Он был посланником в Риме во времена Павла V и вызвал о себе множество толков, а когда Папа умер, немало способствовал своими происками и всякими недозволенными действиями избранию Григория XV. Новый Папа, когда Маркиз явился к нему, сказал: "Все это дело ваших рук; просите же у меня все, что вам угодно, не хотите ли кардинальскую шляпу? Вы получите ее в тот же день, что и мой племянник". Маркиз, будучи старшим в роде, отказался ее принять. (Его старший брат был убит при осаде Лаона, а сам он, получивший епископство Нуайонское и сан кардинала, вступил в военную службу; кардинальская шляпа досталась его кузену де Сурди.) Впоследствии Ботрю, наблюдая, как Маркиз уже на склоне лет играет в карты без очков, говорил ему: "Господин Маршал, вы совершили большую ошибку: вам следовало принять кардинальскую шляпу; было бы весьма назидательно увидеть, как декан Святейшей Римской коллегии пытает счастье в игре, не надевая очков". Он всегда играл безо всякого удержу. Порою его прислуга выглядела великолепно; порою же его люди бывали даже разуты. Он всегда позволял себе быть грубияном, а стоило ему проиграть, как он был готов уложить на месте любого, да и по сю пору ему случается бить стекла. Говорят, будто однажды, проиграв сто тысяч ливров, Маркиз тут же велел загасить у себя в доме свечу и сильно разбранил своего дворецкого за то, что тот так небережлив; мол, свеча эта лишняя и он, Маркиз, ничуть не удивится, ежели его в конец разорят. Он большой тиран, и нет губернатора, который так чванился бы, как чванится он своим губернаторством в провинции Иль-де-Франс. Когда он посылает куда-либо своих людей, то выдает каждому его дневной рацион. Ему идут все подати, и он распоряжается всеми ссудами. Сын его, маркиз де Кевр, будет справляться со всем этим, должно быть, столь же достойным образом.
Маршал был женат первым браком на м-ль де Бетюн, сестре графа де Бетюна и графа де Шарро. От этого брака у него трое сыновей: маркиз де Кевр, граф д'Эстре и епископ Лаонский.
Вторым браком он женился на вдове г-на де Лозьера, второго сына маршала де Темина; вспоследствии его стали называть маркизом де Темином. От этого брака у Маркиза был сын, убитый под Валансьеном в 1656 году. Его звали маркизом д'Эстре. Ботрю говорил, что не было на свете еще такой знатной семьи, которая насчитывала бы так много именитых дворян, ибо она дала маршала д'Эстре, графа д'Эстре и маркиза д'Эстре.
Маршал, который вообще-то слывет человеком беспощадным, является, однако, примерным семьянином; он прекрасно жил с первой женой и живет в добром согласии со второю. В этом его старший сын похож на него - он весьма скорбел о своей умершей супруге, хотя та красотою отнюдь не отличалась; она была дочерью его мачехи. Маршал д'Эстре обладает одним хорошим свойством: его не так-то просто удивить. Ему присуща стойкость и известная проницательность в делах. Когда некто Кудре-Женье, быть может, чтобы попросту сунуть нос в чужое корыто, посмел сказать покойному Королю, будто на крестинах одного из детей господина де Вандома его собираются отравить с помощью полой вилки, куда будет вложен яд, который вытечет на подаваемое ему кушанье, господин де Вандом хотел тут же удалиться; Маршал удержал его и сказал, что, поскольку он не виновен, ему надлежит остаться и потребовать справедливого расследования. И в самом деле, Кудре-Женье поплатился за это головою.
Маршал совершил за свою жизнь кое-какие добрые дела. Когда кардинал де Ришелье учинил процесс против г-на де Ла-Вьевиля, маршал д'Эстре потребовал конфискации трех поместий у г-на де Ла-Вьевиля и сохранил их за ним, направив ему потом милостивую королевскую грамоту. Г-н де Сен-Симон, получивший остальные земли, поступил иначе, и впоследствии было судебное разбирательство по поводу ущерба, который он этим угодьям нанес.
Находясь в Провансе, Маршал согласился командовать уж не помню какими войсками, посланными туда Ришелье, не иначе как совместно с г-ном де Гизом. Он отказался взять на себя управление Провансом; обязанности эти принял маршал де Витри.
Будучи еще до рождения короля Людовика XIV чрезвычайным послом в Риме, он оставался там до тех пор, пока сильно не повздорил с семейством Барберини. У Маршала был конюший, звали его ле Рувре. Это был старый распутник, насквозь прогнивший от дурной болезни; от легкого укола булавкой у него делалась язва. Никогда не доводилось мне видеть такого наглеца и грубияна. Однажды, чтобы не пропало лекарство, приготовленное для упряжной лошади, которой оно не потребовалось, он принял его сам и едва не околел. У этого человека был слуга, который держал игорный дом: такова привилегия конюших, находящихся на службе у посланников. Лакей что-то натворил; его забрал полицейский пристав, и он был приговорен к галерам. В то время как его туда отправляли со множеством таких же, как он, ле Рувре вместе с камердинером Маршала, вооруженные одними только ружьями и шпагами, обратили в бегство не то двадцать пять, не то тридцать стражников, каждый из коих может дать два-три выстрела, поскольку, помимо карабина, они носят пистолеты за поясом да вдобавок еще добрую кольчугу. Ле Рувре, оставшись таким образом победителем, освобождает всех каторжников. Неслыханное оскорбление для Барберини, Маршал спасает своего конюшего и, боясь, как бы в Риме с ним не вздумали расправиться, велит отправить его за пределы столицы, дав ему в качестве охраны восемь или десять французских солдат из тех, что находились на службе у венецианцев. Барберини прибегают к услугам знаменитого бандита по имени Джулио Пеццола, который посылает своих людей в окрестности того местечка, где находился ле Рувре; мне кажется, это происходило где-то во владениях герцога Пармского, в Капрароле или же в Кастро. Ле Рувре, будучи груб и своеволен, удирает оттуда и отправляется на охоту без охраняющих его солдат. Бандиты его подстерегают, убивают из засады и приносят его голову кардиналу Барберини. Маршал мечет гром и молнии. Дабы умиротворить его, Джулио Пеццола, который отнюдь не скрывает, что замешан в этом деле, отправляется к Кийе, неглупому малому, служащему у Маршала, и предлагает принести ему головы семи бандитов, участвовавших в нападении, и говорит: Padron mio, e un piatto regalato, un piatto di sette teste: non se n'e mai servito un tale a nissun principe.
Наконец дело зашло так далеко, что Маршал выехал из Рима и отправился в Парму, где он подбил владетельного герцога, бывшего уже и до того в больших неладах с Папою, на все то, что он потом совершил. Я слышал от Кийе, что во время славного похода, в котором они дошли до Римской Кампаньи, их драгуны отчаянно грабили крестьян и те молили их: Illustrissimo signor dragon, habbiate pieta di me. Я нахожу, что во всем том, что было написано по приказу Папы против Маршала, Его Святейшество оказывал ему большую честь - на том основании, что имя его было Аннибал д'Эстре, о нем писалось: Annibal ad portas, так что это имя заставило сочинителей наговорить немало глупостей.
Маршал долгое время не осмеливался возвращаться на родину, ибо кардинал де Ришелье не очень-то одобрял его поведение. Наконец он примирился с ним. Все остальное можно найти в "Мемуарах эпохи Регентства".
Когда Маршалу было лет семьдесят или около того, он как-то отправился навестить г-жу де Корнюэль, а той необходимо было в это время поговорить с кем-то другим; она оставила его с глазу на глаз с покойной м-ль де Бембо. Вернувшись, она увидела, что наш старик пытается задрать у этой девицы подол. "Ай, ай! - сказала она ему со смехом, - господин Маршал, что это вы собираетесь делать?". - "Помилуйте, - отвечал тот, - вы меня оставили с мадемуазель наедине; я с ней незнаком и не знал, о чем с ней говорить".
Мужья - рогоносцы по собственной вине
Некий купец из Бордо, имени которого я так и не узнал, влюбился в служанку своей жены и, дабы переспать с этой девицею так, чтобы жена не заметила, он велел одному из молодых приказчиков на одну ночь занять его место в постели, взяв с него предварительно обещание, что он до хозяйки не дотронется. Этот малый, по молодости своей, не смог удержаться и сделал даже больше того, что обычно делал муж. На следующий день жена, полагая, что это был ее супруг, ибо тот вернулся и лег подле нее незадолго до рассвета, подала ему чашку бульона и пару свежих яиц. Купец дивится необычному завтраку. "О, - говорит она, краснея, - вы его вполне заслужили". Тут-то тайна ему и раскрылась. Впоследствии он обвинил этого молодца в том, что тот его обокрал, и привлек к суду. Приказчик объяснил, почему хозяин его ненавидит, и по решению Бордосского суда жена была признана порядочной женщиной, а муж - естественно, с полным основанием - рогоносцем.
А вот другая история, несколько более трагичная. У некоего Босского дворянина, по имени Бэ-Сен-Леже, жившего между Дурданом и Этампом, была очень красивая жена, а у жены столь же красивая горничная. Поскольку всем в конце концов пресыщаешься, муж влюбляется в эту служанку, неотступно преследует ее, она противится и наконец рассказывает все своей хозяйке. Та говорит: "Надобно его уличить. Через несколько дней притворись, будто ты согласна, и назначь ему свидание". Меж тем случилось так, что в тот самый вечер, как Сен-Леже должен был идти на свидание с этой служанкою, к нему приезжает один из его лучших друзей. Дабы избавиться от него, Сен-Леже отводит его спать гораздо раньше, чем то обычно положено. У приятеля возникает подозрение, он хочет знать, в чем дело; хозяин ему во всем признается. Приезжий стыдит его и убеждает уступить ему место; гость идет на свидание вместо Сен-Леже. Там он встречает жену своего друга, которая затеяла всю эту игру, чтобы потешиться над своим мужем. Гость делает то, ради чего пришел. Впоследствии жена рассказывала, что она кусала себе губы, боясь рассмеяться. Дело было в саду, и ночь была безлунной. Приятель возвращается весьма довольный, а муж ложится подле жены. Рассказ приятеля весьма его раздразнил, и он горит желанием удовлетворить свою прихоть. Жена говорит ему смеясь; "Бог мой, что это вы нынче вечером так разгулялись?". - "Что ты хочешь этим сказать?" - спрашивает он. "Ах! - отвечает она, - про сад вы, что, уже позабыли?". Бедняга тотчас же понял, в чем дело. Он и виду не показал, но это его так потрясло, что он вскоре умер. Она же после его смерти осталась совершенно одна и умерла от дурной болезни.
Граф де Сен-Поль, недавно умерший, оказался тоже пойманным своей женою, которая заняла место некоей девицы, но ничего не смог сделать. Видя это, она рассмеялась и сказала: "Ну, нечего сказать, хороши вы на свидании!". - "О, меня это не удивляет, - ответил он, - мой куцый почуял старую конюшню".
Рогоносцы благоразумные и равнодушные
Некий председатель парижской судебной палаты, о котором мне так ничего и не пожелали сообщить - ни имени, ни названия палаты, в коей он председательствовал, ни даже того, жив он еще или уже умер, так сильно боялись, чтобы я не узнал, о ком идет речь, - итак, некий председатель суда узнал от своего писца, что его жена живет с каким-то кавалером. "Подумай хорошенько, - сказал он этому писцу, - о чем ты говоришь". - "Сударь, - отвечал тот, - если вы соблаговолите вернуться из суда, как только я за вами пошлю, вы поймаете их с поличным". В самом деле, писец не преминул выполнить обещанное; и муж, взойдя один в спальню, застает там любовников. Кавалера он запирает в чулан, ключ берет себе и возвращается к писцу. "Послушай-ка, - говорит он ему, - там никого нет; ступай, посмотри сам". Писец глядит и не находит любовника. "Ты дурной человек, - говорит Председатель, - возьми то, что я тебе должен, и убирайся, чтобы я тебя больше не видел". Он выставляет его за дверь и возвращается к кавалеру. "Сударь, - говорит он, - виновата во всем моя жена; вы же ищете то, что плохо лежит; ступайте, но ежели вы мне еще раз попадетесь, я вам побью все стекла". Жене же своей, когда они остались с ней наедине, муж сказал: он де не понимает, на что та может жаловаться; по его мнению, у нее есть все, что ей требуется. Она заплакала, бросилась ему в ноги, стала просить прощения и обещала ему впредь быть самой примерной супругой. Он ее простил, и с той поры она не знала, чем только ему угодить.
Некий член Государственного Совета инфанты Клары-Эухении был женат на красавице, и хоть у них не было большого состояния, в доме их был полный достаток и они вкусно ели и пили, ибо красотка на это зарабатывала. Продолжалось это довольно долго, а муж так и не спрашивал, откуда у них такое изобилие. Жена, удивленная такой большой глупостью мужа, желая проверить, не подметил ли он чего-нибудь, стала мало-по-малу сокращать расходы на стол. Муж ничего не говорил и притворялся, будто ничего не замечает. В конце концов она урезала траты на стол до того, что свела обед к паре яиц. И тут терпение у мужа лопнуло; он взял яйца и, швырнув их об стену, вскричал: "Разве это обед для рогоносца?". Жена, убедившись, что он понимает шутку, со следующего дня вернула столу его прежнее обилие. Я слышал этот рассказ от одного француза и думаю, что рассказывают его во всех странах; но от этого он хуже не становится.
Однажды г-н Ги, знаменитый парижский трактирщик, когда в доме было полно народу, не видя своей жены и одного из своих старших слуг, стал повсюду искать и застал их в объятиях друг друга. "Фу ты черт! - воскликнул он, - смеетесь вы, что ли? Можно ли так попусту тратить время? Неужто вы не могли потерпеть, пока у нас будет поменьше дела?".
Кардинал де Ришелье
Отец кардинала де Ришелье принадлежал к почтенному дворянскому роду. Он был главным прево Королевского дома и Кавалером ордена Святого Духа, но, сильно запутавшись в долгах, едва не разорил семью. У него было три сына и две дочери. Старшая вышла замуж за дворянина из Пуату, по имени Виньеро, который был представителем dubia nobilitati.Тем не менее, он старался пробраться ко Двору и всегда водился со знатными сеньерами, играя в карты с г-ном де Креки и г-ном де Бассомпьером. Другая дочь была выдана за маркиза де Брезе, впоследствии маршала Франции. Старший из сыновей был хорошо сложен и далеко не глуп; будучи честолюбив, он всегда стремился тратить больше, нежели мог; он жаждал сойти за одного из "Семнадцати сеньеров": так в ту пору прозвали семнадцать самых блистательных придворных.
Говорят, его жена на вопрос портного, какого фасона сшить ей платье, отвечала: "Сшейте его таким, как сшили бы для жены какого-нибудь из Семнадцати сеньеров". Но, хотя он вовсю корчил из себя сеньера, да и в самом деле был хорошего происхождения, никто его за благородного человека не почитал; вот потому-то кардинал де Ришелье столь ревниво и относился к вопросу своего дворянства и происхождения. Этот г-н де Ришелье сумел расположить к себе Генриха IV, который всегда все хотел знать, сообщая ему, что происходит при Дворе и в городе, ибо усердно старался все это выведать. Он был убит на дуэли маркизом де Темином, сыном маршала в Ангулеме, в ту пору, когда там пребывала Королева, и не оставил после себя детей. Второй сын был кардиналом Лионским, а последний - кардиналом де Ришелье.
Отец сумел добиться епископства Люсонского (это не бог весть что) для второго сына, но тот покинул свою епархию и сделался картезианцем. Третьего с самого начала предназначали для духовной карьеры, и он получил это епископство вместо своего брата. Еще проходя курс в Сорбонне, он отважился выступить с ученым диспутом, обойдя факультетское начальство; свои тезисы он посвятил Генриху IV и, невзирая на крайнюю молодость, в своем обращении к Королю обещал оказать ему важные услуги, ежели тот когда-либо привлечет его к себе на службу. Желание выдвинуться и стремление получить доступ к управлению государственными делами замечалось за ним во все времена.
Он отправился в Рим, где был посвящен в сан епископа. Папа спросил его, достиг ли он положенного возраста; юноша ответил утвердительно, а после церемонии стал просить у святого Отца прощения за то, что солгал ему, сказав, будто достиг положенных лет, хотя оных еще не достиг. Папа заметил тогда: "Questo giovane sara un grand furbo".
Генеральные штаты, где он был депутатом, дали ему возможность создать себе имя. Он произнес там несколько речей, кои сочтены были превосходными; в ту пору в этом не очень-то разбирались.