Я. Анатолий Иванович, к нам поступает много информации относительно того, что следует ждать каких-то силовых акций. Как это следует понимать? Мы ведь договорились, что начинаем разблокировать ситуацию мирно. Вы что, намерены действовать силовым порядком? Тогда скажите определенно - "да, будет штурм". Но предупреждаю - наши люди по внешнему периметру готовятся поджечь целую бензиновую реку. Вы представляете, что получится из этого "штурма"? (Конечно, я блефовал.)
Лукьянов. Руслан Имранович, у меня нет таких "целей". Я говорил вам, что сам нахожусь в незавидном положении. Не надо меня обвинять. Но скажу одно - никакого штурма не будет! Не торопитесь. Держите своих генералов - Руцкого и Кобеца - за узду, чтобы они не провоцировали ситуацию, военные на пределе.
Я. Спасибо, Анатолий Иванович!
Лукьянов. Желаю успехов!
Ельцин. Вы ему верите?
Я. Верю, потому что у них не так все "гладко", как они планировали. Начался разлад, похоже, хотят, чтобы команду на применение войск отдал лично Янаев, а он на это никогда не пойдет, требует согласия Лукьянова или хочет, чтобы Язов сам отдал такой приказ. Лукьянову не с руки стать вторым Пиночетом. Когда получил признание лучшего в мире спикера? Да ни за что! И Янаев тоже на это не решится. Без приказа этих двоих Армия штурмовать не будет. Без их прикрытия подразделения МВД и КГБ самостоятельно штурмовать не будут. Подождем.
Говорил вроде бы логично, а внутреннее равновесие было нарушено. Вид растерянного Ельцина, уход Силаева из Белого дома - все это уже вызывало не просто сомнения, нечто большее, и даже какое-то равнодушие. Ушли страсть, вдохновение, упоение борьбы - вызванные осознанием важности участия в грандиозных событиях. Нахлынули усталость, скованность; тело, голова заметно наливались свинцом. Я тяжело поднялся с кресла и ушел, не прощаясь.
Гнев
Спускаюсь по лестнице, с шестого на пятый этаж - иду в свой "отсек", в восточное крыло. С поворота коридора навстречу идет группа людей - узнал генерала Кобеца, несколько офицеров в камуфляже, высокий молодой темноволосый генерал.
Кобец (радостно). Руслан Имранович, познакомьтесь - это генерал Лебедь, заместитель командующего ВДВ, а это - полковник (такой-то), командир полка.
Я. Какова цель вашего прихода? - Лебедь молчит.
Кобец. Ну, они хотят узнать у Ельцина, как нам помочь. Мы уже были у него, а теперь я знакомлю с обстановкой…
Я. Помочь? Вы что, Константин Иванович, белены объелись, не знаете, как нам помочь? Прикажите вывести войска, которые осадили здание Верховного Совета, Совета министров и президента России - вот и вся помощь, генерал, которая от вас требуется, - это я Лебедю: - Вы пришли узнать это? Или у вас другая цель? Что вы здесь вынюхиваете?
Лебедь. У меня нет таких полномочий - вывести войска.
Я. В чем заключаются ваши полномочия?
Лебедь. Общая задача - обезвредить мятежников.
Я. Очевидно, мятежники - это мы.
Лебедь. Выходит, так. Обезвредить всех вас можно за несколько минут.
Я. В таком случае мне придется обезвредить вас немедленно. Генерал Кобец! Арестуйте этого генерала и его офицеров, спустите их в подвал и заприте. Когда разобьем ГКЧП, Лебедя предать военному трибуналу - за государственную измену и нарушение военной присяги. Каков дурак! В Председателе Верховного Совета и президенте России, которые работают в своих рабочих помещениях, он усмотрел "мятежников". Выполняйте!
Я развернулся и ушел, оставив генералов и офицеров с полуоткрытыми ртами, по стойке "смирно". Был зол необычайно, готовый сокрушить все… Слабость прошла. Снова пришла уверенность, вернулись рассудочные свойства, спокойствие… Хорошо, что подвернулись эти "генералы"!
У кого "ядерный чемоданчик"?
…Еще днем 19-го мозг пронзила еще одна мысль: кто контролирует ядерное оружие? Это ведь безумие, если эта шайка начнет строить свои планы, увязывая их с ядерным шантажом. Практически воспользоваться ядерным оружием могли три человека - Горбачев, Язов, Моисеев (начальник Генштаба). И это несмотря на все договоры с США и на собственный Верховный Совет, который президент, как Верховный главнокомандующий, должен поставить в известность о своем намерении нанести по кому-то ответный ядерный удар. У кого оставил "чемодан" Горбачев, уходя в отпуск?
Чисто технически поставить в известность членов Верховного Совета СССР за несколько минут - а только он вправе отдать приказ на применение ракет с ядерным оружием - практически невозможно. Подлетное время ракет, пущенных с акватории Баренцева или Норвежского морей, - это 7–9 минут, с континентальной части США - всего 12–15 минут. Все, что могут успеть три человека (Горбачев, облеченный такой ответственностью, Язов и Моисеев), - это переговорить друг с другом. Имеющаяся в их распоряжении связь позволяет связаться в течение секунд, где бы ни находились абоненты. Это так называемая конференц-связь, когда три человека разговаривают одновременно. Еще в брежневские времена, в ходе переговоров с американцами, было достигнуто соглашение о том, что стороны уведомляют друг друга о пуске ракет (например, в акваторию Тихого океана). Что касается "черного чемоданчика", который носили за Горбачевым, знали, наверное, все. Абоненты, то есть офицеры ГРУ, которые и носят, и охраняют чемоданчик, сбросили шифр. Это значит, что в систему управления стратегическими ядерными силами не смог бы войти ни один путчист, кроме Язова. Мало знать шифр, надо знать еще код, и вот он-то доверен указанным выше трем людям. Больше - никому.
Президент был в Форосе, без связи, под арестом…Позже, 21 августа, без связи оказался и Язов, когда его арестовали. Он очень спешил с повинной к Михаилу Сергеевичу и оставил своих абонентов во Внуково-2, чего не имел права делать ни при каких обстоятельствах. Видимо, старый солдат был подавлен абсолютно.
Помню, как встревожился Ельцин, когда я поделился своими тревогами по вопросу о "ядерной кнопке" ночью 20-го, кажется, часов в 11 или 12. - "Не высказывайтесь на эту тему в беседах ни с кем, - посоветовал я, - напугаем людей, постараемся скорее разделаться с этой "шайкой". Он согласно кивнул…
Хаос в войсках как следствие бездарности военачальников
…Войска стягивались в Москву со всей страны. Все подмосковные военные аэропорты были заняты десантниками - огромные колонны движущихся войск - без ясной цели, четких приказов, без указаний на то, против какого "противника" войскам следует действовать. Генерал Грачев по поводу этой ситуации подтвердил общую неразбериху, отчасти порожденную им самим. По его словам, Язов потребовал - в дополнение к Кантемировской и Таманской дивизиям - перебросить в Москву Белгородскую десантную дивизию. Но, не согласившись с этим приказом, он, Грачев, якобы приказал с интервалом в 10 минут приземлять полки на два подмосковных военных аэродрома. После чего их долго сводили в подразделения, затем он дал команду одному из полков совершить марш по кольцевой дороге, а другие полки он двинул к центру столицы. Но Грачев умалчивает о том, что он и его генералы оказались совершенно несостоятельными в деле организации войск в огромном городе. Путаница с войсками оказалась запредельная - некоторые части просто оказались "забытыми" на улицах и в переулках Москвы, потеряли ориентировку. И никакой "сознательной путаницы" не было - она была следствием полководческой бездарности генералов.
В этой суматохе, например, солдатам многих подразделений "забыли" выдать сухой паек. Москвичи, особенно женщины, стали приносить им продукты питания, стыдить - "против кого вы намерены воевать?". Но они - Армия! Солдаты выполняют приказы командиров… Даже преступные приказы.
…В пределах Садового кольца насыщенность воинскими подразделениями была чрезвычайной. Создавалось впечатление, что никакой координации в движении непрерывно прибывающих подразделений и их выдвижении на заранее определенные позиции не существует. На места расположения одних буквально "наезжали" другие, прибывающие из Подмосковья и центральных областей, возникали спорадические перестрелки между ними. А это с большой тревогой отзывалось на массе людей, наводнивших центр Москвы; о том, чтобы разогнать эти быстро растущие массы, толпы, - не могло быть и речи - для этого надо было использовать оружие - то есть убивать людей. Кто мог тогда взять на себя такую смелость? Да никто. Милиции в центре Москвы в те дни вообще не было, а отдельные милиционеры находились среди людей, выступающих против Кремля.
Со второй половины 20 августа в Москву стало прибывать еще большее количество разных воинских подразделений с бронетехникой. Очевидно, действовали приказы и распоряжения, отдаваемые воинскими начальниками по "схемам" и "картам" учений, где все идеально и нет многотысячных толп орущих людей, вызывающих смятение в медленно продвигающихся колоннах. В частности, буквально ошалев от психологического давления, как следствие активно отрицательного отношения огромных масс людей, в переулках большого города военным не было возможности "осмотреться".
Так происходило повсюду, в результате - хаос, неразбериха. Самую большую неподготовленность как военачальник, не способный профессионально грамотно дислоцировать огромные массы войск, показал в эти дни генерал Грачев (ответственный за их дислокацию), командующий воздушно-десантными силами страны. Он позже попытался объяснить эту ситуацию якобы своими сознательными действиями, но это не так. Я совершенно уверен в том, что, получив от высшего командования приказ взять Парламентский дворец силой, он, Грачев, решительно смял бы всю нашу "оборону" и ворвался бы к нам, не останавливаясь перед убийствами защитников. И если он лично не проявил инициативы - не отдал преступный приказ о штурме, - какой в этом "патриотический" подвиг? Естественно, в этом нет никакой личной заслуги генерала - он, в полном смысле слова, действовал как дисциплинированный солдат.
Но я, описывая ситуацию с войсками, имею в виду то, что принято называть хотя бы проведением грамотных передислокаций воинских подразделений в большом городе, в частности тот немыслимый бедлам, который устроил в центре Москвы этот бравый генерал, Грачев, и другие такие же военачальники, вводя в центр Москвы все новые подразделения. Хотя их избыточность была очевидной даже не для военного аналитика.
Нельзя не сказать и о том, что солдаты большинства частей, в том числе и переданных КГБ, не имели практического опыта боевых действий, однако, вполне возможно, что они пошли бы штурмовать нашу "крепость" - Парламентский дворец ночью 19 августа, если бы я не начал переговоры с Лукьяновым. Например, Рязанский полк Тульской дивизии ВДВ, солдаты которого успели повоевать в различных регионах страны, был готов к любым агрессивным действиям - об этом мне сообщили наши депутаты. О позиции Грачева я уже говорил - он попросту маневрировал, "крутил", вводил в заблуждение и путчистов, и Ельцина (со Скоковым), выжидая, какая из сторон будет выигрывать. Но если бы ему был дан четкий приказ штурмовать, - он, не колеблясь, его бы выполнил. И никаким "спасителем", как назвал его Ельцин, он, конечно же, не был. Он спас прежде всего себя, сделал карьеру, незаслуженно став министром обороны. Ему в этом помог основательно Юрий Скоков, изумительно падкий до всяких "таинственных" выдумок. Это с его подачи Грачеву была приписана роль генерала, якобы "не выполнившего приказ ГКЧП". Но приказ должен был отдать Язов, а он его не отдал - вот и все. Грачев, Громов, Лебедь и другие войсковые командиры требовали приказа, но не получили.
Командиры подразделений, оказавшись на улицах и площадях Москвы, в буквальном смысле не знали, что им делать. Вы можете себе представить картину: медленно движется колонна танков по узкой улочке, вблизи центра Москвы, как бы пробираясь через толпы людей, зеваки по сторонам, яростно выкрикивающие проклятия. Вдруг колонна останавливается, открывается верхний люк - из него высовывается голова офицера-командира в шлеме. Он обращается к толпе: "Скажите, как проехать на такой-то переулок?" В толпе сначала - изумление, а затем смех, реплики: "А тебе, дорогой, какая квартира нужна? Не стесняйся/" Такие колонны приходилось "сопровождать" нашим парламентариям и активным москвичам, чтобы обеспечить какое-либо подобие порядка. Если представить, что началась бы атака на здание Верховного Совета, можно уверенно сказать, что нашлось бы немало москвичей-мужчин, которые с легкостью необыкновенной стали бы закидывать колонны с бронетехникой гранатами и "коктейлем Молотова". К счастью, этого удалось избежать.
Часов в 10–11 вечера позвонил Попов (после моей встречи с Лебедевым), сообщил, что он с Лужковым хотел бы перебраться к нам в Белый дом - в Моссовете для них создалась "угрожающая ситуация". Я сказал, чтобы они побыстрее прибыли ко мне.
Попов и Лужков в Белом доме
Попов и Лужков (с женой) пришли часа через два, мокрые, потрепанные. Пробирались пешком по переулкам, от улицы Горького (Тверской), где расположено здание Моссовета, к нам, на Набережную. Повсюду - бронетехника. Грузовики с солдатами и люди, снующие между танками и грузовиками. Комендантских патрулей не видно - новые власти, видимо, опасаются, что люди могут напасть на них, завяжутся конфликты. Или скорее всего, приказ о комендантском часе, который был отдан генералом Калининым, просто не выполняется.
Я созвонился с Ельциным, сообщил ему о том, что у меня - Попов и Лужков, не хотел бы он с ними встретиться и переговорить об обстановке в Москве? Президент ответил, что обстановку в Москве знает не хуже Попова и Лужкова. "Раз они пришли к вам, вот и займите их делом, Руслан Имранович, - у вас его невпроворот- сказал Ельцин. Гости все слышали. Попова Ельцин невзлюбил сравнительно недавно, с одного эпизода. Накануне отставки Шеварднадзе с поста министра иностранных дел СССР Попов, испуганный, пришел в посольство США поздно ночью и сообщил о "заговоре" против Горбачева послу Д. Мэтлоку. Тот передал это сообщение в Вашингтон. Президент Буш звонит Горбачеву и спрашивает: знает ли он о заговоре? Горбачев попал в глупое, буквально анекдотическое положение. Тогда никакого заговора реально не было, хотя, возможно, кое-кто и размышлял в этом направлении. Ельцин был страшно недоволен тем, что Попов - один из его ближайших советников - поступил так легкомысленно, позволив высмеять себя, в том числе в газетах американцев…
В это время входят наши депутаты, Аслаханов и Рудкин, оба с тяжелыми пистолетами Сеченова. Встревожены. Говорят о штурме как о точном факте, просят меня перебраться в президентский отсек на 6-м этаже, поскольку мой отсек - самый удобный для предстоящей атаки и захвата. Я сижу, курю, слушаю. Попов и Лужков (с женой) тоже внимательно слушают, сидя на стульях рядом, у большого стола для совещаний.
Я. Какая разница, где они атакуют вначале - здесь, у меня, или с другой стороны здания? Если атакуют, пойдут на штурм здания - они без труда захватят все помещения, а не "отсеки". Никуда я не перейду. Весь смысл нашей почти двухдневной деятельности состоял в том, чтобы не допустить такого разворота событий - кровавой и насильственной развяжи. Понимаете это? - А не в обороне по существу. Если начнется атака - никакая "оборона" не поможет. Нам надо, чтобы "они" не захотели атаковать нас, в том числе предполагая, что у нас очень крепкая оборона. На деле у нас ее нет и не может быть. Если начнется атака - мы проиграли, помимо того, что будут жертвы. Но я не уверен так, как вы, что мы проиграли и что начинается атака. Полагаю, ее не будет. Меня в этом уверяет и Лукьянов, я с ним часто перезваниваюсь. Так что успокойте всех наших людей, надо продержаться всего лишь эту ночь…
Депутаты слушают внимательно, чувствую, что не убедил. Уходят.
Ельцин: "Бежать!"
…Приблизительно 01 час. В эту минуту распахивается дверь - вбегает Коржаков, кричит: "Руслан Имранович, быстрее к президенту!" - и тут же исчезает. Предполагая самое худшее, вскакиваю, говорю своим гостям: "Идите за мной!* - а сам бегом к президенту. В приемной - никого, огромный кабинет пуст. Охранник стоит на другом конце кабинета, у двери в комнату отдыха, машет мне рукой: "Сюда!" Проходим к лифту, спускаемся, дверь открывается, входим в гараж. Вижу, стоят: Ельцин, Петров, Суханов, Илюшин, Коржаков, еще кто-то. Расхаживают вокруг огромного ельцинского бронированного "ЗИЛа" - я его с трудом "выбил" у Крючкова в сентябре 1990 г., когда Ельцин попал в какую-то автомобильную аварию и впал в депрессию.
Ельцин шагнул ко мне, говорит: "Руслан Имранович, нам с вами надо срочно перебраться в американское посольство. Штурм начнется очень скоро, нас с вами ликвидируют. Есть договоренность - в мире начнется большой шум, эти из ГКЧП вынуждены будут уйти - мы вернемся через несколько дней. Нам надо сохранить себя для России
Я молчу, ошарашенный. Помощники Ельцина мне деловито рассказывают, что, как только открываются автоматические ворота, бронированный "ЗИЛ" может легко проскочить через "жиденькую" баррикаду и прорваться во двор американского посольства - "там вас ждут".
Пока я слушал Ельцина и объяснения, как нам "бежать", быстро мелькали все события последних дней - растерянность Ельцина в первые часы путча, его готовность смириться с поражением, полное отсутствие какой-либо инициативы, какие-то детские игры в "правительство в Свердловске", "правительство в изгнании" в Париже и т. д. А теперь - эта очевидная и откровенная трусость. Да еще и приглашает меня стать соучастником позорного бегства… Овладевшая мной ярость готова была сорваться - слова самые оскорбительные и презрительные готовы были обрушиться на человека, стоявшего передо мной. Я сжал зубы и губы - мозг контролировал язык. Молчу.
Подошел близко Коржаков, говорит: "Надо торопиться. Возможно, была утечка информации. Тогда они заблокируют проход".
Ельцин, видимо полагая, что я согласился с ним бежать, шагнул к двери машины, Коржаков открывает ее.
Я стоял, не шелохнувшись, затем медленно сказал: "Борис Николаевич, вы приняли верное решение. Ваша жизнь дорога всем нам. Вы - первый российский президент. Уезжайте. У меня - другая ситуация, здесь 400 моих депутатов. Я- их лидер и должен остаться с ними. Прощайте!"
Повернулся и прошел к лифту, нажал кнопку, дверь распахнулась, шагнул - дверь стала закрываться. Услышал в этот момент громкий голос Ельцина: "Руслан Имранович!.." Дверь закрылась, я не услышал того, что он хотел сказать. Прошел опять через его огромный пустой кабинет и приемную - к себе.