Мы с Билли поехали в Киль в гражданской одежде. Мой напарник стал нервничать, хотя до сих пор держался отлично. Его роль второго героя ему нравилась. Он был храбр, особенно выпивши. Ему был присвоен агентурный номер 146/2. Тем самым он фигурировал как своеобразное приложение к Гимпелю. Мое управление доверяло ему просто бездумно, считая за человека, как бы созданного специально для нас.
Наше оснащение было уже погружено на подлодку. В два морских мешка были упакованы шестьдесят тысяч долларов, бриллианты на сумму сто тысяч долларов, автоматические пистолеты, радиодетали, фотоаппараты, специальные чернила для тайнописи. Мне, как школьнику, пришлось потренироваться, прежде чем я научился управляться в подводной лодке со своими длинными ногами: я не соответствовал физическим данным истинного подводника, поэтому мои конечности поначалу реагировали на все болезненно.
Мое появление в Киле оказалось сенсационным для подводников, так как там меня принимали все время за настоящего советника по корабельному строительству.
Командиром подводной лодки, которой предстояло доставить меня в бухту Френчмен, был капитан-лейтенант Хильбиг. Мы с самого начала отлично понимали друг друга. Он получил задачу избегать любого боевого столкновения. И был единственным из экипажа, кто знал об операции "Эльстер".
Нас провожали торжественно, как это принято у подводников.
Правда, случилось непредвиденное. Трое командиров подводных лодок, стоявших неподалеку у пирса, испросили разрешение прийти ко мне и стали осаждать техническими вопросами:
- Как обстоят дела с радарами?
- Разработаны ли какие-либо меры противодействия? Вы же знаете состояние нашей аппаратуры.
Я постарался как можно достойнее выпутаться из этой истории, сказав, что предпринимаю плавание, дабы лично собрать необходимую информацию по радарам.
- Хильбигу повезло, что он отправляется в плавание с таким человеком, как вы, - сказал один из командиров подводных лодок. - Нам же придется и далее исполнять роль смертников.
Перед отплытием команда лодки была построена на берегу: офицеры - справа, рядовой и унтер-офицерский состав - слева. Мы с Билли стояли вместе с офицерами. Капитан-лейтенант Хильбиг доложил начальнику базы подводных лодок о готовности.
- Вольно, парни, - произнес начальник базы. - Я знаю, что ваш поход - не слишком большое удовольствие. Но вам это уже не впервой. От всего сердца желаю счастливого возвращения. Желаю успеха. Помните о том, что все, что бы вы ни делали, вершится для нашего отечества, для великой Германии.
Подводная лодка была подготовлена для автономного плавания сроком до четырех-шести месяцев. На всех членах команды было кожаное одеяние. На некотором удалении стояли родственники: жены, матери, дети. У всех были заплаканные глаза. Поскольку они находились в двухстах-трехстах метрах от нас, ветер доносил до них только отдельные слова напутственной речи.
Начальник базы подошел к нам и пожал каждому руку. Увидев меня, он на какой-то момент оторопел и тут же удалился.
Экипажу было дано десять минут на прощание. Наблюдая за происходившим, я был рад, что оказался один.
Но вот сделаны последние приготовления к отплытию. Я проверил наш багаж. Билли безмолвно стоял рядом со мной, смущенный и в какой-то степени испуганный. Я хлопнул его по плечу.
- Ну вот, Билли, сейчас и отправляемся, - сказал я ему. - Ты боишься, что ли?
- Не особенно.
- Ну-ну!
Когда мы поднялись на борт лодки, ее инженер провел меня по всем отсекам, объясняя технические особенности. Но я его, собственно, не слушал. Мысли мои метались между Маргарет и заданием.
Билли не отходил от меня ни на шаг.
- А это дизели. Мы зовем их "Хайн" и "Фитьё", - говорил инженер.
Я кивнул и хотел было закурить.
- К сожалению, это запрещено, - остановил меня инженер. - Курить можно только в рубке. Существует опасность взрыва. Ну, да вы к этому еще привыкнете.
Через короткий промежуток времени мы вышли в море - навстречу смертельным опасностям…
Я уже неоднократно переправлялся через океан, - правда, в гораздо более комфортабельных условиях, нежели на "U-1230". На сей раз прощание с Германией ускорили и в какой-то степени облегчили королевские военно-воздушные силы. Сотни английских самолетов появились над Килем. В городе вспыхнули пожары. Мы сидели в офицерской кают-компании, черпая ложками горох с салом и прислушиваясь к разрывам бомб.
Три подводные лодки шли в кильватерной колонне. Впереди - "U-1230". Этот строй мы сохраняли до берегов Норвегии. Матросы, переодевшись в робы, действовали почти автоматически. На меня они смотрели со сдержанным любопытством. Для них я был советником по корабельному строительству Гюнтером. Знаки отличия, подобные моим, они видели не часто. Большинство из них вначале обращались ко мне "господин обербаурат". Таких, как я, называли на флоте "сребрениками" из-за серебряного шнурка на фуражке. У офицеров плавсостава он был золотым.
Подводная лодка "U-1230" относилась к типу "9-Ц". Длина ее составляла 79 метров, водоизмещение - 950 тонн. Вооружена она была двумя спаренными орудиями и зенитной пушкой. Орудийная платформа получила название "зимний сад".
Экипаж лодки до самого норвежского Хортена находился в состоянии повышенной боевой готовности, так как глубины были небольшими и погружение подлодки было связано с определенным риском. Нам оставалось только надеяться, что мы не подвергнемся налетам самолетов. Фарватер был обозначен затонувшими немецкими грузовыми судами. Опасность подстерегала подводную лодку, как говорится, на каждом шагу. Учитывая это, мы сбросили за борт "погремушку" - прибор, создававший шумы, - и тащили ее за собой на тросе в целях защиты от донных мин, акустические устройства которых срабатывали от шума винтов. Нужно сказать, что англичане к этому времени вовсю хозяйничали на Балтике.
Матросы с сильными, натруженными руками, бледносерыми лицами и хладнокровием, выработавшимся от постоянного общения с опасностью, желали лишь одного - везения и только везения. Они точно знали, что им полагалось: раз в четыре недели - плитка шоколада, за день два раза - самое большее пять - торопливый перекур в рубке, три недели отпуска после возвращения из плавания, спецпаек на борту лодки (если от быстрого погружения лопались консервные банки в результате перепада давления, то им приходилось садиться на половинный рацион). У всех у них - командира, старшего помощника, унтер-офицеров и матросов - были матери, невесты, дети, братья и сестры. Но войне было не до этого…
До Хортена мы дошли без происшествий. В течение следующей недели уходили время от времени под воду. В 1944 году, чтобы переплыть океан, нужно было прятаться - погружаться, и очень глубоко: в случае обнаружения радарами лодки на нее тут же сбрасывались с исключительной точностью глубинные бомбы.
Мы уходили даже на большие глубины, чем это было предусмотрено инструкциями. Когда однажды для контроля между стенками лодки была натянута красная нить, то к моменту подачи команды на всплытие она здорово провисла: таково было давление воды на корпус лодки.
На лодке имелось два туалета. Однако размещавшийся в носовой части был превращен в дополнительное хранилище провианта. Мыться или бриться было вообще невозможно. Единственным гигиеническим средством был одеколон, выдававшийся по норме. Пользоваться туалетом можно было только с разрешения вахтенного офицера. Если во время нахождения лодки в погруженном состоянии кто-то хотел пройти из кормовой части в носовую или наоборот, он должен был сообщить об этом на центральный пост, чтобы там проследили за восстановлением равновесия корпуса лодки в результате регулирования объема забортной воды в балластных цистернах: одни из них наполнялись ею, из других же ее выпускали.
Кроватей на лодке не было вообще. Подвесные койки - гамаки - размещались между торпедными аппаратами и различными приборами в самых невообразимых местах. Между приборными досками, манометрами, трубками и рычагами висели батоны салями, окорока и туши копченого мяса. Проход выглядел как складское помещение продовольственного магазина. Наши запасы - лодку, о чем уже говорилось, готовили к полугодичному автономному плаванию, - раскачивались на стенках в ритм ее бортовой и килевой качки. На лодке имелось двести сорок тонн горючего и четырнадцать торпед, использовать которые командир имел право лишь при возвращении. Ежедневно, как и экипажи всех лодок, мы должны были по радио сообщать свое местонахождение на базу. Союзники только радовались такой установке нашего командования и каждое утро настраивали свои радиопеленгаторные устройства. Десятки немецких подводных лодок вследствие этого не только бюрократического, но и, по сути дела, предательского распоряжения становились добычей врага.
Нахождение двух необычных пассажиров на лодке вызывало в первые дни некоторое беспокойство среди команды. Если я с грехом пополам и мог в какой-то степени соответствовать советнику, то Билли Колпоу был, без сомнения, самым странным немецким лейтенантом, когда-либо выходившим в открытое море. В целях маскировки он считался военным корреспондентом одной из ведущих газет. В подтверждение этой версии на шее его болтался великолепный фотоаппарат. Но он хватался за него в самые неподходящие моменты, так что все шестьдесят два члена экипажа стали сомневаться в его фотографических способностях. Люди быстро раскусили, что Билли вряд ли был немцем, а тем более настоящим морским офицером. Когда с ним заговаривали, он лишь ухмылялся и говорил "да".
Мне пришлось разъяснить команде, что Билли был уроженцем одной из бывших немецких колоний и поэтому не мог говорить по-немецки. Выслушав эту историю, они тем не менее продолжали строить ему всяческие каверзы.
Так, например, один из матросов машинной команды, вытянувшись перед ним в струнку на проходе, произнес:
- Прошу разрешения пройти мимо!
Билли покачал головой.
- Так ты не понимаешь, о чем я говорю? - продолжил матрос.
Билли только осклабился в ответ.
- Стало быть, ты не лейтенант, а верблюд.
- О'кей! - ответил Билли.
Подобные сцены разыгрывались ежедневно, если обстановка была более или менее спокойной. Среди членов экипажа шли разговоры, кем мы могли быть на самом деле.
От Хортена мы пошли к последней немецкой базе подводных лодок в Кристиансанн. В качестве корабля сопровождения с нами шел крейсер противовоздушной обороны. Капитан-лейтенант Хильбиг был подвергнут форменному допросу со стороны своих подчиненных об истинном нашем предназначении.
- Не собираетесь ли вы заслужить Рыцарский крест, проводя какую-то спецоперацию? - спросил его старший рулевой. - Не ощущаете ли вы болезненных симптомов в области шеи, господин капитан-лейтенант?
Хильбиг усмехнулся. Он был высокого роста худощавым блондином и в начале войны, служа в морской авиации, совершал налеты на Англию, пока не был откомандирован на флот из-за нехватки горючего, где и превратился в настоящего морского волка. Он никогда не повышал голоса, больше молчал, чем говорил, однако команда слушалась его беспрекословно. У него одного была отдельная, пусть и крошечная, каюта, являвшаяся нервным центром "U-1230".
Во время нашего перехода через океан я видел Хильбига в состоянии растерянности всего один раз. Мы находились как раз посреди Атлантики, между Европой и Америкой, когда ему сообщили по радио, что у него родилась дочь. И буквально через пять минут на лодку посыпались глубинные бомбы.
До Кристиансанна мы дошли без происшествий. Команда готовилась к последнему увольнению на берег. В гавани находилось несколько подводных лодок. На их антеннах развевались вымпелы, указывавшие число потопленных брутто "регистро" тонн. На базе царило волнение, поскольку как раз утром одна из подводных лодок, находившихся в море, подала сигналы бедствия. Из-за какой-то технической неисправности она вынуждена была всплыть и тут же подверглась атаке самолетов противника. К месту происшествия устремились четыре немецких корабля, нашедшие, однако, только громадное масляное пятно на воде, медленно уносившееся течением на север.
На шестидесяти двух именах были поставлены кресты…
Вечером я сошел на берег. Там я в последний раз посмотрел кинофильм для солдат вермахта. Содержания его я уже не помню, знаю только, что это была некая любовная истерия с геройскими подвигами и новенькой военной формой. После его окончания на экране вспыхнули громадные светящиеся буквы: "Внимание! Всем оставаться на местах! Офицеры выходят из кинозала первыми!"
Зайдя в какой-то кабак, я выпил древесный спирт: хотя меня и предупреждали, что делать этого не стоит, я пренебрег советом, посчитав, что имею дело с более опасными вещами. В Норвегию я попал во второй раз. Впервые я оказался там года полтора тому назад, в конце 1942 года, выполняя задание, которое едва не стоило мне жизни.
Дело в том, что наши пеленгаторы засекли работу нескольких агентурных радиостанций, ликвидировать которые не удавалось. Две передачи были частично расшифрованы. Тогда-то абвер услышал впервые об операции "Ласточка", предусматривавшей диверсию на заводе "Норск-гидро" под Фемор-ком. Это было единственное в мире предприятие, которое могло производить в больших количествах тяжелую воду, или оксид дейтерия, требовавшуюся для работ по расщеплению атомного ядра (американцы при изготовлении "хиросимской бомбы" были вынуждены применять вместо тяжелой воды графит).
Мне был дан адрес доверенного лица в Осло, которое я и посетил. Нам было известно, что он являлся двойником. Поэтому я выдал себя за английского агента, совершившего прыжок с парашютом, и сунул ему под нос пачку денег. Затем потребовал, чтобы он как можно быстрее установил связь с двумя агентами, которых я якобы потерял из виду во время приземления.
Тогда он назвал мне адрес одного заведения, за которым я сразу же установил наблюдение. Уже через две недели нам были известны фамилии и адреса всех людей, регулярно его посещавших. Вместе с тем мы узнали, что за несколько дней до моего появления там произошла встреча какого-то англичанина с двумя норвежцами. Англичанин этот назвался Джоном. Его-то мне и надо было найти.
Оба норвежца по моему указанию были схвачены норвежскими властями. На третий день им было сказано, что арестованы они из-за оскорбительных высказываний в адрес Квислинга - норвежского "фюрера": в те времена по такому подозрению мог быть арестован любой норвежец. Еще через четыре дня я распорядился их выпустить (меня они, естественно, ни разу не видели).
Если бы они были профессионалами, то на определенное время должны были бы "лечь на дно". Но таковыми они не были, на чем и был построен мой расчет. За каждым их шагом велось наблюдение. И через два дня их увидели на одной из улиц западного пригорода Осло, откуда велась работа запеленгованного подпольного передатчика. Нам было ясно, что передатчик находился в одном из домов этой улицы. Чтобы не вызывать подозрений, от обыска всех домов подряд мы отказались.
Но вот оба норвежца скрылись в доме номер 11. Я же в это время находился вместе с двумя затребованными мною людьми у дома номер 9. Улица была слабо освещена единственным фонарем. Внешность Джона к тому времени нам была известна. Он был высокого роста, узкоплечий, неуклюжий, с редкими волосами. Хотя под такое описание могли попасть до пятидесяти тысяч норвежцев, мы были полны решимости арестовать каждого мужчину, имевшего похожую внешность.
В 23 часа 37 минут, что было впоследствии запротоколировано в полицейском донесении, дверь дома открылась. На улицу вышел мужчина без пальто. Это мог быть Джон. Остановившись, он закурил и осмотрелся направо и налево, - явно не случайно.
Я не собирался задерживать его немедленно, но мои помощники не стали ждать и подошли к нему. Один из них достал карманный фонарь и осветил продолжавшего стоять мужчину. Я в это время находился от них на расстоянии около двадцати метров.
- Руки вверх! - скомандовал он и направил на мужчину пистолет.
Удивленно, медленно и нехотя тот поднял руки.
- Идиоты! - пробормотал я про себя.
И в этот миг произошло неожиданное. Один за другим молниеносно раздались пять выстрелов, хотя мужчина и стоял с поднятыми руками. Оба моих помощника тяжело повалились на землю. Джон стрелял с бедра, нажимая на спусковой крючок с помощью устройства, позволявшего производить это действие и с поднятыми руками.
В тот вечер абвер получил двоих убитых и разрешение стрелять из любого положения.
Джон кинулся бежать. Я стал его преследовать, стреляя на ходу, но так и не попал ни разу в цель. И он исчез, словно провалившись сквозь землю.
Оба норвежца, также попытавшиеся бежать, были арестованы вторично. После долгого перекрестного допроса они признались, что работали на англичан и что неподалеку от "Норск-гидро" планировалась высадка десанта.
Я сообщил о результатах своей работы в Берлин и был отозван назад.
Через несколько дней командующий германскими войсками в Норвегии генерал фон Фалькенхорст направился в Феморк, чтобы лично осмотреть заводские сооружения и принять меры по защите завода. Тем не менее англичане вскоре показали, на что они способны.
О расположении и предназначении заводских сооружений они имели самое точное представление, так как основатель завода, норвежский физик доктор Тронстад, при вступлении немецких войск в Норвегию бежал через Швецию в Англию. Он-то и обратил внимание на то, что Германия в результате захвата этого завода получила реальную возможность создать атомную бомбу. Когда немцы попытались увеличить производство тяжелой воды с полутора до пяти тонн в год, союзникам стало ясно, что те подошли вплотную к решению этой проблемы.
Действовали они молниеносно. Сначала они сбросили на парашютах четырех агентов, которые связались с рабочими завода и выяснили возможности его разрушения. Производственный корпус имел семь этажей, возведенных из стали и бетона. Воздушный налет вряд ли принес бы даже иллюзорный успех, поскольку бомбы должны были попасть в цель с точностью до одного метра.
Тогда к заводу были направлены два самолета "Галифакс", каждый из которых тянул за собой на буксире грузовой планер. Но самолеты и планеры вместе с сидевшими в них людьми разбились о скалу. А что значила пара десятков погибших, если речь шла об атомной бомбе?..
На Рождество 1942 года в районе завода приземлились еще шесть агентов. День этот был выбран не случайно: англичане надеялись, что немецкие солдаты усядутся вокруг рождественской елки и станут пить пунш. Десантники попали в снежный буран и были разбросаны ветром на большое расстояние друг от друга, так что прошло несколько недель, прежде чем они собрались вместе. Только через два месяца им удалось подойти к заводу. 27 февраля 1943 года они перебили охрану завода, проникли на его территорию и в цеха, взорвали центральный пост и коммуникации, в результате чего "Норск-гидро" был выведен из строя почти на целый год. Когда же ремонтные работы близились к окончанию, в небе над заводом появилось несколько сот американских самолетов. Сверхтяжелые бомбы оказались в состоянии разрушить и сталь и бетон.
Сохранившиеся запасы тяжелой воды должны были быть направлены в Германию. Однако железнодорожный паром в феврале 1944 года взлетел на воздух: британская секретная служба - лучшая из разведок мира - установила там адскую машинку. В результате Германия в вопросах создания атомной бомбы была отброшена далеко назад, и союзники, таким образом, оказались теперь впереди.