- Лора, я видела эту юбку на вашей с Тонино свадебной фотографии. Или я ошибаюсь?
- Не ошибаешься. Эту юбку мне подарил друг нашей семьи Рустам Хамдамов. Я берегу ее как зеницу ока, она мой талисман. Ведь Рустам сам придумал этот рисунок! Удивительно талантливый, гениальный человек! Тонино обожает его, - Лора опять схватила меня за руку и потащила к очередной картине:
- Вот его работа. И вот эта. Прекрасно, правда?
Слово "прекрасно" лишь в малой степени могло передать то, что она мне показала. Я, раскрыв рот, застыла в изумлении. Я ничего не знала про Рустама Хамдамова! Слышала, конечно, это имя - в связи с тем, что когда-то он пытался снять фильм "Анна Карамазофф", но ему не повезло то ли с финансированием, то ли с прокатом. По своей "вичевской" многолетней привычке я знала кое-что и про его личную жизнь - у него был головокружительный роман с красавицей Еленой Соловей, но та, в отличие от своих романтических героинь, в жизни оказалась человеком прагматичным и предпочла неземной любви вполне земные радости и заботы. И осудить ее не поднимается рука!
Лора пригорюнилась:
- Ты знаешь, Рустам - патологически невезучий человек. Это, конечно, идет от характера, от его замкнутости, нелюдимости, затворничества. Он безумно талантлив, за что бы ни брался - будь это картины или кино - все у него получается гениально, но… на родине его никто не знает. Художник при жизни должен заботиться о том, чтобы его наследие достойно сохранилось!
Эту фразу я потом часто вспоминала - она показалась мне ключевой к творческой жизни самого Тонино Гуэрра. Как человек не только всесторонне одаренный, но и умный, он понимал: чтобы после смерти его творчеством распорядились так, как бы он этого хотел, он сам - и никто другой - должен об этом побеспокоиться еще при жизни. Поэтому Тонино создал свой музей в этом самом городке Пентобилли, и в нем - галерею своих работ, и сад со своими скульптурами, и свой дом, уже сейчас похожий на музей, - столько уникальных произведений искусства в нем хранится.
Так же он ведет себя с журналистами - несмотря на кажущуюся спонтанность и эмоциональность, каждое слово в его интервью четко выверено и продумано с точки зрения того, как его воспримут потомки. Я не знаю, хорошо это или плохо, но думаю, жизнь Тонино была гораздо более насыщена, более конфликтна и многогранна, чем покажется тем, кто потом будет изучать творчество великого итальянца.
Мы говорили с ним через переводчика, - эту роль уже 30 лет исполняет его жена Лора. Тонино четко отвечал на мои вопросы, он сразу понял, из какой я газеты и что мне от него надо - рассказывал о любви, о том, как ее понимает. Но если мне удавалось вставить вопрос о Феллини или Тарковском - двух великих режиссерах, которые шли по жизни рядом с ним, он остроумно уходил от ответа.
- У художника должна быть муза, - ответил он мне на вопрос о личной жизни Андрея Арсеньевича. - И должна быть жена, которая подаст ему тапки и сварит обед. И не всегда эти две фигуры совпадают.
Мы проговорили долго - гораздо дольше оговоренного маэстро времени. Мне даже показалось, что ему жалко с нами расставаться. Он несколько раз пригласил нас приезжать "на подольше" - остановиться можно в отреставрированной им церквушке недалеко от дома.
- Именно тут жил Тарковский, когда приехал в Италию и у него еще и не было своего жилья.
- А его жена Лариса тоже здесь останавливалась? - пыталась подъехать я с другой стороны.
- Нет, ее здесь не было, - зашептала мне на ухо Лора. Потом добавила: - Знаешь, Тонино ведь ее не очень жаловал. Она была… мм-м - Лора подыскивала слово, - ну такая хабалистая, как это русские говорят.
- А как же тапочки? И обед? - не унималась я.
Но Лора отвлеклась: подошел Баба, старый сенбернар, который все время терся о ноги хозяйки.
Уже темнело, солнце медленно падало куда-то за гору… Пора уезжать. Тонино устал - только помахал нам рукой из своего глубокого кресла. А Лора с Бабой пошли провожать.
А в машине моя притихшая подруга Лариска вдруг призналась:
- Знаешь, что он мне сказал, когда мы после интервью пошли осматривать дом?
Она улыбнулась и стала похожа на ботичеллевскую Венеру.
- Он сказал, что все время хотел меня поцеловать. И эта мысль мешала ему серьезно отвечать на твои вопросы.
Я же говорила, что жизнь Тонино гораздо насыщеннее, чем кажется на первый взгляд!
Чистая арифметика
В редакции газеты "Вич-инфо" работали 17 человек - включая двух архивариусов-библиотекарей. 20 сотрудников насчитывала служба Главного Художника - включая корректуру, бильдредакторов, сканерщиков и пр. Всего - 37 человек. А вот в издательском доме "В-И", согласно списку, более 600! Пока у нас выходили многочисленные газеты, включая мой родной "Декамерон", я даже не задавалась вопросом - кто эти 600? Ну, пусть 500 - минус сто, работающих в разных наших изданиях. Издательство по-прежнему казалось мне богатым и неиссякаемым, как Тихий океан.
Я никогда не ходила на корпоративные новогодние вечерки. Когда в одном, как правило, тесном месте собираются несколько сотен человек - ни выпить, ни закусить, ни поговорить не удается. От своих сотрудников я слышала далеко не лестные отзывы об этих мероприятиях - тесно, скучно и голодно. Причем средства затрачивались на это немалые.
И даже в кризис - когда уже задерживались зарплаты, сокращались оклады, и было понятно, что без серьезных потерь не обойтись, - вечеринку все равно не отменили. Упрямство, с которым Хозяин тратил деньги на это бессмысленное мероприятие, было мне непонятно. За 12 лет я не посетила ни один корпоратив - о чем вот именно сейчас жалею, могла бы живописать это событие. Тогда бы я, может, могла бы понять, кто эти многочисленные гости, которые вели себя вполне как хозяева, - ну они и были хозяевами, раз здесь работали. Вот только где? Кем? Мои ребята тоже недоумевали: чем эти люди занимаются в издательском доме?
Весной Костылин стал посещать меня со странной песней - тиражи малых изданий стремительно падают, они уже не окупают себя. Самое плачевное состояние - у глянцевого журнала, которым руководили Ясная и Недобежкин. Затраты на него уже зашкаливали за пару миллионов долларов, а тираж не только не подрастал, но, как выражался тот же Костылин, имел тенденцию к сокращению. Я знала об особом отношении Костылина к Ясной: с первого номера журнала Юлечка ясно дала понять рекламному отделу, что собирается создать отдельную собственную службу и допускать к финансовым делам журнала Костылина совсем не собирается. Он рвал и метал, негодовал и буйствовал, но перечить Ясной, конечно, не мог.
А между тем журнал создавался в обстановке строжайшей секретности. Сотрудникам было запрещено не только общение, но и мимолетные разговоры в столовой с коллегами из "Вич-инфо". Боялись, видимо, утечки информации - чтобы мои ребята - не дай Бог! - не украли темы. Но пока наблюдалось воровство только в другую сторону - наши публикации нещадно эксплуатировались журналом. Правда, я смотрела на это спокойно - цифры наших тиражей были несопоставимы.
Запретить общение сотрудников оказалось делом нереальным - к нам все равно поступала регулярная информация о том, что творилось на 6 этаже. А там наметился конфликт между Ясной и ее первым заместителем Недобежкиным, причем конфликт этот только углублялся, что-то они там никак не могли поделить. Власть, скорее всего. В редакции курсировали слухи о том, что Ясная пользуется неограниченным доверием Хозяина, может взять любую сумму и даже не отчитаться за нее к великому ужасу педантичных бухгалтеров. Говорили и о том, что Ясная прикупила домик в Испании и уже перевезла туда родителей и сына, а сама активно учит испанский язык.
Меня все это волновало очень мало - раз это не касается газеты, редакции, коллектива, значит, и меня не касается. Мы жили параллельными жизнями - и меня это устраивало. Огорчал "Декамерон". Поникшая Павленкова, которая теперь возглавляла газету и была, собственно, единственным ее сотрудником, держала нос по ветру, и этот нос подсказывал ей, что малые издания скоро закроют из-за их финансовой несостоятельности. Дело в том, что оставшиеся три газеты - в том числе и дорогой моему сердцу "Декамерон", объединили в одну редакцию, и главным над всем этим поставили Костылина, который и предложил эту схему объединения якобы для экономии денежных средств.
Но тираж "Декамерона" оставался стабильно высоким - даже после всех экспериментов с редакцией, когда там работал фактически один человек. Тираж более ста тысяч экземпляров в месяц - это хороший тираж. Газета, которую никто не продвигал на рынке, не рекламировал, не развивал - оказалась очень живучей. Я была уверена, что при столь высоком тираже ей не грозит закрытие - не надо обладать математическими способностями, чтобы посчитать расходы на одного сотрудника и типографию - и прибыль от ста двадцати тысяч тиража. Но Павленкова что-то чувствовала своим чутким носом и выглядела растерянной.
Я пыталась приставать с расспросами к Костылину - судьба "Декамерона" волновала меня чрезвычайно. Тот пожимал плечами и делал вид, что он не в курсе, что решает Хозяин, как уж он посчитает свои убытки - так и будет. При этом у него как-то странно бегали глаза…
Как-то утром ко мне в кабинет неожиданно пришел Недобежкин. Слава походил на побитую собаку. Сел на кресло и вздохнул:
- Возьми меня обратно…
Я представляю, как он готовил себя к этой фразе. С его-то амбициями! Конечно, язык чесался сказать "А я тебе говорила…", но я пересилила себя. Даже не спросила, что у них там с Ясной произошло. Я ответила просто: должна посоветоваться со своими замами. Это была чистая правда - практически ни одного решения я не принимала без них. Даже если мое мнение не совпадало с мнением моих замов, и я принимала собственное решение - я все равно выслушивала их.
Слава погрустнел. Он понимал, что, по крайней мере, двое - Эльсотоль и Корвалан не захотят его возвращения, припомнят ему его же высокомерие. Как поступит Гоблин, было непонятно, ведь когда-то они вместе работали в "Комсомолке", и именно Недобежкин привел его в редакцию, но Гоблин - скользкий типчик, никогда не знаешь, что он выкинет. Слава ушел с понурой головой, а я вызвала своих замов.
- Я так и знал, - всплеснул руками эмоциональный Корвалан. - Конечно, вы его возьмете обратно - ваша доброта просто убивает наповал! Только интересно, чем он будет заниматься?
- И зарплата у него выше, чем у нас, - пробормотал прагматичный Эльсотоль.
- Нет-нет, никогда, только через мой труп! - заорал Гоблин - тот еще гаденыш.
Я понимала, что они правы в одном - Славе не было места в нашей редакции. Причем в прямом смысле - прошло много времени, мои замы научились сами прекрасно справляться с номерами и ладить с сотрудниками. Посадить его как свадебного генерала - пусть будет памятником сам себе за все его заслуги перед Хозяином? Наверное, это слишком жирно даже для такой богатой редакции, как наша. И я решила поступить дипломатично и сделать то, чего никогда не делала - посоветоваться с Уткиным. В конце концов, он генеральный директор и пусть сам принимает решения.
Уткин аж надулся от удовольствия, когда я пришла к нему за советом. Я театрально потупила глаза и произнесла:
- Слава - гордость издательского дома, мы же не можем выставить его на улицу. Но в нашу редакцию он, к сожалению, внесет только смуту.
В общем, я оставила Уткина в тяжелых раздумьях. А на следующий день мы узнали, что Недобежкина поставили руководить всеми малыми изданиями - шеф-редактором, кем он всегда любил быть. И так мне жалко его стало - ведь каждая газета имела своего редактора, и Славина должность опять оказалась надуманной. Он вернулся в свой кабинет на 8-й этаж, и я сразу же поднялась к нему. Не помню, о чем мы говорили. Скорее всего, о собачках. Но мне очень хотелось, чтобы в этом большом пустом кабинете он не чувствовал себя одиноким и униженным. Чтобы его хоть как-то утешить, я произнесла фразу, которую не надо было произносить:
- Здесь с любым могут так поступить, ты же знаешь. Ничего удивительного, если скоро на твоем месте окажусь я.
Я сказала, совершенно не веря в то, что говорила. Но какими пророческими оказались мои слова!
Закрытие "Декамерона"
Они его все-таки закрыли! Недолго Слава поруководил изданиями - месяца три. Бедная Павленкова недоуменно разводила руками: "Ну как может быть не прибыльной газета тиражом в 120 тысяч?" Она сидела у нас в редакции, видно, ей стало совсем невыносимо находиться в своем кабинете, который, впрочем, у нее быстренько забрали. Во всех изданиях к этому времени осталось уже человек семь. Или восемь.
- Их будут увольнять по закону или как обычно? - спросил кто-то из моих новеньких сотрудников.
- Конечно, как обычно, - чуть не всхлипывая, отвечала Павленкова.
Это означало, что каждый, кто пострадал от закрытия газет, должен написать заявление по собственному желанию - все по схеме закрытия "Успеха". Никаких выплат, которые обязано делать предприятие при закрытии своих подразделений, никаких отпускных или положенных за два месяцев окладов.
- Хоть бы гонорары заплатили, - мечтала Павленкова. - Нам уже месяца четыре их не дают…
Потом мы с ней еще долго обсуждали наш славный проект, который так бездарно зарыли в землю в издательском доме. Ведь неплохая идея - "Декамерон"! Я когда-то предлагала Хозяину превратить газету в журнал - сделать из нее глянцевое красивое издание про личную жизнь звезд, тогда это поле пахал только "Караван историй". Мы с Длинноволосым художником выпустили пробный номер - Длинноволосый расстарался и сделал классный, очень стильный дизайн. Но Хозяин не пожелал тогда вкладывать деньги в долгоиграющий проект, ведь глянцевый журнал начал бы приносить прибыль, по нашим расчетам, только через год-полтора.
При этом в издательстве работал - и до сих пор работает! - отдел маркетинга. Где, как не там, должны были просчитать и будущую прибыль, и перспективы развития, и тематику - и все, что связано с появлением нового продукта. Однако отдел маркетинга занимал в издательстве какую-то странную наблюдающую позицию. Наверное, маркетологи были тоже из чьей-то песочницы, ничем другим их безмолвное пребывание в издательстве было не объяснить.
Через несколько дней Павленкова, которая пыталась бороться за свою газету, и даже нашла какого-то спонсора, готового платить деньги за то, чтобы "Декамерон" выходил, пришла ко мне и буквально рухнула на стул.
- Они НИЧЕГО не хотят, - устало произнесла Ленка. - Ни спонсора, ни уменьшения тиража, ничего! Зато знаешь, почему "Декамерон" оказался нерентабельным? В штате газеты числились какие-то люди, в том числе и маркетинг - ну, ты представляешь? Конечно, разве одна маленькая газетка может прокормить такую ораву людей?
Я уже просто молчала. Ленку было жалко, надо куда-то ее устраивать на работу - увы, в свою газету я не могла ее взять, не было для нее свободной ставки. Пришлось звонить Костылину - он тогда как раз занялся интернет-сайтом. Юрка знал цену высокопрофессиональной Павленковой и обещал подумать.
Настроение все равно было паршивым. Так жаль было "Декамерон" - ведь он спас нас всех буквально от голодной смерти! Он и Костылину помог залезть на вершины рекламного бизнеса, и Хозяину принес немалую прибыль. А теперь его закрывают - без жалости и сожаления, не предприняв ни малейшей попытки хоть как-то спасти.
Костылин забрал Павленкову к себе. Пришел ко мне радостный и сообщил эту весть. Потом помялся немного и добавил:
- Я тут с Хозяином разговаривал… предлагал ему продать мне "Декамерон" - все равно он уже никому не нужен. Так вот… Хозяин отдал мне его просто так. Бери, сказал, и пользуйся.
- И что? - выпучила я глаза, - ты будешь его выпускать на свои деньги?
- Ну… - замялся Юра, - не совсем выпускать… Это будет рекламный буклет для нашей продукции. А что, неплохо?
Лучше бы он его совсем убил, чем сделать прилавком фаллоимитаторов и виагры!
Большая политика
Единственное табу, которое с самого начала наложил Хозяин на тематику газеты, - это политика и церковь. Ни под каким видом и никогда не касаться этих тем - установка с первых дней выхода газеты в свет. Никто не знал истинной причины. Даже Костылин, сильно приближенный Хозяином в последнее время, если и знал, то молчал.
А жизнь иногда подкидывала сюжетцы, связанные с сексуальными скандалами на самых верхах власти - ну тоже ведь люди! - и мы только облизывались, но печатать не могли. Больше всего буйствовал по этому поводу Гоблин и несколько раз пытался подбить меня напечатать что-то неразрешенное. И пару раз ему это удалось.
Нежные отношения связывали певицу Наталью Штурм и моего первого зама. С чего началась эта дружба - уж не знаю. Но сама Наталья не первый раз становилась скандальной героиней "Вич-инфо". Сначала - еще до моего прихода в редакцию. Тогда Штурм выпускала первый сольный альбом со своим хитом про школу, а продюсировал ее мой земляк - певец шансона Александр Новиков. Как мне Саша позже сам рассказывал, именно он придумал сюжет фотографии и статьи в "В-И", будто бы Новиков выиграл Штурм в карточной игре в казино. Обложка была эффектной: на переднем плане сидела абсолютно голая - тогда еще юная - Наташа, а за ее спиной стоял одетый во фрак Новиков. История выглядела настолько правдоподобной, что обмана не заподозрила даже я, к тому времени уже прожженный журналист желтой прессы. Прошло десять или пятнадцать лет. Новиков и Штурм давно разбежались, разругавшись в хлам, как это часто бывает в шоу-бизнесе. Александр занялся другими делами у себя в Екатеринбурге, Штурм нашла себе олигарха и родила от него ребенка. А потом - тоже ничего необычного - олигарх побил немного свою красотку-жену и выгнал из дома, и Наталья решила снова запеть. А раз запеть - значит, снова нужен пиар, публикации, надо, чтобы о ней заговорили, а что лучше всего рождает разговоры? Правильно - скандал!