Немудрено, что о Гердте сохранились не только мемуарные записи, статьи, критические отзывы - о нем, как о любом человеке-легенде, слагались байки. Вот некоторые из них.
Когда тариф на такси увеличился с десяти копеек за километр до двадцати, все москвичи "забастовали", и несколько дней такси стояли свободными. Мимо вереницы такси идет Зиновий Гердт. Таксист кричит ему:
- Хозяин, поехали!
А Гердт, не останавливаясь:
- Нет-нет. Я в парк.
Однажды Гердт с труппой театра кукол Сергея Образцова был приглашен в Японию. Собирались показать "Необыкновенный концерт", где Гердт озвучивал роль конферансье. Работников театра решили научить нескольким обиходным японским словам, типа "здрасте-до свидания-спасибо", из дани вежливости к хозяевам. Один из закулисных работников, какой-то там слесарь-осветитель, допустим, дядя Вася, большой любитель выпить, все никак не мог запомнить слово "спасибо" - "аригато".
Наконец Гердт ему сказал:
- Вася, есть такое молдавское вино, тебе хорошо известное - алиготе. Вот и запомни: алиготе - аригато.
Дядя Вася просиял, затем полдня ходил и тихо бормотал: "Алиготе - аригато, алиготе - аригато…"
Вечером Гердт услышал, как дядя Вася, после вкусного обеда, устроенного хозяевами в их честь, сопровождаемого обильными возлияниями местного пива и саке, поблагодарил одного из японцев:
- Каберно!
Гердт ездил за границу с сорок девятого года, и у него постепенно появилось там много знакомых. Был среди них и японец, славист по специальности. Этот удивительный японец говорил по-русски, то есть он думал, что говорит по-русски, а сказать ему правду в Японии было некому. Но речь не об этом.
Однажды Гердт спросил своего нового знакомого, того самого слависта, над чем он сейчас работает.
- Пишу диссертацию, - ответил японец. Гердт поинтересовался темой, и японец с поклоном ответил: - Ранний Блок.
Гердт от неожиданности даже испугался и спросил: кому в Японии нужен Блок, к тому же ранний?
Японец немного подумал и уверенно ответил:
- Мне.
На гастролях в Одессе Гердт решил прогуляться по Дерибасовской. У памятника дюку Ришелье к нему подошла юная девушка: "Я - Роза, мне сегодня исполнилось 15 лет, поздравьте меня!" Гердт берет протянутый альбом и пишет поздравление. Молодая одесситка получает альбом и изрекает: "Ладно, Боярского поймать не удалось, обойдемся-таки Гердтом!"
Гердт как-то рассказывал: была у него соседка, милая и добрая женщина, но очень уж серьезная: никакого чувства юмора. Однажды Зиновий Ефимович пытался ей анекдот рассказать, начинающийся словами "Умер один мужчина…", а она его вопросами засыпала: как его звали, отчего он умер, долго ли болел, были ли у него дети… Однажды решил Зиновий Ефимович ее разыграть. Ровно в шесть вечера звонит ей по телефону и измененным голосом спрашивает: "Простите, а Сан Саныча (допустим) можно к телефону?" - "Нет, вы не туда попали". Перезванивает ей ровно через полчаса и задает тот же вопрос другим голосом. И так каждые полчаса. Другой бы уже послал подальше или трубку снял, но она женщина интеллигентная, отвечала на все звонки и вежливо говорила, что такого здесь нет. Развязка должна была быть в полночь. Гердт звонит ей в очередной раз и говорит: "Здравствуйте, это Сан Саныч. Мне никто не звонил?" Ответ сразил Гердта наповал: "Сан Саныч, куда же вы пропали? Вас уже полгорода ищет!"
В Израиле, когда театр "Гешер" устроил гердтовский "Бенефис", Евгений Арье поставил небольшую сцену из "Костюмера" Рональда Харвуда для двух актеров - почетного гостя и Евгения Гамбурга, артиста "Гешера". Но перед этой сценой Гердт рассказывал свои знаменитые байки. Видимо, воодушевленный теплым приемом зрителей, он несколько увлекся - и забыл, что давно пришла пора "Костюмера": партнер опаздывал на спектакль в другой город. Актеры начали подавать отчаянные сигналы из-за кулис, однако вошедший в раж Зиновий Ефимович ничего не замечал. В конце концов на сцену вышел "незапланированный" Владимир Халемский со стаканом воды на подносе. Гердт замолчал, удивленно глядя на Володю, который невозмутимо, но с акцентом на первом слове произнес: "В Гамбурге в это время принято пить воду!" Гердт расхохотался и объяснил зрителям: "Это они меня таким образом решили согнать со сцены! Ну, молодцы, ребята!"
Гердт вообще очень радовался, если рядом с ним оказывались профессионалы. Геннадий Хазанов вспоминает, что во время последней встречи с Гердтом Зиновий Ефимович сказал ему: "Уметь любить чужой талант - это тоже талант". И еще: "Знаешь, что раздражает? Так как я стар, люди меня внимательно слушают, потому что считают очень умным. А на самом деле это не так. Посмотри на меня и крепко запомни: умные люди выглядят как раз наоборот".
Смех, юмор - без них немыслим Гердт. Генрих Гейне сказал: "Серьезность величественнее, если путь ей прокладывает смех". Зная Зиновия Ефимовича, его выступления перед зрителями, думается, что слова из рассказа Бабеля, которого он бесконечно любил и часто цитировал, здесь вполне естественны: "У всякого глупца хватает причин для уныния, и только мудрец разрывает смехом завесу бытия". В этих словах не только Бабель, но и сам Гердт.
* * *
Зиновий Ефимович, тяжело болевший последние годы жизни, мужественно преодолевал свои недуги: так велика была его любовь к жизни, жажда жизни.
В 1996 году Валерий Фокин поставил в театре Олега Табакова спектакль "Бобок" по Достоевскому, где действие происходит на кладбище. Пришедший на премьеру Гердт смотрел на одну из могил как-то завороженно. Кто-то оторвал его от раздумий:
- Ну, чего ты так туда смотришь?..
- Очень не хочется туда…
Сидевшие рядом с ним были удивлены, потому что он так серьезно это сказал… Когда ты еще не близко стоишь к этой черте, то для тебя это только слова, но слова эти были сказаны вроде тихо, почти про себя, но осознанно.
Валерий Фокин вспоминал: "До последней недели у Гердта было полное понимание и совершенно свежая голова. Твоя физика уже отказывает, а ты чувствуешь себя абсолютно молодым человеком - вот этот контраст, я думаю, был самым угнетающим обстоятельством последних дней жизни Зиновия Ефимовича. Он так же продолжал получать удовольствие и от жизни, и от приходящих в дом людей, от хороших новостей - только уже лежа в постели".
Однажды я услышал от Гердта: "Не надо все сваливать на Бога. Это история избрала евреев, но, видимо, избрала для трагедии. В этом, вероятно, судьба. Впрочем, как и судьба короля Лира. Жаль, что я никогда не сыграю Лира. Завидую Михоэлсу".
Зиновий Ефимович, уже тяжело больной, незадолго до кончины сказал по телефону Лидии Борисовне Либединской: "Жизнь напоминает неизлечимую болезнь, от которой нормальные люди умирают, а выживают лишь те, кто никогда не рождается".
Случилось так, что последний фильм с участием Зиновия Ефимовича, вышедший при его жизни, - это гоголевский "Ревизор" (1996 год). Быть может, это была самая заветная мечта Гердта и, к счастью, она осуществилась. Актер и режиссер Сергей Газаров снимал фильм в Праге со звездным ансамблем актеров: Хлестакова играл Евгений Миронов, Сквозник-Дмухановского - Никита Михалков, Анну Андревну - Марина Неелова, Марию Антоновну - дочь Михалкова Анна. Гердт сыграл смотрителя училищ Луку Лукича. В фильме также были заняты Олег Янковский (Ляпкин-Тяпкин), Авангард Леонтьев (Добчинский), Армен Джигарханян (в роли слуги Хлестакова Осипа).
А вот последний фильм, в котором снялся Гердт, "Война окончена. Забудьте…" по сценарию Галины Шерговой и с музыкой Микаэла Таривердиева вышел уже после кончины артиста, в 1997 году. Фабула фильма проста: сын обыкновенной русской женщины (она, разумеется, главная героиня) служит в армии. От него долго нет сообщений, и сердце матери отправило ее на поиски сына. Чего только ни делала мать для сына, но вырвать его из Чечни не удалось. В итоге солдат дезертировал, однако ни к чему хорошему это не привело: судьба его складывается трагически, будущего у него нет. Фильм этот стал своеобразным памятником людям, чья судьба была исковеркана чеченской войной.
* * *
Что-то схожее в последних годах жизни Зиновия Гердта и его первой жены Марии Новиковой. Как и Гердт, она прожила 80 лет (скончалась в 2004 году). В 1993 году у нее обнаружили рак, сделали операцию. Она, зная об этом, жила так, как будто ничего нет, спокойно и отстраненно. "Меня это поражало. Так же и папа, я думаю. Болезнь болезнью, а жизнь жизнью. Зачем без конца себя мучить?" - вспоминает сын Гердта Всеволод Зиновьевич. В беседе с ним, состоявшейся незадолго до смерти, на вопрос: "Ну как ты?" - Зиновий Ефимович ответил: "Скорее бы!" На что Всеволод Зиновьевич сказал: "Ну что ты? Как ты так можешь говорить?" - "Всему свое время, там же все записано, кто, когда…"
Однажды в разговоре со мной по телефону - это был хороший майский день 1993 года - Гердт, пребывавший в отличном настроении, сказал: "Матвей Моисеевич, запишите слова, которые я вам сейчас скажу. Я не во всем с ними согласен, но выдаю их за свои, хотя принадлежат они кому-то из наших себежских мудрецов: "Что бы ни случилось, человек должен продолжать жить. Если нет других поводов, то хотя бы из любопытства"".
Вспоминая о Зиновии Ефимовиче, артист Евгений Миронов отмечал, что "величие его фигуры не ощущалось". Миронов отмечал, что он попал в "поле притяжения" Гердта, и едва ли не с начала знакомства ему не хотелось выходить из этого поля. За несколько дней до кончины Гердта Миронов, узнав, что актер совсем плох, вспоминал: "Ехали с замиранием сердца. Как войти? Что сказать? А главное - страх увидеть беспомощного Зиновия Ефимовича, другого, каким я его не знал…" В тот день Миронов впервые пришел в дом к Гердтам: "Все веселятся. Невероятно. Даже неприятно, ведь умирает Гердт. Заходим к нему в комнату. Лежит. Рядом сидит Хазанов. Подходим ближе. И вдруг те же глаза, тот же тон, что и тогда, много лет назад, веселый, легкий до неприличия…"
Гердт умер 18 ноября 1996 года…
В газетном некрологе журналист Марина Райкина писала: "Все это давно перемешалось и перебродило в нашем сознании, как составные дорогого марочного коньяка, подарив нам потрясающее и незабываемое явление под названием Зиновий Гердт. Теперь его не стало. Пауза. Тишина.
Его любили, им восхищались. Ему устраивали юбилейные вечера, и не один, а в каждую более или менее круглую дату. Его уважали и побаивались его крутого нрава. Его оценки ждали и волновались, что он скажет по тому или иному поводу. Словом, Зиновий Ефимович Гердт был своего рода культовой фигурой советской и постсоветской действительности. И не зря. Фигура, безусловно, незаурядная, весомая, нечто вроде ладьи на шахматной доске…"
Откликнулись на печальное событие и сильные мира сего, В. С. Черномырдин, А. Б. Чубайс, Ю. М. Лужков, М. Е. Швыдкой и другие: "Заслуги Зиновия Ефимовича Гердта получили высокую оценку Родины. Он удостоен высокого звания "Народный артист СССР", награжден орденами Красной Звезды, "Знак Почета", "За заслуги перед Отечеством" III степени. Неповторимый талант Зиновия Ефимовича Гердта, его преданность российскому искусству останутся с нами навсегда. В 1996 году на Седьмом открытом кинофестивале в Сочи получил приз президента России "За личный вклад в киноискусство"".
Последний орден Гердту вручили незадолго до смерти. Об отношении артиста к этой награде красноречиво свидетельствует Евгений Миронов: ""Ребята, вы не видели мой орден? Нет? - шарит рукой по столику. - Таня! Катя! Б…, где орден? - Приносят. Положили на грудь. - Вот, Женя, орден "За заслуги перед Отечеством" третьей степени. - Помолчал и добавил: - Толи заслуги мои третьей степени, толи Отечество!.."".
Памяти Зиновия Гердта посвятила свои стихи поэтесса Светлана Аксенова-Штейнгруд:
Смерть пряталась суфлером за кулисой,
Последний акт суфлируя судьбе.
А Гердт играл премьеру бенефиса -
Веселые поминки по себе.Так фокусник с еврейскими глазами
Последний фокус выдумал на славу:
Сказав "Шалом!" в своем последнем зале,
Навек покинул русскую державу.Он на прощанье грустно улыбнулся,
Любимец общий гоев и изгоев.
И, наконец, на родину вернулся -
Оле хадаш Небесного Покоя…
Недалеко от Гердта, на Кунцевском кладбище, похоронены бывший руководитель его студии Алексей Арбузов и любимый им писатель Юрий Трифонов. Зиновия Ефимовича предлагали похоронить на Новодевичьем, но Татьяна Александровна отказалась - по ее словам, ей не хотелось, чтобы ее мужа "похоронили в парке".
О Гердте сохранилось множество воспоминаний. Вспоминает Михаил Ульянов: "Он был первоклассным мастером. Профессионалом. Актер, не будучи таковым, никогда не сможет так потрясающе понимать и читать поэзию и литературу и при этом быть таким же земным человеком, как самый невзыскательный зритель. Он обладал таким чувством иронии, - свались она на актера менее талантливого, пусть даже и обвешанного званиями, то просто пришибла бы его, сделала из него циника и пижона. Зяма был недосягаем в вершинах юмора и иронии и доступен всем одновременно".
Хорошо знавший Гердта, любивший его и нередко работавший вместе с ним Олег Павлович Табаков сказал: "Я всегда дивился его запасам жизнелюбия, бесконечному юмору. Бывало так, что мы подолгу друг друга смешили. Я нежно любил его и люблю. Мы с Зиновием Ефимовичем вместе озвучивали и комментировали фильм "Если бы Ильф и Петров ехали в трамвае". Часто встречались и в компаниях после спектаклей или съемок. Он был неизменно умен, остроумен и интеллигентен. Я могу вспомнить очень немногих людей, которые одновременно обладали всеми этими тремя достоинствами! Он был удивительно красив, хотя его нельзя было назвать ни Робертом Рэдфордом, ни Рудольфом Валентино, ни даже Вячеславом Тихоновым. Но он всегда был удивительно мужествен и элегантен, чем сильно воздействовал на женский пол".
Несмотря на свою занятость и состояние здоровья Зиновий Ефимович в последние годы жизни был "по-новому" популярен. На вопрос одного из зрителей: "Счастливы ли вы?" - Гердт ответил так: "Несчастлив потому, что очень редко соглашаюсь с общепринятым суждением о себе. Но с другой стороны, может быть, все же я счастлив, так как не попал в большую армию коллег, наивно верящих во все комплименты, что им говорят…"
Разумеется, во время таких "пресс-конференций" вопросы были самые что ни есть различные. Не раз его спрашивали, что такое талант, искусство. Он отвечал на этот достаточно банальный вопрос по-разному. Однажды сказал: "Шкалу оценок надо составить с умом и тактом и, прежде всего - трезво оценивать себя. Достигнуть высоты, которая называется Искусством, - удел редкий, дар божий. Достигал ли я сам этой высоты - не знаю. Искусство не имеет качеств, оно не бывает получше или похуже, оно или есть или его нет". Неоднократно в таких случаях Гердт говорил, что главное - не путать искусство с ремеслом, каким бы оно ни было. Достигнуть высоты в искусстве удается немногим и далеко не всегда.
Считает ли он, что в среде актеров-современников кто-то добрался до этих высот? "В деле, которому служу, чаще всего замечаю подлинные взлеты у Инны Чуриковой, Алисы Фрейндлих, Марины Нееловой, Валентина Гафта. Талант плюс отточенное долгим трудом мастерство. Мастерство, а не ремесло!"
* * *
Замечательная русская поэтесса Сара Погреб, уже много лет живущая в Израиле, хорошо знала и любила Гердта, посвятив ему немало стихов. На ее юбилее в Тель-Авиве в 2010 году побывала и Татьяна Александровна Правдина. На этом юбилее Сара Абрамовна прочла одно из стихотворений, написанное вскоре после кончины Гердта:
Он не дождался в этот год метели.
Без нас уплыл к невыразимой цели
И, в немоту укутанный, плывет…
Но Брамс,
но баритон виолончели
Напомнил мне нетленный голос тот.Пока живу, покуда чудо длится
И под дождем олива шевелится
И я в тиши губами шевелю,
В любимых строчках -
все презрев границы -
Он здесь. За всех твержу ему: люблю.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Город Себеж в начале XX века
Дом в Себеже, где прошло детство Гердта
Семья Храпиновичей в 1922 году
Залман Храпинович (слева) с братом Борисом
Артисты студии Арбузова - Плучека в спектакле "Город на заре". Третий справа - Зиновий Гердт
Гердт в период работы в ТРАМе
Гердт (вверху справа) в госпитале после ранения
Медсестра Вера Веденина, спасшая Гердту жизнь на фронте
Гердт в конце 1940-х годов
