Все эти вопросы имели существенное значение, и их надо было разрешить в Бельцах. Поэтому еще в пути я отдал своим двум старшим оперуполномоченным - капитанам Зеленову и Яковлеву - распоряжение: по прибытии в Бельцы немедленно связаться с уездным отделом НКВД и начальником располагающегося там фронтового госпиталя, с их помощью подобрать для поездки с нами переводчика, врача. Повара, знающего румынскую кухню, официантку и парикмахера.
Сам же по приезде в Бельцы срочно разыскал уполномоченного транспортного отдела НКВД и через него стал выяснять возможность для оформления спецпоезда. К нашему приезду сюда не поступило сверху об этом никаких указаний. Пришлось немедленно установить связь по селектору и просить прибыть наркома внутренних дел Молдавии генерал-майора Мордовца. Он прибыл и сообщил, что начальник управления контрразведки фронта ему уже звонил и он принимает меры: где-то к 14.00 из Кишинева в Бельцы прибудет паровоз с подобранной бригадой и вагоном-салоном, которым пользовались немцы.
По рекомендации уполномоченного транспортного отдела станции Бельцы было решено оформить спецпоезд из пяти вагонов: товарного, вагона-кухни, салона, спального для "гостей" и оперработников, а также пассажирского для охраны. Вопрос о том, какая будет дана "улица" нашему поезду, я решил с начальником транспортного управления НКВД СССР.
Мне вменялось в обязанность при остановках для пополнения паровоза топливом и водой доносить по селектору о состоянии "груза" начальнику транспортного управления НКВД, а он об этом будет информировать ГУКР СМЕРШ.
Румын на станцию Бельцы доставил армейский кон-рой. Старший работник штаба фронта генерал-майор Захаров попросил, чтобы этим же поездом следовать в Москву: у него там семья, которую он давно не видел, а ему предоставили недельный отпуск. Я не стал возражать. Захаров мне рассказал, что в пути следования он ехал с Антонеску, но с ним почти не разговаривал. Остальные четверо румын находились в двух других легковых машинах. Вели себя в дороге крайне настороженно.
Кроме прочего, оказывается, им было сказано, что их "везут в Москву на переговоры об условиях перемирия". Для меня эти слова стали неким ориентиром, как к ним относиться в пути.
Захаров распорядился выводить из машин задержанных. Наш переводчик предложил им почиститься и принять душ. Все, кроме министра иностранных дел Михая Антонеску, промолчали, а он отозвался на это с благодарностью. Я отдал распоряжение, и капитан Котов повел их в душ. Затем "подопечные" были размещены по купе спального вагона. Мы расположили в купе по одному румыну и нашему оперработнику, а для Иона Антонеску, переводчика и меня отвели два смежных купе с внутренней дверью.
В Москву прибыли вечером. Нас встретили руководящие работники ГУКР СМЕРШ. Своих "подопечных" мы доставили на одну из дач в Подмосковье. Затем ночью я был принят заместителем начальника ГУКР генерал-лейтенантом Н.Н. Селивановским, которому доложил о поведении румын в пути.
А в 4 часа утра о доставке в Москву клики Антонеску было доложено Сталину".
Следует заметить, что в числе арестованных находились: начальник разведывательного центра "Н" 2-й секции румынского генштаба Батезату, заместитель начальника разведывательного центра № 2 "специальной службы информации" Румынии Шербанеску, резидент германской разведки немец Штиллер, резидент гитлеровского разведывательного органа "Абверштелле - Вена" - Царану и другие высокопоставленные функционеры армии и спецслужб Румынии.
Органами СМЕРШа было установлено, что германская и румынская разведки активно использовали для шпионской работы против Красной Армии белогвардейцев и участников различных зарубежных антисоветских организаций.
В Бухаресте после отъезда Антонеску в Москву было арестовано 99 участников этих организаций. Среди задержанных находились: генеральный секретарь головной войсковой рады украинской военной организации в Европе - Пороховский, доктор экономических наук Трепке, генерал-лейтенанты Дельвиг и Геруа, полковник В.Е. Жолондковский и другие.
Всего на 15 ноября 1944 года в результате "зачистки" освобожденной территории в полосе действия 3-го Украинского УКР СМЕРШ фронта было арестовано 794 сотрудника и агента разведки и контрразведки противника.
Дело обер-лейтенанта Биттига
Рославль на Смоленщине. Осень 1943 года. После выигранной Красной Армией битвы на Курской дуге пришел черед новых побед. Войска Западного фронта под командованием генерал-полковника В.Д. Соколовского в ходе Смоленско-Рославльской операции 25 сентября освободили город.
Думается, читатель помнит Серпилина из романа К. Симонова "Живые и мертвые", который, прибыв в военный Рославль, глазами писателя увидел:
"Серпилин запомнил Рославль приветливым зеленым городком. На девятый день войны их эшелон остановился здесь, на станции, и никому еще не приходило в голову, что ехать оставалось всего ничего до Могилева…
Машина поднялась в гору по исковерканной булыжной мостовой. Главную улицу Рославля было не узнать: две стоявшие при дороге старые церкви разрушены. Одна избита снарядами и вся в дырах, у другой колокольня обрушилась горой битого кирпича: бомба ударила под самый корень.
По обеим сторонам улицы все, что было деревянного, сгорело; среди пустырей полуразбитые каменные дома - нежилые и жилые, с пробоинами, на скорую руку залатанными кирпичом, взятым с других развалин.
Уцелели только деревья, но и их стало меньше, чем раньше, - спилили на дрова…"
Так вот в одном из чудом уцелевших домов в ту радостную для рославльцев осень обосновалась военная комендатура. Управление городом в первые же дни после освобождения, как обычно, взяли на себя военные. Длинная очередь военнослужащих и местных граждан стояла на прием к коменданту - седовласому уставшему общевойсковому майору с посеревшим от бессонницы лицом. Среди ожидавших приема посетителей была и молодая девушка. И вот, когда толпа рассосалась, она вошла в прокуренную комнату.
- С каким вопросом ко мне? - поднял высоко брови майор.
- У меня живет немец, - краснея и волнуясь, ответила гостья. - Но он целиком наш сторонник, добрый и честный человек, ненавидит фашистов и Гитлера. Он сбежал из части, понимая, что скоро наступит конец Германии…
"Это не по моей части, - подумал старый пехотинец. - На хрен мне возиться еще с этим добропорядочным фрицем и разбираться с их страстями".
Он направил Анну Астафьеву, так представилась девушка, к военным контрразведчикам, которые подчинялись УКР СМЕРШ Центрального фронта.
Там в беседе с оперативным работником, старшим лейтенантом Стариновым, девушка "поведала необычную для военного времени романтическую историю". Она рассказала, как однажды вечером к ней на улице пристали пьяные немецкие солдаты. Случайно оказавшийся поблизости ефрейтор Клаус Биттиг защитил ее и проводил до дома. Потом он несколько раз заходил к ней на квартиру, приносил продукты и помогал деньгами. Так постепенно между ними складывались добрые отношения. Инициатива в глубоком чувстве больше исходила со стороны немца.
- Где сейчас находится Клаус? - естественно, поинтересовался Старинов.
- У меня дома.
- Чем он объяснял побег из части?
- Непринятием гитлеровского режима…
- Кого, кроме вас, он знал в городе?
- Никого… не было у него в Рославле других знакомых.
- Что собирается делать?
- Устроиться на работу и помогать нашей семье, - ответила Аня Астафьева, участница недавнего рославльского подполья.
Во время беседы, а скорее допроса, у начальника отдела военной контрразведки капитана Москалева ефрейтор Биттиг почти слово в слово подтвердил рассказ своей дамы сердца, дополнительно сообщив, что служил в секретном отделе штаба армейского корпуса.
"Зачем думать и мечтать о журавле, когда у меня синица в руке, - подумал военный контрразведчик. - В случае вербовки и переброски его за линию фронта откроется прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить нельзя. Время работает против этой затеи. Германская контрразведка тоже не спит и тщательно будет проверять прорвавшихся своих солдат из окружения".
В то же время он понимал, что в ставке на Биттига есть рискованная компонента - слишком мало он знал о немецком ефрейторе. В приемно-пересылочном армейском пункте для немецких военнопленных ни ему, ни Старинову не удалось найти его сослуживцев. Соседи Астафьевой ничего существенного не добавили к тому, что стало известно контрразведчикам.
И все же на имя начальника Управления контрразведки СМЕРШ Центрального фронта генерал-лейтенанта Александра Анатольевича Вадиса была отправлена обобщенная справка на Биттига с замыслом вербовки его и переброски через линию фронта.
С ответом фронтовое управление СМЕРШ не задержалось. Москалев получил на проведение такой операции разрешение, обставленное различными советами о тщательной перепроверке всех объяснений немецкого ефрейтора.
А дальше события развивались так: Биттиг охотно согласился на сотрудничество и дал подписку о неразглашении факта установления негласного контакта с советской военной контрразведкой под псевдонимом "Штабист". По этому случаю на столе появилась бутылка водки и нехитрая армейская закусь.
- А теперь, Клаус, - заметил Москалев, - я предлагаю нам всем троим сфотографироваться. - Это предложение Биттиг воспринял без энтузиазма.
На второй день снова троица встретилась. Москалев показал сделанную фотографию и попросил на обратной ее стороне еще раз подтвердить советским контрразведчикам свою преданность и готовность выполнить задание.
- Зачем это? - настороженно спросил - естественно, на немецком - ефрейтор.
- Для закрепления нашей дружбы, - улыбнулся капитан.
- Если так, то почему бы и не написать, - кисло проговорил Клаус.
С этого момента наступил период интенсивной подготовки "Штабиста" к внедрению в гитлеровский армейский штаб. Ефрейтор, на удивление "педагогов", оказался весьма смышленым и способным учеником. Как говорится, все схватывал на лету, и на второй день занятий говорили на одном языке - языке разведки.
Решили подготовить два варианта задания, согласовав их с руководством УКР СМЕРШ Центрального фронта.
Первый: после возвращения в часть и получения доступа к секретным планам гитлеровцев вы должны снять копии важных документов и с ними перейти линию фронта.
Но здесь была одна зазубрина - агент совершенно не знал русского языка, а без этого пройти почти полсотни километров по незнакомой местности дело рискованное, если не несбыточное и невозможное.
И второй: после возвращения в часть и получения доступа к секретным планам гитлеровцев вы должны снять копии важных документов и всю собранную информацию передать нам через связника. Именно на этом варианте стал настаивать смышленый агент "Штабист".
Это еще более усилило подозрения чекистов о возможной подставе со стороны гитлеровской разведки. Вот уж действительно, чем меньше мы знаем, тем больше выказываем подозрений. А знали армейские чекисты о немецком ефрейторе очень мало. Вокруг "Штабиста" была абсолютная пустота, не за что было зацепиться.
После беседы с Биттигом Москалев возвратился к себе в кабинет и в который раз стал внимательно перечитывать материалы дела на перебежчика, пытаясь найти важную зацепку, которая бы привела к раскрытию хитроумного плана, возможно, задуманного немецкой разведкой.
"Если Клаус враг и осел в городе для сбора информации о наших войсках, - размышлял Москалев, - то у него должен быть связной, который забирал бы у агента секретные материалы и передавал немцам по радио или курьерским способом через линию фронта". Если это так, то надо искать затаившегося недруга в городе. Но ведь проверка указанных Астафьевой адресов, где она видела Биттига, тоже ничего не дала. Хозяева пяти квартир не вызывали никаких подозрений, а в двух других жильцы отсутствовали.
★ ★ ★
Старинов решил переговорить с солдатами из комендатуры, задержавшими ефрейтора, в надежде, а вдруг что-нибудь прояснят они.
"Что меня толкнуло на этот шаг, - рассуждал старший оперуполномоченный КР СМЕРШ. - Наверное, интуиция, которая никогда не подводит того, кто ко всему готов. Она - наш первый учитель. Я был готов ко всему из-за того, что появился в деле "Штабиста" напряг в уверенности запланированной операции. Сомнения у меня росли, ширились и, наконец, после встречи с бойцами превратились в навалившийся огромный ком полного недоверия к немцу".
И вот подчиненный в кабинете Москалева. Ни слова не говоря, Старинов выложил на стол начальнику кучу вещей, среди которых оказался фотоаппарат.
- Что это и откуда они у тебя? - непонимающе спросил капитан.
- Отобрал, вернее, предоставили наши солдаты.
- Не понимаю… Какие? И какое имеют отношение эти предметы к нашему главному делу? - чуть строже спросил Москалев.
- Прямое, самое прямое, - он назвал хозяина кабинета по имени и отчеству, чего раньше никогда не делал, и на лице старшего лейтенанта расплылась довольная улыбка. - Это вещи, которые шустрые "комендачи" экспроприировали у нашего Клауса при задержании.
- Вот как?
- Да-да, пришлось немного постращать наших мародеров, так они все забранное у немца и принесли Мне, - с охотой докладывал подчиненный своему начальнику. - Кроме всего прочего, еще одна новость - в одном из двух пустовавших домов неожиданно появились жильцы.
- Что ж, интересно, интересно… Надо хозяина дома хорошенько проверить через наших коллег, кто он и как характеризовался до войны.
- Я навел справки. Перед войной он уже попадал в поле зрения органов госбезопасности, но последующие события, связанные с войной, помешали провести проверку до конца.
Подозрения Москалева начали оправдываться.
- Надо хорошо проработать адрес появившихся хозяев, - приказал начальник отдела оперативнику, а сам занялся с Биттигом подготовкой к заданию. Тот был возбужден и с трудом сдерживал волнение: ведь завтра предстояла его заброска в немецкий тыл.
Москалев, прежде чем пригласить Биттига в кабинет, разложил на столе некоторые вещи "Штабиста", в том числе и фотоаппарат.
Когда немец зашел в помещение, то, увидев фотоаппарат, слегка побледнел, но быстро справился с волнением. В дальнейшем разговоре с советским контрразведчиком он стал энергично отвергать связь с гитлеровской разведкой. Самозащиту строил на слабых доводах и трудно проверяемых аргументах. Испарина на лбу и бледность лица, чередуемая с покраснением ушей, выдавали в нем процессы глубокого волнения.
★ ★ ★
А тем временем Старинов, работая по адресу, выяснил интересные подробности о хозяине дома. Им оказался некий чех - Рудольф Гочекаль, попавший к нам в плен еще в годы Первой мировой войны и оставшийся затем проживать в приютившей его России. Он был тут же доставлен в отдел контрразведки СМЕРШ, где, поняв сложившуюся ситуацию, явно провальную для своего агента, не стал долго запираться. Гочекаль признался в причастности к германской разведке, сообщив, что начал работать на гитлеровскую спецслужбу с 1936 года. Перечислил ряд выполненных им перед войной шпионских заданий. Последнее из них касалось организации связи с Биттигом, который был специально оставлен на советской территории для сбора развединформации.
Агента арестовали. На следующий день Москалев и Старинов решили допросить немецкого агента. Когда Биттиг вошел в кабинет, то увидел в углу странную фигуру человека с нахлобученной на лоб черной шляпой с большими полями.
- Проходите и садитесь, - предложил стул военный контрразведчик недавнему "Штабисту".
- Благодарю, - испуганно, как будто ожидая нового удара в своем разоблачении, по-змеиному прошипел Клаус.
Москалев выдержал некоторую паузу, затем вытащил из ящика большую фотографию и спросил:
- Взгляните, вы знаете этого человека?
Биттиг посмотрел на фото, его бросило в жар из-за понимания, что игра с чекистами окончательно проиграна. Это был портрет Гочекаля. В это время за спиной немецкого разведчика раздались шаги, и появился сам Гочекаль. Проигрыш стал очевиден, а поэтому Биттиг заговорил на хорошем русском языке.
О разоблаченном немецком лазутчике в Центр полетела шифротелеграмма:
"Оперсоставом УКР СМЕРШ НКО Центрального фронта был разоблачен агент немецкой разведки обер-лейтенант отдела 1 Ц армейского корпуса Клаус Биттиг, который по заданию начальника разведотдела капитана Виккопфа пытался осесть в тылу Красной Армии в городе Рославль Смоленской области для сбора шпионской информации".
Обескураженный быстрым разоблачением немецкий разведчик много чего интересного рассказал чекистам. Он поведал о структуре своего отдела, имеющейся на личной связи агентуре и дал установочные данные на ряд своих сослуживцев.
А что касается Астафьевой, то она легко попалась в расставленную Биттигом и его коллегами ловушку. Спектакль с закономерно трагическим концом для фашиста, игравшего "рыцарскую" роль, закончился судом. И все равно "Штабист" даже в таком виде - неудачника поработал на военную контрразведку.
По следам голубоглазого зверя
Это случилось коротким зимним днем 29 января 1943 года в Сталинграде. Во время прочесывания освобожденной территории города разведывательно-поисковая группа одного из полков Южного фронта в кирпичных развалинах школы обнаружила человекоподобное существо, одетое в грязные лохмотья. Вместо обуви ступни ног были замотаны в обрывки детского одеяла. На плечах болтался прорванный и прожженный в нескольких местах припорошенный известкой и бетонными мелкими осколками тулуп. Голова его была замотана в грязный женский платок, покрытый терракотовой пылью - следами кирпичного крошева. На наших солдат испуганно смотрели поблекшие серые водянистые глаза, когда-то имевшие, по всей видимости, голубой цвет.
Только по замусоленным погонам и нашивкам на порванном мундире они догадались, что перед нашими воинами стоит немецкий полковник. С ним был небольшой потрепанный кожаный чемоданчик, в котором лежали карта и исписанные мелким убористым почерком общие тетради.
Пока окоченевшего пленного вели в штаб к военным контрразведчикам, полковник сразу же приободрился - как-никак его вытащили из могилы, где он должен был бы замерзнуть.
- Этот тип, товарищ капитан, мне кажется, по вашей линии. При нем вот и чемоданчик, который может заинтересовать вашу службу, - пояснил один из разведывательно-поисковой группы.
- Ну что ж, молодцы! И его проверим, и с документами разберемся, - ответил старший оперуполномоченный капитан Федоров.
Скоро Федоров установил, что военнопленный - это командир 134-го пехотного полка вермахта полковник Бойе.
"Здесь, на Сталинградской земле, - подумал военный контрразведчик, - все они, некогда лощеные, высокомерные и наглые, полковники и генералы, я уж не говорю о солдатах, становились смирными, суетливыми и угодливыми".
На карте, изъятой из чемодана, немец расторопно и охотно стал указывать места расположения огневых позиций его части, оборонительных рубежей батальонов и их штабов, которые перестали уже существовать. Полковнику теперь нечего было скрывать - трехсоттысячная Сталинградская группировка немцев перестала существовать. В ходе проведения наступательной операции наших войск "Уран" и операции "Кольцо", целью которой являлась ликвидация окруженных гитлеровских войск во главе с командующим 6-й полевой армией фельдмаршалом Паулюсом.