Несмотря на количество выпитого, полет до аэропорта JFK длился для меня целую вечность. Я смотрел в иллюминатор и думал: "Как эта херовина держится в воздухе?" Потом мы пролетели над Манхэттеном, где только строили ВТЦ , до половины зашитый в леса и стальные конструкции, и приземлились на заходе солнца. Помню, был теплый вечер, и ничего подобного я ранее не испытывал. Вечер в Нью-Йорке, знаете ли, имеет специфический запах. Мне он страшно понравился. А вообще-то, я к тому времени был в запредельном ауте. Обслуживающий персонал самолета буквально вынул меня из кресла, а позже я грохнулся на ступеньках трапа.
Когда добрался до паспортного контроля, у меня началось похмелье. Так трещала башка, что я не помнил, что для прикола написал в визовом формуляре. В графе "вероисповедание" написал "сатанист". Парень берет у меня формуляр и начинает читать. Дочитав до половины, он делает паузу, со скучным выражением лица смотрит на меня.
- Сатанист, говоришь? - сильный акцент выдает обитателя Бронкса.
Вдруг меня прошибает пот: "Ох, ёб…"
Но у меня не было шанса объясниться, потому что он ставит печать и кричит: "Следующий!"
"Добро пожаловать в Нью-Йорк!" - гласит надпись над его головой.
Мы забрали багаж с ленты, и оказались в очереди на такси у выхода из зала прилетов. Хер его знает, что все эти бизнесмены (а каждый в костюме, при галстуке, с чемоданами) думали, стоя рядом с патлатым, немытым и угашенным жителем Бирмингема, который носит на шее водопроводный кран, старые вонючие джинсы с надписью "Peace" и символом пацифистов на одной штанине, и лозунгом "Black Panthers - рулят!" и знаком черного кулака - на другой.
Когда мы так стояли и ждали, рядом проехала огромная желтая машина. У нее, наверное, было девятнадцать или двадцать дверей.
- Я знал, что здесь большие тачки - буркнул я. - Но не настолько же.
- Это лимузин, придурок! - сказал Тони.
До отъезда из Англии мы записали следующую пластинку. Она была готова всего через пять месяцев после выхода "Black Sabbath", во что трудно поверить, принимая во внимание, какими черепашьими темпами нынче записывают альбомы. Изначально, он должен был называться "Warpiggers", это значило, колдовская свадьба или что-то в этом роде. Потом мы изменили название на "War Pigs" (военные свиньи), а Гизер написал мощные тексты про смерть и разрушения. Неудивительно, что на наши концерты девок не затянешь. Гизера просто не интересовали слащавые попсовые песенки про любовь. Даже если случались тексты "парень встретил девушку", то всегда был элемент неожиданности. Возьмем, например, вещицу с первого альбома "N.I.B", где парень оказывается дьяволом. Гизер любил писать на злобу дня, например, о войне во Вьетнаме. Он всегда держал руку на пульсе, этот Гизер.
Для записи пластинки мы снова оказались в "Regent Sound" в Сохо, перед этим несколько недель репетировали в бывшем амбаре, принадлежащем "Rockfield Studios" в Южном Уэльсе. Студийное время стоило тогда целое состояние, нам не хотелось заниматься херней, зная, что тикает счетчик. Закончив запись, мы перебрались в "Island Studios" в Ноттинг Хилл, чтобы свести готовый материал. И тогда Роджер Бэйн понял, что нам не хватает нескольких минут музыки. Помню, во время перерыва, выходит из аппаратной и говорит:
- Послушайте, парни, нужно еще что-то добавить для метражу. Можете что-нибудь сымпровизировать?
Все уже изошли слюной, глядя на бутерброды, однако Тони занялся новыми аккордами, Билл сыграл несколько ритмических рисунков, я пропел мелодию, а Гизер в углу набросал текст.
Через двадцать минут у нас была песня под названием "The Paranoid", которая к концу дня превратилась просто в "Paranoid". С лучшими песнями так всегда: они приходят из ниоткуда, когда никто особенно не старается. Интересно, что "Paranoid" не вписывался ни в одну категорию: это была песня, похожая на панковскую, хотя панк начался много лет спустя. Мы предполагали, что "Paranoid" ни хрена не стоит, по сравнению с такими хитами как "Hand of Doom" и "Iron Man" или другими тяжелыми композициями. Но эта песня цепляла. Я все время напевал её по дороге со студии домой.
- Телма! - говорю по возвращении в Эджбастон. - Мы вроде записали сингл.
Она окинула меня взглядом, как будто хотела сказать: "Ну-ну! Давай, заливай!"
Смешно, правда? Если бы тогда кто-то сказал нам, что люди будут слушать эти песни сорок лет спустя и что альбом разойдется только в Америке в количестве более четырех миллионов экземпляров, мы бы рассмеялись этому человеку в лицо. Но дело в том, что Тони Айомми оказался одним из лучших творцов тяжелых аккордов в истории рока. Всякий раз, оказавшись в студии, мы всегда подначивали его, чтобы он превзошел свой последний рифф. И тогда Тони выкатывал что-нибудь в стиле "Iron Man", чем приводил всех в восторг.
Но "Paranoid" - это было нечто иное. Спустя две секунды после прослушивания песни, боссы из "Vertigo" весь альбом назвали "Paranoid". И вовсе не потому, что "War Pigs" мог задеть чувства американцев из-за Вьетнама, по крайней мере, мне так кажется. Нет, они просто протащились от нашей трехминутной поп-песенки, поскольку считали, что ее возьмут на радио, а групп вроде нашей, никогда в эфире не было. И очень хорошо, что альбом получил такое же название как и сингл, это облегчило его рекламу в музыкальных магазинах.
Боссы не ошиблись. "Paranoid" сразу занял четвертое место среди британских синглов и позволил нам выступить в передаче "Top Of The Pops", в компании, среди прочих, Клиффа Ричарда. Была только проблема с обложкой пластинки, подготовленной до изменения названия и сейчас утратившей всякий смысл. Что общего с паранойей у четырех розовых парней, которые держат щиты и размахивают мечами? Парни были розовыми, потому что таков, предположительно, был цвет военных свиней. Но без надписи "War Pigs" на обложке, они смотрелись как геи, которые пробуют фехтовать.
- Это не геи-фехтовальщики, Оззи - сказал мне Билл. - Это параноидальные геи-фехтовальщики.
Выступление в "Top Of The Pops" было тогда самым важным событием в моей жизни. Когда я подрастал в Астоне, семейство Осборнов в полном составе еженедельно усаживалось перед телевизором, чтобы посмотреть передачу. Даже моей маме нравилось. Родители потеряли дар речи, когда узнали, что меня покажут по телеку. В те времена пятнадцать миллионов человек каждую неделю смотрело "Top Of The Pops", а "Pan's People" продолжали совершенствовать хипповые танцы в перерывах между выступлениями.
Было классно, чувак.
Помню, как был под впечатлением от Клиффа Ричарда, потому что он спел живьем под аккомпанемент полного оркестра.
Мы не прикалывались над ним, ничего подобного; в конце концов, не так давно сам в семейном кругу пел "Living Doll". Клифф вроде бы исполнил тогда "I Ain't Got Time Any More". Много лет я не видел этой записи, может ее стерли, чтобы освободить бобину, так часто случалось на Би-Би-Си. Ну, что я вам скажу: вовсе не удивился бы, если в программе "Top Of The Pops" 1970 года он выглядел старше, чем теперь. Его счетчик лет крутится в обратную сторону. Всякий раз, когда я его встречаю, оказывается, что он опять сбросил пару лет.
Когда пришла наша очередь, меня парализовал страх. Оставшееся трио не должно было сыграть ни одной ноты: просто вжиться в обстановку и притопывать в такт фонограмме. А я должен был петь живьем. Это было мое первое выступление на телевидении, и я срал в штаны так, как не срал никогда в жизни. Просто ужас. Во рту так пересохло, мне казалось, будто он переполнен ватой. Но как-то выкрутился.
Родители смотрели меня по телеку, о чем я узнал от братьев пару дней спустя. Даже если они гордились мною, то не сказали об этом. Все же тешу себя надеждой, что гордились.
Эта песня изменила нашу жизнь. Я любил ее петь. Через пару недель на наших концертах стали появляться истеричные девчонки, бросавшие в нас трусами, это была приятная новость. И в тоже время мы были обеспокоены тем, что наши преданные поклонники могут обозлиться на нас. Сразу после "Top Of The Pops", мы выступали в Париже. После концерта ко мне прилепилась премилая французская девушка. Привела меня к себе и отдрюкала так, что перья летели. Я не понял ни слова из того, что она говорила. Порою так даже лучше, если знакомство должно длиться одну ночь.
Америка казалась для меня прекрасной.
Взять, например, пиццу. Я тогда мечтал, чтобы кто-нибудь изобрел новый вид еды. В Англии у нас всегда яичница с жареной картошкой, сосиски с жареной картошкой, пирог с жареной картошкой. Ко всему подавался картофель. Знаете, в конце концов, это надоедает. Но в начале 70-х, в Бирмингеме было трудно найти салат руккола с тонко нарезанными кусочками пармезана. А если что-то не жарилось на жиру, то люди спрашивали: "Что это за хрень?!" И только в Нью-Йорке я открыл для себя пиццу. Это знакомство снесло мне башню. Пожирал десять, двадцать кусков в день. А когда до меня дошло, что могу купить себе большую пиццу, начал заказывать ее где только можно. Уже не мог дождаться возвращения домой, чтобы рассказать всем корешам: "Послушайте, это бомба! Это из Америки и называется пицца. Похожа на хлеб, только в тысячу раз лучше!" Однажды попробовал воспроизвести нью-йоркскую пиццу дома, чтобы Телма попробовала. Приготовил тесто, натаскал банок с фасолью, сардинами, оливками и прочей дрянью и все высыпал наверх. Товару вбухал на пятнадцать целковых. Но через десять минут все начало растекаться в духовке, как будто кто-то там наблевал.
Телма смотрит и говорит:
- Мне, наверно, пицца не понравится, Джон.
Она никогда не назвала меня Оззи, моя первая жена. Ни разу, сколько ее знаю.
Другая обалденная вещь, с которой познакомился в Америке, был "Harvey Wallbanger": коктейль из водки, ликера "Гальяно" и апельсинового сока. Эта херовина могла свалить меня с ног. Я выпил столько "волбэнгеров", что сейчас их на дух не переношу. Только понюхаю и со старта блюю.
Отдельная тема, это американские девушки, совсем не такие, как в Англии. Ну, скажем, вы познакомились с британской чиксой. Мило улыбаетесь, а потом все идет по накатанной: приглашаете ее в кабачок, покупаете подарки, а примерно через месяц спрашиваете, не хотела бы она немного пошалить. В Америке девушки сами подходят к вам и предлагают: "Пойдем трахнемся!" И пальцем не надо шевелить.
Мы узнали об этом в первую же ночь, когда остановились на ночлег в мотеле "Loew's Midtown Motor Inn" на углу 8 Авеню и 48 стрит, в довольно гадкой части города. Я не мог уснуть из-за смены часовых поясов, что так же являлось для меня новым, презабавным опытом. Ну, значит, лежу я с открытыми глазами, три часа ночи, кто-то стучит в дверь. Встаю, открываю, а там - тощая телка в тренче. Расстегивает пуговицы и я вижу, что под ним ничего нет, чувиха голая.
- Можно войти? - шепчет она сексуальным гортанным голосом.
И что я должен был ответить? "Нет, дорогая, спасибо. Я немного занят?"
Ну, значит, беру ее в оборот, а когда совсем рассвело, она поднимает с полу плащ, целует меня в щечку и отваливает.
Позже, когда все сидим за завтраком и пробуем понять, с чем едят кленовый сироп (Гизер полил им свои драники), я говорю:
- Вы не поверите, что со мною случилось ночью.
- А я поверю! - отвечает Билл и легко покашливает. Оказалось, что к каждому из нас ночью постучались. Со стороны устроителя гастролей это был акт гостеприимства по-американски. Хотя, судя по тому, как моя барышня выглядела при дневном свете - вполне могла разменять четвертый десяток - наверняка, он сделал оптовый заказ.
Во время двухмесячного путешествия по Америке нужно было преодолевать такие расстояния, которые в Англии даже представить трудно. Мы играли в "Филмор Ист" на Манхеттене, играли в "Филмор Вест" в Сан-Франциско, поехали даже во Флориду, где первый раз удалось поплавать в бассейне под открытым небом: дело было в полночь, я отправился плавать, предварительно взбодрившись алкоголем и травкой. Красота! Так же во Флориде в первый раз увидел настоящий бирюзовый океан.
Билл не переносил перелетов и на концерты чаще всего мы добирались на машине, что стало для нас своеобразным ритуалом. Героические путешествия в компании Билла принадлежали к самым светлым моментам моих американских гастролей. Мы проводили вместе столько времени в арендованных кемпинговых прицепах GMC, что сошлись так, как два бандюка. Спустя какое-то время, Билл нанял шофером своего зятя Дэйва, благодаря чему у нас было больше времени накачивать себя наркотой и бухлом. Невероятно, как хорошо можно узнать человека во время гастролей. Например, по утрам, Билл выпивал чашечку кофе, стакан апельсинового сока, стакан молока и пиво. Всегда именно в этой последовательности.
Когда-то я спросил, почему он так делает.
- Кофе ставит меня на ноги - ответил Билл. - В соке есть витамины, благодаря этому я не болею, молоко создает защитную оболочку в желудке на целый день, а пиво для того, чтобы снова заснуть.
- Ага. Тогда понятно.
Смешной кореш, этот Билл. Помню, когда-то конкретно затарили прицеп пивом и сигаретами, за рулем сидел Дэйв. Нам предстоял большой переезд из Нью-Йорка в какую-то местность на Восточном побережье.
Поэтому мы встали пораньше, несмотря на то, что нехило погудели ночью. Дэйв занудствовал, что перед сном съел хреновую пиццу. На вкус была как крысиное говно, так и сказал. В семь или в восемь утра я оказался на месте пассажира, меня мучило похмелье и клонило в сон. Дэйв с кислой миной рулит, а Билл давит на массу на заднем сиденье.
Я открываю окно и раскуриваю косячок, потом оборачиваюсь и вижу, что физиономия Дэйва зеленеет.
- Ты в порядке, Дэйв? - спрашиваю и выпускаю дым в кабину.
- Да, я…
И тут его прорвало. БЭЭЭЭЭ!
Он заблевал панель управления, а непереваренные кусочки сыра, теста вместе с томатным соусом начали стекать в вентиляционные отверстия и заляпали мне пачку сигарет. Одного вида и запаха хватило, чтобы мы начали блевать в два ствола.
- О, нет! - говорю. - Дэйв, я вроде сейчас. БЭЭЭЭЭ!
Значит так, имеем фургон, залитый содержимым двух желудков. Вонища - капец! Но Билл ничего не чувствует, знай себе храпит.
Въезжаем на первую же стоянку для грузовиков. Я бегу и спрашиваю у продавщицы в магазинчике, нет ли какого-нибудь освежителя воздуха. Вариант отмыть блевотину даже не рассматривался, но что-то надо было делать с вонизмом. Нам казалось, что даже водители обгонявших нас машин затыкали нос. Но продавщица, бля, не врубается, что я ей говорю. В конце концов, одуплилась:
- Ах, вот вы о чем! - и протягивает мне аэрозольную упаковку с запахом мяты. - Хотя я лично не советую.
- Хер с ним - думаю я и покупаю. Бегом возвращаюсь в машину, громко хлопаю дверью, а когда Дэйв выезжает с паркинга, распыляю эту хрень.
Вдруг с заднего сиденья послышался шорох и бормотанье. Оглядываюсь и вижу Билла, который уже сидит и выглядит исключительно паршиво. Он выдержал вонь блевотины, но запах мяты был за пределами его возможностей.
- Боже! - говорит он. - Что здесь, на хрен, так воняет.
…БЭЭЭЭЭ!
Наш первый американский концерт состоялся в клубе "Ungano's" на 70 West Street в Нью-Йорке. Сразу после этого выступали в "Филмор Ист" вместе с Родом Стюартом и "Faces". Мы обиделись на "Faces", потому что те не оставили нам времени на настройку звука. А Род держался от нас подальше. Вспоминая этот случай, думаю, что он не был в восторге от такого разогрева как "Black Sabbath". Мы были немытыми хулиганами, а Род Стюарт - голубоглазым пареньком. Но он был в порядке, этот Род. Всегда вежливый. Я считаю, что он феноменально пел.
Два месяца тянулись целую вечность, ведь мы были вдали от дома. Тосковали по Англии, как не знаю что. Особенно, когда говорили о том, как уже не можем дождаться того момента, когда пойдем в паб и расскажем всем про Америку. В те времена, полет в Штаты был как экспедиция на Марс. Из-за дорогих билетов редкий британец летал за океан.
Лучшим способом не думать о доме были приколы. Среди прочего, мы прикалывались над американским акцентом. Всякий раз, когда портье в отеле обращался ко мне "мистер Озз-бёрн", нас плющило от смеха. Потом в гостиничных ресторанах мы проделывали такой номер: во время завтрака один из нас мёлся к администратору и просил найти мистера Харри Боллокса. Ну, значит все сидят, поедают гамбургеры, а тут входит посыльный и кричит: "Я ищу господина Хэйри Боллокса! Здесь есть господин Хэйри Боллокс?".
Билл ржал так, что у него заболело пузо.
Но самый большой культурный шок мы испытали на концерте в Филадельфии. В зале в основном собралась черная публика, и можно сказать, что они ненавидели нашу музыку. Мы отыграли "War Pigs", а тишина стоит такая, можно услышать, как булавка упала. Один парень, громадный верзила с прической афро, сидит на подоконнике и каждые две минуты орет: "Эй, ты! "Black Sabbath!"". Я задумался, какого хера его заклинило? Чего ему надо? А он подумал, что меня зовут Black Sabbath. Во всяком случае, где-то в середине концерта и под конец на какой-то вещи, он опять за свое: "Эй, ты! "Black Sabbath!"". Мое терпение в тот момент лопнуло. Я подхожу на край сцены, смотрю на него и спрашиваю:
- Хорошо, старик, твоя взяла. Какого хрена тебе от меня нужно? Просто скажи! В чем дело?
Он смотрит на меня удивленно:
- Парни, никакие вы не черные!
По секрету скажу, это был наш единственный неудачный концерт.