В Образцове Гердт подмечал и ценил именно те черты, что были свойственны ему самому - порядочность, великодушие, глубокий профессионализм.
Из рассказа Роберта Ляпидевского: "Зиновий Ефимович признавал и любил только правду, терпеть не мог никакого лукавства. Не любил пристрастия к актерам… А у Образцова было пристрастие именно к Гердту, причем очень ревнивое… Когда Зиновий Ефимович брал в руки куклу, она у него жила и работала. С мастерами он обсуждал каждую деталь куклы. Рычажки, педальки рта, всякие тяжи - одним словом, всё, каждый миллиметр тела куклы, чтобы кукла была в руке как бы продолжением этой руки. Чтобы нигде ничего не терло, не мешало, чтобы рука чувствовала себя как в отлично сидящей перчатке, чтобы не было никакого сопротивления. От этого очень сильно зависит игра актера. Если что-то мешает в кукле, уже все мысли идут туда, уже монолог существует сам по себе, ты - сам по себе, а кукла - сама по себе. Гердт был в этом смысле педантом, и этой его профессиональной дотошности можно было только позавидовать. "Подточи мне здесь и вот здесь, а здесь чуть затяни…" Это должны были делать все актеры, которые работали с куклами, но… кому-то было просто лень, кто-то не имел времени на такие тонкости, а кто-то говорил, что может сыграть чем угодно, хоть палкой…
Зиновий Ефимович всегда был человеком рисковым. Он всегда что-то пробовал, шел ва-банк, не боялся идти наперекор кому бы то ни было. Он ничего не боялся. Любил жизнь и очень хорошо понимал, что смерть - ее естественное продолжение, и при всем том, что уходить никому не хочется, бояться смерти - неумно".
Глава седьмая "ТЕПЕРЬ ЭТО НАВСЕГДА"
Таня - гениальная дама, она подарила нам последние 15 лет Зяминой жизни…
Александр Ширвиндт
Судьбе было угодно, чтобы спектакль "Необыкновенный концерт" соединил Зиновия Ефимовича с Татьяной Александровной Правдиной. Поэтому нам пора покинуть кукольный театр и рассказать об этом необыкновенном союзе.
Они познакомились во время гастролей театра Образцова в Египте, Сирии и Ливане в 1958 году. Татьяну Александровну представили Зиновию Ефимовичу как переводчицу: в поставленную перед ней задачу входил перевод на арабский язык "Необыкновенного концерта".
Образцов привел Таню к Гердту, дело было в театре. Гердт с ленивой небрежностью обмерил, ощупал, обследовал ее взглядом и спросил:
- Дети есть?
- Есть. Дочка.
- Сколько лет?
- Два года.
- Подходит, - сказал Гердт. И только-то.
Они ездили по арабским странам полтора месяца, Татьяна Александровна рассказывала, что поначалу ухаживания Зиновия Ефимовича восприняла вполне негативно, так как у нее было ощущение, что это "попытка завязать гастрольный романчик". При этом она пишет: "К тому времени я была душевно свободна от собственного мужа, которому я за год до этого сказала: "Я тебе больше не жена"".
Еще из воспоминаний Татьяны Александровны: "Мы прожили вместе тридцать шесть лет. Сегодня это половина моей жизни, а когда пять лет назад Зямы не стало, было, естественно, даже больше. Но наша жизнь продолжается, так как его не стало только физически, потому что на каждую свою мысль, поступок, решение я слышу и чувствую его отношение - радостное или сердитое - и спорю, убеждаю, соглашаюсь. Это касается не только домашней жизни, но и той, что называется общественной, - событий в стране, поведения политиков, друзей. Мы были счастливой семьей - семьей единомышленников, то есть не только любили друг друга как мужчина и женщина, но и дружили. Я думаю, что ставшее классическим утверждение "все счастливые семьи счастливы одинаково" не всегда верно, но об этом расскажу, если достанет мужества, отдельно".
Окружение Гердта относилось к Татьяне Александровне буквально с обожанием. Вот что написал о ней Александр Ширвиндт: "У Тани Гердт фамилия не Гердт. У Тани Гердт фамилия - Правдина. Не псевдоним, а настоящая фамилия, от папы. Трудно поверить, что в конце XX века можно носить фамилию из фонвизинского "Недоросля", где все персонажи: Стародум, Митрофанушка, Правдин… стали нарицательными. Нарицательная стоимость Таниной фамилии стопроцентна. Таня не умеет врать и прикидываться. Она честна и принципиальна до пугающей наивности. Она умна, хозяйственна, начальственна, нежна и властолюбива. Она необыкновенно сильная. С ее появлением в жизни Зямы возникла железная основа и каменная стена. За нее можно было спрятаться… Такой разбросанный и темпераментный, эмоционально увлекающийся человек, как Зяма, должен был всегда срочно "возвращаться на базу" и падать к Таниным ногам. Что он и делал всю жизнь. Таня - гениальная дама, она подарила нам последние 15 лет Зяминой жизни…"
А вот что пишет о союзе Гердта и Правдиной еще один друг их семьи, сценарист Галина Шергова: "Профессия настоящей жены - это множество ипостасей, порой вроде бы взаимоисключающих друг друга. Ведомый и поводырь, защитник и судья, подопечный и опекун… Таня - блистательный профессионал в этой старинной неподатливой должности. Принято считать, что комплекс чеховской "душечки" чисто женская привилегия. О, нет! Присутствие в нашей бабьей жизни того или иного мужчины делает женщину счастливой или несчастной, деятельной или безвольной. Но почти никогда, уверяю вас, почти никогда данный мужской персонаж не формирует ее нравственный образ, ее суть. Поведенческие трансформации - о, Боже, что с ней стало, ведь в девках была иной! - это всего лишь сознательное или, реже, бессознательное желание "вписаться в мужика". А так - какая была, такая и есть.
Мужчины же - "отнюнь", как говорила моя маленькая внучка. "Душечки"-то как раз они. Именно в браках гуляки становятся домоседами, расточители - скрягами. Или наоборот. Если, конечно, жена для них значима.
На протяжении полувека моей дружбы с Зямой я наблюдала и разные, вовсе не иконописные лики его поступков. Что вовсе не делает его лицемером, прикидывающимся носителем незапятнанных белых одежд. Помилуйте! Разве на совести каждого из нас нет мутных пятен или затертостей? Да и вообще, стерильщик - скучен.
Но присутствие Тани в Зяминой жизни не раз оберегло его от неверных душевных движений. Он жил, кося глазом на свод Таниных нравственных принципов, сверяясь с ним.
А Танин моральный кодекс - не чета провозглашенному некогда "Моральному кодексу коммуниста". Ибо последний был декларацией, литавровым грохотом бесплотных заклинаний. А Танины устои - безгласны, естественны, как кровообращение в живом организме. Хотя ей и принадлежат некоторые мудрые постулаты. Как, скажем: "Дружба сильнее любви. Любовь может быть безответной, а дружба нет". Какой она друг, умеющий без восклицаний и многозначительных жестов приходить на выручку и утолять горести, сама я убеждалась не раз. У ее, старомодного по современным меркам, Кодекса чести и корни - старомодные".
Тут хочется сказать несколько слов о "корнях" - а точнее, о Татьяне Сергеевне, маме Татьяны Александровны. Она дочь знаменитого владельца коньячных заводов Сергея Николаевича Шустова. Уже в начале XIX века глава семейства значился купцом третьей гильдии. Но вскоре Шустовы отошли от торговли солью и прочей бакалеей и переключились на более выгодное дело - в 1863 году Николай Леонтьевич Шустов открыл компанию "Н. Шустов и сыновья", производившую алкогольные напитки. Еще в 1880 году московский завод Шустовых, расположившийся в районе Пресни, имел несколько магазинов, а в канун XX века один из братьев Шустовых приобрел коньячный завод в районе Эриванской крепости, ставший позднее знаменитым Ереванским коньячным заводом. Тогда же другой брат, Василий, уехал во Францию, откуда и привез технологию производства французских коньяков.
Итак, мама Татьяны Александровны Татьяна Сергеевна - прямой потомок династии Шустовых, людей честных, деловых, предприимчивых. И неудивительно, что, впервые увидев Зиновия Ефимовича, она сразу объявила приговор: "Подходит".
Не ошиблась Галина Шергова, написавшая, что союз Татьяны Александровны и Зиновия Ефимовича сложился стремительно. По ее рассказу, на гастролях в Египте Гердт "пустился во все тяжкие", используя все свое обаяние и "донжуанские" способности: "День такой деятельности сшибал разрабатываемую даму с ног".
Уже на обратном пути в Москву, в самолете, Татьяна Александровна и Зиновий Ефимович условились о новом свидании.
До встречи с Правдиной Гердт уже восемь лет был женат третьим браком. Но сразу после приезда в Москву сказал жене: "Я полюбил другую женщину и ухожу". Краткость этого заявления не делала его проще. Конечно, Зяма мучился сознанием, что приносит боль жене. Но она сама облегчила задачу единственным вопросом:
- А как же квартира?
- Квартира - твоя.
В канун этого свидания Таня сделала своему мужу такое же признание. Формулировка, правда, была иной, соответственно иной семейной ситуации. Через три дня Зяма заехал за Таней - они решили отправиться в Ленинград на машине. Ожидая его, она все рассказала родителям.
Татьяна Сергеевна обратила на дочь сочувственный взгляд: "В таких случаях неплохо бы познакомиться с будущим зятем".
Гердт поднялся в квартиру, представился и заверил:
- Я обещаю всю жизнь жалеть вашу дочь.
И через паузу:
- Я очень устал от этого монолога. Давайте пить чай.
Что они и сделали.
Когда уходили, Таня шепотом спросила мать: "Подходит?" И та, как после долгого знакомства, взмахнула рукой: "Абсолютно!"
Как-то Зиновий Ефимович пошутил: "Я играл роль Апломбова на арабском языке, и это было так невыносимо, что я женился на переводчице".
Он обожал свою тещу. "Однажды Гердт, подняв бокал за жену и тещу, с серьезным видом сказал, что, собственно говоря, он и женился на Татьяне из-за ее родителей, настолько они ему нравятся", - вспоминает Рина Зеленая. Ей же Образцов говорил, что у Гердта один недостаток: он очень любит жениться: "Я писала о женщинах, узнавая которых, диву даешься. Такая и есть Татьяна Александровна Правдина. И совсем она не красавица, а еще лучше".
Вспоминает Галина Шергова: "Зяма гордился тещей. Восхищался тещей. Дружил с тещей. Обожал тещу.
Таня-младшая все достоинства матери не примеряла на себя. Она просто существовала и существует с ними, в них. Оттого ее фамилия - Правдина - всегда казалась мне заимствованной из какой-то пьесы времен классицизма, где фамилии персонажей определяют их характер и нормы поведения…
Когда Гердт женился на Тане и познакомил нас, я спросила его (Таня куда-то отошла):
- Ну, и какой срок отпущен этой милой даме?
Даже не улыбнувшись, он отвечал:
- До конца жизни.
Зиновий Ефимович на сей раз оказался прав - у него с Татьяной Александровной образовалась настоящая дружная семья. Но до этого женитьб было немало".
Надо сказать, что со всеми своими женами Гердт расставался по-хорошему, и никто из них, что бывает нечасто, впоследствии не сказал о нем ни одного дурного слова. "У него все жены были очень приличные женщины", - подтверждает его сын Всеволод Зиновьевич. После расставания с Мариной Новиковой Гердт несколько лет прожил в гражданском браке с филологом-востоковедом Натальей Айзенштейн, о чем сказано в мемуарах ее сына (от другого брака) А. Колчинского. После этого был женат, тоже недолго, на дочери партийного начальника из Средней Азии и говорил друзьям об этом браке так: "Влачу среднезятьское существование". Следующая его жена была скульптором, лепила фигурки, игрушки; эту деятельность Зиновий Ефимович называл "детский лепет".
"Да, женитьбы были многочисленными, - продолжает Галина Шергова. - Признаюсь, я со своими однолинейными вкусами, направленными на красавцев, не очень понимала причины его оглушительного успеха у женщин. Хотя ценила и ум его, и талант, и непобедимое обаяние. Но, так или иначе, свидетельствую: Гердт нравился женщинам, пожалуй, больше других известных мне мужчин. Все они любили его самозабвенно и бескорыстно.
В связи с этим вспоминается такая история. Однажды на вечере в Доме актера со своими воспоминаниями выступал известный режиссер Владимир Поляков, тогда руководивший Театром миниатюр.
И, когда он закончил выступление, кто-то из присутствующих задал вопрос:
- А вы всех своих жен помните?
- Я, быть может, забыл бы их, если бы не квартиры, которые я оставлял женам.
- И много таких квартир?
- Когда создадут ЖЭК из этих квартир, я посчитаю.
…Когда я рассказала эту историю Зяме, он грустно произнес:
- На днях одна маленькая девочка сказала мне: "Мы получили комнату - 17 квадратных метров". Понимаете - квадратных! А я даже обыкновенного метра никому не мог вручить. Обидно".
Действительно, настоящий, собственный дом появился у Зиновия Ефимовича только вместе с Татьяной Александровной. И дом этот всегда был открыт для друзей. Племянник артиста Эдуард Скворцов вспоминал: "Множественные приятельские контакты были милы его сердцу. Домработница Нюра как-то сказала: "Когда гостей два-три дня нет, - Зиновий Яфимыч ходит по квартире скуушнай!"". А вот воспоминания Эльдара Рязанова: "У Зямы и Тани был открытый дом. В новогодние праздники десятки людей чередовались за накрытыми столами, и среди них были не только знакомые. Однажды около трех часов ночи один из гостей обратился к Тане:
- Простите, а вы кто будете?
- Я вообще-то хозяйка, - ответила Таня. - А вы кто?.."
Эдуард Скворцов пишет: "Главным предметом в квартире, вне сомнений, был телефон. Домой Зяма в течение дня звонил при первой возможности, вникал в мельчайшие детали текущей обстановки, меняющейся с каждым часом. Первое, что делал, когда прибывал в любой пункт на земном шаре, а ездил он постоянно, - дозванивался до Тани и докладывал, что с ним всё в порядке. Обмен несколькими энергичными фразами - Антей припадал к своей Земле, - и нормальная жизнь восстановлена".
А вот что говорит о жизни Зиновия Ефимовича и Татьяны Александровны Татьяна Никитина, участница знаменитого бардовского дуэта: "Чета Гердтов никак не выглядела парой голубков. Многие считали, что Т. А. - генерал и главнокомандующий. И отчасти это было правдой. Зяма был необыкновенно к ней привязан, зависим психологически и морально. Т. А. не позволяла ему быть старым и больным со всеми вытекающими из этого последствиями. До последних недель жизни он был художником, не знающим возраста. С ним было интересно дружить независимо от того, сколько тебе лет. Гердт сохранял молодой взгляд на жизнь, его интересовало всё - от политики до домашних мелочей. Всегда элегантный, подтянутый, обаятельный и остроумный Гердт, а Т. А. за кулисами. Всё было основано не на подчинении, а на неизменном взаимном интересе, дружбе, уважении, нежности и любви, которую оба никогда не демонстрировали. Невозможно вообразить, чтобы Т. А. прилюдно хвалила Зямочку, он не ходил дома в гениях. Мне кажется, что сам Зяма был благодарен за это Т. А., как никто другой. Всё, что волновало и происходило важного и не важного с ним за день, он приносил домой к Тане".
…Сказано в Талмуде: "Я никогда не звал жену женой. Я зову ее домом".
Глава восьмая О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ
Он мне всегда заново необходим.
Рина Зеленая о Зиновии Гердте
Не многим известно, что Зиновий Ефимович Гердт стал выступать на эстраде с того самого времени, когда поступил в театр Образцова. Он вспоминал: "На эстраде я показывал очень любимых поэтов и очень любимых артистов и таким образом вошел в эту необыкновенную группу людей, в эту необыкновенную часть человечества, которая занимается эстрадным искусством. Над всем этим пестрым и замечательным обществом царил Леонид Осипович Утесов".
Однажды Утесов и Гердт гуляли по саду "Эрмитаж". На сцене незнакомый актер выделывал какие-то номера, и Зиновий Ефимович отметил, что тот неплохо работает. На что Утесов заметил, что так может любой еврейский мальчик из Одессы, если только не стесняется. Гердту всегда нравились одесситы с их юмором, свободой и непобедимым жизнелюбием. Однажды в беседе с Лидией Либединской у него даже вырвалась фраза: "Мне всегда кажется, что я родился в Одессе. Ну, если не родился, то хотя бы детство мое прошло там". При этом хороший вкус и профессионализм заставляли его резко отрицательно относиться к пошлому "одесскому юмору", создатели которого часто не имели никакого отношения к городу на Черном море. В 1980-е годы он говорил: "Меня приводит в ужас нынешняя эстрада. По сцене и по жизни ходит орда давно состарившихся "мальчиков", которые умеют делать всего две штучки, и публика им аплодирует".
Конечно, это не относилось к Леониду Утесову, чьим талантом - музыкальным, артистическим да и просто человеческим - Гердт всегда восхищался. Выступая на юбилейном вечере Утесова в 1975 году, Гердт сочинил музыкальное поздравление. Вот как о нем вспоминает Галина Шергова: "Знаменитого утесовского Извозчика приветствует возница квадриги на Большом театре:
"Здесь при опере служу и при балете я…"
Он по-ребячьи был горд найденной рифмой, упакованной в одну строку:
"В день его семи-деся-ти-пяти-летия…"". Леонид Осипович был в восторге. А вот Марк Бернес однажды на гердтовскую пародию обиделся… Впрочем, не будем тасовать байки про Зяму - к ним никак нельзя сводить ни его жизнь, ни его искусство. Но и без баек - Гердт не Гердт. Точнее, без притчей, ибо в каждой забавной истории о нем заключено его отношение к жизни, к людям.
Среди многих артистических талантов, ниспосланных Гердту Богом, заметное место занимала пародия. Однажды на очередном вечере в Доме актера он пародировал Утесова. По его признанию, он не волновался в тот день и уж конечно не подозревал, что слушателем его станет сам объект пародии. "И вдруг на сцену выходит Леонид Осипович Утесов, с которым я не был не только дружен, но и знаком так сказать "за руку". Я обомлел, мне стало страшно стыдно - что же я изображаю такого человека. Он вошел, улыбаясь, прижал меня к животу - грудь была недоступна, он в те годы был уже довольно полным человеком - и сказал: "Зови меня ‘Ледя’ и ‘ты’"".
Из воспоминаний Валентина Иосифовича Гафта: "В коммуналке у нас было две комнаты, одна большая, другая совсем крохотная, где жила моя тетка - тетя Феня. Однажды я услышал ее пронзительное: "Валя!.. Быстрее сюда! Гердт!" Я думал, что началась война, и помчался к ней… Репродуктор старенький, слышно плохо, ручка до конца не дожимается… Я сажусь на полускатываюшийся диван и беру в ухо этот репродуктор. Звук то прерывается, то восстанавливается сквозь какие-то стрекотания и шуршания… Слышу голос Утесова. А оказывается, это Гердт. Вот и весь фокус. Потрясение!"
В одном из выступлений - возможно, это было на вечере памяти Гердта - Аркадий Арканов сказал: "Если бы даже Гердт был только пародистом, он бы навсегда остался в нашем искусстве. Равных ему в этом у нас нет и не было". А позже я прочел в воспоминаниях Аркадия Михайловича о Гердте: "Мне он явился как блистательный музыкальный пародист, гениально изображавший Леонида Утесова. Потом он читал стихи. Обычно пародисты читают чужие стихи, Гердт читал стихи свои и драматурга Михаила Львовского, они очень дружили, вместе писали пародии".