Проблему с крышей и миниатюризацию шахтной пусковой установки мы решили тогда, когда внедрили минометный старт. При этой схеме ракета выталкивается из шахты по пусковой трубе-контейнеру пороховым аккумулятором давления. После того, как высота ее полета достигает 15-20 метров, запускается двигатель первой ступени. Старт ракеты происходит над шахтой в состоянии "невесомости"… При минометном старте диаметр шахты удается сделать достаточно малым, близким к диаметру ракеты. При этом и сама шахта, и защитная крыша получаются прочнее, а открыть поворотную крышу, даже заваленную грунтом, гораздо проще".
– Идея минометного старта принадлежит именно КБ "Южное"?
– Очень красивая идея! Она сразу решила многие проблемы, над которыми мы безуспешно бились долгие годы…
– Почему назвали "минометным"?
– Я не хочу сказать, что это принадлежит мне, – ни в коем случае!.. По военной специальности я минометчик, но эту идею как проектант я активно поддерживал, хотя она и не моя… В чем идея миномета? Вы опускаете мину в гладкий ствол, она доходит до конца и какое-то время там сидит, пока не сработает вышибной заряд. И мина выталкивается наружу… А у нас нужно было вытолкнуть ракету и запустить двигатели, чтобы она полетела. Но как ее вытолкнуть? Когда запускать двигатели? Если это сразу сделать, то в шахту пойдет огромное количество газа – и это будет такой "свисток", который акустически может повредить все, что есть в шахте. В военных целях, возможно, повторно шахту и не надо использовать, но во время испытаний мы должны были беречь ее. И вот перед нами встал вопрос: что делать? И как всегда, было найдено очень простое решение. Под ракету мы поставили поддон, который защищал двигатели, трубки, кабели в хвостовом отсеке. Это был своеобразный поршень, а его двигал пороховой заряд. Сначала предложили останавливать поддон в горловине шахты, но как это сделать? Проекты появились весьма оригинальные, но мы решили проще: пусть он вылетит вместе с ракетой, а потом мы его отделим и уведем в сторону… Ракета пошла именно на этой схеме. И она настолько хорошо у нас получилась, что мы потом повторяли ее много раз… К чему все это я рассказываю? Хочу показать, что мне было особенно трудно в то время, так как я был поставлен Янгелем во главе проектного коллектива. Я обязан был выбрать правильное решение, и это было для меня, конечно, очень трудно.
– И сразу испытания пошли удачно?
– Как ни странно, да!.. Но были и курьезные случаи. Некоторые наши "доброхоты" доложили Гречко, министру обороны, который нас недолюбливал, что у "них ракета выскакивает, садится и только потом запускается, мол, они нам все шахты переломают…" И Гречко был против минометного старта. Потом он посмотрел, как это делается, но все равно был против… Он поддерживал Челомея, а с Янгелем конфликтовал. Но время рассудило, кто прав!
– Значит, Янгель прикрывал вас? В основе КБ все-таки он?
– Конечно. Он понимал, что молодым надо себя выразить, и это во многом решало успех работы. Мы были очень молодым КБ, а у Янгеля была потрясающая способность выбирать людей. Если молодому человеку говорили: "Ты справишься, у тебя получится, я тебе верю!", то он будет день и ночь работать, "землю грызть", но сделает все, чтобы оправдать такое доверие. Михаил Кузьмич это очень четко понимал, и прекрасно этим пользовался… Помню такой случай. Я еще занимался боевыми блоками, компоновкой их и стыковкой с ракетами. И приехала к нам команда из Арзамаса-16 во главе с Юлием Борисовичем Харитоном. В ней Негин, Кочарянц и другие. Все увешаны звездами и орденами. И надели они их специально, чтобы при первой встрече произвести на нас впечатление. У Михаила Кузьмича к тому времени тоже наград было немало, но он был в простом пиджаке… Он уделил большое внимание команде Харитона, все показал, объяснил. А перед их отъездом он тоже надел парадный костюм… Все все поняли, рассмеялись… Потом приехал к нам Кочарянц, мы с ним работали. Вышел конфликт, он предложил пойти к Генеральному. Кочарянц пожаловался Янгелю, что я его не слушаю… А Янгель в ответ: "Самвел, я Сметанину доверяю как самому себе! Учти, как он скажет, так и будет!"… Разве я мог после этого плохо работать?! И что мне особенно понравилось, что Самвел Григорьевич к этому отнесся с большим пониманием, и мы работали с ним душа в душу.
– А вы на ядерных испытаниях бывали?
– Один раз. Это были испытания высотного ядерного взрыва… Я был тогда в Капустином Яре, мы знали, что будет взрыв, но официально меня, конечно же, никто не приглашал…
– Ракета же была ваша?
– Да, была ракета и два беспилотных самолета, которые находились в зоне поражения… Я видел взрыв. Это поразительная вещь! Я как мальчишка попался на том, что забыл о несовершенстве техники… Я надел черные очки и смотрел в ту точку неба, где должен был произойти взрыв. Проходит минут двадцать, но ничего не происходит… Я снял очки, поднимаю голову – вспышка! Глаза заполнились белой пеленой, и ничего не видно. Пришло тепло, оно ударило по телу… А ведь до точки взрыва семьдесят километров!.. Потом в воздухе наливается сиреневый пузырь, облака перемешиваются, и все это расширяется, а ты стоишь, разинув рот от удивления… И тут пришла ударная волна, и она довольно сильно хлестанула по лицу… Впечатление, конечно же, очень сильное. Оба самолета были сбиты… Но более всего удивило, что в эти дни был прием телевизионного сигнала из Чехословакии без всяких там устройств, так как образовались ионизационные каналы в атмосфере… На других испытаниях я не бывал.
– Вас допускали до "ядерных секретов"?
– У них был особый мир… Однажды мы с Янгелем приехали в Арзамас-16, там у них были выставлены образцы оружия. Кузьмичу их показали, а мне нет… В проблемах секретности они весьма стойкие люди. По-моему, и до сегодняшнего дня, и я считаю, что поступают они правильно.
Из воспоминаний Ю. Сметанина:
"В ракету СС-9 начала 60-х годов мы уже заложили все признаки современной стратегической ракеты. Она имела дальность 12 000 км, многозарядную разделяющуюся головную часть, защищенную от ядерного взрыва пусковую установку с минометным стартом. Она заправлялась один раз при установке ее на боевое дежурство и могла достаточно быстро стартовать при выдаче команды на пуск. Но, кроме всех перечисленных достоинств, она обладала и продолжает обладать сейчас в образе СС-18 еще одним неоценимым свойством – мощной энергетикой, и это свойство позволило нам, разработчикам, получить весьма неожиданные решения.
Например, в те годы США вели многомиллиардное строительство уникальной системы для дальнего обнаружения баллистических межконтинентальных ракет, летящих в направлении Североамериканского континента со стороны северных полярных районов… Если бы можно было организовать подход ракет к цели для ответного удара с противоположной стороны, то есть со стороны южных полярных районов, то эффективность РЛС раннего предупреждения, размещенных в Англии, Гренландии и на Аляске, оказалась бы низкой и потребовалось бы строительство новых станций со стороны Южного полюса. Михаил Кузьмич организовал проработку возможности такого решения, и мы пришли к выводу, что можно использовать для боевой ракеты низкую орбитальную траекторию искусственного спутника Земли. Так родилась идея создания орбитальной боевой ракеты…
После орбитальной ракеты, способной выводить на орбиту ИСЗ орбитальную головную часть, перейти к созданию космического носителя было уже значительно проще. Именно так был создан носитель "Циклон"."
– Работа, судя по всему, была просто сумасшедшая!
– Это верно. Но она нам нравилась, мы относились к ней с огромным интересом. А когда это есть, то на все другое просто не обращаешь внимания. Из прошлого мне особенно дорого и хорошо помнится многое, и прежде всего новые идеи, необычные замыслы и, конечно же, сроки работ, которые казались всегда нереальными и которые между тем всегда выполнялись! Нас отчаянно ругали, но и награждали…
– Вы один из тех, кто "виноват" в том, что боевые ракеты сразу же превращались в сугубо мирные. Эта политика была с самого начала и кто ее автор?
– Начало этому было в канун запуска первого искусственного спутника Земли, то есть весной 1957 года. Мы попытались "страховать" Королева, но он сам великолепно справился с этой задачей и открыл космическую эпоху человечества… Но тем не менее толчок для нас был тогда, и появился носитель "Космос", на котором были запущены сотни спутников, включая международные. Позже линия "боевая ракета – космическая" стала уже принципиальным нашим подходом к ракетной технике, и потом мы уже сделали еще два носителя. Эту же работу мы продолжаем и сегодня – я имею в виду СС-18.
– И вас всегда это получалось?
– Почему ракеты нашего КБ надежные? Если вы делаете носитель для коммерции, то вы знаете, что при эксплуатации ее можно застраховать. А военный заказчик этого не понимает, никто ему страховать ничего не будет. "Выстрел" ему необходим, и в нем должна быть стопроцентная уверенность! Поэтому заказчик не жалел денег – "Не одну ракету делайте, а пятнадцать, и стреляйте на разные расстояния, проверяйте все режимы, следите за кучностью!.. Мне нужно "изделие", отработанное полностью и надежное!" Такова была схема, и мы следовали по ней со всеми нашими комплексами… Потом очередь дошла до "Зенита", а эта ракета не боевая…
– Кстати, а чем "боевая" отличается от "небоевой"?
– Во-первых, надежностью и во-вторых, целой кучей требований по готовности, прочности и так далее!..
– Ну и по весу, наверное? Военным же такие веса, которые нужны в космосе, не требуются – у них ядерные боеголовки нынче миниатюрные…
– Да и по весовым характеристикам тоже… Впрочем, в последнее время с американцами и по весам соревновались. У них МХ – сто тонн, а у нас – 105 тонн! Я эти "пять тонн" до сих пор помню – мне из военно-промышленной комиссии все время напоминали: "Почему отстаешь? Почему они в сто тонн уложились, а у тебя пять лишних?!"
– Я-то думал, что хвалить должны…
– Нет, ругали… А мы "тяжелее", потому что и материалы хуже, и электроника плохая… Но тем не менее мы по железной дороге ее возили, и ракета до сих пор в России несет свою службу надежно…
– Извините, что я отвлек от "Зенита". Итак, принципиально новый космический носитель?
– "Зенит" задумывался как мощный носитель. И в то же время он был элементом системы "Бурана". Первая ступень от "Зенита" с небольшими изменениями… Так вот что я хотел рассказать. Когда мы планировали отработку "Зенита", то я по привычке написал, что необходимо одиннадцать ракет на отработку, а дальше уже серийное производство. Ушел документ "наверх", в Совет Министров. А оттуда мне взбучка: "какие одиннадцать ракет, мол, вы в своем КБ совсем разбаловались"! Но мы с Генеральным конструктором академиком Уткиным все-таки добились своего, и мы комплексно проверили "Зенит": и на максимальный вес, и на различные трассы – она у нас "хитро летает"…
– Что вы имеете в виду?
– Она кладет первую ступень в разрешенный район, а потом перенацеливается и обеспечивает то задание, которые мы ей поручили. Из Байконура мы первыми проложили на "Зените" так называемую "южную трассу", и это тоже нужно было проверить… Да и на старте "Зенит" находится всего полтора часа, и он уже готов к работе! Когда на Западе об этом узнали, то поразились – ведь те же французы готовят свои носители к пуску около месяца. У нас автоматическая стыковка, на старте людей нет.
– Как проектант вы "Зенитом" довольны?
– Очень! Это красивая машина… Раньше двигатель нас подводил, и мы вместе с москвичами долго над ним бились, но в результате получился отличный! Одно удовольствие от его работы… Очень необычные и красивые инженерные решения использованы в "Зените". Прекрасная ракета!
– А дальше?
– Новую машину предлагаю. Две ступени "Зенита", а между ними еще вторая ступень – в общем, ракета порядка тысячи тонн! Сейчас вес "Зенита" четыреста с лишним тонн, а эта в два с половиной раза тяжелее – на околоземную орбиту она будет выводить порядка 25 тонн… Для чего такая ракета хороша? Сейчас идет спор между двумя направлениями в системах связи: держать спутники на геостационарной орбите или делать "созвездие" спутников. Те, кто предпочитают стационар, мечтают о более мощном сигнале, а следовательно, о новых носителях. Это лишь один пример – областей применения у такой ракеты много, вот только создать ее надо…
– Вы оптимист?
– Я прожил долгую жизнь. Космос начинался на моих глазах, в создании ракетных систем я принимал посильное участие. Я могу сравнивать с тем, что было, а потому, конечно же, оптимистически смотрю в будущее.
"МЫ СТАРТУЕМ НА НОВЫЕ ОРБИТЫ"
На таможне меня обокрали, и это усугубило то пакостное настроение, что было в канун командировки в Днепропетровск. Друзья и коллеги убеждали, что меня ждет глубокое разочарование, мол, нет бывших знаменитых КБ "Южное" и "Южмаша" – от великой ракетной империи, приводившей всех недругов в трепет лишь при одном упоминании о ней, остались лишь воспоминания, и завод теперь выпускает троллейбусы да микроволновые печи, а о боевых ракетах, что несут на себе десяток ядерных зарядов, лучше узнавать не на Украине, а в России… Плюс к этому наговорили "страшилок" разных про таможню, мол, "с той стороны" свирепствуют, так как зарплата низкая, а потому свое благосостояние пограничники и таможенники повышают за счет пассажиров…
Честно говоря, не поверил я в предостережения, и на границе был тут же наказан: какие-то непорядки нашли в моем паспорте, пригрозили меня тут же высадить, потом вдруг гнев был вменен на милость – мне показалось, из-за того, что я чернобылец, но полчаса спустя я вдруг убедился – мой бумажник пуст, и все командировочные исчезли… Конечно, не пойманный – не вор, но деньги при проверке на границе России были, а потом таинственным образом исчезли. Спасибо, хоть документы оставили – воры нынче пошли сознательные, но все-таки в таких случаях обидно становится ужасно, и это чувство преследовало меня до Днепропетровска. Неужели и другое предсказание сбудется?!
К счастью, первая встреча случилась у меня со Станиславом Николаевичем Конюховым, который после Янгеля и Уткина возглавил КБ "Южное". Разговор с Генеральным конструктором, академиком национальной АН Украины получился откровенным и обстоятельным, а главное – оптимистическим. Впрочем, судите сами…
А начал я издалека:
– Скажите, Станислав Николаевич, как давно вы занимаетесь созданием боевой техники?
– Я закончил тот самый ракетный факультет, который организовал Михаил Кузьмич Янгель в нашем университете. Впрочем, он назывался "физико-техническим" – это из-за секретности. В 1959 году я пришел на "фирму Янгеля" в отдел Уткина и начал с чертежей баков "65-й машины".
– Это какая именно?
– Боевая ракета Р-14… Вторая ракета нашего КБ, которую мы разрабатывали самостоятельно. И если у Р-12 дальность была тысяча двести километров, то у Р-14 уже четыре с половиной тысячи. Она уже решала стратегические задачи. И с тех пор, то есть всю жизнь, я занимался стратегической ракетной техникой.
– И вы оказались первым Генеральным конструктором, который начал уничтожать ракеты?… О таком, к примеру, ваши предшественники и подумать даже не могли?!
– Действительно, на мою долю это выпало… Приходилось уничтожать стратегические баллистические ракеты. Вот, к примеру, СС-19… На Украине было два типа ракет – СС-19 и СС-24. Первую создавал академик Челомей в Москве, а вторая – наша…
– Так как между КБ Янгеля и КБ Челомея много лет шла ожесточенная "война" (некоторые ее называют "соревнованием"), то вы ликвидировали СС-19, наверное, с удовольствием?
– Все равно сердце кровью обливалось… А следующий этап – это ликвидация наших СС-24. В Винницкой армии стояло пять полков этих ракет, и нам предстояло их уничтожить. Обидно!
– Сложно ли уничтожать ракеты, если исключить чисто нравственный аспект?
– Все-таки самое трудное – это нравственные мучения. Это ведь "изделия", созданные могучим коллективом, десятками смежников – и техника-то прекрасная, она могла еще служить и служить!.. В частности, в виде космических носителей. Или какие-то части этих ракет пригодились бы для таких носителей, но мы их уничтожили…
– Как это происходило?
– Ракета стояла заправленная, на боевом дежурстве. А потому сначала нейтрализуются компоненты топлива, потом идет разборка… Надо сказать, что наши коллеги в России относятся к этому нормально, спокойно. Всю документацию я получил – ту, что требуется для разрезки и разборки. А ведь в ракете масса тонких и опасных деталей, таких, как кумулятивные и пороховые заряды, другая пиротехника. Или баллоны с высоким давлением газов… Все это требует очень аккуратной работы. Разработка же ракеты была не наша, и это создавало дополнительные сложности. Однако все необходимо мы получили с "фирмы Челомея"… В конечном счете все, что остается от ракеты, утилизируется в виде металлолома, передается владельцу ракет – министерству обороны Украины, а они уже продают "остатки" в переплавку.
– А что делалось с шахтами?
– К сожалению, они уничтожались. Шахты мы взрывали на глубину не менее восьми метров – таков договор с США. Затем засыпается "горловина" землей, производится рекультивация и появляется "зеленая лужайка". Это делала американская фирма, которая в субподрядчики брала несколько наших организаций. Кстати, американцы оплачивали все работы, связанные с утилизацией ракет… Кстати, не очень щедро…
– Дешевле уничтожить здесь ракеты, чем создавать свои собственные, не так ли?
– Конечно.
– А сколько стоит уничтожить ракету?
– Если брать весь ракетный комплекс с пусковой установкой, то порядка двух-трех миллионов долларов.
– А чтобы создать?
– Миллиарды…
– Можно как-то расшифровать? Представим, что перед вами сидит домохозяйка… или лучше внуки – кстати, у вас они есть?
– Три внучки.
– Прекрасно! Представим, внучка однажды спросит: "Дед, что ты делал всю свою жизнь?" Как и что вы расскажете о своей работе?
– Скажу, что на наиболее опасном участке истории, когда было ядерное противостояние, обеспечивал паритет с Америкой. Эту задачку мы решали и решили ее вполне достойно, на мой взгляд. Иногда меня американцы пытают, мол, как нам удалось такое. И я всегда отвечаю им: "С вашей помощью, господа! Вы делали шаг вперед, и мы следом… А иногда и на полшага вырывались вперед".
– Но вдруг выяснилось, что мы наделали очень много ракет, что у нас очень много ядерных боеголовок…