В институте она познакомилась со своим будущим мужем, поэтом Николаем Старшиновым. Он родился в Замоскворечье, был самым младшим, восьмым ребенком в семье. Николай начал писать стихи в 12 лет, занимался в литературной студии, а в 1941 г. был призван в армию. На фронте он был ранен, попал в госпиталь, и в 1944 г. его комиссовали. Старшинов вспоминал: "После лекций я пошел ее провожать. Она, только что демобилизованный батальонный санинструктор, ходила в солдатских кирзовых сапогах, в поношенной гимнастерке и шинели. Ничего другого у нее не было. Мне казалось, что это ее нисколько не смущало – она привыкла к такой одежде настолько, что не придавала ей никакого значения… По дороге мы взахлеб читали друг другу стихи – в Литинституте это было принято, считалось нормальным, – хотя многие прохожие посматривали на нас не только с любопытством, но и с удивлением.
Поскольку большинство стихов было посвящено войне, мы заговорили и о ней, о фронте. Потом перенеслись в довоенное время. И обнаружилось, что в конце тридцатых годов мы оба ходили в литературную студию при Доме художественного воспитания детей, которая помещалась в здании Театра юного зрителя.
Теперь нам было по двадцать лет. Она была измучена войной, бледна, худа и очень красива. Я тоже был достаточно заморенным. Но настроение у нас было высоким – предпобедным…"
Знакомство переросло в супружество, а в 1946 г. у второкурсников Юлии и Николая родилась дочь Лена. Маленькая семья ютилась в крохотной комнатушке в коммуналке и жила очень бедно, впроголодь. Дочка, тяжело переболев в первые месяцы, росла. У нее был хороший аппетит; если она обнаруживала на кухне плошку с варевом, предназначенным для соседского кота, то тут же съедала весь корм.
"Все трудности военной и послевоенной жизни Юля переносила стоически, – писал Николай Старшинов. – Я не услышал от нее ни одного упрека, ни одной жалобы. И ходила она по-прежнему в той же шинели, гимнастерке и сапогах еще несколько лет…"
В 1948 г. был издан ее первый сборник "В солдатской шинели", в который вошли стихи, написанные за годы фронтовой и послевоенной жизни. С этой книгой был связан курьез: из-за типографских правил Юлию попросили заполнить еще три страницы стихами или, наоборот, отказаться от публикации каких-то стихов. Но заполнить эти страницы ей было нечем, а выкидывать ничего не хотелось. И Николай Старшинов придумал выход – он дал ей свое стихотворение, которое как раз занимало недостающие три страницы. Книга получила доброжелательные отзывы, и критики особое значение придали именно старшиновскому стихотворению, отметив, что поэтесса находится в поиске. Разумеется, это произведение больше нигде не печаталось.
После выхода первой же книги Юлию Друнину навсегда зачислили в ряды поэтов-фронтовиков, и на протяжении всей дальнейшей жизни критики будут относить ее к военному поколению, объясняя этим главные тенденции ее лирики. Собственно, сама Юлия не возражала – она судила жизнь как фронтовичка, принеся с войны тоску по поколению героев и преданность армии. Она много писала – и все никак не хотела расстаться с фронтовой юностью.
После выхода своей первой книги Друнина подала заявление с просьбой принять ее в Союз писателей. Заявление было принято благожелательно, но на секретариате, утверждавшем приемные дела, с резкой критикой выступил некий поэт, что привело к отказу. Ее утвердили в кандидаты Союза писателей. И только в 1952 г., при поддержке Твардовского, Юлия Владимировна была принята в Союз писателей.
Из-за чего же возникли такие трудности? Юлия была красивой девушкой, а "…привлекательная внешность нередко помогала молодым поэтессам "пробиться", попасть на страницы журналов и газет, обратить особое внимание на их творчество, доброжелательно отнестись к их поэтической судьбе. Друниной она, напротив, часто мешала в силу ее неуступчивого характера…" – говорили современники.
Один из конфликтов произошел с поэтом Павлом Антокольским, который тогда был ее преподавателем: на вечере в честь выхода первой книги Антокольский настойчиво приставал к Юлии, и свидетелем этой сцены стал Старшинов. Они повздорили, и учитель, который до этого всегда хвалил стихи своей студентки, отчислил ее с курса за бездарность… К счастью, ей удалось перевестись к другому преподавателю. Впрочем, Друнина не осталась в долгу – в разгар борьбы с космополитизмом, пришедшимся на те годы, она проявила принципиальность и поддержала кампанию против Антокольского.
Институт Юлия Друнина закончила только в 1952 г., пропустив несколько лет из-за рождения дочери, а в 1954-м поступила на сценарные курсы при Союзе кинематографистов. Здесь она познакомилась с человеком, который позже стал для нее самым близким и родным, ее судьбой, опорой и другом – Алексеем Яковлевичем Каплером, знаменитым киносценаристом. К тому моменту за плечами Каплера была не только созданная им кинематографическая лениниана и всенародная слава, но и опыт тюремно-лагерного существования. Он был арестован и сослан за свою любовь к дочери Сталина Светлане Аллилуевой. В 1949 г. между ними был бурный роман, который очень досаждал отцу народов. Пришлось прибегнуть к решительным мерам, чтобы избавиться от неугодного воздыхателя – воркутинский лагерь оказался наилучшим выходом. В лагере Каплера ждала новая страстная любовь – женщина, на которой он впоследствии женился. В 1953 г. киносценарист вернулся в Москву к жене, а в 1954-м познакомился с Юлией Друниной.
Жизнь шла своим чередом: в 1955 г. у поэтессы вышел очередной сборник "Разговор с сердцем", в 1958 г. она стала членом редколлегии журнала "Знамя", издали еще один сборник "Ветер с фронта"… Некоторые критики осторожно замечали, что тема войны слишком долго держится в ее творчестве, но Друнина не отступила от нее и в дальнейшем.
В 1960 г. Юлия Друнина рассталась с Николаем Старшиновым, с которым они прожили пятнадцать лет. Их браку многие завидовали – почти все "литературные" браки быстро распадались, а они оставались вместе долгие годы… Но даже их "идеальный" брак оказался не вечным… Так или иначе, они остались друзьями, а Юлия вышла замуж за Алексея Каплера (который ради нее тоже покинул семью).
Он изменил ее жизнь – банальные, избитые слова, но по-другому не скажешь. Классическим стал эпизод, связанный с возвращением Друниной из какой-то загранкомандировки: Алексей Яковлевич помчался встречать ее в Брест, так как дожидаться жену в Москве уже не мог. Он оградил ее от всех бытовых забот, чтобы она могла посвятить себя только литературной деятельности.
Он приучил Юлию к постоянному литературному труду. Если прежде поэтесса писала от случая к случаю, по вдохновению, то теперь она стала много и упорно работать. Расширилась не только тематика, но и жанровая разновидность ее произведений; она обратилась к публицистике и прозе. С 1943 по 1960 г. она написала вдвое меньше стихов, чем за следующие семнадцать лет. А если прибавить написанную в 60–70-е годы прозу, то получится, что ее "производительность" возросла вчетверо, а то и впятеро…
Юлия Друнина была моложе Каплера на 20 лет. Значительная часть их жизни была связана со Старым Крымом и Коктебелем (он даже завещал похоронить себя в Старом Крыму). Друнина любила море и горы, много раз поднималась на Кара-Даг. Если она отдыхала одна, Каплер слал ей телеграммы из Москвы. Например, такие: "Сидел дома, занимался, и вот меня выстрелило срочно бежать на телеграф, сказать, что я тебя люблю, может быть, ты не знаешь или забыла. Один тип"; "Джанкой поезд тридцать первый вышедший Москвы двадцать четвертого декабря вагон тринадцатый место двадцать пятое пассажиру Друниной доброе утро Каплер".
Все это время у Друниной один за другим выходят поэтические сборники, а в 1963 г. ее избирают секретарем Союза писателей СССР и Союза писателей России. Она начала быстро продвигаться по служебной лестнице, хотя никогда не стремилась к высоким постам. В ее жизни все складывалось удачно – к фронтовым наградам прибавились трудовые ордена, престижные премии. Поэтесса стала председателем Совета по военно-художественной литературе, членом редколлегий центральных газет и журналов. Но эта окололитературная, чиновничья работа была ей не по душе.
А в 1979 г. началась черная полоса, которая так и не закончилась. После тяжелой болезни умер Алексей Каплер. Его похоронили – как он и завещал – в Старом Крыму. Позже, уже в перестроечные времена, его могилу назвали памятником середине XX века. На черной надгробной плите надпись: "Кинодраматург, писатель, автор сценариев "Она защищает Родину" и других". Между словами "сценариев" и "Она защищает Родину" – шершавая полоса на отполированном граните. Здесь были названия других сценариев Каплера – "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году".
По мнению многих, после смерти мужа в Друниной что-то сломалось, она потеряла внутренний стержень. Лишившись опоры, Юлия Владимировна осталась один на один с реальной жизнью. Тогда ее поддержала работа, "бруствер письменного стола": выходили ее поэтические сборники, увидел свет двухтомник, посвященный Алексею Каплеру, в нем были собраны стихи и проза, написанные за прошедшие годы.
Но десять лет между 1979 и 1989 гг. вместили в себя больше бед, чем вся ее предыдущая жизнь, – Чернобыль, землетрясение в Армении, танки на улицах, игры политиков, "реки крови, море лжи", обнаружившиеся в советской истории. Той самой истории, которую она строила и которую воспевала. "Узнав жестокую правду о второй – трагической, чудовищной, апокалипсической стороне жизни тридцатых годов, – писала Друнина, – я (не примите это за красивые слова) порой искренне завидую тем сверстникам, кто не вернулся с войны, погиб за высокие идеалы, которые освещали наше отрочество, нашу юность и молодость…"
Юлия Друнина продолжала заниматься общественной деятельностью, в 1990 г. даже стала депутатом Верховного Совета СССР, но в 1991 г. оставила свою должность. Вступая в депутатский корпус, она хотела защитить интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане. Она не могла видеть, как страдают фронтовики ее поколения, как просят милостыню в переходах покалеченные мальчишки, устала слышать, как жалеют ветераны, что не остались с теми, кто погиб. Она так комментировала свой поступок: "Мне нечего там делать, там одна говорильня. Я была наивна и думала, что смогу как-то помочь нашей армии, которая сейчас в таком тяжелом положении… Пробовала и поняла: все напрасно! Стена. Не прошибешь!"
События 21 августа 1991 г. Друнина, одна из защитниц "Белого дома", встретила восторженно. Однако уже 15 сентября писала: "И все же, все же не хотелось бы впадать в эйфорию. Кое-что беспокоит очень. Не слишком ли подчас легко и лихо принимаются решения по сложным вопросам?"
Ее душевное состояние в это время лучше всего отражает одно из писем к подруге: "Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл… А я к тому же потеряла два своих главных посоха – ненормальную любовь к Старокрымским лесам и потребность творить… Оно лучше – уйти физически неразрушенной, душевно несостарившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, неверующая. Но если Бог есть, он поймет меня…"
Ее решение не было истерической вспышкой. Уход из жизни был хорошо продуман и тщательно подготовлен. Перед смертью она написала письма дочери, зятю, внучке, подруге Виолетте, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз писателей. Никого ни в чем не винила. На двери дачи, в гараже которой она отравилась выхлопными газами автомобиля, предварительно приняв снотворное, оставила записку зятю: "Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте гараж".
После смерти поэтессы вышли еще два сборника ее стихов – "Судный час" и "На печаль я наложила вето".
Последний сборник был составлен ее дочерью Еленой Липатниковой и вышел в 1998 г.
Юлия Друнина завещала похоронить ее рядом с мужем:
Старый Крым – последняя обитель.
Черный камень – все как в страшном сне…
Не судите, люди, не судите:
Здесь лежать положено и мне.
Крымские астрономы Николай и Людмила Черных открыли новую малую планету и назвали ее именем Юлии Друниной.
ДЯГИЛЕВА ЯНА СТАНИСЛАВОВНА
(Янка)
(род. в 1966 г. – ум. в 1991 г.)
Хижина в лесу,
Такая убогая.
В столице люди
Мой мир и всю мою жизнь
Зовут – гора Печали.Монах Кисэн
17 мая 1991 г. на берегу сибирской реки Иня было обнаружено тело Янки Дягилевой, самой, пожалуй, знаменитой певицы российского рока. Она ушла из жизни 9 мая 1991 г., за четыре месяца до своего 25-летия.
Ее самоубийство (которое некоторые считают убийством: якобы ей был нанесен сильный удар по затылку, а в легких не было воды) вызвало двоякое отношение. С одной стороны, была скорбь и жалость, с другой – чуть ли не насмешка, слишком уж цинично многие рокеры относились к смерти. Тем более к чужой смерти. Многие оппозиционеры от рок-музыки восприняли самоубийство как дань моде: "Башлачев протоптал дорожку коллегам", – так комментировали ее смерть. Действительно, по рок-сообществу прошла волна самоубийств, начавшаяся со смертью Александра Башлачева в 1988 г. Но если даже предположить, что такая мода существовала, то Янка наверняка пошла бы против нее – она была вне моды. Возможно, это и сделало ее знаменитой.
Невысокая, плотная, круглолицая, рыжая… Она стала символом сибирского рока. Ее звали Янка, и никак по-другому, многие даже не знали ее фамилии. Она никогда не отмечала день рождения, в ее гардеробе не было ни одной юбки, она не хотела иметь детей и очень серьезно относилась к произносимым словам. Настолько серьезно, что последние месяцы жизни практически не разговаривала: "А я сижу книжечку читаю, очень нравится мне это занятие, а разговаривать не нравится. Я мало теперь разговариваю, потому что все какое-то вранье, а если не врать, то всех обижать – вот я скоро научусь думать, что вранье – оно как будто и не вранье вовсе, а так и надо, – и опять начну со всеми разговаривать и шутить" – это из письма к подруге.
За свою жизнь Янка написала 80 стихотворений и 29 песен, многократно перепетых ею, записанных с разными группами, в электрическом и в акустическом варианте. Она отказывалась от записей на "Мелодии", уничтожала записи собственных концертов, если была вероятность их выхода в телеэфир, – но это не мешало ее славе. После Янки остались альбомы "Не положено" (1988), "Деклассированным элементам" (1988), "Ангедония" (1989), "Домой!" (1989), запись квартирного концерта "Красногвардейская", сведенный после ее смерти "Стыд и Срам" (1991), ну и, конечно, любительские аудио– и видеозаписи. На них все те же 29 песен, спетые и перепетые в разных вариантах.
Янка практически никогда не давала интервью и не раскрывала душу даже самым близким друзьям. "Скрытность и доброта – вот, пожалуй, основные ее черты", – утверждают одни. И тут же: "Янка была одним из самых настойчивых людей, которых я встречала. Ее настырность граничила с тупым стремлением добить ту или иную ситуацию. В итоге под ее гусеницами оказывалось все больше и больше людей" – это слова одной из подруг.
Янка была не вполне женщиной – во всяком случае, так ее воспринимали многие мужчины. Она была для них "своим парнем", причем сама Янка часто говорила о себе в мужском роде. Она была лишена каких бы то ни было семейных установок: стороной обходила загсы, иронизировала по поводу свадебных салонов, с жалостью смотрела на беременных. Для нее замужество и материнство были исключены из жизненного сценария. Впрочем, однажды она собралась замуж, но после просмотра семейного альбома родителей избранника прервала роман, заявив: "Вот это называется бытовуха, а для меня это путь на эшафот".
Янка не пользовалась косметикой и парфюмерией, в ее гардеробе отсутствовали юбки и платья – только брюки, свитера, рубахи. Всегда одна и та же прическа – длинные распущенные волосы рыжего цвета. Тем не менее, в родном Новосибирске она слыла роковой женщиной: сама завоевывала мужчин, сама бросала – возможно, как раз потому, что не стремилась им нравиться.
В общем-то, ее вспоминают как доброго, веселого человека, простого и приятного в общении. Она была энергичной, заводной, хотя временами оставалось ощущение некоторой странности ее слов и поступков. Но о ком из рок-музыкантов этого нельзя сказать? Правда, у Янки были и непонятные перепады в настроении: от безудержного веселья, местами даже суетливой активности, до полной апатии и безучастности. В такие моменты ее преследовали идеи самоуничижения, постоянное и иррациональное чувство вины за неприятности, случившиеся с другими людьми, ей казалось, что она приносит им беду (кстати, это свойственно людям, страдающим депрессией).
Янка никогда не жаловалась. Возможно, считая себя виновной в бедах других, она думала, что должна нести бремя своих проблем самостоятельно. Самое большее, на что ее хватало даже с близкими друзьями, – поделиться какими-то мелкими неприятностями. Вообще, что касается друзей, то Янка избегала "приятельства", искала настоящей дружбы, и в результате в последние месяцы своей жизни осталась одна. В том числе и потому, что сознательно стремилась к одиночеству, уходу от людей.
Но главное – Янка была поэтом и певицей. Она стала явлением культуры: после смерти у нее появилась масса подражательниц, сложилась традиция сравнивать с ней чуть ли не всех более или менее талантливых женщин в роке. Для многих Янка была и остается единственной отечественной рок-певицей. Во многом это заслуга ее родителей, которые довольно рано обнаружили у дочери талант и не мешали ему развиваться.
Яна Станиславовна Дягилева родилась в Новосибирске 4 сентября 1966 г. Отец, Станислав Иванович, был теплоэнергетиком, а мать, Галина Дементьевна, – инженером промышленной вентиляции. Семья жила бедно в деревянном доме без элементарных удобств в центре города, занимая втроем площадь 14 кв. м.
Янка была тихим, домашним ребенком, любила находиться в одиночестве, наедине с книгами. Она много болела, родители решили укрепить здоровье дочери спортом, и некоторое время она довольно успешно занималась конькобежным спортом, потом плаванием.
Янка пошла в одну из самых престижных школ Новосибирска. Училась средне, хотя считалась способной. Она проявляла склонность к гуманитарным предметам, много читала: "Круг интересов у Яны был, я бы сказал, очень интересный: это все великие, это – Цветаева, Ахматова, Николай Гумилев, Платонов – вот такой уровень чтения", – говорил отец о школьных годах Яны. Потом она решила учиться музыке, начала заниматься в музыкальной школе по классу фортепиано и бросила. После Янка решила освоить гитару. Уже в школьные годы она писала стихи, но они не сохранились (первые известные стихи датируются 1985 г.).