Лонсдейл, грустно улыбнувшись, потянулся к Питеру и на прощание громко сказал ему:
- Ничего не поделаешь, Моррис: когда в Англии растут цены, то вполне естественно повышаются и сроки наказания. Так что крепитесь, старина! Я думаю, Родина не забудет нас!
Авторское отступление
"Портлендское дело" не прибавило лавров ни Скотленд-Ярду, ни МИ-5, ни Верховному судье Великобритании. И не только потому, что никому из них не удалось установить национальную принадлежность Крогеров и Гордона Лонсдейла и добиться от них признания, на чью разведку они работали. Остались без ответа и другие вопросы: какие конкретно секреты стали их достоянием и какой ущерб нанесли они безопасности и интересам Великобритании? "Портлендское дело" со всей очевидностью свидетельствовало о немалых промахах в работе хваленых МИ-5 и Скотленд-Ярда. В частности, не украшал эти ведомства тот факт, что с 1950 года разыскиваемые по приметам и фотографиям Коэны - Моррис и Леонтина (Крогеры) смогли в 1954 году беспрепятственно въехать в Англию и под самым носом у Скотленд-Ярда открыть на Стрэнде книготорговое дело. Никто из тайных агентов не смог опознать их и в последующие шесть лет!
После завершения судебного процесса руководство МИ-5 и Скотленд-Ярда опасалось, что такая негативная информация просочится на страницы печати, что могло подорвать доверие к этим ведомствам. Однако, как ни пытались британские спецслужбы избежать скандальных разоблачений, лидер парламентской оппозиции Гейтскелл в одной из газет потребовал начать официальное расследование: "Как могла неизвестная иностранная разведка с полной безнаказанностью действовать в Англии шесть лет и почему никто не может ответить на вопрос: какую информацию и в каком объеме она добывала?"
Только теперь британские спецслужбы поняли, что поторопились с арестом Крогеров и Лонсдейла и упустили возможность раскрыть действительный объем их разведывательной деятельности. Теперь они старались исправить свою ошибку.
* * *
То, что не удалось выяснить у Крогеров на стадии расследования и в процессе судебного разбирательства, сотрудники британской службы безопасности попытались сделать в центральной лондонской тюрьме Уормвуд Скрабе. Надеясь раскрыть действительный объем разведывательной деятельности Крогеров и получить от них хоть какую-нибудь дополнительную информацию, они начали вести внутрикамерную их разработку. Когда это мероприятие тоже ничего не дало, сотрудники МИ-5 попытались осуществить вербовку Питера. В ответ на выдачу необходимых сведений о разведывательной деятельности на территории Великобритании и о стране, на которую Крогеры работали, ему и Хелен предложили помощь в организации побега из тюрьмы.
- А что будет потом? - недоумевал Питер. - Допустим, вы получите от меня необходимые сведения, а потом все равно засадите нас в подобную же камеру другой тюрьмы? Если даже и не вы, то сделает это Скотленд-Ярд. Так что у меня нет иного выхода, как молчать и отбывать срок наказания до конца.
- Выход есть, - с любопытством глядя на него, вежливо заметил один из посетителей его камеры, назвавшийся сотрудником МИ-5 Элтоном.
- Но я его не вижу! Какой тут может быть выход? - засомневался Питер.
- Повторяю, выход у вас есть, - настаивал Элтон.
- Тогда назовите его.
- Подумайте сами, мистер Крогер.
- Я уже думал об этом много дней и ночей, но не вижу пока для себя и своей супруги никакого просвета!
- Такой просвет у вас может быть, если вы дадите согласие со своей супругой сотрудничать с нами с позиций той страны, из которой вы прибыли в Англию. Мы отпустим вас домой, если вы…
- Извините, мистер Элтон, - прервал его Питер, - но мы на это не пойдем!
- Тогда оставайтесь в своей камере и подумайте как следует о моем предложении.
На следующей беседе Питера снова спросили, обдумал ли он то, о чем ему говорилось ранее.
- Да, обдумал, - твердо ответил он. - Я отвергаю все ваши предложения и прошу больше к этому вопросу не возвращаться.
Но сотрудники МИ-5 на этом не успокоились, они пошли на новые ухищрения: до Питера довели информацию о том, что в одной из лондонских газет опубликовано сообщение о том, что Хелен согласилась остаться на жительство в Англии. В публикации, с которой ему не дали даже ознакомиться, рассказывалось о возникшем якобы споре между супругами Коэн - оставаться или не оставаться им на постоянное жительство в Великобритании и что этот спор завершился полной их размолвкой - намерением Хелен дожить свой век на свободе.
Питер, ошеломленный таким сообщением, не поверил в это и потребовал немедленного свидания со своей супругой, однако ему было в этом отказано. Несколько дней он не находил себе места, метаясь из угла в угол камеры-одиночки: "Черт возьми, как могло такое получиться? Может, ее спровоцировали: сказали, что это я согласился на такой шаг? Но, с другой стороны, это же невероятно: она же знает, что в сложных ситуациях я всегда советовался с ней… Видимо, поэтому тюремная администрация и не дает мне свидания с ней… Сознательно хотят разлучить нас, разделить неделимое… Но как они смеют лишать нас права на свидание?! Тоже мне, тюрьма Ее Величества! Будь она проклята со всем Ее Величеством!.. Нет, надо что-то срочно предпринимать… Свидание с Хелен должно состояться…
Он часто и подолгу думал о ней с чувством безмерной вины за то, что она тоже оказалась в тюрьме. Беспокоясь за нее, он постоянно размышлял над тем, что можно сделать, чтобы как-то облегчить ее горькую участь. Но что-то сделать было уже поздно, и он страдал от этого. В тюрьме подобные мысли и чувства у любого человека достигали порой чудовищной силы и поглощали все остальные переживания.
Не раз он подумывал о том, чтобы как-то встретиться с Лонсдейлом во время прогулки и посоветоваться с ним, что можно предпринять в ответ на продолжавшиеся провокационные действия службы безопасности (Питер не знал тогда, что Гордона Лонсдейла давно уже перевели в манчестерскую тюрьму Стренджуэйс - это на самом севере Великобритании). Об этом же он хотел переговорить с англичанином, который тоже находился под "спецнадзором" в соседнем секторе "С" и с которым он в последнее время постоянно замыкал строй заключенных при выходе на работу и по ее окончании, во время получасовых прогулок после ленча.
Это был известный английский разведчик Джордж Блейк, который отбывал наказание за сотрудничество с советской разведкой. Во время прогулок по тюремному двору он рассказывал Питеру о том, что детство его прошло в Голландии, а юность в доме тетки, проживающей в Египте, где он получил хорошее образование во французском лицее, а затем - в английском колледже. Что его двоюродный брат изучал Маркса и Ленина, а другой брат стал одним из основателей Компартии Египта. Что благодаря их влиянию он увлекся идеями социализма и остался им верен все последующие годы. Что "секретная" жизнь его началась еще в годы второй мировой войны, когда он стал выполнять обязанности связного в голландском движении Сопротивления, а в начале сорок третьего он уже был на службе в Сикрет интеллидженс сервис, участвовал в организации разведывательной деятельности в оккупированной нацистами Европе. Потом была учеба по линии разведки в Кембриджском университете, где он изучал русский язык и готовился к работе против СССР.
В октябре 1953 года Блейк встретился в Лондоне с резидентом советской разведки генералом Родиным Б. Н. и передал ему планы проведения против Советского Союза в высшей степени секретных операций. Через некоторое время он выехал на Ближний Восток, чтобы возглавить одну из резидентур английской разведки. Однако через полгода под предлогом консультаций в связи с возможным назначением на новую должность его отозвали из Ливана в Лондон и взяли под стражу по обвинению в разглашении государственной тайны. Немногим позже после судебного процесса над "портлендской пятеркой" в том же зале Олд Бейли он был приговорен к сорока двум годам тюремного заключения.
* * *
Вспомнив все это, Питер поделился с ним наболевшей проблемой, все время не дававшей ему покоя: о возможности внеочередного свидания с Хелен, а также о состоявшихся беседах с сотрудником МИ-5 Элтоном. Но довести этот разговор до конца не удалось: помешали надзиратели. Во время вечерней прогулки, когда моцион по тюремному двору совершали сразу около семисот заключенных, они смогли закончить начатый разговор. Блейк, на удивление, был осведомлен обо всем, что происходило по обеим сторонам тюремных стен. Он знал, что тот же Элтон пытался "обрабатывать" и Гордона Лонсдейла, склонял его к сотрудничеству с МИ-5, обещая безбедную жизнь, но Лонсдейл дал ему ясно понять, что не собирается покупать свою свободу ценой предательства. В ответ на это раздосадованная несговорчивостью Лонсдейла британская Секьюрити сервис перевела его в тюрьму Стренджуэйс. Что накануне своей отправки на север Англии он оптимистично заявил Блейку: "Я, Джордж, уверен, что юбилейный праздник пятидесятой годовщины Октябрьской революции мы будем встречать вместе на Красной площади в Москве".
- Я, конечно, не мог поверить в эти чудеса, - рассказывал Блейк, - но я поверил в то, что у Гордона мог быть шанс выбраться на свободу. Он же как-никак советский гражданин, не то что мы…
- Ну и что из того, что он советский гражданин? - не понял его Питер.
- А то! Стоит русским арестовать английского шпиона, и они сразу же произведут взаимный обмен. А вот у нас с тобой никакой на это перспективы!
- Особенно у меня, - согласился Питер, - поскольку я - американец.
- У меня тоже нет никаких шансов. Английские власти никогда и ни при каких обстоятельствах не отпустят меня, потому что я являюсь британским подданным, и тем более государственным служащим. Это во-первых, а во-вторых, уголовное законодательство Великобритании не предусматривает амнистии своим гражданам.
- Но неужели все сорок лет ты будешь шить здесь почтовые мешки?
- Я подумаю, Питер, что мне предпринять. Все будет зависеть от воли господа Бога. Как говорил он Моисею: "Кого миловать, помилую; кого жалеть - пожалею".
- Получается, что тюремное заключение - это рок?
- А что поделаешь, все предопределено господом Богом.
- Но это же фатализм!
Блейк, подумав, сказал:
- Фатализм заключается не только в том, чтобы смиренно ждать, принимая случившееся как неизбежность. Фатализм может выражаться и в отдельных импульсах, которые побуждают человека к определенным поступкам. Я надеюсь, что со временем появятся и у меня импульсы, побуждающие к каким-то конкретным действиям. К каким именно, поживем - увидим. А пока давай-ка, Питер, решать твою проблему. Мне кажется, тебе следует пойти на маленькую хитрость: притвориться заинтересованным в предложении Элтона хотя бы ради того, чтобы доставить ему удовольствие…
- И что дальше? - не понял его Питер.
- А дальше ты Элтону должен заявить, что без согласования этого вопроса с Хелен ты ничего решить не можешь. Что тебе надо встретиться с ней. Уверен, что после этого они предоставят свидание и ты убедишься, что Хелен никаких обязательств, чтобы остаться здесь, не давала. Знаем мы эти штучки Элтона! Когда ты наговоришься вволю с Хелен и предупредишь ее, чтобы ни на какие провокации впредь не поддавалась, пошли ты его куда подальше!
- Хорошо, я так и поступлю.
Все, о чем Блейк говорил Питеру, впоследствии осуществилось и подтвердилось: Хелен никогда не помышляла об измене и не желала даже весги разговоры с представителями службы безопасности, несмотря на их обещания освободить досрочно из тюрьмы и обеспечить ее старость.
Видя, что у англичан ничего не получается с обработкой супругов Крогеров, сотрудники американского ФБР, специально прибывшие из Нью-Йорка в Лондон, решили самостоятельно побеседовать с ними о возможно проводимой с полковником Абелем шпионской деятельности против США. Однако Хелен и Питер отказались с ними встречаться, что было на руку английской контрразведке, постоянно соперничавшей с ФБР. Но американцы на этом не успокоились: они потребовали выдачи им граждан США Морриса и Леонтины Коэн. Однако Крогеры и на этот раз, словно сговорившись, сориентировались правильно: они заявили о том, что давно уже не являются гражданами США, поскольку в Лондон прибыли из Варшавы, где они приняли польское гражданство, и что после отбытия срока заключения обязательно вернутся только в Польшу.
Это заявление Крогеров сыграло решающую роль в отказе выдать их Соединенным Штатам Америки.
* * *
Как только над Крогерами свершился суд, в Москве сразу же приступили к изучению вопроса о том, как их теперь выручать? Вариантов предлагалось много, но Центр принял единственное решение: через польский МИД оспорить утверждение об американском гражданстве супругов Крогеров и настаивать перед английским правительством на их польском гражданстве. Но возникла проблема: как информировать их об этом, чтобы они со своей стороны избрали бы тоже аналогичную линию поведения? Решили попробовать начать переписку от имени родственницы Хелен - Марии Пэтке, якобы проживающей в Варшаве на улице Вавельска, что в полной мере соответствовало отступной легенде Крогеров.
Первое сигнальное письмо явилось для Хелен приятной неожиданностью. Несколько месяцев она ощущала полное одиночество, которого не испытывала никогда ранее, и вдруг это письмо из Польши! После его прочтения она поняла, что Центр думает, заботится о них, что они теперь не одиноки, что кампания за их досрочное освобождение практически начала уже набирать обороты. И это страшно обрадовало ее. Но радость оказалась недолгой: Элтон продолжал плести сеть, как паук. Надеясь хоть что-то выжать из Крогеров, он стал опять вызывать их на душераздирающие беседы. Но каждый раз он наталкивался на нежелание обсуждать какие-либо вопросы разведывательной деятельности. Разозлившись, он решил отомстить им и добился, чтобы их развели по разным тюрьмам: Питера отправили в Стренджуэйс (буквальный перевод - "странные пути"), а Хелен - в графство Чешир, где находилась женская тюрьма Стайл - единственная в Англии.
И Стайл, и Стренджуэйс пользовались у профессиональных преступников самой плохой репутацией, в них всегда было холодно, неважно кормили, свет в камерах горел круглосуточно, а персонал состоял из грубых и вульгарных людей. К тому же Крогерам здесь еще больше ограничили свидания: один раз в три месяца. Особенно не повезло Хелен: ее поместили в камеру с уголовницами, которые совершили самые тяжкие преступления. Ежедневно они старались досадить "чужестранной шпионке": сыпали соль в ее пищу, иногда опрокидывали, якобы случайно, миску с тюремной баландой, оскорбляли и унижали нецензурными словами. Но Хелен была несгибаемой женщиной и умела постоять за себя: если ей бросали грубый вызов - она принимала его и давала достойный отпор, зная, что обращаться в таких случаях к начальнику тюрьмы или надзирателю бесполезно - все равно никто из них не поможет.
Содержание Питера и Хелен в одних камерах с уголовными преступниками по замыслу службы безопасности должно было подорвать моральный дух и парализовать их волю, однако, несмотря на невыносимые условия содержания, Крогеры вели себя стойко и мужественно, они не выдали на проводившихся с ними беседах никаких секретов, по-прежнему оставаясь непреклонными.
В ответе на первое письмо из Варшавы Хелен сообщила "своей кузине" в Польшу:
…Мы оказались жертвами случайности. Нас осудили за то, что мы имели дружбу с Гордоном Лонсдейлом и хранили кое-какие его вещи, а не за нарушение законов Великобритании. Очень сожалеем, что нам не удалось пока доказать англичанам и приезжавшим из США сотрудникам ФБР, с которыми я и Питер отказались встречаться, что мы - граждане ПНР. Надеемся, тетя, на вашу помощь.
Время у нас тянется долго, бесконечно долго, его скрашивают лишь редкие свидания с Питером. Он по-прежнему много читает, наверстывает, как он говорил, упущенное за несколько последних месяцев. Сокамерники его уважают за знания и жизненный опыт, но чувствует он себя среди них плохо. Эта зима особенно отразилась на его здоровье. В неотапливаемых каменных мешках тюрьмы он постоянно зябнет.
Ужасаюсь и я при мысли, что зима еще не закончилась: в камере сильно мерзнут руки. Создается впечатление, что только сейчас наступили сильные холода. Ах, как я хотела бы получить от вас что-нибудь шерстяное из одежды, а из продуктов - польской колбаски и черного хлеба. Но, к сожалению, мне не разрешено получать что-либо с воли, кроме писем. И вообще тюремная рутина меня изнуряет. Режим, будь он трижды проклят, страшно надоел: в 6 часов подъем, потом весь день работа, а в десять вечера уже гасят свет в камерах. У Питера, наоборот, всю ночь горит свет: надзиратели наблюдают за ним через "глазок" в двери, на месте ли он, не подпиливает ли решетки на окне.
…Многое хотелось бы еще написать, но какой смысл: чтобы пополнить архив тюремного цензора еще одним неотправленным письмом?
Поэтому напишу-ка я сейчас Питеру, сообщу ему о том, что мне разрешено получать почту, что наладилась связь с материком. Вот уж он обрадуется! Кто ему, кроме меня, теперь напишет! Тетушка же будет писать только мне!
Нет меры благодарности вам, Мария, за милосердие к нам. Да благословит вас Бог за заботу о нас.