Именно это я и надеялся от него услышать. Как я ждал этих слов! Как мечтал об этой минуте! Она являлась мне во сне и фантазиях. Сидя на горшке, я составлял в уме целые диалоги. "Однажды - думал я - люди прочитают в газетах статью о моем объявлении в "Ringway Music", а в статье будет написано, что эта объява стала отправной точкой в жизни Джона Майкла Осборна, бывшего настройщика автомобильных сигналов. "Скажите, мистер Осборн, - спросит меня Робин Дэй в эфире Би Би Си - будучи мальчишкой в Астоне, могли вы предположить, что с помощью обыкновенного объявления в витрине музыкального магазина вы станете пятым участником "Битлз", а ваша сестра Айрис выйдет замуж за Пола Маккартни? А я ему отвечу: "Да ни за что на свете, Робин, никогда."
Объявление, в натуре, было офигенным. "ОЗЗИ ЗИГ ИЩЕТ ГРУППУ" - написал я фломастером заглавными буквами. А внизу дописал: "Опытный фронтмен с собственной аппаратурой". Указал так же адрес (Лодж Роуд, 14), где меня можно было застать в рабочие дни с шести до девяти вечера. Правда, я мог зависать в пабе, в надежде выпить на халяву. Или пропадать на катке "Silver Blades". Или где-нибудь еще.
В то время у нас еще не было телефона.
Даже не спрашивайте, откуда взялся этот "Зиг" в моем прозвище. Я просто его выдумал. После того как откинулся из тюряги, я постоянно ломал голову как бы раскрутиться в роли вокалиста. Шансы оценивались как один к миллиону (при хорошем раскладе), но я был готов на все, только бы не повторить судьбу Гарри и его золотых часов. Кроме того, такие группы как "Move", "Traffic", "Moody Blues" доказали, что можно добиться успеха, не будучи жителем Ливерпуля. Считалось, что brumbeat - это вторая сила после merseybeat'а. Как хотите, бля, так и понимайте.
Не буду прикидываться, что помню каждое слово разговора со странным парнем в вельветовых штанах, но все могло быть примерно так:
- A что, у нас намечается концерт, Теренс?
- Кореша называют меня "Geezer".
- Geezer? То есть хрыч?
- Ну, да.
- Прикалываешься?
- Нет.
- То есть хрыч, как в предложении "Этот старый вонючий хрыч только что насрал в штаны"?
- Это очень смешная шутка для кого-то по прозвищу Оззи Зиг. А что это за отстойный пушок на твоей голове, чувак? Попал под газонокосилку? В таком виде тебе на сцену нельзя.
И правда, я оболванился во время очередного приступа поклонения модам, но сейчас вновь хотел стать рокером и отращивал длинные волосы. Делал это осознанно, скажу я вам, поэтому мне не понравилось то, что Гизер пристал к моим волосам. Я хотел было отпустить какую-то колкость по поводу его шнобеля, но сдержался:
- Ну, так что? Найдется для меня место в группе или нет?
- Слышал о "Rare Breed"?
- Конечно! Это у вас стробоскопы и хипарь на бонгах или что-то в этом роде, не так ли?
- Да, это мы. Только мы остались без вокалиста.
- Вот оно что!
- В объяве написано, что у тебя есть усилок, - говорит Гизер, не заводя рака за камень.
- Ну, есть.
- Ты пел когда-нибудь в группе?
- Ясный, бля, красный. Пел.
- Считай, ты принят.
* * *
Так я познакомился с Гизером.
Во всяком случае, я так это запомнил. Я был тогда страшным задирой. В основном из-за того, что чувствовал себя загнанным в угол. Был также очень нервным: многие вещи, которые раньше мне были по барабану, вдруг стали меня раздражать. Как это так, я живу до сих пор с родителями на Лодж Роуд! Как это так, у меня постоянно нет денег! Как это так, до сих пор не играю в группе!
Весь этот хипповый хлам, который передавали по радио, когда я вышел из Винсон Грин, тоже мне действовал на нервы, и еще как! Придурки в водолазках ломились после школы в магазин и покупали синглы типа "San Francisco (Be Sure To Wear Some Flowers In Your Hair.)". Цветы в волосах? Я вас умоляю!
Это дерьмо даже начали играть в пабах Астона. Сидишь себе в завшивленной забегаловке с пожелтевшими стенами, перед тобой стоит бокал, сигареты и маринованные яйца, каждые пять минут летишь в тубзик, все поддатые, без денег, к тому же смертельно отравлены асбестом или другой токсичной херней, которую вдыхали каждый день на работе. И вдруг слышишь хипповую хрень о "благородных людях", которые ходят на встречи детей цветов в Хайт - Эшбери, где бы это долбанное Хайт-Эшбери не находилось!.
В общем, всем было глубоко пофигу, что там творится в Сан-Франциско. А в Астоне человек мог увидеть цветы только в виде венков, которые бросали на его могилу, после того как он загнулся у станка в возрасте 53 лет.
Ну не переваривал я этот хипповский бред!
Чувак, я его в натуре ненавидел.
Однажды в пабе дошло до драки, когда звучали подобные песни. Какой-то тип зажимает мою шею одной рукой, а другой пытается выбить мне зубы. И тут музыкальный аппарат заиграл сраную "Kumbaya" с колокольчиками, где какой-то педик соловьем заливается о "чудных вибрациях" таким голосом, будто его хозяйство зажали в тисках. А в это время, типок, который хочет меня убить, вытащил меня на улицу и лупит по морде. Чувствую, глаз распухает, кровь течет из носу, я пытаюсь уйти от удара, бью ублюдка в ответ, только бы тот от меня отцепился, а вокруг верещат зеваки: "Добей его! Добей его!" И вдруг - хрясь!!!
Открываю глаза и вижу следующую картину: я лежу в полубессознательном состоянии на куче битого стекла, руки и ноги нещадно искромсаны, джинсы и свитер - в клочья, везде крик, полно кровищи. Во время драки мы потеряли равновесие и упали спиной на стеклянную витрину. Боль была адской. Возле меня лежала отрубленная голова, я чуть не наложил в штаны. К счастью, это была не настоящая голова, только часть манекена. Послышались звуки сирены. И все, конец фильма.
Почти всю ночь я провел в больнице, где мне наложили швы. Стеклом содрал столько кожи, что одна татуировка была срезана наполовину, врачи сказали, что шрамы на голове останутся на всю жизнь. Я подумал, что это чепуха, главное - не облысеть. Помню, возвращаюсь домой на автобусе, напеваю мотивчик "San Francisco" и вдруг мне приходит в голову мысль, а неплохо было бы написать свою анти-хипповую песню "Aston (Be Sure To Wear Some Glass In Your Face)".
Самое смешное - я никогда не умел хорошо драться. Мой девиз: лучше живой трус, чем мертвый герой. Но, по каким-то причинам, в юности я постоянно участвовал в каких-то разборках. Думаю, вид у меня был такой, располагающий к драке. Мой последний большой бой состоялся в другом пабе, недалеко от Дигбет.
Понятия не имею, с чего все началось, помню только, что уже летали стаканы, пепельницы и стулья. Я был уже поддатый, когда какой-то парень падает на меня спиной, бесцеремонно отталкиваю его в другую сторону. Но он поднимается с полу. Краснея, говорит мне:
- Паря, ты чё, рамсы попутал?
- Чё-чё? - включаю я дурака.
- Слышь, со мной этот номер не пройдет.
- А как насчет такого номера?
Ну и пробую ему зарядить в рыло. В общем, логичное решение, хотя всего я предвидеть не мог. Во-первых, того, что уже упаду, едва замахнувшись. Вдобавок, я нарвался на фараона после службы. В мгновение ока лежу мордой в пол и слышу над собой голос:
- Ты только что совершил нападение на офицера полиции! Ты арестован, сучонок!
Заслышав это, вскакиваю и пробую смыться. Но "мусор" бежит за мной и в регбийном прыжке настигает меня, я падаю на тротуар как куль с говном. Через неделю стою в суде с распухшей губой и фингалом под глазом. К счастью, штраф составил всего несколько фунтов, которые мне удалось наскрести. Но я задался вопросом: а чё я забыл в тюряге?
После этого случая я завязал с боксом.
Мой батяня, прослышав о том, что я хочу петь в группе, пообещал мне купить аппаратуру. До сих пор не знаю почему. Нам едва хватало на пропитание, что тут говорить о 250 фунтах займа на усилитель и две колонки. Но если в те времена у тебя не было собственного аппарата, какой же из тебя певец. Это как барабанщик без установки. Даже батя это знал. Взял меня с собой в музыкальный магазин Джорджа Клея возле ночного клуба "Rum Runner" в Бирмингеме, где мы вместе выбрали 50-ваттный "VOX". Надеюсь, папа догадывался, как я ему благодарен. Хотя он на дух не переносил той музыки, которую я слушал целыми днями. Говорит мне:
- Послушай, что я тебе скажу об этих "битлах", сынок! Они не протянут и пяти минут. Нет здесь никакой мелодии. Воют так, что в пабе никто петь их не будет.
Он меня добил. Это "Битлз" поют без мелодии? А "Taxman"? А "When I'm Sixty Four"? Нужно быть глухим, чтобы не оценить этих мелодий.
Я не понимал, что ему не нравится, но спорить не собирался. Особенно, после того, когда батя отстегнул 250 фунтов.
С тех пор как прошел слух, что я обзавелся собственным аппаратом, вокруг меня крутилось до хрена народу. Первой группой, от которой поступило приглашение, называлась "Music Machine", где заправилой был Микки Бриз.
Слово "амбиции" - это было не про нас. Пределом наших мечтаний было играть в пабах и получать деньги на пиво. Заминка была в том, чтобы сыграть, нужно уметь играть. А нам некогда было учиться, все время просиживали в пабе за разговорами о том, как однажды начнем играть в пивных за деньги. Если не ошибаюсь, не состоялось ни одного концерта "Music Machine".
Через несколько месяцев застоя мы, наконец, что-то сделали: сменили название. "Music Machine" осталось в прошлом, теперь мы назывались "The Approach". Кроме того, мало что изменилось. Поначалу бесконечно долго настраивали инструменты, а потом я пел писклявым голосом, в то время как другие пытались припомнить аккорды какого-то безнадежного кавера. Я шутил тогда, что работа на бойне мне на что-то сгодилась, могу классно запороть вещи вроде "(Sittin' On) The Dock Of The Bay". Между нами: я уже мог правильно интонировать, а когда переходил на высокие ноты, стекла не лопались и местные коты не хотели со мной спариваться. А это было уже кое-что. Впрочем, недостатки техники компенсировал энтузиазмом. Глупости родом из "бурсы" на Бирчфилд Роуд придали мне уверенности в том, что я могу раскачать публику. Но при условии, что будут выступления. В то же время, парни из "The Approach" с трудом собирались на репетиции, что уж говорить о концертах.
Вот почему я повесил свое объявление в витрине "Ringway Music". Магазин находился в ультрасовременном гипермаркете "Bull Ring", недавно открывшемся в центре Бирмингема. С самого начала этот торговый центр был у всех как бельмо на глазу. Попасть туда можно было только через подземные переходы, где воняло мочой и было полно бандитов, дилеров и прочего жулья.
Но кому до этого было дело. "Bull Ring" стал новым местом встреч старых друзей, значит - все ходили туда.
А самым центровым" местом был музыкальный магазин "Ringway Music", где торговали примерно тем же, чем и у Джорджа Клея. Все с виду крутые подростки тусовались у входа: курили сигареты, ели чипсы, обсуждали последние пластинки. "А значит, достаточно влиться в это движение, и все завертится" - подумал я. Поэтому написал объявление. А через несколько недель, ясное дело, ко мне пришел Гизер.
Этот Гизер был вовсе не таким простым парнем, как вы могли подумать. Во-первых, не сквернословил. Часами просиживал за книжками о китайской поэзии, читал о войнах древних греков и тому подобные, чертовски серьезные вещи. И не ел мяса. При мне попробовал его только раз, когда мы застряли в Бельгии и подыхали от голода. А на следующий день после хот-дога был в больнице. Ну, не лезло в него это мясо, а значит, старые добрые бутерброды с беконом были, скорее, не для него. Когда я с ним познакомился, он курил до херища травки. Когда мы приходили, скажем, в клуб, он сразу начинал наваливать о червоточинах в вибрации сознания и тому подобной бредятине. И что-то у него было не так с чувством юмора. Я всегда при нем кривлялся, испытывая на прочность его самообладание и нежелание смеяться, это меня распаляло еще больше и мы могли ржать часами.
Гизер играл на ритм-гитаре в "Rare Breed" и выходило это у него весьма недурственно. Самое главное - он отлично вписывался в движняк со своим хаером а ля Христос и усиками Гая Фокса. Он мог позволить себе обалденные шмотки, этот Гизер. Окончив школу, получил настоящую работу стажера-бухгалтера на заводе. Платили там жалкие гроши, но и так он получал больше меня, несмотря на то, что был на год младше. И практически все спускал на тряпки.
Если говорить о моде, для стиляги-Гизера не существовало понятия экстрима в одежде. На репетиции он приходил в желто-зеленых клешах и ботинках на серебряной платформе. Глядя на него, я спрашивал:
- Какого хрена ты это напялил?
По секрету скажу, я и сам в вопросах одежды не был консерватором. Рубахой мне служил верх от пижамы, а вместо ожерелья носил на шее бечевку с водопроводным краном от горячей воды. Говорю же вам, нужно было пофантазировать, чтобы выглядеть без денег как рок-звезда! Я должен был пораскинуть мозгами. И никогда не носил ботинок, даже зимой. Всякие разные спрашивали, из какой "Бурды" я черпаю вдохновение для своей одежды. А я им в ответ, я голодранец и никогда, бля, не моюсь.
Люди думали, что я сбежал с дурки. А глядя на Гизера, сразу же думали: "Держу пари, этот играет в группе". У него для этого было все. Парень был суперинтеллигентный, наверняка, мог бы открыть собственную фирму с табличкой на двери "Geezer Geezer Ltd". Но самое большое впечатление на меня произвели его тексты. Они были, в натуре, офигенными: впечатляющие тексты о войнах, супергероях, о черной магии и вообще о таких вещах, что в голове не помещалось. Когда впервые он мне их показал, я предложил:
- Гизер, мы должны писать свои песни и использовать твои тексты. Они классные!
Мы скорешились, я и Гизер. Никогда не забуду, как однажды весной или в начале лета 1968 года шатаемся по "Bull Ring", и тут, откуда не возьмись, перед нами вырастает патлатый блондин в невообразимо облегающих штанах и хлопает Гизера по плечу:
- Ёрш твой клеш, Гизер Батлер!
Тот поворачивается и говорит:
- Роб! Как дела, старина?
- Э, ну знаешь. Могло быть и хуже.
- Роб, познакомься, это Оззи Зиг. Оззи, это Роберт Плант. Пел когда-то в "Band Of Joy".
- Как же - говорю, узнавая лицо. - Видел тебя на каком-то концерте. Вокал зашибись, старичок.
- Спасибо - Плант ослепляет нас своей очаровательной, во весь рот, улыбкой.
- Хорошо. Чем занят сейчас? - интересуется Гизер.
- Хм, раз об этом спросил, я получил работу.
- Клево. В какой группе?
- "The Yardbirds".
- Ого! Поздравляю, старина! Это уже что-то. А они часом не распались?
- Да, но Джимми, помнишь гитариста Джимми Пэйджа, хочет продолжать, и басист тоже. У них есть контракты на выступления в Скандинавии, еще не время разбегаться.
- Ну и классно! - говорит Гизер.
- Хм. Правда я еще не определился подписаться мне на это или нет, - Плант пожимает плечами - Знаешь, у меня тут кое-что наклевывается: собрал свою команду.
- О! Клево! - спрашивает Гизер - Как называетесь?
- "Hobbstweedle".
Позже, когда Плант удалился, спрашиваю у Гизера, мол, паренек совсем без башни:
- Он что, в натуре, хочет похерить группу с Джимми Пэйджем ради какой-то "Хоббсхрени"?
Гизер пожимает плечами.
- Ну, может, он побаивается, что из этого ничего не выйдет. Но присоединится к ним, если сменят название. Под вывеской "The New Yardbirds" долго они не продержатся.
- Во всяком случае, это звучит лучше, чем этот долбаный "Hobbstweedle".
- Что правда, то правда.
В обществе Гизера неоднократно попадались нам такие люди как Роберт Плант. Мне казалось, что Гизер знает всех. Он крутился среди клевых парней, ходил на классные вечеринки, употреблял правильные наркотики, водил дружбу с людьми, которые что-то значат. Я радовался тому, что принимаю в этом участие и привыкал к новой жизни. Нас тяготило только одно: наша группа "Rare Breed" была полным отстоем. По сравнению с нами, "Hobbstweedle" играли как "The Who". Когда я пришел в группу, говорилось, что "мы экспериментируем". У нас был улётный сценический реквизит и огни стробоскопов, как будто мы хотели стать вторыми "Пинк Флойдами". Очевидно, в этом не было ничего плохого - позже охотно делал себе химическую промывку мозгов под "Interstellar Overdrive" - но мы играли в другой лиге. "Pink Floyd" выступали для богатеньких деток из колледжа, а мы, бля, были их полной противоположностью. Во всяком случае, "Rare Breed" топталась на месте, о чем догадывались и я, и Гизер. Каждая репетиция - это бесконечный спор, в каком месте должно быть соло на бонгах. Хуже всего было то, что с нами играл типок по прозвищу "Кирпич", который косил под хиппаря из Сан-Франциско.
- "Кирпич" - мудак! - говорю я Гизеру.
- Ты чего? Он парень в поряде.
- Нет, "Кирпич" - мудак!
- Расслабься, Оззи.
- Гнать на хуй этого "Кирпича"!
И так далее.
С остальными участниками группы у меня не было никаких трений. Но как только на сцене появлялся "Кирпич", меня переклинивало. Было ясно, что дальше так продолжаться не может. В конце концов, даже Гизер начал выходить из себя.
Единственное выступление, которое я запомнил с тех пор, вроде как с "Rare Breed", хотя могли играть и под другим названием и с другими людьми (составы менялись ежеминутно), состоялось на Рождество в пожарной части Бирмингема. Среди зрителей было двое пожарных, одно ведро и лестницы. Мы заработали на шестерых полпива с лимонадом. Однако то выступление имело для меня особое значение, впервые я ощутил на себе боязнь сцены. Ох, ё-моё, как я тогда срал в штаны! Сказать, что я нервничал перед концертом это все равно, что сказать, если рванет атомная бомба, то будет немного больно. Когда выходил на сцену, меня хватал долбаный паралич. Пот льется, во рту сушняк, как на мормонской свадьбе, ноги ватные, сердце херачит, руки трясутся - полный комплект. В натуре, думал, что обоссусь. Никогда в жизни этого не чувствовал. Чуть раньше, припоминаю, осушил бокальчик, чтобы немного остыть. Не помогло. Выпил бы и двадцать, если бы деньги были. Закончилось все тем, что я прохрипел несколько вещей, пока не навернулся динамик и мы оттуда свалили на хер. Папане об этом ничего не сказал, только снял рабочий динамик с радиолы, а туда поставил сгоревший.
Пообещал себе, что куплю ему динамик, как только найду нормальную работу. И мне пришлось бы ее найти, потому что, судя по концерту в пожарной части, на музыкальном поприще я вряд ли чего-либо добьюсь. А несколько дней спустя решил навсегда завязать с вокалом. Помню разговор с Гизером в пабе.
- Хватит с меня, чувак, это пустая трата времени.