Любовь прошла! Но тлеет уголек
На сердце, там, где был огонь живой.
Сгорая от желанья, мы с тобой
Стояли и робели, словно дети.
И грелись у огня, забыв про все на свете…
Надо признать, что Агата играла с подлинными чувствами, доводя свой страх до экзорцизма, до той точки, когда сама переставала верить в него. Должно быть, где-то глубоко-глубоко внутри она чувствовала это и размышляла об этом. При всей ее "несообразительности", каким-то уголком души она должна была почуять перемену. Описывая в прозе - в "Человеке в коричневом костюме", "Тайне замка Чимниз" - счастливую и безоблачную любовь или исступленную страсть между героями, напоминавшими Арчи, такого, каким она хотела его видеть, и Агатой, такой, какой она хотела быть, в стихах - "Любовь проходит", "Секвенция", - она в то же время предсказала собственное будущее.
Весна вернется вновь,
И зацветет миндаль…
Но о любви я плакать не устану.
Тропой любви нам больше не пройти.
Прощай, Любовь моя, минули наши дни
Но на самом деле она не думала, что дни четы Кристи минули: она играла с опасностью в своих книгах, играла порой почти с удовольствием, до тех пор пока правда не слетела с губ Арчи. Агата знала Нэнси Нил, та ей даже нравилась. Нэнси было двадцать шесть, она все еще жила с родителями в Херефордшире и работала в Сити секретаршей. Ее ближайшая подруга Мэдж Фокс, с которой она училась в школе секретарей "Траянгл", что на Южной Молтон-стрит, впоследствии вышла замуж за друга Арчи, Сэма Джеймса. Вот так Нэнси и вошла в орбиту жизни Арчи Кристи.
Однажды, в 1925 году, когда гостила в выходные в Хартмор-коттедже, доме Джеймсов неподалеку от Годалминга, она застала там Арчи одного. Ему требовался партнер для партии в гольф, поскольку Сэм не играл. А Нэнси играла, притом недурно. Со временем она познакомилась и с Агатой, которая даже сопровождала ее на танцы и приглашала приезжать к ним в "Стайлс" на выходные. Похоже, хотя точных подтверждений тому не существует, Нэнси по крайней мере однажды приглашение приняла. Согласно "Автобиографии", Арчи "возражал против того, что я ее приглашаю, потому что боялся, как бы это не испортило ему его гольф". Эту реплику, разумеется, можно трактовать двояко.
Агата предпочитала считать, будто Арчи не проявлял никакого особого интереса к Нэнси до апреля 1926 года, то есть пока не остался в Лондоне один: ездить в Эшфилд к жене он не хотел, поскольку не знал, как вести себя с ней, когда она пребывает в столь безудержном горе, а скука и одиночество привели его в объятия Нэнси. Как выразилась сама Агата, то, что ее не было рядом с мужем, "сделало его открытым для иных влияний".
Той же точки зрения придерживалась Розалинда, чья преданность отцу была непоколебимой. "Он был совсем не такой. Они могли прожить вместе всю жизнь. Но моя мать уехала. Естественно, ему нужен был кто-то, с кем он мог играть, играть в гольф".
"Ну, это великодушная интерпретация", - возражал единокровный брат Розалинды Арчи.
Более циничная точка зрения состоит в том, что Арчи Кристи не желал принимать Нэнси в "Стайлсе" из-за интереса - мягко выражаясь, - который проявлял к ней: он считал неловким и бестактным, чтобы его жена оказывала ей гостеприимство в их супружеском доме.
Уже невозможно узнать, когда именно Арчи влюбился в Нэнси, а также была ли между ними любовная связь. Мэдж Джеймс "страстно утверждала", что Нэнси никогда не была любовницей Арчи. В 1980 году в одном письме она писала: "В те времена не было принято, как теперь, прыгать в постель, "едва успев снять шляпу". Я была самой близкой подругой Нэнси и готова поклясться, что ничего подобного не было". Другой источник, напротив, полагает, что связь между ними тянулась, то прерываясь, то возобновляясь, уже полтора года к тому времени, когда Арчи приехал в Эшфилд в августе 1926-го. Но это информация из третьих рук - от Джудит, дочери Нэн Кон, подруги Агаты. Вроде бы Арчи подробно рассказал о своем романе Агате, которая передала его рассказ Нэн - и то и другое крайне неправдоподобно, - а та подробно пересказала своей дочери (которой в то время было всего десять лет).
Согласно версии Джудит, события развивались так. Арчи спал с Нэнси с самого начала их знакомства в 1925 году. Летом он поехал в Котрэ с Агатой, порвав отношения с Нэнси. По возвращении, однако, роман возобновился, и Арчи вел двойную жизнь до августа 1926 года. Его страсть к гольфу на самом деле являлась прикрытием для встреч с любовницей, все выходные он проводил с ней и только с ней, а Джеймсы, знавшие, что он несчастлив с Агатой, предоставляли им убежище в Годалминге. Арчи отказался ехать на Корсику с Агатой, потому что хотел остаться с Нэнси. А в те месяцы, что он провел один в Лондоне после смерти Клары, их отношения окрепли.
Подобная версия событий совершенно ничем не подтверждается и не может считаться достоверной. Тем не менее что-то Нэн Кон могла знать. Она была полноправным членом саннингдейлского общества, а ее муж Джордж - другом Арчи: на фотографии, сделанной Нэн в 1926 году на гольфном поле, изображены Джордж и Арчи, а также Нэнси с несколько вызывающим видом. Разумно предположить, что какие-то сплетни ходили, хотя это вовсе не обязательно означает, что интимные отношения между Арчи и Нэнси действительно существовали. Люди скоры на суждения - особенно если в воздухе попахивает скандалом, - а в закрытых сообществах, коим, безусловно, являлся Саннингдейл, слухи растут как на дрожжах.
Однако тот факт, что в начале 1926 года Арчи решил купить дом вместе с Агатой, свидетельствует об отсутствии у него серьезных намерений расстаться с ней. Было бы безумием переехать из арендованной квартиры в большой дом, взяв огромную ссуду, если он намеревался развестись. Даже если на покупке дома настаивала Агата, Кристи к тому времени уже год, а то и больше, откладывали ее, прежде чем приобрели "Стайлс". Быть может, дело было просто в дружбе Арчи с Нэнси или он все же думал о ней, когда бродил по Вентворту с Агатой, притворяясь, будто планирует их новый дом? Впрочем, все это чистые домыслы. Сказать наверняка можно лишь то, что Арчи было бы куда проще оставаться в "Скотсвуде", пока не примет окончательного решения.
Более правдоподобно, что Нэнси понравилась ему с самого начала и в течение всего 1925 года между ними существовала близость, степень которой никому не известна. Конечно, Арчи не был счастлив во время отдыха в Котрэ - возможно, ему хотелось оказаться на поле для гольфа с другой женщиной, - но к 1926 году он решил, что его долг оставаться с Агатой и Розалиндой. Он был готов продолжать ту жизнь, которой они жили, но добавив к ней, вероятно, лишь любовницу на стороне.
Однако тем летом в Лондоне они сблизились с Нэнси настолько, что он захотел жениться на ней. В этом смысле Агатин анализ ситуации был верен. Очень может быть, что по-настоящему роман между Арчи и Нэнси начался именно в тот период, когда Агата жила в Эшфилде. Равно вероятно, что Нэнси, как Анна Болейн, потребовала, чтобы он женился на ней. Но какое-то давление на Арчи определенно было оказано, хотя он и сам - этого нельзя отрицать - желал быть принужденным, чтобы получить оправдание своего желания покинуть семью. Уход со сцены Клары, в результате которого Агата лишилась единственного человека, который сражался бы на ее стороне и мог пристыдить ее мужа, облегчил дело для Арчи, и он решился объявить о своем решении.
Как могла Агата столь долго ничего не замечать? Видимо, когда речь шла о реальной жизни, ее интуиция работала вовсе не так хорошо и быстро, как при сочинении книг. Так или иначе, предательство Арчи стало для нее ошеломляющим ударом - в этом никаких сомнений быть не может.
И все же из "Неоконченного портрета" становится ясно, что перемены в ее муже начались еще с момента рождения Розалинды: он постепенно становился замкнут, безразличен, холоден. Жизнерадостность Агаты, ее детскость раздражали его и казались неуместными в поведении взрослой женщины. Он был сдержан до такой степени, что это было хуже, чем невыдержанность, которую так ненавидела Агата. Такая отстраненность от жены, а равно и растущая одержимость гольфом могла указывать на то, что у него и раньше были другие, менее серьезные увлечения. И конечно, это отразилось в Агатиных стихах, вошедших в книгу "Дорогой снов". Никаких достоверных свидетельств неверности Арчи не существует, но интуиция подсказывала Агате, что их любовь умирает, что тот пылкий молодой человек, который вернулся с войны ничуть не изменившимся, уходит. "Я всегда буду любить тебя сильнее, чем что бы то ни было на свете, - написал он ей в 1914 году. - Ты так дорога мне, что для меня невыносима даже мысль о том, что ты больна или несчастна или у тебя нет того, что ты могла бы иметь"; "Когда-нибудь у нас будет свой дом, и это будет райское блаженство, и мы больше никогда с тобой не расстанемся". Она хранила эти письма, хранила до самой смерти. Это был тот Арчи, которого она когда-то полюбила, продолжала любить и которого все еще видела за мужчиной, смотревшим на нее теперь воровато, бегающим взглядом, означавшим, что он готов предать ее. Он отнимал у нее не только ту жизнь, на которую она надеялась. Он отнимал у нее все: тот танец в Агбруке, медовую ночь в "Гранд-отеле" в Торки, страх, который она испытывала за него всю войну, ее страсть к нему и все те милые глупости, которые они писали друг другу.
"С - это Ссоры, что кончаются так притворно-смиренно,
И каждое примирение еще надежнее привязывает их друг к другу!"
Она, конечно, понимала, что в последнее время они уже не "влюблены" друг в друга, но в своей глуховатости к окружающему миру и в своей детской непосредственности не вполне адекватно воспринимала реальность. Созданный ею самой образ Арчи так глубоко впечатался в ее воображение, что она не способна была увидеть, насколько он несовершенен: ее красавец рыцарь Ланселот, обветренный и израненный, романтичный и нежный, на самом деле был всего лишь обыкновенным мужчиной. Так же как Элейн, Агата жила в мире фантазий. Потратив шесть лет на то, чтобы встроить своего вымечтанного Арчи в реальную жизнь, она играла - с полной серьезностью - в его жену. Она с любовью готовила ему еду, которую он не мог есть; сопровождала его в кругосветном путешествии, во время которого больше веселилась, когда его не было рядом; она пыталась "разделить" с ним жизнь, но, в сущности, не понимала его. Его уязвимость была более сложного и в то же время более банального свойства, чем она могла себе представить. Война оставила страшные рубцы на его сердце. Страх, который он испытывал во время беременности Агаты, свидетельствовал о том, как нужна была ему ее ни с кем не делимая любовь. У него были слабые нервы, и на протяжении 1920-х Агата лишь усугубила их состояние. Писательский успех придал ей уверенность, которая проявлялась в легковозбудимой болтливости, столь отличной от былой тихой безмятежности. Ее энтузиазм - по отношению к книгам, музыке, путешествиям, Девону - был чужд ему. А ее растущая независимость становилась угрозой, поскольку заставляла Арчи опасаться, что Агата может обойтись без него. Возможно, Агата и сама порой так думала. А возможно, проблема состояла в том, что она была писателем, а он - нет.
"…и так будет длиться, длиться, длиться… Быть может, в Далтон-Хите, быть может, в каком-то другом таком же месте…
Легкая дрожь пробежала у нее по спине… Если бы можно было стать свободной, совсем свободной, чтобы не было ничего - ни вещей, ни домов, ни мужа и детей, ничего, что держало бы тебя, привязывало, что брало бы за сердце…"
В ней всегда жила жажда свободы, и саннингдейлская "тюрьма" довела эту жажду до предела. Возможно, любовь Арчи ослабевала, но происходило это отчасти из-за страха, что Агата его разлюбит. Он видел: ей нужно нечто большее, чем то, что он способен ей дать. Когда-то он протягивал к ней руки, как маленький мальчик, и знал, что она возьмет их и обнимет его. Теперь она была облачена в латы успеха, и он не мог больше прильнуть к ней. Ему было невдомек, что она чувствует то же самое, что от его сдержанности холод пронимает ее до мозга костей, что ей кажется, будто сердце человека, которого она любила, затянулось броней.
Впрочем, был и еще один фактор - самый древний в истории предательства.
"Золотисто-зеленоватый свет, нежная текучесть воздуха… С ними пришли учащенный пульс, волнение в крови, внезапное нетерпение.
Из-за деревьев к нему шла девушка - девушка с блестящими светлыми волосами и кожей, похожей на розовые лепестки.
"Как красиво, - подумал он. - Как несказанно красиво"".
Нэн совсем не была похожа на Агату: темные волосы, мягкие черты лица, соблазнительные округлости фигуры… Но в ней было то, что когда-то имела, а теперь утратила Агата.
"Такой я ее помню, - вспоминала дочь Сэма Джеймса. - Я была ребенком, но понимала, что Нэнси очень красива".
В романе "Печальный кипарис" Агата описала, как у Элинор Карлисли отнимает любимого мужчину юная Мэри Джеррард, перед чьей красотой он оказывается беззащитен. "Они бы и сейчас были вместе, здесь и сейчас, - думала Элинор, - шли бы рука об руку, наслаждаясь приятным чувством обладания друг другом, счастливые, да, они были бы счастливы вместе, если бы не роковая случайность в лице девушки с красотой дикой розы…"
Оставшись в Лондоне один на один с очаровательной девушкой, пока его жена выплакивала душу в Торки, Арчи оказался не в силах устоять. В конце концов, зачем Агата позволила увянуть своей красоте? Разве она не понимала, что мужчина хочет, чтобы его жена была красива? И зачем она так безудержно оплакивает свою мать? Неужели она забыла то, о чем он ее предупреждал: он не переносит болезней и несчастий вокруг себя, он просто не умеет с этим справляться? Почему она не похожа на девушку, в которую он теперь влюбился, - стройную, красивую, с ровным приветливым характером, рядом с которой он чувствует себя так надежно? "В этот раз я тоскую по тебе больше, чем когда бы то ни было, и чувствую себя потерянным оттого, что тебя нет рядом". В Нэнси было все то, что потеряла Агата. Ее жизнерадостность не раздражала, она утешала и ободряла его легким прикосновением, она играла в гольф, не писала книг, она была взрослой, красивой, и она нуждалась в нем: она была такой женщиной и такой женой, какую хотел иметь Арчи.
"Наверное, я была неспособна заполнить жизнь Арчи, - писала Агата в "Автобиографии". - Он просто уже созрел для того, чтобы в кого-нибудь влюбиться, хотя сам о том и не догадывался. Или все дело было именно в этой девушке?"
Кто что может знать, когда речь идет о любви? Любовь - всегда иллюзия, иллюзия, которая делает одного-единственного человека чудеснее всех на свете. Все дело в том, достанет ли тебе трезвости ума, чтобы поддерживать в себе эту любовь, когда ее перестанет подпитывать "соблазн Природы, Ее последний и самый хитроумный обман"?
Когда страсть Арчи к Агате иссякла, конец любви стал лишь вопросом времени. "Арчи был хорошим парнем, - сказал зять Агаты, - но трудно представить себе двух людей, которые меньше подходили бы друг другу".
И тем не менее. Хотя Агата уже поняла, что Арчи не тот человек, каким она его себе представляла: не Хэрри Рейнберн, не Энтони Кейд, не Тристан и не Ланселот, - она пылала к нему страстью, которая отказывалась умирать, как бы она того ни желала. "О, любовь моя уходящая, прощай…" Она просто не в состоянии была поверить, что письма, которые писал ей Арчи, принадлежат иному времени - времени, которое мертво теперь, так же как мертва ее мать. Ей они казались настоящими и живыми, как прежде. "Никогда не покидай меня, милая, и всегда люби меня…" Что значили эти слова, когда Арчи писал их? Неужели тогда они что-то значили, а теперь нет? Разве так бывает?
Для Агаты, которая всю оставшуюся жизнь пыталась понять, что же такое любовь, вымышленный Арчи так никогда и не умер: он оставался запечатленным в ее воображении таким, каким был до момента своего ухода. Продлись их брак дольше, вероятно, она сама разлюбила бы его. Но вышло по-другому и Агата продолжала любить его всегда. Глубоко в ее душе навечно остался момент, когда она, сидя в Эшфилде посреди Клариных вещей, услышала его голос, сообщавший, что он полюбил другую женщину.
"Думаю, он любил Селию за ее красоту, и только за красоту… - говорит повествователь "Неоконченного портрета". - А она любила его независимо ни от чего, на всю жизнь. Он, как она однажды выразилась, был у нее в крови…"
Агата умоляла Арчи остаться - если не ради нее, то ради Розалинды. Ее мучила мысль, что она потеряла его по собственной вине, и она просила дать ей еще один шанс. Понимая, что его долг - остаться, он согласился. Проведя недели две в своем клубе, он вернулся в "Стайлс", и сердце Агаты воспарило: все это было не всерьез! Все опять будет хорошо. Арчи просто увлекся. Не говорила ли ей всегда бабушка, что все "джентльмены" таковы? Просто она должна повзрослеть, более реалистично смотреть на жизнь.