– И с Борисом Васильевичем Литвиновым, он главный конструктор в Челябинске-70.
– Скажите, а в какой степени они открывались вам?
– Мало. Но мы друг друга понимали, а потому тем, что не положено, не интересовались. Ну и мне носить лишний груз секретности необходимости не было, мне своего вполне хватало… Но работали мы с ними дружно. Очень мне нравились Кочарянц и Негин. Они всегда подтрунивали друг над другом, поистине, когда "физики шутят", очень интересно за ними наблюдать.
– Вы сообщили американцам, сколько комплексов "Сатаны" стояло у нас?
– Во-первых, они это знали сами – сверху ведь все видно! А во-вторых, мы обязаны были предоставить им полную информацию, когда начались переговоры о сокращении стратегических ядерных вооружений.
– Но мы-то, наконец, можем узнать?!
– 308 штук. Из них, по-моему, сотня стояла в Казахстане, и их сейчас сняли.
– И эти три сотни ракет гарантировали безопасность страны?!
– Были еще и другие. Оборона Советского Союза складывалась из наших – тяжелых и легких ракет, были еще "промежуточные" Челомея и "Тополя" Надирадзе. Ну и конечно, морской компонент – это уже Макеев.
– Вы участвовали в переговорах с американцами?
– Нет.
– Почему?
– Меня не приглашали, потому что я не политический деятель.
– Но разоружение разве только политика? Насколько я понимаю этот процесс, там в основе именно технические проблемы? Я спрашивал у ядерщиков – и они тоже не принимали участия в таких переговорах! Не кажется ли вам странным, что создатели такого грозного и сложного оружия оказываются "лишними" при принятии принципиально важных для страны решений?
– Странно, конечно. Мне вовсе не обязательно ездить на переговоры в Женеву, но все-таки, мне кажется, надо спрашивать точку зрения разработчиков. Но это никого не интересует. Хотя я подсказал бы, как правильно организовать процесс ликвидации комплексов и как не допускать грубых ошибок.
– А они были?
– Конечно. Когда за дело берутся непрофессионалы, погрешностей очень много.
– Это началось при Горбачеве?
– Нет, позже. У Горбачева я пару раз был, рассказывал о наших комплексах. Тогда "36-ю машину" не трогали, речь шла о сокращении ядерных блоков – и это я поддерживал. У нас их было много! Я был "за"… Я лишь одно считаю необходимым: часть шахт тяжелых ракет использовать для размещения в них "легких" ракет. Но американцы настояли на том, чтобы залить их бетоном высотой пять метров… Есть другие методы показать, что шахты не используются под тяжелые ракеты, но никто к этому не прислушался. Когда нет строгой справедливости, то это мне не нравится… Американцы несколько раз нас ущемляли. К примеру, из бетона лучше дом для офицеров-ракетчиков сделать… Второе: можно было договориться, что на "Сатане" я оставляю одну боеголовку… А меня вынуждают все уничтожать, причем варварски, не по-людски… В общем, весь этот контроль весьма неудачен. Я ограничен со всех сторон, а они в то же время могут снять с "Минитмена" две головки, отвезти их за сто километров, и в любое время привезти назад и поставить на машину. И я об этом даже и знать не буду… Такая ситуация мне и не нравится… Одновременно должен сохраняться договор о противоракетной обороне… В общем, в проблеме разоружения много тонких вопросов, и без специалистов их просто невозможно разрешить грамотно. Но я повторяю: я не участвовал в переговорах!
– Вы руководили КБ "Южное", работали на "Южмаше", создавали боевые ракетные комплексы. Но теперь Днепропетровск на Украине, а это, как известно, нейтральное государство… И что же теперь?
– А ничего! Они не делают боевых ракет и "выполняют" свою нейтральность… "Южное" и "Южмаш" теперь в полном виде принадлежат Украине. Л.Д.Кучма много лет проработал в КБ "Южное" и на "Южмаше", хорошо знает их, а потому строго выполняет все взятые обязательства.
– Но ведь по сути Россия полностью лишилась боевой ракетной техники!?
– У нас есть "100", "Тополь"… А так вы в определенной степени правы, потому что и "23-я" твердотопливная ракета, и другие машины шли через Украину… Пока отношения нормальные, и это не страшно, но не дай Бог, какие-то осложнения… Так что надо или объединяться с Украиной, или воссоздавать ракетное производство в России.
– Вы давно были на Днепре?
– Ездил на 90-летие Макарова, директора, с которым я проработал почти 40 лет… А чуть раньше ездил на 40-летие КБ "Южное"…
– Теперь только по поводу юбилеев ездите?
– Еще раз на Совете был… Побывал в цехах, изменения очень большие – ведь кроме "Зенита" ничего нет… Простите, еще "Циклон", это космическая машина. Но боевой техники нет, а завод огромный… Троллейбусы выпускает… Трактора, но меньше, чем раньше…
– Когда-то здесь начинали с автомобилей, значит, вернулся на круги своя?
– А он и не уходил с них: более трети продукции – трактора. 195 человек в тракторном КБ, которое входило в КБ "Южное". И делали очень хорошие трактора, в том числе и с герметичной кабиной для работы в Чернобыльской зоне. Впервые в 1954-м году Берлин поехал на Минский завод и привез оттуда чертежи, и тогда же мы выпустили первые пять тракторов, а потом довели выпуск до 65 тысяч в год… "Южный" много лет выпускал хорошие трактора, они пользовались большой популярностью в стране и за границей… Нас раньше упрекали, мол, зачем заниматься тракторами, если вы делаете ракеты? Но мы всегда помнили один принцип: чем держится наплаву корабль? Только тем, что у него водонепроницаемые перегородки – один отсек затоплен, другие держат… Что такое КБ "Южное"? Это жидкостные двигатели – Иван Иванович Иванов, известный двигателист. Твердотопливные двигатели Кукушкина. Космические аппараты, носители. Все рулевые машинки и приборы. Тракторное КБ. Твердотопливные ракеты боевые и жидкостные боевые ракеты. Такого масштаба КБ в Советском Союзе, кроме нашего, не было!
– И все-таки что общего у ракеты и трактора?
– Только одно: высокий уровень работы оборонки. Почему наши трактора брали с огромным удовольствием? Да качество было высокое! Я считаю, правильно, что такие мощные предприятия, как "Южмаш", имели двойное назначение. К сожалению, сегодня предприятие недостаточно эффективно используется – они начинают выпускать троллейбусы, а это возврат к прошлому для такого завода – он уже доказал, что может создавать новейшую технику… Сейчас оглядываясь назад, удивляюсь: сколько же нужно было смелости, чтобы за все браться! И главное, осуществлять задуманное… Конечно, коллектив был великолепный. Когда я пришел в КБ, то это был самый молодой коллектив в стране, и это держалось долго. В конце концов, молодые не только вышли в закаленные бойцы, но и стали специалистами высочайшего класса. Но сейчас судьба разбрасывает их по свету…
– Обидно? Или судьба у ракетчиков такая: взлеты и падения?
– Она повторяет судьбу страны.
3
Много странных железнодорожных составов ходит по нашей стране. Внешне они напоминают привычные пассажирские поезда. Но отличаются от них тем, что никогда не останавливаются на станциях, предпочитают глухие полустанки, а оживленные вокзалы городов, если уж их заносит туда судьба (или приказ!) стараются проскакивать на рассвете, когда совсем уж мало людей.
Двенадцать таких поездов, которые можно увидеть лишь случайно – они ведь призраки! – несут свою боевую вахту на Севере и Дальнем Востоке, среди тайги и в горах… И за ними внимательно следят за океаном, посылая специальные спутники, чтобы обнаружить их, и ежечасно, ежеминутно пытаясь определить, где они находятся. А сделать это, невзирая на все совершенство современной техники, не всегда удается – ракетные поезда "прячутся" под обычные, и попробуй определи, где идет этот ракетный комплекс или скорый "Пермь-Москва"…
А созданы эти боевые ракетные поезда в Днепропетровске, на знаменитом "Южмаше". И Главные конструкторы их академики Янгель и Уткин.
На первый взгляд простая идея, предложенная проектантами – "поднять шахту из земли и положить на колеса" – включала в себя огромное количество организационно-технических проблем, в решении которых было задействовано более тридцати смежных организаций. Сметанин и Галасий, Грачев и Кукушкин, Хорольский и Перминов и многие другие стояли у истоков создания "ракетных поездов".
– Шесть человек мною были представлены к званию Герой Социалистического Труда, – говорит Уткин, – это было после завершения работ по ракетным поездам. Однако вскоре Советский Союз рухнул, и награждать уже было некому… А жаль, потому что эта работа первоклассная…
Одной из особенностей этого комплекса было то, что в отличие от всех ранее существующих, что армия получала готовый комплекс принятый на вооружение прямо с завода. И для этого на Павлоградском механическом заводе Днепропетровской области была создана специальная сборочно-комплектовочная база…
– Итак, что такое ракетный поезд и, извините за бестактность, но зачем его нужно было делать? Это ведь огромные средства, неужели у нас не хватало других боевых ракетных комплексов?
– Казалось бы, страна у нас такая большая и в ней столько "укромных" уголков, то и ракетные комплексы легко спрятать. Но это не так. Дело в том, что у наших потенциальных противников ракеты становились все точнее и точнее, и уже они сравнительно легко могли "накрывать" шахты. Поэтому надо было принимать меры для обеспечения надежности ответного удара… Следует учитывать, что "Першинги" были первоклассными ракетами. При дальности в три тысячи километров, точность у нее измерялась метрами…
– Я видел фильм испытаний "Першингов", и честно говоря, не очень поверил тем кадрам, что там показывали… В частности, после старта "Першинг" пролетает три тысячи километров и точно попадает в палатку – цель? Неужто это не фальсификация?
– Нет. "Першинги" точно попадали по шахте, а потому нельзя было подставить себя под их "расстрел". Поэтому мы и вернулись к ракетным поездам…
– Вернулись?
– Да, еще раньше мы думали о подобных стартах, это было еще в те времена, когда Главным был М.К. Янгель. Однако реализовать эти планы в то время не было возможности. Но вот наступили новые времена, и жизнь уже заставила делать их. Кстати, это была единственная ракета, которая "укладывалась" в рамки договора с американцами. Мы ее делали в двух вариантах – шахтном и базировании на железной дороге. Чем же хорош второй вариант? Нужно много "Першингов", чтобы уничтожить ракетный поезд. Это схватка не один на один, как при шахтном варианте, а соотношение совсем иное… А потому это, конечно же, уникальный боевой комплекс. Американцы тоже хотели сделать нечто подобное, но их остановили во-первых, частные железные дороги, и во-вторых, отсутствие разветвленной железнодорожной сети. Вспомним, они пережили трудные времена с транспортом, и лидерство захватили авиация и автотранспорт. Ну и наша страна настолько огромная, что затеряться на наших железных дорогах с нашими поездами легко, а следовательно, для потенциального противника задача поиска таких ракетных комплексов усложняется, что и требуется… Это очень важно. Но все-таки главное – это повышение возможности сдерживания. Вся идея развития боевых ракетных комплексов – это сдерживание, не дать возможность, чтобы кто-то даже представил, что он может безнаказанно нажать кнопку! История свидетельствует, что не мы были инициаторами гонки вооружений, мы все время вынуждены были догонять, и делать это так, чтобы не было ни у кого иллюзий, что появилось преимущество. Эффект сдерживания постоянно определял состояние дел в нашей отрасли, и пока мы сможем оставаться на должном уровне, никакой ядерной войны не будет. Так было, так есть и так будет. И иной философии не существует!
– А как вы узнали о существовании "Першингов" и их возможностях?
– Думаю, что в основном это данные разведки… А потом мы увидели, как их развертывают на боевых позициях в ФРГ. Сейчас такое время, когда трудно скрыть что-то: американцы внимательно следят за нашими шахтами и боевыми позициями, "пересчитывают" их, а мы за ними – это и есть противостояние.
– А какая разница откуда стрелять – из шахты или с платформы?!
– Из шахты проще, так как известен и азимут, и высота, точка старта, наконец, вы знаете свое местоположение, а потому стрелять (еще некоторые острословы говорят "пулять", и это немного обидно!) попроще, чем с поезда. Представим: вы едите по железной дороге ночью, неужели вы смотрите в окно и говорите, что можете стрельнуть? А куда? Ничегошеньки у вас не выйдет… Вы должны четко и точно знать, где находитесь. Вы должны знать, на какой высоте сейчас над уровнем моря. Вам нужен азимут цели, по которой вы должны нанести удар… А это одна из сложнейших проблем: определение своего месторасположения. Во-вторых: у нас есть рельсы, а на них есть нагрузка. И обязательно нужно знать, какая она. А грунты разные, а одинаковых условий вообще не существует… Вы можете так "пульнуть", что все вагоны лягут рядом с железной дорогой… Поэтому мы предусмотрели "минометный старт", то есть "изделие" выбрасывается на высоту и там уже стартует. Теперь вам нужно прицелиться, а для этого вам нужно постоять, запустить гироскопы, определить север и юг, и куда же стрелять… И не забывайте, что нужно принять приказ и команды "сверху" – я должен пустить в назначенное время и только по приказу, а следовательно, мне нужно получить эти команды при любой, самой неприятной сложившейся боевой обстановке. Так что ракетный поезд – это сложнейший комплекс. И когда американцы эту идею прорабатывали, тот они натолкнулись на ряд технических сложностей, а потому отказались от такого проекта. Та же нагрузка на ось. Она не должна быть более 25 тонн. А у нас ракета с пусковым контейнером 126 тонн, да плюс сам вагон, вот и получается более 200 тонн. Придумали – разгрузили стартовый комплекс за счет двух других вагонов. А как вы можете пускать, когда вагон трясется при движении?! Поезд остановился, но рессоры надо выключить – не ждать же, пока они успокоятся… В поезде офицеры и солдаты, им нужны спальни, туалеты, столовая, комнаты отдыха… И запасы продовольствия, горючего, воды тоже необходимы! Так что комплекс, повторяю, сложнейший…
– Сколько времени потребовалось для реализации этой идеи?
– Как обычно – семь-восемь лет… Обычно это бывало так: мы разрабатывали "легкие" технические обоснования необходимости того или иного проекта, идет тщательный анализ предложения. Затем вместе с заказчиком, когда жизнь уже вынуждает начать работу, выходим на "верх", где и принимается окончательное решение. Это все происходит по каким-то до конца не понятым законам развития науки и техники. Есть такие "площадки", на которых некоторое время топчешься, потом раз – и новый рывок! На этих "островках", "площадочках" происходит накопление знаний, опыта, технологических возможностей, и потом уже количество переходит на новый качественный уровень. В середине шестидесятых годов появилась идея о ракетных поездах, но дальше она заглохла – поддержки не получила, да и другие ракетные комплексы обеспечивали паритет. Да и материалов у нас не было, из чего делать комплекс. Это потом появился углерод… Ну и рельсы стали другими, потому что начали использоваться многотонные цистерны.
– То есть все эти годы вы следили за прогрессом на железных дорогах?
– Конечно. Но пришлось кое-что реконструировать специально для наших поездов. В частности, те же мосты. А польза общая, ведь по тем же участкам пошли и тяжелые цистерны, и уголь начали возить.
– Это межконтинентальные ракеты?
– Да. Первый серийный поезд ушел в 87-м году. Прямо с территории завода уходил на боевое дежурство. Мы сделали специальную площадку, где этот поезд стоял, а американцы наблюдали его из космоса – это было сделано специально, чтобы американцы смогли учесть его. Таковы условия договора, который заключен между нами. Ну а потом он "исчез"…
– А как вы испытывали этот поезд?
– В Плесецке поставили поезд. У него три модуля боевых, двенадцать вагонов, есть "жилая зона", свой командный пункт, – всего 17 вагонов. Задача ставилась таким образом: внешне поезд не должен отличаться от тех, что ходят по железным дорогам. Однажды произошел любопытный случай – это было под Владимиром. Осмотрщик вагонов на станции простукивал колеса и страшно удивился: по звуку он определил, что в вагоне более ста тонн… Только и сказал: "Ого!", но расспрашивать ничего не стал…
– Много таких поездов ходило по стране! Ведь и у ядерщиков "пассажирские" вагоны – с белоснежными занавесками и даже с вагоном-рестораном… А внутри – страшное оружие… Кстати, Владимир Федорович, вы были на испытаниях ракетного поезда в Плесецке?
– Конечно.
– А разве Генеральному конструктору обязательно на них бывать?
– Как-то я упоминал, что у меня шло сразу четыре комплекса. По закону о надежности одна машина "заваливается", создается комиссия, разбирается в причинах аварии – я в этой комиссии должен быть. Разбираемся, выясняем причины аварии, устраняем неполадки и идем на новый пуск. И председатель госкомиссии просит обязательно быть на этом пуске, потому что всегда в таких случаях возникает много вопросов, которые по силам решать лишь Генеральному конструктору. Он должен убеждать заказчика, доказывать, что нужные испытания проведены… Нужно сдвинуть "вагон" с места, а дальше он уже сам пойдет… А в это время в Плесецке первый пуск с ракетного поезда, естественно, туда едешь на первый пуск. Там уже где идет второй-третий пуск, туда может поехать заместитель по испытаниям, но как правило, он там сидит почти постоянно… У Королева был знаменитый заместитель по испытаниям Вознесенский. А у нас был Грачев. О нем к юбилею коллеги сделали небольшой фильм, в котором в шутливой форме рассказали о таком эпизоде. Прилетает он однажды с полигона, где по обыкновению бывал месяцами, заходит в квартиру, видит ребятишек и говорит жене, мол, смотри как быстро наши дети растут… А она в ответ: ты с ума сошел, это не дочки твои, а внучки!..
– Считалось, что если Вознесенский не будет пускать ту или иную машину, то обязательно случится авария… У вас также говорили о Грачеве?