"Я ничего не сделал отцу, всегда был ему послушен, ни во что не вмешивался, ослабел духом от преследований, потому что меня хотели запоить до смерти. Отец был добр ко мне. Когда у меня пошли дети и жена умерла, то все пошло дурно. Она с князем Меншиковым постоянно раздражапа отца. против меня, оба люди злые, безбожные, бессовестные. Я против отца ни в чем не виноват, люблю и уважаю его по заповедям, но не хочу постричься и отнять о права у бедных детей моих, а царица с Меншиковым хотят меня уморить или в монастырь запрятать. Никогда у меня не было охоты к солдатству, но все поручения отца по армии я исправно выполнял, и был он мной доволен. А потом мне дали знать, что приверженцы царицы и Меншикова хотят меня отравить, для чего подговорили отца вызвать меня к себе, дабы у них на глазах находиться, или в монастырь идти. Сказал я, что к отцу еду, а сам сюда приехал, дабы просить покровительства и убежища для себя и детей моих в память о жене".
Интересно, в каком качестве представил тогда Алексей свою спутницу? Впрочем, Ефросинья путешествовала, переодетая пажем. В таком виде она укрывалась с царевичем в крепости Эренберг недалеко от Вены. Когда ищейки Петра напали на след царевича, перебралась с ним в Италию, в Неаполь. А в Вену с требованием выдачи царевича явился Петр Толстой. Он заявил, что Россия готова объявить Австрии войну, если дело не решится мирно, путем переговоров. Австрийцы немедленно раскрыли секрет местонахождения царевича, и вице-король Неаполя сообщил Алексею, что, если он не подчинится воле отца и не вернется на родину, его разлучат с Ефросиньей.
Только этим обманом и напугали царевича. Чтобы не расставаться с возлюбленной, он решил ехать в Россию. С двумя условиями: разрешить ему жить в деревне и обвенчаться с Ефросиньей. На свой страх и риск Толстой ему это обещал - и повез своего царственного пленника к Петру. Беременная Ефросинья ехала медленнее, особым поездом. А Алексей всю дорогу упрашивал Толстого задержаться, дождаться Ефросинью, дать ему обвенчаться с нею и уж потом являться на глаза грозному батюшке. Толстой вилял и тянул время, пока не подоспела депеша от самого Петра:
"Мои господа! Письмо ваше я получил, и что сын мой, поверя моему прощению, с вами действительно уже поехал, что меня зело обрадовало. Что же пишете, что желает жениться на той, которая при нем, и в том весьма ему позволится, когда в наши край приедет, хотя в Риге, или в своих городах, или в Курляндии у племянницы в доме (герцогини Анны Иоанновны), а чтоб в чужих краях жениться, то больше стыда принесет. Буде же сомневается, что ему не позволят, и в том может рассудить: когда я ему такую великую вину отпустил, а сего малого дела для чего мне ему не позволить? О чем наперед сего писал и в том его обнадежил, что и ныне паки подтверждаю. Также и жить, где похочет, в своих деревнях, в чем накрепко моим словом обнадежьте его".
Ясно, что прощение получено полное. Ведь и отец был не без слабостей: любил когда-то дочь виноторговца Анну Монс, а теперь бывшую пленную немку-прачку царицей сделал. Отчего же и сыну не позволить любить ту, которая ему дороже всего на свете? Тем более что в наследниках мужского пола и без него уже недостатка нет: младший сын от Катеринушки, внук…
3 февраля 1718 года царевич предстал в Кремле перед отцом. Бросился ему в ноги, во всем повинился, со слезами просил помилования. Петр простил на условиях - отказаться от наследства и открыть своих сообщников в побеге. Царевич отрекся от престола в Успенском соборе перед Евангелием и подписал отречение. И выдал всех, кто ему помогал. За полтора месяца розыска свыше десяти приближенных царевича приняли мученическую смерть на колу или на колесе. А Алексей ждал свою возлюбленную, мечтал о тихой жизни с ней в деревне. В светлый праздник Пасхи на коленях умолял мачеху похлопотать ещё раз перед отцом за этот брак. Буря, казалось, миновала. И тут в Петербург приехала Ефросинья, которую решили допросить - просто так, для порядка. Никто и подумать нe мог, что её показания приведут к такой страшной развязке. По неведению или из желания спасти себя, эта женщина открыта такое, до чего никто не докопался и чего царь даже и не ожидал.
"Писал царевич письма по-русски к архиреям, и по-немецки в Вену, жалуясь на отца.
Говорил царевич, что в русских войсках бунт и что это его весьма радует.
Радовался всякий раз, когда слышал о смуте в России.
Узнав, что младший царевич болен, благодарил Бога за милость сию к нему, Алексею.
Говорил, что "старых" всех переведет и изберет "новых" по своей воле. Что когда будет государем, то жить станет в Москве, а Петербург оставит простым городом, кораблей держать не станет вовсе, а войско - только для обороны, ибо войны ни с кем не желает.
Мечтал, что, может, отец его умрет, тогда будет смута великая, ибо одни станут за Алексея, а другие - за Петрушу - "шишечку", а мачеха глупа зело, чтобы со смутой справиться…"
Перед Петром встал страшный выбор. На то, чтобы казнить родного сына, даже он не мог решиться сразу. Сердечный друг Катеринушка просила сохранить царевичу жизнь, постричь его в монахи. Царь резонно возразил:
- Клобук монашеский к голове не гвоздем прибит.
26 июня 1718 года царевича Алексея не стало. О дальнейшей судьбе Ефросиньи и её ребенка ничего не известно. Но если бы у неё хватило ума помолчать - вполне могла когда-нибудь оказаться на престоле российском, и не было бы кровавого царствования Анны Иоанновны, убийства внучатого племянника Петра - Петра Третьего прочих событий, стоивших жизни десяткам тысяч ни в чем не повинных людей.
Две женщины имели роковое значени в трагической судьбе царевича Алексея, две невестки герра Питера - законная и незаконная - лишили его старшего сына и фактически пресекли род Романовых.
Французы правильно говорят: "Ищите женщину".
Таинственный старец, или Три жизни боярина Федора Никитовича Романова
"…По черной, топкой дороге ехал возок. Тянули его две пары разнопегих лошадок в веревочной сбруе, с подвязанными хвостами. За возком ехали бояре, гости и выборные лучшие люди. В окошечко из возка на косматый, драный, угрюмый народ глядел худенький отрок с опухшими глазками. Боязно было принимать венец Михаилу Романову, тяжко, уныло…"
Алексей Толстой "Повесть смутного времени".
Действительно. Михаилу Федоровичу Романову радоваться было нечему. Мысль призвать его на царство пришла высшим государственнььм сановникам в тяжелое для России, воистину смутное время. За год до этого народное ополчение Минина и Пожарского освободило Москву от польской оккупации, но страна бьпа разорена, истощена, обескровлена.
По официальной версии, на царство был избран отнюдь не лучший, но - самый удобный. Михаил Романов был слаб здоровьем. не слишком силен умом и чрезвычайно благочестив, хотя от роду имел тогда всего 16 лет. Даже его богобоязненных современников поражала глубокая набожность царя. Ежедневно он отстаивал по 5–6 часов церковной службы, в праздники к тому же присутствовал на пышных служениях в соборах.
Был Михаил Федорович образцовым семьянином. Женился он по любви на бедной девушке из захудалого рода Стрешневых - Евдокии и в счастливом браке прижил десятерых детей. В живых, правда, к великому горю родителей, остались только пятеро - сын Алексей и четыре дочери, но все-таки Бог благословил династию Романовых наследником престола.
Горячо любил и почитал царь своих родителей, которым, отлучаясь из Москвы на очередное богомолье, регулярно писал письма. Причем отнюдь не царские, а вполне человеческие. В основном Михаил Федорович сообщал о своих болезнях: болела вся правая сторона тела, отекали ноги, донимало сердце. Сверх того он страдал "кручиной" или. как бы сейчас сказали, частенько впадал в депрессию.
Вот такой человек взял в руки бразды правления Россией в лихую годину. Такой царь должен был примирить (а иногда и усмирить!) враждующих бояр, вернуть церкви прежний авторитет, а государственной власти - бььтую силу. И… после 32-летнего правления Михаил Федорович - первый царь из семейства Романовых - передал своему сыну Алексею державу в таком состоянии. как будто бы смутного времени и сопутствовавшей ему разрухи и в помине не было.
Похоже на чудо. Но почему-то никого из историков до последнего времени не беспокоит этот очевидный парадокс: хилый, слабоумный человек, проводивший почти все время в церкви, на богомолье или в семейном кругу, вытащил страну из катастрофического, почти гибельного положения. Он же сумел не только усмирить строптивых бояр, но и не озлобить их.
Советники? История не сохранила ни одного имени. А боярская Дума состояла из тех же людей, которые способствовали или непосредственно участвовали в прежних смутах, междоусобицах, убийствах. Так, может быть, все-таки действительно очередное российское "чудо"?
Нет, чудес в политике, а тем паче в экономике не бывает. За спиной первого царя дома Романовых стоял человек более чем незаурядный, щедро одаренный природой, знатный и богатый российский дворянин, Патриарх всей Руси Филарет. Человек, проживший, можно сказать, три жизни. Первую - светскую жизнь придворного, близкого родственника Ивана Грозного, баловня судьбы Вторую - изгнанника, узника, насильственно постриженного в монахи, потерявшего почти всех родных, состояние, жившего под постоянной угрозой бели. И третью - могущественного вельможи, церковного владыки, тонкого политического интригана, фактического правителя России, основателя царского дома Романовых, правивших более трехсот лет. И все это - одно и то же лицо. Так кто же он - от загадочный многоликий старец?
Об этом человеке известно довольно много, но лишь в общих чертах. За время его жизни (ни много ни мало - восемьдесят лет, немыслимый по тем временам срок!) Россия прошла один из самых нелегких отрезков своей истории. Скончался тиран Иван Грозный, таинственно погиб его сын, царевич Дмитрий, умер бездетным ещё один сын - Федор. Народ "выбрал" царем Бориса Годунова, а после его смерти (вряд ли естественной) Филарет пережил двух самозванцев, разорительное нашествие поляков, ещё одного "демократически выбранного" царя Василия Шуйского. И, наконец, в стране установилась абсолютная наследственная монархия: на смену вымершей династии Калиты пришла династия Романовых.
Патриарх Филарет видел все эти события собственными глазами. А если верить некоторым источникам и слухам и сопоставить кое-какие факты, то в большинстве случаев принимал самое активное участие в исторических событиях. Ибо по знатности рода был, после сыновей Ивана Грозного, первым среди русского дворянства. Федор Никитович Романов (в монашестве - Филарет) происходил из древнего старомосковского рода.
Боярин Роман Юрьевич Захарьин, женился на княжне Евдокии Горбатой-Шуйской из рода великого князя Андрея Суздальского. Дети от этого брака получили фамилию Романовых и по женской линии являлись прямыми потомками князя Владимира Святого. Дочь боярина Романа, Анастасия, стала первой женой царя Ивана Грозного. Выше, казалось бы, и некуда. Но царский тесть, боярин Роман, держался достаточно скромно.
Куда более активным оказался его старший сын, Никита, родной брат царицы Анастасии. Активным, но умным. Даже сумасшедший тиран - а именно таким в последние годы своего царствования был Иван Грозный, - умирая, завещал своему шурину, а не кому-либо еще. быть опекуном своего сына Федора, человека откровенно слабоумного. Неизвестно, как обернулась бы история государства Российского, если бы женой этого дурачка не стала умная сестра "худородного" Бориса Годунова. И если бы через год после Ивана Грозного не скончался бы и сам Никита Романович.
Осталось пятеро сыновей Романовых: Александр. Федор. Василий. Иван и Михаил. Все - почти но Пушкину - "красавцы молодые, великаны удалые". А лучше, умнее и красивее всех был Федор Никитович.
Более того, Федор получил очень серьезное по тем временам образование: знал английский, по собственной воле изучил латынь. Не только любил читать, что тогда вообще было редкостью, но и собрал большую библиотеку - занятие вообще неслыханное для русского боярина. Острый ум, родовитость, умение ориентироваться в придворных интригах - все это позволило Федору Никитовичу сделать при дворе блистательную карьеру: не достигнув тридцати лет. он уже был назначен одним из главнокомандующих русским войском и наделе, а не формально, принимал участие в сражениях против Швеции. Сражениях, заметим. победоносных.
В общем, не случайно народная молва упрямо твердила, что перед смертью царь Федор Иоаннопич якобы указал на Федора Никитовича, своего кузена, как на возможного наследника престола. Есть ещё одно косвенное свидетельство тому, насколько серьезно примерялся Федор Романов к царскому престолу.
За семь лет до смерти царя Федора Иоановича в Угличе при таинственных обстоятельствах погиб его младший сводный брат - царевич Дмитрии, воцарения которого бояре боялись как огня. Ребенок был весь в отца, и уже в семилетнем возрасте не скрывал ни скверного характера, ни твердого намерения расправиться с осмелевшими боярами. Но не успел - погиб.
Уже тогда в таких случаях назначали особую комиссию и отправляли её расследовать ситуацию. Высокая комиссия (в состав которой входили, по странному совпадению, будущий царь Василий Шуйский и Федор Романов) прибыла в Углич и там, по сведениям очевидцев, сделала все, чтобы запутать следствие. Во-первых, выяснив, что предполагаемые виновники трагедии были на месте растерзаны "возмущенной толпой", следственная комиссия выявила зачинщиков самосуда и… разумеется, предала их немедленной казни. За самоуправство. Во-вторых, спешно заставила мать царевича, вдовствующую царицу Марию, постричься в монахини. В-третьих, доложила в Москву, что царевич стал жертвой несчастного случая, "напоровшись на ножичек, коим играл". Все эти "мероприятия", естественно не прошли незамеченными, но народная молва приписала их Борису Годунову. В основном потому, что он первым сумел извлечь выгоду из безвременной кончины царевича Дмитрия.
Через семь лет после гибели Дмитрия скончался царь Федор Иоаннович, Династия, основанная Иваном Калигой, прекратилась. Хотели было короновать вдову Федора - Ирину, в девичестве Годунову, но та, будучи женщиной очень неглупой, предпочла надеть монашеский клобук. Инокиня Александра - под таким именем постриглась Ирина - тихо окончила свои дни в монастыре и, наверное, немало молитв вознесла за здравие своего чрезмерно азартного брата. А Борис Годунов занял престол, не имея на него, в глазах общества, никаких прав. "Всенародное избрание" его царем означало только, что верховное боярство не смогло занять единую позицию и выставить "альтернативную кандидатуру", как это произошло впоследствии с Михаилом Романовым.
Царь Борис оказался достаточно хорошим правителем (страна при нем отдохнула от войн с внешними врагами), но очень плохим политиком внутренним. Множество знатных боярских фамилий было подвергнуто им всевозможным унижениям и преследованиям. Это было бы ещё полбеды, пойди Борис путем своего царственного зятя Ивана Грозного. Но он не осмеливался никого казнить: только ссылал, заставлял постричься в монахи, подвергал бесконечным мелким пакостям. То есть вел себя не как царь, а как заурядный склочник, за что. естественно, со временем и поплатился. Мало кто верит в то, что Борис умер своей смертью. Наверняка он был отравлен, и немудрено: любому подсыплют яду в суп, если он прикажет знатному боярину выщипать бороду по волоску и при этом оставить в живых. А именно так поступили по приказу Годунова с боярином Бельским.
Больше всех при этом пострадала семья Романовых, обладавшая серьезными правами на занятый Борисом престол. Все братья Федора Никитовича были сосланы или посажены в тюрьму. С Федором же Никитовичем поступили особо: его самого и супругу, Ксению Ивановну, насильно постригли в монахи: его под именем Филарета, а её - под именем инокини Марфы. Местом пребывания Филарета определили Антониево-Сийский монастырь, в 100 верстах от Холмогор, а Марфу отправили в женский монастырь в Заонежье. Их дети - сын Михаил и дочь Татьяна - также отправились в ссылку далеко-далеко от Москвы.
Разумеется, для столь сурового обращения с родовитейшими людьми государства нужен бьп более или менее убедительный предлог. Его и нашли, не гоняясь за оригинальностью. Романовых (всех сразу) обвинили ни больше ни меньше, как в казнокрадстве и по этому поводу учинили ночной вооруженный обыск их усадьбы. Что искали, то и нашли - мешки с пряностями ("корешками"), якобы украденные с царского склада. Как видно, традиции ночных арестов и обысков с подброшенными уликами на Руси имеют весьма глубокие корни.
Конечно, многочисленная и хорошо вооруженная дворня Романовых оказала Годуновским особистам-стрельцам достойное сопротивление.
И вот что интересно: среди этой дворни находился некто Георгий (или Юрий) Отрепьев, которому Федор Никитович оказывал особое покровительство. Одни считали юношу побочным сыном боярина. Другие… спасенным от смерти царевичем Димитрием.
Будущее развитие событий показало, что Федор Никитович прекрасно умел не только просчитывать партию на много ходов вперед, но и вовремя переметнуться из одного стана в другой. Игра рискованная, но в случае удачи приносящая ощутимый выигрыш.
Казалось, что после насильственного пострижения в монахи путь к светской власти для Филарета был отрезан. Он мог мечтать только о том, чтобы проложить дорогу к трону своему сыну. Единственному, между прочим, сыну, что делало игру ещё более азартной.
В возрасте 47 лет начал Филарет свою вторую жизнь. Первые годы в монастыре прошли для него в состоянии, как сказали бы сейчас, депрессии. Он безумно тосковал о семье, беспокоился о том, жив ли ею сын и наследник, и даже малодушно - как он сам впоследствии говорил - молил Бога послать ему смерть, чтобы избавить от невыносимых страданий ссылки. Бог же судил своему новому слуге совсем иную судьбу.
В Польше объявился "чудесно спасенный" царевич Дмитрий, более известный в истории под именем Лжедмитрия I. А на самом-то деле Гришка Отрепьев. И тут же поведение Филарета резко изменилось, хотя теоретически он находился в строжайшей изоляции и никаких связей с внешним миром не мог иметь. Но разве можно бьию уследить за всеми бродячими монахами, нищими, паломниками, которые кочевали из монастыря в монастырь и по России, и по Польше?
Безусловно, Филарет поддерживал связи со своими тайными сторонниками (а возможно, и с самим Лжедмитрием). Во всяком случае, "смиренный монах" вдруг начинает проявлять все признаки душевного подъема.
Дальнейшие события лишь подтвердили то. что у Филарета были прекрасные осведомители. Борис Годунов скоропостижно умирает, самозванец вступает в Москву, и на опальных бояр Романовых проливается ска зочный ливень милостей.