Кроме всего прочего Агата была безмерно благодарна за то, что ее взяли в эту экспедицию, поэтому всегда оставалась исключительно любезной. Да и вообще она была человеком добродушным, не то что вечно жалующаяся миссис Хайам, - ведь еще в тринадцатилетнем возрасте Агата написала в "Альбоме признаний", что постарается всегда находить "хорошее в любой ситуации". В столь долгом путешествии присутствие такого человека было большим утешением для остальных. Даже когда из-за страсти к серфингу у нее случился неврит - "я испытывала во всей руке что-то вроде сильной зубной боли", - она мужественно старалась не пропускать официальные мероприятия. "Сейчас приступы боли мучают меня гораздо реже", - писала она матери в промежутках между неизбывными ужинами, партиями в бридж и бесконечными разговорами.
Зато и вознаграждена она была за все это сполна. Агата путешествовала по миру с любимым мужчиной, и, как она сама потом напишет в "Человеке в коричневом костюме", это было восхитительно. "Мы прибыли! - сообщает она Кларе из Южной Африки 6 февраля. - Я даже не представляла себе, что здесь так много гор". Озеро Луиза было "самым прекрасным местом из всех, где мы пока побывали". Водопад Виктория оказался настолько красив, что "для меня невыносима была даже мысль об отъезде". На Замбези "мы видели улепетывавшего от нас крокодила, что нас страшно развеселило". Из Новой Зеландии: "Никогда в жизни не видела ничего красивее Уэллингтонской бухты". И так без конца. Свои восторги Агата изливала в многостраничных письмах Кларе, в которых, как прилежная школьница, старательно пыталась ничего не упустить.
"Все австралийские пейзажи, которые я видела, немного отдают суровостью. Перспектива обычно голубовато-зеленая, иногда почти серая, а белые стволы голубых эвкалиптов производят совершенно другое впечатление; там и сям видны огромные купы деревьев, с которых была ободрана кора, они мертвы и превратились в деревья-призраки - совершенно белые, машущие белыми ветвями. Все это так… так первозданно… Если бы в таком лесу водились нимфы, их было бы невозможно разглядеть…"
Агата не была мастером описаний природы, они у нее получались, как в этом письме, робкими и трогательно старательными. Атмосферу места она умела дать почувствовать в своих книгах одной фразой, одной деталью, а вот в ее описаниях есть некая смутность, которая делает их неопределенными и слишком общими. "От природы она была на редкость ненаблюдательна", - писала она о себе в "Неоконченном портрете", и действительно, при том что ухо у нее было очень хорошее, видела она, следует признать, скорее воображением, нежели острым глазом, и, сочиняя эти письма, старалась закрепить память в словах (кроме того, она много снимала): ведь у нее едва ли был шанс когда-нибудь вернуться в эти места, а забыть их она не хотела.
И еще она хотела живыми донести их до Клары. Несмотря на материнское благословение, Агата испытывала чувство вины и пыталась смягчить угрызения совести тем, что держит Клару в курсе всего, чем занималась. Внешне это выглядело как вина перед Розалиндой - "моим маленьким Плюшевым Медвежонком", как они с Арчи называли дочь. "Я так много думаю о своей Крошке и скучаю по ней все сильнее и сильнее" - в таком духе Агата постоянно писала Кларе. "Моя детка, она такая сладкая. Умираю - хочу ее видеть. Арчи тоже". Самой дочери, в тот момент находившейся в Эбни у Мэдж (Москитика, как называла тетку Розалинда), Агата писала из Претории: "Подозреваю, что теперь ты больше всех любишь дядю Джима и тетю Москитика, но если кто-то спросит тебя "Кого ты любишь больше всех?" - ты должна отвечать: "Мамочку!"". Это пролило елей на душу Мэдж, читавшей письмо Розалинде, поскольку та по малости лет сама читать еще не умела.
Однако, как всегда, главным образом чувства Агаты были устремлены к матери. Едва взойдя на борт "Замка Килдонан", она наспех нацарапала карандашом: "Милая мамочка, все очень удобно. Славная каюта, просторная. Мне очень нравятся мои фиалки. Береги себя, дорогая моя, ведь я так люблю тебя". Потом она посылала Кларе машинописные страницы своего "дневника" и массу фотографий: кенгуру, ананасовой фермы, двух чернокожих детишек, стоящих на голове, - на обороте снимка аккуратно написано: "Любимая мальчишечья забава"… Агату терзало то, что она так долго остается вдали от дома. "Если ты хочешь, чтобы я вернулась раньше, я приеду. Могу вернуться в любой момент". С ее способностью переживать материнские чувства даже более болезненно, чем свои собственные, она не могла не понимать уязвимость Клары, ее одиночество, страх старения, а потому старалась при любом удобном случае заверить Клару, что постоянно думает о ней. "Очень, очень, очень люблю тебя, бесценная моя мамочка". По прибытии в Южную Африку Агата "купила корзиночку персиков, огромных, желтых, мы думали, что их там пять, но оказалось, что под верхними полно других - всего их было штук пятнадцать. Мы ели их в саду, обливаясь соком, и еще маленькие натальские ананасы по 50 южноафриканских центов за штуку…" "Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь. Вот уж полакомились бы мы с тобой на славу! Мамочка, милая, как это было бы чудесно".
В мае она писала из Австралии, что река Тамар "в большей части своего течения очень похожа на Дарт, только пошире; вдоль обоих берегов тянутся крутые поросшие лесом склоны. Глядя на нее, я так тосковала по дому". Вероятно, так оно и было, но в то же время Агате очень хотелось сделать приятное матери. Она также уверяла мать (и Мэдж), что ее книги имеют успех: "Здесь меня ждали две пачки газетных вырезок из статей Джона Лейна, очень хороших, - писала она о "Тайном враге". - Я и впрямь верю, что Томми и Таппенс ждет успех, так что о деньгах не тревожься". Среди писем, которые Агата писала из Имперского тура, встречаются листки, имеющие отношение к скромным инвестициям, сделанным Агатой: "Китайские облигации: 4 по £2.5.0; 2 по £1.2.6…" С деньгами все еще было напряженно и тревожно. "Помни, что дома у меня на депозите лежит 200 фунтов, ты всегда можешь ими воспользоваться, если нужно, - писала матери Агата. - Очень рада, что тебе удалось достать инвалидную коляску для Монти… Чувствую себя ужасно оттого, что я так далеко, наслаждаюсь и пользуюсь всеми благами этой изобильной земли".
Но Клара радовалась тому, что Агата счастлива, и с удовольствием читала ее восторженные письма. От зятя она тоже получила подарок из Гонолулу - "Кадры знаменитого фильма "Агата занимается серфингом"" - фотоальбом снимков, сделанных самим Арчи: Агата в купальном костюме (бедра чуть полноваты, но вид уверенный и привлекательный), Агата с доской для серфинга, Агата верхом на доске в море и, наконец, Агата "входит в аптеку за мороженым и содовой". На титульной странице альбома значилось: "Сценарий Арчибальда Кристи; продюсер Арчибальд Кристи; режиссер Арчибальд Кристи". Так Арчи тоже проявил заботу о Кларе ("дорогой миссис Миллер"), пока они с Агатой целый месяц блаженствовали на Гавайях. Они не были там исключительно наедине друг с другом, предпочитая большую часть времени проводить в компании ("лордов Суенфена и Сент-Обина", тоже членов загородного клуба, где Кристи играли в гольф), но отсутствие Белчера само по себе позволяло вволю наслаждаться свободой, плавать и заниматься серфингом. "В первые дни мы, купаясь, так обгорели, что просто умирали от боли! Особенно Арчи…" Состояние здоровья Арчи вообще сильно ухудшилось из-за тягот путешествия и постоянных официальных мероприятий. В Гонолулу он "сильно простудился", а в Оттаве свалился с бронхитом и крапивницей в такой тяжелой форме, "…что почти кричал от боли и отчаяния. Все началось в Виннипеге: после посещения крупного элеватора он вернулся со слезящимися глазами и хлюпающим носом… Ужасно боюсь пневмонии. Весь день шел снег, а вчера поднялся дикий ветер. Нам обоим до смерти надоела эта экспедиция, и мы мечтаем вернуться домой".
Арчи не хватало Агатиной стойкости. В начале путешествия, в январе, он ухаживал за Агатой, когда та жестоко страдала морской болезнью, потом вместе с ней метал на палубе кольца против четы бельгийцев ("Все только и говорят: "Я слышал, вы обыграли этих даго! Великолепно!""). Но по мере того как тур близился к концу, близились к концу и силы Арчи. Он не был "общественным животным". Его слабым нервам и желудку требовалась передышка.
В мае миссия отправилась морем в Аделаиду. Агата написала матери, что морская болезнь мучила ее всю первую половину пути, но остаток его она "…провела довольно весело. На борту оказалось несколько молодых людей, и мы каждый вечер играли в какие-то глупые игры или танцевали, а в последние три вечера то капитан корабля, то кто-нибудь из старших офицеров устраивал для нас званый ужин, так что мы ложились не раньше трех часов ночи. Мне это очень нравилось (нужно ли говорить, что Арчи, как обычно, ровно в 10.30 покидал нас, но, к счастью, не имел ничего против того, чтобы я продолжала веселиться, хотя меня это изумляло). Кроме того, мы организовали джаз-банд, а также развлекались с огромными воздушными шарами - все молотили ими друг друга по голове…"
На это Клара, конечно же, сказала бы: "Помни, Агата, мужчину нельзя надолго оставлять одного. Не игнорируй мужа. Держи его всегда на первом месте".
Как-то вечером, в Сиднее, Агата ужинала в отеле одна - Арчи был на какой-то официальной встрече, - когда к ней неожиданно подошли некий майор Белл и его сестра Юна. Вся миссия была тут же приглашена к Беллам в Квинсленд, однако сразу никто поехать не смог, так как на это время были уже запланированы другие мероприятия, поэтому решили, что Агата погостит у Беллов неделю одна, после чего мужчины к ней присоединятся. Отправились на следующий день. "Мы прибыли около десяти часов вечера, проехав завершающие пять миль на машине, и я очутилась в доме, полном высоких энергичных девушек, жаривших омлет на открытом огне и разговаривавших все одновременно!"
Беллы, которым принадлежала солидная часть Квинсленда, "чем-то напоминали королевскую семью", как написала Кларе Агата. Сестры отнеслись к ней как к своей. Она помогала им организовывать любительский концерт, сама спела на нем, вызвав бурю оваций, и вообще от души наслаждалась их восхитительным обществом. Они напоминали ей радостно уверенных в себе сестер Луси ("Они, как любят говорить Луси, "из наших" - я в первый раз встретила здесь таких!"). И так же как в свое время у Агаты был весьма серьезный роман с Реджи Луси, теперь "роман" случился у нее с одним из братьев Белл - Фриком. "Именно Фрику я отдала свое сердце", - писала она в "Автобиографии". Много лет спустя сын Фрика Гилфорд будет проектировать для Агаты новый дизайн дома в Гринвее и станет близким другом и самой Агаты, и Розалинды. "К моменту отъезда я чувствовала себя в их доме совершенно своей! И мне было очень грустно расставаться с ними. Мы покинули Брисбен на следующий день и 29-го отплыли в Новую Зеландию. Арчи страшно простудился и совершенно обессилел…"
Но, повествуя о том, как она "отдала свое сердце", или как играла в воздушные шары на палубе до трех часов утра, или как некий молодой человек, наблюдавший, как она катается на доске для серфинга, "подловил" ее своим фотоаппаратом, она не имела в виду ничего, кроме безобидного удовольствия. Для нее не существовало никого, кроме Арчи. Все ее флирты были сродни флирту Энн Беддингфелд с "сильным молчаливым" полковником Рейсом, которого Энн находила по-своему привлекательным, что ничуть не влияло на ее влечение к Хэрри Рейберну. Видимо, поэтому Агата и не обратила в Новой Зеландии никакого внимания на женщину, которая во время поездки на озеро Каньери "явно увлеклась Арчи" и настояла, чтобы он ехал в ее машине. Агата и Арчи были мужем и женой, любили друг друга - остальное не имело никакого значения.
Что за странный звук сухой?
Это хрустнул под ногой
Лист увядший, побуревший…
В следующей книге, "Тайна замка Чимниз", Агата снова рисует портрет веселой и страстно влюбленной четы.
"- Брак, такой брак, какой я имею в виду, был бы самым захватывающим приключением из всех возможных.
- Мне это нравится, - с готовностью ответила Вирджиния".
"Чимниз" - пожалуй, самая радостная книга, когда-либо написанная Агатой. Комический триллер, опубликованный в 1925-м, он копирует "Пленника замка Зенда" и П. Г. Вудхауса, но обладает собственной неповторимой воздушностью. Его герой Энтони Кейд - высокий, стройный, дерзкий, страстный - еще одно воплощение Арчи. Героиня, Вирджиния Ревел, умна и очаровательна, у нее "восхитительный, не поддающийся описанию рот, один уголок которого едва заметно приподнят, что принято называть "печатью Венеры"". Политик Джордж Ломакс - искусно вылепленный монолит самомнения: "Не то чтобы я приветствовал появление женщин в политике - Сент-Стивенз разрушен, до основания разрушен в наши дни. Однако в своей собственной сфере женщина может творить чудеса". Владелец замка Чимниз (весьма напоминающего Эбни) - одно из тех никчемных созданий природы, чье несчастье состоит в том, что они родились с положением в обществе; его неизбывная раздражительность тонко передана в книге. "Омлет, яичница с беконом, - перечислял лорд Кейтерэм, поднимая крышку за крышкой, - почки, дичь с пряностями, морской окунь, холодный окорок, холодный фазан. Ничего этого я не люблю. Тредуэлл, будьте любезны, попросите повара сварить мне одно яйцо".
Агата не имела особой склонности к юмору - глубоко в душе она воспринимала жизнь очень серьезно, - но "Чимниз" юмором так и искрится. "Минуту-другую все молчали. Суперинтендант Бэттл потому, что был человеком опытным и знал, насколько лучше сначала дать высказаться всем остальным, если, конечно, удастся уговорить их это сделать… Джордж - потому, что имел привычку говорить только по подготовленным ему заранее материалам". Вероятно, во время своего кругосветного путешествия Агата встречала политиков типа Джорджа Ломакса на тех бесконечных официальных обедах, где присутствовала вместе с Арчи, и с немым изумлением наблюдала их одержимость желанием контролировать мир.
Сегодня "Чимниз" назвали бы снобистской книгой. Почти все ее персонажи - представители высшего класса, а те, кто к нему не принадлежит, именно так и описаны. "Мне, разумеется, знакомо ее лицо - смутно, как бывают знакомы лица гувернанток, компаньонок или людей, сидящих напротив тебя в поезде. Это ужасно, но я никогда к ним не приглядываюсь. А вы?" И когда впервые встречает Энтони при странных обстоятельствах, Вирджиния нервничает, обращаясь к нему за помощью:
"- Простите меня, - сказала она, - но вы… я хочу сказать…
- Итон или Оксфорд, - ответил молодой человек. - Об этом вы хотели меня спросить, не так ли?
- Ну, вроде того, - призналась Вирджиния".
Сочиняя "Чимниз", Агата была слишком умиротворена, чтобы интересоваться классовыми вопросами, как будет делать позднее, хотя и не в той степени, какая удовлетворила бы самолюбие наших современников. В романе "Роза и тис", действие которого разворачивается в 1945 году, когда лейбористская партия одержала победу на выборах, она будет пристально вглядываться в "старые идеи" и размышлять об их ценности ("Правящий класс. Руководящий класс. Высший класс… Все эти столь ненавистные теперь определения… Однако, признайтесь, что-то в них есть"), В книге "Час ноль", написанной в 1941 году, она демонстрирует явную симпатию к молодому человеку, презираемому "превосходящим" его по общественному положению окружением, потому что он беден и живет за счет своей наружности.
"- Вы счастливы в своем маленьком, огороженном веревкой загончике, недоступном для остального стада, и смотрите на всех свысока. Вы смотрите на таких людей, как я, так, словно мы - животные, находящиеся по ту сторону ограды!
- Простите, - сказала Мэри.
- Но ведь это правда, разве нет?
- Нет, не совсем. Мы, возможно, глупы и нам не хватает воображения, но мы не злобны. Я сама консервативна и - как вы, наверное, считаете, быть может, поверхностно, - самодовольна. Но знаете, в душе я на самом деле обычный человек.
- Вы прелестное создание, - сказал он, - но вы ничего не знаете о тех животных, которые рыскают за пределами вашего маленького мирка".