- Думаю, да. - Говорит он и выписывает рецепт. - Не знаю, в чем причина, но лучше с этим завязать.
На этом наши проблемы со здоровьем не закончились.
Когда пришло время возвращаться в Англию, каждый боялся привезти домой какую-нибудь деликатную болезнь, подхваченную от поклонницы в туре и заразить ею свою вторую половинку. Нас всегда беспокоило, что мы заболеем в Америке какой-нибудь экзотичной хренью. Я помню, как во время одной безумной ночи в каком-то отеле, Тони выскочил из номера с криком: "Ай! Мой член! Мой член!"
Спрашиваю, мол, что случилось. Он рассказывает, что когда обрабатывал одну девицу, заметил, как из нее течет какая-то желтая слизь. Тони подумал, что отбросит копыта.
- А странный запах был? - спрашиваю я.
- Ну, да - говорит Тони, весь побледнел. - Я чуть не блеванул.
- Ага.
- Что значит твое "ага"?
- А это часом не блондиночка? Ну, та, с татуировкой?
- Да. А что?
- Ну, тогда все ясно.
- Ты все прикалываешься, Оззи! А это серьезно! - Тони конкретно разозлился. - В чем дело?
- Послушай, я не доктор, но знаю, что желтая хрень - это не слизь.
- Но тогда, что это?
- Наверняка банан, который я ей воткнул до тебя.
Тони уже и сам не знал, радоваться ему или огорчаться.
Очевидно, эффективным средством против заражения своих благоверных каким-нибудь свинством был укол пенициллина. Я узнал об этом, когда подхватил триппер. У нас не было своего доктора, и чтобы получить "укол безопасности" нужно было идти на прием в кабинет неотложной помощи в ближайшую больницу. Так мы и поступили после записи "Vol.4". Мы выехали из Бел Эр и путешествовали по американской глубинке, отыграв несколько концертов по дороге домой. Никогда не забуду эту картину: я, Тони, Гизер и почти весь обслуживающий персонал (не знаю, куда подевался в тот день Билл), идем вечером в больницу. Понятное дело никто не осмелится сказать симпатичной девушке в регистратуре, что нас сюда привело, а значит, все науськивали меня: "Давай, Оззи! Скажи ей, тебе все равно, ты же придурок". Но даже я не смог заставить себя произнести: "Добрый день, меня зовут Оззи Осборн, я тут пару месяцев трахал фанаток, и мне кажется, что мой хрен отвалится. Не будете ли вы столь любезны, прописать мне укол пенициллина, чтобы моя женушка не подхватила того, что уже есть у меня?" Но отступать было поздно. И когда девушка спрашивает меня, на что жалуюсь, я густо покраснел и буркнул:
- У меня вроде поломаны ребра.
- Понятно. Вот номерок. Врач вызовет вас, когда освободится.
Подходит очередь Гизера.
- У меня та же фигня, что и у него - говорит он и показывает на меня.
В конце концов, врачи просекли, в чем дело. Не знаю, кто им стуканул, но точно не я. Помню только, как ко мне подошел парень в белом халате:
- Вы вместе со всеми?
Я киваю головой, и он ведет меня в кабинет, где уже собрались Тони, Гизер и еще несколько патлатых англичан, все наклонились, штаны спущены, лилово-белые задницы замерли в ожидании укола.
- Прошу в очередь! - сказал санитар.
Когда мы вернулись в Англию, на дворе стоял сентябрь. Покупка Bulrush Cottage состоялась, а Телма и Эллиот с малышкой уже успели там обжиться. Когда я ехал домой, то всегда улыбался, в основном из-за того, что наш дом стоял на маленькой сельской дороге под названием Butt Lane. "А вот и Батт Лэйн! - обращался я к гостям. - Добро пожаловать в британский Задрищенск!"
Не только я, так же Телма и ребенок начинали жизнь на новом месте. Я подсуетился и купил домик побольше для мамы и папы. Как обычно, финансовые дела взяла на себя контора Патрика Миэна, а вот когда была выставлена на продажу земля возле Bulrush Cottage, мы купили ее на собственные деньги. А именно за деньги, вырученные с продажи "Роллс-Ройса", который Патрик подарил Тони, а тот, в свою очередь, передарил его мне. По-моему, в тот раз мы впервые что-то купили на свои кровные. До сих пор не знаю, почему мы так поступили. Может потому, что Телма занялась всей бумажной работой. Я сбросил все на нее, потому что фермер, который продавал нам землю, был трансвеститом и я не хотел с ним встречаться. Просто фигею, чувак, когда я в первый раз увидел этого типа, подумал что у меня "галлюны"! Он ездил на тракторе по Butt Lane, у него была большая густая борода, и в то же время, он рядился в бабское платье и носил бигуди в волосах. Временами отливал у дороги с задранной юбкой, и, что интересно, это никого не удивляло.
Тони и Гизер тоже обзавелись хатками по возвращении в Британию. Тони купил дом в Acton Trussell, по ту сторону трассы М6, а Гизер подыскал себе что-то в Вустешире. Билл несколько дольше искал свое рок-н-ролльное пристанище, а пока снимал имение Fields Farm под Ившэм. Не прошло и трех лет, как мы из босоты превратились в богатых джентльменов-землевладельцев. Невероятно!
И я обожал жить в деревне. Прежде всего, оказалось, что там у меня достаточно места для игрушек, присланных из конторы Патрика Миэна. Таких, как двухметровое чучело медведя-гризли. Или цыганская кибитка с маленьким камином внутри. Или птица-говорун по имени Фред, он жил в прачечной. Весьма забавно копировал звук стиралки, этот Фред. Ну, по крайней мере, до того момента, пока я не приставил ружье к его клюву и не велел заткнуться.
Должен признаться, что после переезда в Bulrush Cottage, я буквально засыпал просьбами контору Патрика Миэна. Требовал привезти все, чего у меня не было в детстве. В конце концов, у меня был целый сарай игрушечных машинок "Scalextric", музыкальных автоматов, настольного футбола, батутов, бильярдных столов, дробовиков, арбалетов, катапульт, мечей, настольных игр, солдатиков, игральных автоматов… Я просил все, что приходило в голову. Но больше всего мне нравилось оружие. Самой мощной штуковиной в моей коллекции была пятизарядная полуавтоматическая "Benelli". Как-то раз, я испробовал ее на чучеле медведя. Голову гризли просто разнесло. Старик, это надо было видеть! Еще одна забава: привязывал манекены к дереву в саду и расстреливал их на рассвете. Это страшно, скажу я вам, что бухло и наркота может сделать с вашим мозгом, если вы потеряете над этим контроль. А я потерял.
Очевидно, самое главное, что я должен был сделать, переехав в деревню - это наладить поставку наркотиков. Поэтому я позвонил одному из своих американских дилеров и попросил его авиапочтой высылать мне кокаин, при условии, что я заплачу ему во время следующих гастролей. Трюк сработал, правда, мне пришлось целый день выглядывать почтальона, как верный пес ожидает возвращения хозяина. Телма, должно быть, думала, что я покупаю похабные журналы или что-то в этом роде.
Потом я познакомился с местным дилером, который пообещал мне достать по-настоящему крепкий афганский хаш. И он был прав. Когда я покурил его товар в первый раз, мне почти снесло башню. Травка попадала ко мне в виде больших черных смоляных плиток, такой даже мне хватало на несколько недель. Больше всего я любил, когда кто-нибудь, будучи в Bulrush Cottage, говорил: "Травка? Нет, не курю. Она меня не вставляет".
После этого человек был МОИМ.
Первым, кто заявил о своей невосприимчивости к травке, был наш местный торговец фруктами и овощами, Чарли Клэпэм. Он был славный парень, этот Чарли, и мы быстро закорешили. Как-то вечером после похода в паб я достал жестянку с афганским гашишем и сказал: "Попробуй-ка это".
- Не-ет, травка на меня не действует.
- Ну, давай, Чарли, попробуй, только разок. Ради меня!
Он вырывает кирпичик у меня из рук и, в мгновение ока, откусывает от него большой ломоть. Наверно, съел, по меньшей мере, грамм 15. Затем, срыгнув мне в лицо, произносит: "Фу, какая гадость!" А через пять минут говорит: "Вот видишь? Ничего" - и уходит домой.
Он ушёл около часа ночи, а в четыре утра бедняга уже должен вкалывать у своего прилавка на рынке. Но я-то знал, что он никоим образом не сможет нормально отработать этот день.
Понятное дело, я не ошибся. Когда мы встретились через несколько дней, он сгреб меня за шиворот и сказал: "Что за херню ты мне тогда подсунул? Когда я добрался до рынка, у меня начались галлюцинации. Я не мог выбраться из фургона. Лежу в кузове на морковке, накинув на голову пальто и кричу. Я думал, что здесь приземлились марсиане!"
- Жаль, что так вышло, Чарли, - сказал я.
- А можно я приду завтра вечером и возьму ещё немножко? - спросил он.
В Bulrush Cottage я редко спал в своей постели. Каждый вечер был такой бухой, что не мог подняться по лестнице. Поэтому засыпал в машине, в цыганской кибитке, в гостиной под пианино, в студии или на улице, в стоге сена. Зимой не раз просыпался с синим лицом и сосульками на носу. В те времена не существовало такого понятия как "переохлаждение организма".
А какой цирк творился в этом доме! Тот факт, что я чаще всего был поддатый и носился с ружьем, только накалял обстановку. Это гремучая смесь: алкоголь и ружья… А главное, бля, безопасная! Однажды хотел перепрыгнуть с оружием в руках через ограду в саду за домом. Но забыл поставить ружье на предохранитель и когда оказался на земле раздалось: "Бах! Бах! Бах!" Я чуть не отстрелил себе ногу. Чудо, что не остался калекой!
Я тогда палил во все что шевелилось. Помню, как мы избавились от принадлежащего Телме "Триумфа Геральда" и заменили его на новенький "Мерседес" - как всегда, после звонка в контору Патрика Миэна. Этот "Мерс" постоянно был исцарапан и мы не могли въехать почему. Отдавали его в покраску, на ночь ставили в гараж, но каждое утро нам нем были свежие царапины. Я вбухал в это целое состояние. Пока, в конце концов, понял в чем дело. Оказывается, в нашем гараже завелись бродячие коты, и когда становилось холодно, они любили влазить на капот "Мерса", там было тепло и уютно. Однажды, я вернулся после марафона в пабе "Hand Cleaver", схватил ружье и разнес в пух и прах долбаный гараж. Замочил тогда две или три кошки. Каждый день приходил и отстреливал остальных.
Вообще-то, жестокость по отношению к животным - это одна из тех вещей, о которых я сожалею. Мог бы найти другой способ избавиться от этих кошек, но, как я уже сказал, я был неуправляем. Дело дошло до того, что люди начали называть мой дом Atrocity Cottage вместо Bulrush Cottage. Это я придумал такое название - выпалил его как-то вечером, будучи пьяным - вот с тех пор оно и прилипло.
Люди приезжали к нам в гости, и менялись до неузнаваемости. Взять хотя бы моего старого приятеля Джимми Филлипса, того парня, который играл на слайд-гитаре в "Polka Tulk". Однажды ночью у нас его так развезло от выпивки и афганского хаша, что он насрал в кухонную раковину. В другой раз один из моих школьных друзей из Бирмингема приехал со своей новоиспеченной женой. На следующий день я проснулся со страшной головной болью и большой волосатой рукой, лежавшей у меня на плече. Подумал, мол, приятель подкатывал к Телме, покуда я спал, поэтому вскочил с кровати, чтобы разобраться с подонком. И вдруг понимаю, что случилось: ночью я встал, чтобы отлить и вернулся не в ту комнату. Как говорится, неловкое положение, твою мать! К тому же, я был совершенно голый, поэтому схватил с пола свои брюки, нырнул обратно в кровать, надел их под одеялом и поковылял в свою комнату. И никто мне слова не сказал!
С тех пор я больше ни разу их не видел.
А со временем безумие принимало все большие масштабы. Однажды - не спрашивайте почему - я начал постоянно носить одежду врачей. Ее покупал для меня мой помощник, Дэвид Тэнги. В зеленых халатах американских хирургов, со стетоскопами на шее мы блуждали по сельским дорогам из одного паба в другой, косые от выпивки, травки и кислоты, да от всего, что угодно.
Иногда в Bulrush Cottage приезжали ребята из "Led Zeppelin". На самом деле, Роберт Плант жил не так далеко, и я тоже к нему ездил. Помню один вечер у Планта - мы недавно вернулись из Бел Эр - я научил его играть в семикарточный покер. Это было большой ошибкой с моей стороны. Когда я объяснил правила, он сказал, что хочет сделать ставку - "ну, чтобы проникнуться атмосферой происходящего, понимаешь?" - а потом продолжил увеличивать ставки. Я начал было думать с каким же придурком сел за стол, как он вытащил флэш-рояль, и мне пришлось отвалить ему 50 фунтов.
Он надул меня, хитрый гадёныш.
Проведя несколько вечеров с "цепеллинами", оказалось, что их барабанщик Джон Бонэм такой же вольтанутый, как и я, поэтому, в основном, мы убивали время, пытаясь превзойти друг друга в этой области. Такой уж у меня стиль, знаете ли. Я пытался завоевать расположение людей своим безумием, так же как в школьном дворе на Бирчфилд Роуд. Конечно, под маской чаще всего скрывался старый печальный клоун. Я думаю, Бонэм был таким же.
Он напивался до потери сознания. Как-то раз, мы попросили его помощника по имени Мэтью на моей машине отвезти нас в клуб, в Бирмингем. Но когда пришло время ехать домой, Бонэм был так угашен и возомнил, что это его машина, закрыл все двери изнутри и не хотел меня впустить. Я стою на парковке и кричу:
- Джон, это моя машина. Открой дверь!
- Иди на хер! - говорит он, не опуская стекла, а Мэтью уже прогревает двигатель.
- Джон, твою дивизию…!
- Я же сказал, иди на хер!
- НО ЭТО МОЯ ТАЧКА!
В конце концов, в его голове что-то переключилось.
- Ну, так чего ты, бля, в нее не садишься, а?
Несмотря на то, что в 70-е годы я был все время бухой, больше всего на свете хотел сдать на права. И я, бля, пробовал. Уж не припомню, сколько раз сдавал экзамен, пока жил в Bulrush Cottage, и каждый раз заваливал его. Знаете, просто начал его бояться и все. После первых неудач стал предварительно посещать местный паб "Hand Cleaver", чтобы успокоить нервы, но чаще всего, к моменту посадки в машину с экзаменатором, я был уже в стельку пьян и ехал как пизда на мокром кафеле. Потом я подумал, что проблема, возможно, в машине, поэтому позвонил в контору Патрика Миэна и попросил себе "Рэндж Ровер" вместо "Мерса". Когда и это не помогло, попросил "Ягуар". Но это был "Ягуар" с двенадцатицилиндровым двигателем, так что стоило мне нажать на педаль, как я просыпался в какой-нибудь изгороди.
Наконец, я попытался сдать экзамен на "Роллс-Ройсе".
И снова облом.
В конце концов, я пошел к врачу и попросил какое-нибудь успокоительное, он выписал мне рецепт. На упаковке таблеток было написано: "НЕ СМЕШИВАТЬ С АЛКОГОЛЕМ". Такие надписи действуют на меня как красная тряпка на быка. Тем не менее, я сумел ограничить себя и выпить в день экзамена всего три или четыре бокала. К сожалению, при этом выкурил в два раза больше "афганца". Плюсом было то, что когда я сел в машину с экзаменатором, совершенно не боялся. Минус - стоило мне остановиться на первом же светофоре, как я вырубился.
После этого я забил на экзамены, но все равно продолжал водить машину. Всякий раз, когда я кого-нибудь подвозил, меня спрашивали: "У тебя уже есть права?" И я отвечал: "Да, разумеется".
Что было отчасти правдой.
У меня был телевизионный абонемент.
Но я не хотел слишком уж искушать судьбу, и пытался изыскать иные способы перемещения в пространстве. Всё закончилось тем, что я прикупил коня.
Вообще-то я не в восторге от лошадей: у них нет тормозов и есть собственные мозги. Но мне так надоело ездить в "Hand" на газонокосилке, что я отправился к торговцу лошадьми и спросил: "Слушай, ты не мог бы достать мне какую-нибудь лошадь, только немного ленивую?"
Несколько дней спустя, ко мне заявилась девушка с абсолютно белым мерином - конем, лишенным двух радостей жизни - по имени Торпин. "Он ко всему совершенно равнодушен - сказала она. - Он не доставит вам никаких хлопот. Единственное, чего он не любит - это очень громкого шипения, наподобие пневматических тормозов в грузовике. Но здесь ничего подобного ему не грозит".
"Конечно же, нет - сказал я, улыбаясь - Рантон - это очень спокойное место".
Итак, я позвонил в офис Патрика Миэна, чтобы тот перегнал бабки конезаводчику и всё - я стал счастливым обладателем ленивого коня. Держал его на соседней ферме, потому что там был небольшой загон и человек, который мог кормить лошадь и чистить стойло.
Конечно, как только у меня появился конь, я сразу возомнил себя Джоном Уэйном. Начал рассекать на нем по Butt Lane в ковбойской шляпе и кожаной рубахе, которые я купил в Лос-Анжелесе, распевая песенку из фильма "Rawhide". Через несколько дней я стал держаться в седле настолько уверенно, что, однажды, в обеденное время решил проехать мимо пивной, чтобы показаться местным, а возможно, и сделать небольшую остановку для дозаправки. Мы едем себе по Butt Lane, цок-цок, цок-цок. Дело было летом, в "Hand Cleaver" выставили столы для пикника на улицу, так что я знал, что зрители у меня будут. И мне не терпелось увидеть, как у всех отвиснет челюсть от зависти.
Еду себе дальше, цок-цок, цок-цок.
Еще две минуты и я на месте.
И в самом деле, все сидят на улице сжимают в руках бокалы и пакетики со свиными шкварками, а когда они увидели моего белого скакуна-красавца, начали охать и ахать. Я натягиваю поводья, чтобы остановить Торпина, и начинаю спешиваться. Но как только я собрался перекинуть ногу через седло, из-за поворота показался грузовик, который возил молоко. Сначала я не обратил на это внимания - этот грузовичок каждую неделю проезжал по Butt Lane, но потом меня пронзила мысль: Надеюсь, что у него нет пневматических тор…
ПССССШШШ - зашипел грузовик.
Как только раздался этот звук, Торпин прижал уши и стартовал со скоростью победителя ежегодных скачек "Grand National". Сначала он рванул в сторону грузовика. Я изо всех сил держусь за седло, одна нога у меня была не в стремени, моя ковбойская шляпа на шнурке свисала с шеи. Потом до него дошло, что бежит не в ту сторону, он разворачивается и несется галопом обратно на ферму. Конь промчался мимо пивной с такой скоростью, что лица людей, сидящих снаружи, выглядели сплошным расплывшимся пятном. Я, между тем, ору во все горло: "Сто-о-ой! Проклятая скотина! Сто-о-ой!"
Что он и сделал, как только вернулся в свой загон - стал как вкопанный, и я перелетел через его голову, а еще через изгородь.
И приземлился на коровью лепешку.
После этого у Торпина появился новый хозяин.
Через несколько дней я убил пастора. Во всяком случае, мне показалось, что я его убил. Имел место несчастный случай.
Видите ли, в то время на деревне священники ходили по домам. Им не нужен был какой-то особый повод, чтобы нанести вам визит. Человек слышал стук в дверь, открывал, а там стоял парень в сутане и воротничке, желающий поговорить о погоде.