После смерти Генриха IV Барбен, Суперинтендант финансов и большой друг г-на епископа. Люсонского, сумел добиться назначения его Государственным секретарем при маршале д'Анкре.
Существует некий довольно скверный историк по имени Туссен-ле-Грен; он утверждает в "Истории регентства Марии Медичи", будто Король сказал г-ну де Люсону, которого после убийства маршала д'Анкра встретил первым во Дворцовой галерее: "Наконец-то я избавлен от вашей тирании, г-н де Люсон". Сделавшись всемогущим и узнав про сие, кардинал де Ришелье счел необходимым уничтожить эту "Историю". Он стал тщательно разыскивать экземпляры упомянутого труда, и поиски его привели к тому, что все стали эту книгу покупать и узнали из нее то, что, быть может, никогда бы не открылось, не получи она такой огласки.
Королева-мать была сослана в Блуа, а г-на де Люсона сослали в Авиньон, дабы лишить их всякого общения между собою. Но когда покойный г-н д'Эпернон отвез Королеву в Ангулем, г-н де Люсон отправился к ней туда. Там-то аббат де Руччелаи, флорентиец, и г-н де Люсон в течение десяти или двенадцати дней оспаривали друг у друга благосклонность Королевы-матери, и аббат готов был одержать верх над епископом, но г-н д'Эпернон, будучи всевластным при этом маленьком Дворе, воспротивился изо всех сил благосклонности Королевы к флорентийцу.
Затем произошла смехотворная стычка при Пон-де-Се; барон де Фенест довольно едко отзывается о ней, да и название, которое дали этому бесподобному походу, достаточно подтверждает, что все это была пустая затея. Ботрю, к которому мы еще не раз вернемся, командовал пехотным полком, выступившим на стороне Королевы-матери; однажды он сказал ей: "Что до пехотинцев, Государыня, то людей, твердых на ногу, нам хватает, а вот поди поищи таких, кто был бы тверд и духом". А когда была устроена свадьба м-ль де Пон-де Курле (Это - Виньеро, ныне г-жа д'Эгийон.) с г-ном де Комбале, дабы скрепить дружбу между господами де Люином и г-ном де Люсоном, Ботрю говорил, что де пушки на стороне Короля грохочут "Комбале", а на стороне Королевы-матери - "Пон-де-Курле".
После смерти г-на де Люина, на которого отец Арну, (Г-н де Люин хотел заставить отца Арну, иезуита и духовника Короля, открыть ему тайну исповеди; отец Арну не пожелал на это пойти, хотя Конгрегация и хотела его к сему принудить. Старшины Ордена причиняли ему всяческие терзания и наконец заставили Короля взять себе нового духовника.) иезуит, бывший духовником Короля, сильно наговаривал Его Величеству, другой иезуит, отец Суфран, духовник Королевы-матери, нагнал такого страха на Короля, рассказывая ему о том, как обращались с Королевой-матерью, что тому начало казаться, будто дьявол уже ухватил его за шиворот; ибо не было человека, который бы столь мало любил бога и столь сильно боялся дьявола, как покойный Король. Итак, оба духовника вполне примирили мать и сына, и вот каким образом г-н де Люсон незаметно сделался вершителем дел и получил кардинальскую шляпу.
Когда по наущению Кардинала был арестован в Фонтенбло маршал д'Орнано, который препятствовал женитьбе Месье, понимая, что тогда дом Гизов возьмет над ним верх и он потеряет свое влияние при Дворе, - Месье, чьим воспитателем в свое время был этот маршал, придя в неистовство, в десять часов вечера устремился в покои Короля, изрядно напугав его, и пожелал узнать, кто подал ему такой совет. Король ответил, что сам был своим советчиком. Месье разыскал канцлера Алигра, который, дрожа всем телом, ответил, что он здесь не при чем. Месье вернулся во дворец и снова стал бушевать. Король, растерявшись, послал за Кардиналом, который уверенно, без всякого колебания, объявил, что это он посоветовал Королю арестовать маршала д'Орнано и что будет время, когда Его Высочество скажет ему за это спасибо. "Ну и сукин же вы сын", - сказал герцог Орлеанский и удалился.
Канцлер Алигр
Расскажу попутно, что представлял собою канцлер Алигр. Родом он был из Шартра и далеко не знатного происхождения. Он состоял советником у г-на графа Суассонского-отца. Это был человек весьма трудолюбивый, с поистине чугунной задницей, ума довольно кроткого и достаточно застенчивый. После смерти своего господина он незаметно оказался в числе тех, кому можно было доверить пост Хранителя Государственной печати, и был назначен на эту должность. Кардиналу де Ришелье он пришелся не по вкусу, и он послал его в свой загородный дом Ла-Ривьер, подле Шартра.
Должность Хранителя печати получил г-н де Марийак.
Кардинал ненавидел Месье и, опасаясь, как бы корона не досталась герцогу Орлеанскому, поелику Король был слабого здоровья, задумал расположить к себе Королеву и способствовать ей в рождении дофина. Для достижения своей цели он постарался - но так, чтобы Королева об этом не догадывалась, - посеять раздор между нею и Королем, а также Королевой-матерью, и дело дошло до того, что и тот и другая стали весьма дурно обращаться с нею. Затем он передал Королеве через г-жу дю Фаржи, ее камеристку, что, ежели она того пожелает, он сумеет вывести ее из бедственного положения, в коем она обретается. Королева, которая никак не предполагала, что виновником дурного с нею обращения является Кардинал, подумала сперва, что он предлагает ей свою помощь из сострадания, разрешила ему написать себе и даже ответила на его письмо, ничуть не помышляя, что подобное общение означает нечто большее, чем обычная почтительная любезность. Кардинал назначал свидания с г-жою дю Фаржи у кардинала де Берюлля (Это по проискам Марийаков их друг де Берюлль стал кардиналом и министром. Покойный Король говорил, что де Берюлль - самый уродливый франт во всем королевстве. Мальвиль утверждал, что за три недели, в течение которых он состоял при кардинале де Берюлле в Оратории, он навидался больше мошеннических проделок, чем за всю свою остальную жизнь. Берюлль был очень лицемерен: он проезжал на виду у всех в карете по аллее Кур-Ла-Рен с молитвенником в руке, - это он, который читал с трудом при ярком солнце по сильной близорукости.) в Фонтенбло и других местах, опасаясь встречаться с ней у себя дома во избежание огласки, а также потому, что Берюлль слыл святошей. Де Берюлль же полагал, что причина тому несколько иная.
Кардинал, видя, что дела его понемножку продвигаются, предложил Королеве через ту же г-жу дю Фаржи, (Он признался также в любви к г-же дю Фаржи и заставил ее принять свои условия.) позволить ему занять подле нее место Короля; ею де, пока она бездетна, всегда будут пренебрегать и, поскольку Король слаб здоровьем и долго не проживет, ее отправят назад в Испанию; тогда как, ежели у нее будет сын от Кардинала, а Король, что совершенно очевидно, в скорости помрет, она станет править вместе с ним, Кардиналом; ведь, будучи отцом ее сына, он всегда будет действовать в ее интересах; а что до Королевы-матери, он ее удалит, как только обретет благосклонность Королевы, о коей просит.
Королева решительно отвергла это предложение, однако окончательно оттолкнуть Кардинала не отважилась; он приложил все усилия к тому, чтобы хоть раз оказаться с нею в постели, но безуспешно. Все же он продолжал выказывать ей свою влюбленность; но в конце концов это внезапно прекратилось, когда Кардинал обнаружил, что Лапорт, один из офицеров Королевы, ездит за письмами, поступающими из Испании, и что герцог Лотарингский, переодетый, имел с нею беседу в монастыре Валь-де-Грас. Между ним и Королевой заметили и некоторый намек на нежные отношения. Кардинал велел арестовать Лапорта, и Хранитель печати Сегье учинил Королеве допрос в Валь-де-Грас. С тех пор Кардинал постоянно преследовал Королеву и, дабы ей досадить, велел поставить пьесу под названием "Мирам", где выведен Бекингем, которого любят больше, чем его, Кардинала, и где герой, т. е. Бекингем, оказывается им побит. (Демаре написал это по его распоряжению и против всяких правил). Кардинал заставил Королеву прийти посмотреть пьесу. (Г-н де Ларошфуко говорит, что Кардинал был сильно влюблен в Королеву и в бешенстве хотел заставить Короля развестись с нею; но г-жа д'Эгийон этому помешала. Королеву обвинили в тайных сношениях с маркизом де Мирабелем, испанским посланником, и Хранитель печати Сегье не только допросил ее, но и в некотором роде обыскал ее, ибо он коснулся ее тела, дабы убедиться, не прячет ли она на себе писем; во всяком случае он заглянул ей за корсаж и поднес руку к ее груди. В полном отчаянии Королева решила бежать в Брюссель. Князь де Марсийак, двадцатилетний юноша, - впоследствии Ларошфуко, участник Фронды, - должен был увезти ее на крупе своего коня; г-жа д'Отфор была с ними заодно; г-жа де Шеврез, уже сосланная в Тур, должна была бежать в Испанию, ежели ей передадут Часослов в красном переплете, и остаться на месте, ежели переплет будет зеленый. Когда же Королева отказалась от своего намерения, г-жа д'Отфор, то ли случайно, то ли позабыв об условии, послала в Тур красный Часослов. Вследствие этого г-жа де Шеврез переоделась в мужское платье и отправилась к князю де Марсийаку, который выделил ей для охраны несколько человек; за это его продержали некоторое время в тюрьме. Впоследствии Кардинал проникся к нему добрыми чувствами и предложил Князю принять его в число своих друзей. Князь не посмел согласиться на это предложение без разрешения Королевы, которая это ему не позволила.)
Царствующая Королева призналась, что с нею можно было сыграть в этом случае скверную шутку, ибо она ездила в монастырь Валь-де-Грас, где испанский посланник Мирабель, невзирая на приказание не появляться более в Лувре, как он это делал прежде (а он бывал там постоянно, и поначалу Королева-мать привлекала его к участию в Совете), беседовал с нею, за что она ему была в какой-то мере признательна. По поводу этого свидания с испанским посланником Королева говорила сперва немало глупостей: ее брат де отомстит за нее и т. д., - и всегда поддерживала с ним тайные сношения. Она не могла скрыть досаду, что пользуется всеми благами, предоставленными ей Францией, тогда как это ущемляло интересы ее родного дома.
Много злословили по поводу отношений кардинала де Ришелье, который был красивым мужчиною, с Королевой-матерью. В пору этой любовной интриги ей вздумалось, хоть она и была уже в годах, вернуться к игре на лютне; когда-то она немного играла на ней. Она берет к себе Готье, и вот все начинают играть на лютне. Ришелье тоже стал обучаться, и не было более забавного зрелища, чем вид Кардинала, берущего уроки у Готье.
Во время своей связи с Ришелье Королева-мать прониклась такой ревностью к королеве Анне, что в открытую порвала с Кардиналом и выгнала г-жу д'Эгийон, а также г-на де Ламейре, бывшего капитаном ее Гвардии. Королева-мать жаждала власти, и все воспитание, которое она дала Королю, было рассчитано на то, чтобы сделать его неспособным править самостоятельно (она ни разу не поцеловала сына за все время регентства); она боялась, как бы молодая Королева не имела на него духовного влияния, и, дабы помешать Государыне добиться привязанности своего мужа, приставила к ней г-жу де Шеврез и г-жу де Лавалетт, двух самых сумасбродных женщин, какие только были при Дворе. Она приказала также принцессе де Конти следить за всем, что делается у молодой Королевы; а этой принцессе, несмотря на преклонный возраст, все еще помышлявшей о любви, только и надо было, чтобы все вокруг занимались любовными интригами. Она-то и обучила кокетству молодую Королеву.
Той порою случилось довольно забавное происшествие. В тот самый день, когда Кардинал отправился в Люксембургский дворец, где между Королевой и им произошел разрыв, Генеральный прокурор Моле, которого он намеревался сделать Главным председателем судебной палаты, не застав г-на Кардинала дома, отправился в Люксембургский дворец, надеясь найти его там. На беду Кардинал, спускаясь по большой лестнице, увидел, как Моле поднимается по малой. Он подумал, что этот молодой человек только что предлагал свои услуги Королеве-матери, и разубедился в этом лишь долгое время спустя, когда сделал его Главным председателем палаты. Он ошибся в своем суждении относительно Моле и Мельяна. Этот Мельян, Председатель следственной палаты, пользовался более лестной репутацией, чем он того заслуживал. Кардинал сделал его Генеральным прокурором, а он оказался человеком совершенно неспособным, и наоборот - Генеральный прокурор Моле, которого он сделал Главным председателем судебной палаты, потому что тот якобы не подходил для более высокой судебной должности, показал себя более смышленым, чем то предполагали.
В это время как раз пошла речь о сватовстве будущей Королевы Английской. Граф Карлейл и граф Холланд, прибывшие во Францию для переговоров по этому поводу, уведомили королевского фаворита Бекингема, давно мечтавшего о подобном романе, что во Франции есть молодая и любезная Королева и что он мог бы одержать здесь блестящую победу; с той поры между Королевой и Бекингемом завязалась переписка при посредстве г-жи де Шеврез, за которой волочился граф Холланд; таким образом, когда Бекингем прибыл для переговоров о замужестве будущей Королевы Англии, царствующая Королева Франции была готова принять его весьма благосклонно. Немало было галантных встреч; но более всего наделало шума их свидание в Амьене, куда направился Двор, чтобы быть поближе к морю; Бекингем очутился там наедине с Королевой в саду, где, правда, еще находилась некая г-жа дю Берне, сестра покойного г-на де Люина, камеристка Королевы, но она была в сговоре и отошла на почтительное расстояние. (Г-жу дю Берне, за это прогнали; но поскольку она приобрела на этом кое-какое состояние, покойный г-н де Буйон-Ламарк женился на ней. Говорили, будто этот дю Берне был прежде скрипачом и обучал танцам пажей Коннетабля де Монморанси в Лангедоке. Однако его сделали губернатором Кале.) Любезник повалил Королеву и расцарапал ей ляжки своими расшитыми штанами; но все оказалось тщетно, Королева стала звать камеристку и звала до тех пор, пока та, поначалу прикинувшаяся глухою, не была вынуждена поспешить ей на помощь.
Несколько дней спустя (царствующая Королева оставалась еще в Амьене, то ли по нездоровью, то ли потому, что ей необязательно было сопровождать Королеву Англии в поездке по морю, ибо это могло бы повлечь за собою лишние хлопоты) Бекингем, как и все, распростился с Королевою, но, проскакав уже три лье, вернулся к ней. Королева ни о чем таком и не помышляла - и вдруг увидела герцога стоящим на коленях у изголовья ее кровати. Он постоял так некоторое время, поцеловал край простыни и удалился.