Хотя все наши взаимоотношения окрашены в курьезные краски. Познакомились мы в Англии, куда я приехала в командировку, а он тогда был собственным корреспондентом "Комсомолки" в Лондоне. Его милая жена Люся - ее я узнала гораздо позже - тогда уехала в Россию готовиться к свадьбе сына, и Саша - он тогда еще не был Ивановичем - скучал в своем туманном Альбионе один-оденешенек. "Ты представляешь, - первое, что сообщил он мне по телефону, - здесь совершенно не с кем выпить". Это был впечатляющий довод, и мы тут же решили встретиться. Я знала его заочно - мне, в то время сотруднику одного из приложений "Комсомолки", по долгу службы надлежало встретиться с собкором страны, в которую я приехала. Он знал меня по публикациям еще в "МК" и страшно обрадовался, что хоть кто-то прерывает его вынужденное одиночество на чужбине.
К тому времени Саша осваивал два труднейших дела - учил английский язык и учился водить праворульную машину. И то, и другое давалось ему тяжело - все стены в квартире были оклеены разноцветными листочками с английскими словами. Передвигался на машине он с такой скоростью, что его часто останавливал констебль и участливо спрашивал - ни случилось ли чего с господином водителем и не нужна ли его срочная медицинская помощь? Дело в том, что в Англии, как и везде в Европе, дороги позволяют ездить на огромных скоростях, и если водитель едет медленно, то для констебля это сигнал: за рулем либо больной, либо нетрезвый. Но Александр Иванович всегда оставался настоящим мужчиной - он мужественно боролся и с языком, и с машиной, и, в конце концов, их победил.
Конечно, нам было о чем поговорить! Но первым делом Саша распахнул бар в своей квартире в Найбридже и шикарным жестом вопросил: что будем пить? Ну, я-то принимаю алкоголь в очень ограниченном количестве, а Саша вспомнил детство золотое. Всю ночь мы выпивали, рано утром я с трудом уложила его спать, и хотя мне было постелено в соседней комнате, тихо вышла на улицу. В предрассветном тумане Лондон безлюден и очарователен, я до сих пор помню запах свежескошенной травки в Сант-Джеймс парке, который причудливым образом смешался со вкусом только что выпеченных булочек - их как раз в это время начинали вытаскивать из печек всех кондитерских города…
Кстати, Саша в Лондоне времени зря не терял. Когда он освоил язык уже настолько, что мог без труда читать "Дейли Миррор" и "Сан" - ему в голову пришла гениальная идея создать в российской журналистике желтую газету. И вернувшись из заграничной командировки, он создал первый в нашей стране таблоид "Экспресс-газету", которая успешно выходит до сих пор. Нужна или нет желтая пресса обществу, полезна она или вредна - это вопросы скорее риторические - бороться с тем, что уже существует и приносит немалые прибыли, бессмысленно.
Так вот позвонил Александр Иванович и попросил устроить на работу своего бывшего зама со странной двойной фамилией (потом мы его прозвали Корваланом). Мать Корвалана родом из Южной Америки, отец - русский. Таких браков случилось в Москве немало с появлением Университета дружбы народов.
Александр Иванович позвонил вовремя: мне как раз нужен был зам. И, как мне напевал в уши Костылин, хорошо бы не из рядов издательского дома Вич-инфо. Этот серый кардинал продолжал как бы незаметно курировать газету и меня лично - то ли по просьбе Хозяина, то ли по собственной инициативе. Он часто поднимался ко мне в кабинет, сидел, пил кофе, курил одну за другой, рассказывал про охоту и рыбалку и так, между прочим, давал мне советы: "Коллектив надо менять. Ищи людей". И что-то еще в том же роде. Я, послушная дурочка, звонила журналистам разных изданий, которых читала сама и чьему творчеству симпатизировала. Первой была Ира Зайчик из "Каравана историй". Она мне назвала зарплату, которую ей платили в журнале - и больше вопросов я ей даже не задавала, она получала примерно столько, сколько и я, главный редактор. Другие, уже с гораздо меньшими зарплатами, про "Вич-инфо" и слышать не хотели: им казалось унизительным и беспринципным идти в такую неприличную газету. Но лично я ничего унизительного в этом не видела - я уже была сильно привязана к "В-И", отдала ему много сил, и, что скрывать, здесь платили достойные зарплаты. Потом Стас Садальский долго мне этим колол глаза, и, выпив рюмку, любил произнести в компании тост: "Вот она, - актерский жест в мою сторону, - классный журналист, но продалась богатенькой желтой газете за большие деньги". Как будто он никогда не продавался и не снимался в дерьмовых фильмах.
Ну, это тема отдельного и длинного разговора. А пока пришел Корвалан и сразу же подключился к поиску новых людей. Ему было проще - только что закрылась газета Чубайса, и сотня журналистов бегала по Москве в поисках работы. Троих из них Корвалан привел к нам, и так мы смогли сразу же создать отдел информации - ведь до моего прихода никаких отделов в газете не было вообще.
Леша, Коля и Нина взялись за дело. Конечно, им тяжело в нашей тематике, про сиськи-письки не каждый журналист с ходу начнет писать, но эти - молодые, борзые, честолюбивые обучились довольно быстро. Поскольку свободных кабинетов на нашем этаже уже не было, новый отдел информации разместился в свободной комнате этажом выше. И сразу же новички затеяли в редакции революцию - то, чего больше всего не любит начальство.
Скандал начался с того, что Коля - самый талантливый из тройки пришедших и самый продвинутый в компьютерных технологиях - страшно удивился, что на компьютерах в редакции не было "аськи" и доступа в личную почту (только корпоративная). Он пришел ко мне, долго и эмоционально объяснял, что без этих программ сегодня никак не может работать редакция вообще, а отдел информации в частности. Его активно поддержал Корвалан. Пафос и возмущение молодежи я разделяла - если уж мир придумал высокие технологии, то почему же от них отказываться газете? Но, с другой стороны я уже хорошо уяснила, что в издательском доме каждый отвечает за свой участок работы, а служба компьютерного обеспечения - это особый мирок, который зорко охранял цепной пес по фамилии Акимов. Ко всем бестолковым пользователям, коим, безусловно, являлась и я, Акимов и его сотрудники относились с глубоким презрением и свои функции рассматривали исключительно как охранные: информация со всех компов собиралась и хранилась у Акимова - кто что написал в почте, в какие игрушки играют в обеденный перерыв и вообще кто и чем занят в течение рабочего дня. При этом любая новая программа, которая появлялась, в том числе, чтобы улучшить и облегчить редакционную жизнь, установке в нашем издательстве не подлежала. Ну, к примеру, мы все хотели бы иметь такую программу, чтобы на экране компьютера видеть не только газетную страницу, но и разворот целиком, чтобы не пересекались заголовки, фотографии не повторялись и рубрики отслеживались. Такие программы установлены во всех нормальных редакциях. Конечно, облегчила бы жизнь корреспонденту и "аська", и доступ к домашней почте, как справедливо требовал мой прогрессивный новый сотрудник Коля. Но Акимов на все наши просьбы отвечал: в целях защиты от вирусов все эти установки запрещены. Зато лично у него на компе и "аська", и почтовый ящик, и даже скайп прекрасно уживались с этой самой безопасностью.
Но Коля был молод и горяч, Корвалан еще не освоился в новой должности, они требовали нововведений. Я, понимая, что ничем хорошим этим не закончится, все же посоветовала написать служебную записку на имя генерального директора. Уткин вообще ничего не смыслил в компьютерах, но хотя бы расскажет об этой "служебке" Хозяину, и тот - а вдруг в Америке он проникся новыми компьютерными технологиями и понимает их значение для прогресса? - и сделает необходимые распоряжения. Я хоть и проработала в издательском доме уже много лет, все еще не переболела наивными детскими болезнями "вот приедет барин, барин нас рассудит".
Реакция на записку последовали незамедлительно. Но совсем не та, какую мы наивно ждали. Акимов расценил наше письмо как посягательство на свою вотчину и кляузу на себя лично. Он прибежал ко мне и громко проорал: "Ты вот не знаешь, чем они занимаются, ты не понимаешь ни хрена в компьютерах, ну я тебе покажу!" - что-то в этом роде. Я не сильно испугалась, но ор Акимова мне не понравился. Такие люди, как правило, слов на ветер не бросают, значит, надо ждать большой беды.
Но Акимов превзошел все ожидания. Коля скрыл от меня, что он легко взломал все защиты Акимова, которые его служба установила в целях безопасности, поставил себе и всему своему отделу "аську". А хитрый Акимов не стал сразу докладывать об этом злостном нарушении руководству - и тем более мне, а затаился и стал ждать, когда ребята напишут на самих себя компромат. И дети попались, как кролики в силки.
Красавица Нина была молода и еще училась в институте. Мне она показалась девочкой скромной и вполне приличной. Писала слабо и безграмотно, зато быстрее остальных поняла нашу тематику и таскала хорошие и неожиданные темы. А научиться писать - дело наживное. Нина заходила ко мне в кабинет, непременно краснея и опуская глаза, на редакционных тусовках помалкивала и забивалась в угол, поэтому, когда мне передали толстый пакет со второго этажа от генерального директора, я и предположить не могла, что его содержимое хоть как-то может коснуться этой милой девочки. В пакете лежали распечатки разговоров по "аське" моих новых сотрудников - Леши и Нины. Леша тот еще тоже скромник… Эти двое в течение всего рабочего дня писали друг другу письма, вспоминая свой ослепительный секс - то на природе, то у кого-то на квартире, то прямо здесь, в кабинете издательского дома "Вич-инфо"! Видимо, в присутствии Коли им казалось особым кайфом смаковать подробности своих же сексуальных утех. Месть Акимова оказалась изощренной и жестокой.
Я вызвала Корвалана, показала ему распечатки. На конверте рукой Уткина поставлена резолюция: "разобраться и принять меры". Корвалан посмотрел распечатки и даже покраснел.
- Вот ты их привел, - устало сказала я ему, - ты и принимай меры.
Мне было жалко ребят. Я понимала, что если их и не уволят - они уйдут сами. Так и случилось. Уж не знаю, какие беседы вел с ними Корвалан, но Леша и Коля написали заявления об уходе. Осталась только Нина. Но она сделала вид, что вся эта история не имеет к ней никакого отношения.
Недобежкин атакует
Народ неодобрительно ворчал, что на каждого рядового корреспондента приходится слишком много начальников. Это была истинная правда. Я, три моих зама, которые по очереди курировали выход номеров, да еще Недобежкин. Он сам придумал себе должность шеф-редактора и категорически отказался дежурить на выпуске номера. Любой здравомыслящий человек спросит - (и будет прав!): "Что же ты, начальник, не могла заставить его работать так как надо тебе?!" А вот не могла! Потому что Недобежкин - из старого состава Вича и, если помните, был в том самом списке неприкасаемых, который продиктовал мне Хозяин. И кто знал - до какой степени распространялась эта его неприкасаемость?
Что касается Юли Ясной - тут было все понятно. Налицо явная личная симпатия Хозяина к миловидной молодой женщине. С первого же месяца своей работы даже я, бестолковая в таких вопросах, поняла, что не только трогать - но и прикасаться к Ясной не стоит. Юля отвечала в "Виче" за самую любимую и, с точки зрения Хозяина, популярную рубрику про интимную жизнь. С нее когда-то и пошла слава газеты. Она занимала добрую половину места в издании и практически вся от первой до последней строчки делалась Юлей. За это она получала гонорар, несравнимый с другими сотрудниками. А гонорар выдавался раз в месяц: это как раз и был день встречи с генеральным директором Уткиным. Он передавал деньги в пакете, а потом в редакции я раскладывала их по конвертам и раздавала народу. Гонорары, как правило, составляли большую часть заработка журналистов, а у Ясной и вовсе львиную долю.
Я как-то заикнулась при Юле, что считаю несправедливым: треть гонорара всего номера уходит ей одной, две трети делятся между десятью как минимум журналистами. Ясная подняла на меня удивленные глаза и ничего не сказала, гордо удалившись. Зато ровно через пять минут раздался звонок от Хозяина - он звонил лично и в неурочный для Америки час! Голос его показался мне даже незнакомым - такие ледяные нотки сквозили в нем. Он объяснил:
- Разве я вас не предупреждал о том, что Юля Ясная - лучший сотрудник редакции, и платить ей мы должны столько, сколько она заслуживает??? Таких людей надо беречь, а то их куда-нибудь переманят.
Да кому она нужна, подумала я про себя, но ледяные нотки в голосе Хозяина заставили меня трусливо проблеять что-то подобострастное типа "Да-да, будет исполнено".
На самом деле в первые же дни работы мне стало ясно, что Юля никакой не лучший работник, что пишет она слабо и неграмотно. Врач по образованию, она, конечно, умела увидеть нужную газете тему, но идеи для этих тем ей подсказывал целый штат: два сотрудника библиотеки, специально нанятый для этих целей переводчик - ему из Америки присылали кипы специальных изданий каждый месяц, он их переводил и самые интересные темы предлагал Ясной. Ясная пыталась из них написать заметку, которую потом несла профессионалу Недобежкину, и тот уже делал из него конфетку. Поэтому, когда я спросила Недобежкина, чем он будет заниматься, если не собирается вести номера газеты, он мне ответил: "Курировать интимную рубрику Ясной". У меня в ушах сразу зазвенели ледяные нотки хозяйского голоса. И что я могла ему возразить?
Но кроме кураторства, Недобежкин занимался слежкой за мной. Он ведь так хотел стать главным редактором, бедный! Он уже видел себя в моем кресле, и в уютном салоне АУДИ, которая положена по должности, он уже выработал командный голос долгими тренировками и неспешную походку, которой, по его мнению, передвигаются большие начальники, и купил по случаю костюм с блестками, чтобы ходить на приемы к Хозяину… Я, конечно, была ему поперек горла. Он бы от обиды даже уволился - но за долгие годы работы в "диванной" журналистике растерял все свои газетные связи, да и не предлагали больше нигде такой зарплаты, которой столько лет баловал его Хозяин. Слежка за мной выглядела так: он засекал время, когда я приходила на работу, и тут же пытался дозвониться до Америки. Когда ему это не удавалось - писал пространные факсы с указанием грубых нарушений трудовой дисциплины новым главным редактором. Так же факсами он отправлял ксерокопии с моей правкой газетных страниц - неправильной, как он считал. Мне потом рассказала об этом секретарша Хозяина, которая, собственно, все эти факсы и отправляла.
Целый год боролся со мной Недобежкин. Я с ним не ссорилась, не выясняла отношений. Наоборот, всячески подчеркивала перед коллективом свое к нему уважение как высокому профессионалу, коим он, безусловно, являлся.
Через год Недобежкин сдался. Понял, что борьба бессмысленна. Мы стали даже по-дружески беседовать - нас объединила любовь к собакам. Но я не чувствовала себя победителем…
Греческая смоковница
Весной по редакции пронесся слух - Ясная едет в отпуск в Италию на целый месяц! И вскоре после ее отъезда ко мне прискакал Костылин. Он, как всегда, принес на хвосте новость - Хозяин собирается запускать еще одно издание - глянцевый журнал. На какую тему? - хотела спросить я, но вопрос был совершенно лишний - ничего, кроме сисек-писек делать здесь не умеют. Но Костылин забеспокоился - нет-нет, они хотят глянцевый светский журнал, такой как Космополитен или Оффисиел. Костылин прямо винтом крутился на стуле от догадок - кто возглавит новый журнал? "Как кто, - удивилась я, - неужели ты не понимаешь, что все это создается для одного-единственного человека - Юли Ясной?" Костылин даже оцепенел:
- Да что ты! Да никогда в жизни Хозяин не сделает такого - она же не журналист!
Ему казалось, что это достаточно весомый аргумент. Мне стало смешно. А он вытаращил глаза:
- Ты думаешь, между ними ЭТО?
- Заметь, не я произнесла эту чудовищную ложь! - расхохоталась я.
- Да что он в ней нашел? - начал размышлять понимающий толк в женщинах Костылин. - Ни кожи, ни рожи…
Я этот разговор поддерживать не хотела. Хотя иногда на планерках, разглядывая Ясную, тоже размышляла над этим вопросом - что он в ней нашел? Дело даже не во внешности, хороший секс не зависит от размеров частей тела - мы столько раз писали на эту тему в газете! Но ведь между сексом люди обычно разговаривают, шутят, общаются - и именно это делает секс и отношения вообще человеческими и трепетными. А ведь с Ясной совершенно не о чем поговорить! Книжек она не читает, фильмов не смотрит, спортом не увлекается - одни "бабки" на уме. Кто-то из сотрудников предложил скидываться на подарки ко дню рождения не по 50 рублей, как это было в старом "Виче", а хотя бы по сто. Согласились все, кроме Ясной, которая еще и возмутилась, что "цену" подняли сразу в два раза! Куда она деньги девает при таких доходах? И одевается так себе - словно на Черкизовском рынке, и машину не водит, и по ресторанам не ходит, а вот поди ж ты. Я однажды не выдержала - язык мой проклятый, спросила как бы в шутку: "На что деньги копишь, Юль?" А она очень серьезно и даже жалостливо начала рассказывать мне, что живет в квартире сестры, а сестра, пока у нее ребенок маленький - с мамой, а у нее самой сын подрастает, и квартира ох как нужна. Но к этому времени мне уже донесли, что живет Ясная с сыном в престижном районе и в шикарном доме. И никого из коллектива она туда никогда не приглашала, хотя кто-то из наших даже подвозил ее до самого подъезда и намекал на чашку чая.
Да Бог с ней. Неблагодарное дело считать деньги в чужом кармане. Костылин тем временем стал приводить мне аргументы, по которым Ясная никак не могла стать главным редактором. А я и возражать не стала. Предложила только поспорить - жалко, что не на деньги. Костылин легко согласился: "На что?" "На поход в дорогой рыбный ресторан" - я не сомневалась, что выиграю спор, поэтому сразу же заказала рыбу.
- Не, ну я всегда ценил твою интуицию, мать, - пожимая мне руку, почему-то радовался Костылин, - но сейчас ты стопроцентно ошибаешься. Я, конечно, рыбу тоже люблю, и пойдем к Новикову - потянешь?
Он имел в виду новомодный тогда ресторан Аркадия Новикова "Сирена", где только чаевые насчитывают от 5 до 10 тысяч рублей. Кстати, этот спор я выиграла, а вот к Новикову меня Костылин так и не сводил.
Месяц пролетел незаметно. Ясная вернулась загорелая, веселая. Зашла ко мне в кабинет и вместе со скромным сувениром - набором греческих специй - огорошила меня новостью:
- Я привезла интересные статьи из Греции.
- А разве ты была в Греции?
- Мои итальянские друзья на яхте возили меня по побережью Греции. Там мне удалось познакомиться с русскими содержанками очень богатых греков. Они мне рассказали массу интересного.
- Конечно, пиши. В следующий номер и поставим.
- Там материала не на один номер, - скромно потупила глаза Ясная. - Наверное, придется давать главы с продолжением.
Я удивилась. Не было в истории газеты случая, чтобы здесь печатались материалы с продолжением - да это и правильно, ведь газета выходит два раза в месяц, читатель уже забудет, что было в предыдущем номере. Но я промолчала.