоков, Павел Строганов и Петр Николаев, уже побывавший в разведке у реки, ехали верхом к Горыни. Чавкала размокшая земля под ногами лошадей, не переставая лил дождик. Еле заметной лесной дорогой Николаев вывел всадников к реке. Здесь лес углом подходил очень близко к воде. Разбухшая Горынь несла на грязной спине все, что смывала по дороге: ветви и деревья, траву и глину с обрушившихся откосов.
Садиленко и Клоков внимательно осматривали место переправы, о чем-то вполголоса переговариваясь. Здесь в засушливое время, наверное, был брод - на той стороне виднелись чуть заметные следы проезжей дороги. Сейчас же место казалось пустынным - можно переправиться незамеченными, а там - ищи ветра в поле.
Подошли Садиленко с Клоковым.
- Пожалуй, и искать больше нечего, Алексей Семенович. Вот и Всеволод согласен. - Садиленко кивнул в сторону Клокова. - Мы посоветовались с ним и хотим предложить смешанный мост построить: на мелком месте на сваях, а на глыби - понтонный.
- А где же мы понтоны найдем? - удивился Егоров.
- Пошлем людей вверх по реке, соберем десятка полтора лодок, пригоним, свяжем вместе, немножко для прочности подтопим и накроем настилом. - Садиленко так убежденно говорил, словно уже видел готовый мост. - Повозки и людей выдержит, а танков у нас нет. Да и не поспеть нам, если весь на сваях…
Поехали по лесу искать, где удобнее валить деревья на сваи и настил. Возле реки ельник оказался молодым, мелковатым, разве что на слеги, а коренной лес был в такой болотине, что не вытащить срубленных деревьев на истомленных лошадях. Выручил Николаев.
- Давеча в разведке наткнулись мы с ребятами на делянку, там видели штабеля отборного леса, длинника метра по три, выдержанного, даже ошкуренного, должно, для рудничной стойки приготовлен. - Николаев с надеждой посмотрел на товарищей. - Только он охраняется объездчиками, да неподалеку железнодорожный мост.