Тут мы и подходим к главному: реакционность не так еще плоха, консервативность почтенна, либерализм и парламентаризм во многих отношениях ужасны. Но ведь для борьбы с либерализмом вовсе не надо зверем кидаться на все новое, вводить драконовскую цензуру и отсекать народ от просвещения, а интеллигенцию - от народа! Одна доведенная до конца реформа - и вечная дихотомия государственного террора и дикого бунта разрушается на корню! Но Победоносцев видел свою миссию в консервации России вовсе не потому, что консервированная Россия представлялась ему более стабильной, а потому, что в России просвещенной и обладающей зачатками демократии не было бы места ему, претенденту на духовное лидерство. Этот человек, наставник двух российских императоров, представитель высшей духовной власти в стране - обер-прокурор Синода, - не имел ровно никаких данных для такой духовной власти. Это был патентованный правовед, скучнейший, традиционнейший запретитель, у которого сроду не хватило бы ни духу, ни изобретательности на грандиозную софистику, которую противопоставляет Христу Великий Инквизитор. Победоносцев был скучен, как все фарисеи, и примитивен, как сама отечественная бюрократия; все хитросплетения и завитушки его стиля вьются на пустом месте. В его сочинениях не усмотришь ни любви, ни добра, ни искренней заботы об Отечестве, относительно которого не мог же он совершенно заблуждаться! Если уж генерал-адъютант при Александре III Отто Рихтер понимал, что Россия - котел, готовый взорваться, а охранители ходят вокруг и дыры латают, - не мог же Победоносцев не понимать, чем кончится его консервация! Но и отлично сознавая это, он все не мог проститься с ролью духовного светоча и властителя дум; как мы видим сегодня, у нас полно желающих попасть на роль наипервейшего консерватора - исключительно во имя удовлетворения личной амбиции. Что котел при таком подходе либо треснет, либо сгниет, - им уже решительно по барабану. Пожалуй, не так уж и преувеличивает Радзинский, возлагая ответственность за русскую революцию не столько на Владимира Ильича, сколько на Константина Петровича.
В народ он не верил, панически его боясь. России не любил, ибо ради ее спасения не желал поступиться ролью наставника. Думаю, что и Христос ему - как Инквизитору - "мешал", и этой-то параллели он не мог не увидеть. Почему же, несмотря ни на что, ему понравились "Братья Карамазовы"? Почему он, люто ненавидевший куда менее радикального Толстого, простил Достоевскому эту жесточайшую карикатуру?
Да потому, что Инквизитор там назван Великим. Пусть не по заслугам, а по должности, - но ему это явно льстило.
29 мая 2007 года
Pity pas, или Бодрствующая красавица
В связи с нарастающим суверенитетом российской политики, культуры и общественной жизни возникает нужда в новых (точнее, подзабытых старых) трактовках некоторых событий и фигур. Сценарии похищения радио у нашего Попова руками подлого Маркони, а также описания козней, чинимых Ломоносову ихним Лавуазье, отработаны еще в 40-х годах прошлого столетия, в ходе борьбы с низкопоклонством. Но кое-кто остался в тени. Возьмем, например, мало кем замеченный юбилей одного события 160-летней давности: в середине июня в столицу российской империи прибыл балетмейстер-неудачник, международный авантюрист Мариус Петипа.
Свою сомнительную карьеру будущий растлитель русского балета начал в низкопробных заведениях портового Марселя, где развлекал невзыскательную публику дешевыми ужимками и прыжками. За это и получил кличку Pity pas, что в переводе с англо-французского означает "жалкое па". Не преуспев во Франции, Петипа обратил свои взоры на Россию, всегда чересчур доверчивую к иноземным хищникам. Россия в те годы уверенно поднималась с колен под мудрым, истинно рыцарским руководством Николая Павловича, любовно прозванного в народе Палкиным за уверенную расправу с дестабилизаторами, - и служила приманкой для хищников всякого рода, зарившихся на ее сырьевые ресурсы. Увы, опытные специалисты из Третьего отделения были чересчур мягкосердечны и не сумели поставить заслон даже на пути растленных геев А. де Кюстина и Ж.Дантеса: первый навеки подорвал нам пиар в глазах Европы, второй разрядил в солнце нашей поэзии пистолет, коварно наведенный мировой закулисой. На волне доверчивого внимания ко всякого рода международным проходимцам в Россию пустили и Петипа. Обманом втершись в доверие к балетмейстеру императорских театров, он получил главные роли в нескольких постановках.
Нет сомнения, что Петипа осуществлял в Петербурге главным образом шпионские задачи. Для связи со своими нечистоплотными хозяевами он выбрал отель француза Ж. Кулона, где и остановился (вместо того чтобы сразу нанять квартиру у русских хозяев или въехать в гостиницу "Октябрьская", которой тогда, правда, не было, но это ничего). Современники вспоминают, что Петипа "любил гулять по Петербургу" и "любоваться его красотами" - спрашивается, зачем гулять и присматриваться к красотам, если ты не шпион? Во время прогулок Петипа "не расставался с записной книжкой", куда "заносил пришедшие ему в голову хореографические фигуры": о, знаем мы эти хореографические фигуры! Если ты хореограф - сиди в театре и рисуй, а записные книжки с собой носит знаешь кто? Нет сомнения, что разразившаяся вскоре Крымская война, в которой Англия и Франция объединились против уверенно растущей России, была проиграна не в последнюю очередь из-за подлого шпионажа так называемого балетмейстера. История умалчивает, бывал ли Петипа в Крыму в период подготовки к войне, но тот факт, что он в 1910 г. умер в Гурзуфе, говорит о многом.
Естественно, шпионажем "балетмейстер" не ограничивался. Его задачей было растление русского национального искусства. Именно с "легкой" руки Петипа в наш русский танец вошли всякого рода сомнительные термины: фуэте, па-де-де и прочая фуагра, глубоко чуждая нашему народу. Вместо русского национального балета Императорские театры заполнялись "Пахитами" и "Корсарами", не отражавшими ни роста российской экономики, ни стремительного взлета национального самосознания. Коварно став главным балетмейстером, Петипа умышленно привел на сцену персонажей бездуховной "Сатанеллы" и эротически-разнузданной "Дочери фараона", но не осуществил ни одного балета на русскую тему и на отечественном материале. С характерной для иноземца ненавистью ко всему нашему, национальному, духовному, гречневому он извратил образ России в балете "Спящая красавица", намекая на стабилизаторскую роль мудрого Александра III, при котором страна и вправду оказалась погружена в благодетельный сон, но кому ж от этого было хуже! Петипа категорически не допускал в свои "балеты" ни одного русского национального танца, тогда как испанскими и немецкими дивертисментами насыщал что попало - первым исключением стало "Лебединое озеро", где русская пляска все-таки выглядит короче остальных. Впрочем, что спрашивать с "балетмейстера", не удосужившегося за 60 лет пребывания в России толком выучить русский язык!
Лишь бесконечной добротой начальства разных уровней можно объяснить чудовищный факт, что место главного балетмейстера Петипа занимал целых 40 лет (1862–1902 гг.), да и потом вмешивался в работу театра. Только энергичный протест молодого, истинно русского балетмейстера М.Фокина привел к ослаблению позиций престарелого шпиона, продолжавшего наполнять русскую сцену эротическими фантазиями. Трудно сомневаться, что и досадный проигрыш в русско-японской войне был делом рук французского информатора, а русский военный успех 1877 г. в противостоянии туркам объяснялся главным образом тем, что Петипа в это время отвлекся и несколько ослабил шпионскую активность.
Именно благодаря Петипа русский балет надолго стал неконкурентоспособным, застыл в европейских формах, отвергал любое новаторство. Именно Петипа в последние годы работы приметил маленькую Аню Павлову и завербовал, что подтверждается бегством Павловой во Францию после русской революции. Борьба с консервативным, мертвенным и эротически-разнузданным наследием Петипа стала первоочередной задачей советского искусства - но, увы, отдельные ретрограды продолжали и тогда восстанавливать его никому не нужные балеты, в отдельных па которых зашифрована неистребимая ненависть ко всему русскому и информация о наших секретах.
Лишь сегодня, когда Россия уверенно встает (см. выше), можно сказать правду о французском "балетмейстере". Но еще ждут своего часа Растрелли, Росси, Бенуа - все, кто закрыл дорогу к трудоустройству и славе соотечественников, чьи таланты щедро произрастали в России под ласковым солнцем крепостничества.
25 июня 2007 года
Ксенияфобия
Потребители массовой культуры оценивают не изображение, а контрастность, не качества, а степень их выраженности. Некоторые до сих пор этого не понимают и продолжают оценивать телевидение с точки зрения христианской морали и хорошего вкуса. Героем массовой культуры является не тот, кто вытащил ребенка из проруби или собрал 50 центнеров чего-нибудь с гектара, а тот, кого можно поместить на футболку. От героя массовой культуры требуется только цельность, беспримесность: если злодей - то без малейшего проблеска, как Гитлер. Если пассионарий - то совершенно без башни, как Че. Если хам - то не останавливающийся ни перед чем, как Жириновский. Если пошлость - то Ксения Собчак. Если бы ее не было, ее необходимо было бы выдумать - именно с такой фамилией, такими происхождением, образованием, состоянием, характером и занятиями. У прославленного сетевого поэта Орлуши (Андрея Орлова) есть широко цитируемое стихотворение про резиновую Ксению Собчак. Иногда мне кажется, что она и есть резиновая, потому что в реальности такой абсолют недостижим. Реальные люди всегда хоть в чем-то отступают от канона - абсолютная "чистота порядка", как называл это Хармс, наводит на мысль о рукотворности. Многие искренне полагают, что тот же Владимир Жириновский - проект, запущенный КГБ. Проект "Собчак" убивает слишком многих зайцев, чтобы признать его счастливой случайностью. Но поскольку я за последнее время не видел ни одного столь удачного проекта отечественных спецслужб, приходится признать, что тут Господь поработал лично.
В пользу резиновости Ксении Собчак говорит еще и ее абсолютная пустотность: проект "Собчак" не утверждает никаких ценностей, попытка подверстать под нее молодежное движение "Все свободны" закончилась ничем. Персонаж масскульта тем и отличается от реального лица, пригодного для делания дел, возглавливания движений, традиционных человеческих поступков (вроде выхода замуж и пр.), что от культурного героя требуются не действия, а манифестации. К реальным поступкам он не особенно пригоден - не зря брак Ксении Собчак расстроился, а новый гламурный комсомол не заладился. Любопытно, что от своего отца она унаследовала в полной мере (говорю, конечно, не о реальной Ксении, но о созданном ею имидже) только одну черту: он тоже был человеком очень демонстративным, манифестирующим некий образ демократа. Может быть, он и не был создан для реальной рутинной работы - слишком любовался собой, слишком хорошо говорил, слишком работал на публику; он не годился для возрождения Санкт-Петербурга, но идеально подошел для его переименования. Вспомним - ведь он поднялся именно на гребне раннедемократической эпохи, когда требовались не дела, а лозунги, не работники, а герои, не люди, а символы. Собчак и был символом, и дочь пошла по его стопам - только волна пониже и гребень пожиже.
В свое время, по юности и неопытности, я высказывал некие претензии к Ренате Литвиновой - и того не понимал, что Литвинова не автор, а героиня, не актриса, а клоунесса, не сценарист, а именно культурный миф. Она героически, с недюжинным самопожертвованием воплощает тип, который ей и самой давно тесен, а то и противен, - но воплощает столь полно и совершенно, что комар носа не подточит. Дурновкусие? Но что считать хорошим вкусом - еще большой вопрос. Было в 90-е годы такое словечко "стильность": оно обозначало не то, что хорошо, и даже не то, что "вкусно", а вот именно последовательность, абсолютное стилистическое единство. Скажем, опрятная квартира с цветком герани на окне - это не стильно, а та же квартира в состоянии полного бардака, с гераневым горшком, утыканным окурками, и с комом грязного тряпья на полу - это стильно, потому что цельно. С этой точки зрения, Тодоровский-младший - не стильный режиссер, потому что реальность у него не окончательно огламурена и подчас прорывается сквозь весь европеизм; а Балабанов - стильный, потому что в "Жмурках" нет ни капли человечности, одна гнусь. Алина Кабаева - девушка красивая, но не стильная, потому что выглядит гламурно, но глупостей почти не говорит. И даже Оксана Федорова - это не стильно. Стильно - это Собчак, потому что это совсем. Что именно совсем - сразу и не скажешь: совсем нагло (никогда не забуду, как она в фильме Бориса Корчевникова о "золотой молодежи" по-барски понукала гримершу). Совсем бездарно (все видели, как она в "Доме-2" пытается изображать сочувствие и живой интерес к жертвам). Совсем глупо (она ведь почти во всех интервью учит молодых людей свободе и нонконформизму). Собственно, как раз после одного из таких интервью я и понял про нее все самое главное. Она рассказывала, как однажды в чрезвычайно модном ресторане обнаружила у себя дыру на колготках. И тут же проделала еще несколько дыр. Потому что когда дыра одна - это неловко и некрасиво, а когда их три - это стильно. Как ни странно, в одном из христианских апокрифов есть сходная мысль. Там Христос увидел пахаря, пашущего в субботу. И сказал пахарю: горе тебе, если ты нарушаешь заповеди по незнанию, но благо тебе, если ты ведаешь, что творишь.
Простите за то, что имена Христа и Ксении Собчак соседствуют в этом тексте. Но Ксения Собчак явно ведает, что творит. И для того чтобы так подставляться, в самом деле потребно определенное мужество - но ведь и ее отцу требовалось мужество, чтобы так полно воплощать образ демократа первой волны.
Я не знаю, для чего запущен проект "Собчак-2". Может быть, для дискредитации имени одного из самых обаятельных русских либералов. Может, для демонстрации от противного - какой НЕ должна быть наша молодежь. А может, для образца: в светской тусовке выделывайтесь сколько хотите, не лезьте только в политику. Наконец, может быть, Ксения Собчак - своеобразный громоотвод для общественного мнения (что тактику громоотводов наверху сегодня любят - это и к бабке не ходи, пример Зурабова и Онищенко у всех на виду). Обыватели ненавидят Ксению и ее тусовку - и меньше обращают внимания на своих реальных врагов. И всем удобно: Ксения, не обладая ровно никакими талантами, получает свою долю славы, а внимание обывателя отвлекается от его реальных врагов… Думаю, она не без удовольствия работает жупелом. Это ее экстремальный спорт. Ей по кайфу разжигать ксенияфобию.
…Что же, спросите вы меня, вам и фашизм нравится - за цельность? Нет, не нравится, конечно, но ведь "нравится - не нравится" - совсем не критерий в феноменологическом разговоре, который мы тут ведем. А что фашизм - штука стильная, в этом весь мир неоднократно убеждался. Не зря дети 70-х повально играли в гестапо после фильма "Семнадцать мгновений весны": он ведь как раз об этом. О стильности. И я вполне допускаю, что в гламурном мире - стилистически столь же монолитном, как декорации Третьего рейха, - Ксения Собчак является немного Штирлицем. Не исключаю, что где-нибудь в своем тихом особняке она поет "Не думай о секундах свысока", читает хорошие книжки или отправляет шифровки Юстасу. Я даже догадываюсь, кто этот Юстас.
Но наступает день - и в своем сверкающем мундире она снова выходит в страшные коридоры стильного мира. Чтобы воплощать цельное, абсолютное и беспримесное зло. В этом смысле она вне конкуренции. Перебить ее популярность смог бы только тот, кто с такой же полнотой и безупречностью воплотил бы абсолютное добро.
Но такой человек тоже уже есть.
2 июля 2007 года
Охотник пуще невольника
155 лет назад увидели свет "Записки охотника" Ивана Тургенева.
Иван Сергеевич Тургенев был по натуре человек робкий. Миф о том, что при первой опасности он, в чем был, уезжал в Баден-Баден, не вовсе лишен основания. Его ранние сатирические стишки и очерки создали ему ряд проблем, и он прочно решил переключиться на бытописательство. Видя же вокруг себя все больше подтверждений тому, что Россия - не Европа и никогда ею не сделается, он начал отдаляться от людей и в одиночестве, только с верной собакой и ружьишком, похаживать по пустынным лесам Орловской губернии, заодно надеясь и подкормиться. Охота казалась ему столь невинным занятием, что уж никак не должна была вызвать нареканий со стороны правительства и одобрений со стороны Белинского. Окрыленный новыми поэтическими впечатлениями наш автор 160 лет назад начал и пять лет спустя закончил цикл охотничьих рассказов, первый из которых - "Хорь и Калиныч" - явился читателю в первом номере "Современника" за 1847 год.