– Потише нельзя? Люди спят, а вы орете, как обезьяны на ветках, – от души высказался разбуженный боец.
Скандалисты притихли, стараясь выяснять отношения тише. Журба прикрыл глаза и постарался снова уснуть, но в голову лезли разные мысли, отвлекая его от сна. Вчера звонила жена и рассказала, что ее сестра, живущая в Киеве, описывала ситуацию: дочка пришла из школы, учится она в начальных классах, и спрашивает: "А правда, что к нам скоро дядя Ваня придет и убьет нас? Мальчики в классе пугают – скоро "Беркут" будет ходить по квартирам и всех убивать". Ребенка успокоили, объяснили, что "Беркут" никого не убивает, а защищает хороших людей от плохих бандитов. Это хорошо, что приезжая из Киева в гости к Ивану и его семье, они неоднократно ходили и в цирк, и в зоопарк, да и просто по парку гуляли. Он играл и дурачился с детьми, катал их на себе. Она знает, что дядя Ваня добрый, но как же быть с тысячами других детей и сотнями тысяч взрослых, которые формируют свое мнение из сюжетов лживого 5-го канала, пропитанного ненавистью и брызжущего злобой, или постоянно искажающего действительность "1+1", где "Беркут" – это кровавые палачи – опричники Януковича. Смотря телевизор, Иван в который раз убеждался: СМИ – четвертая власть, формирующая симпатии населения. Всего за два месяца из элитного подразделения МВД "Беркут" журналисты сформировали совсем обратное мнение. Еще совсем недавно эти же каналы показывали, как лихо спецназовцы заламывают распоясавшихся футбольных ультрас, устроивших массовую драку в центре города, или оттесняют и задерживают националистов из "Свободы", "УНСО", срывающих ордена и медали с ветеранов, пришедших на 9 мая. И вот уже в угоду политической конъюнктуре, совсем обратное, уже защитники угнетенного народа и борцы за свободу бросают камни и жгут милицию, а задержание хулиганов – это политические репрессии и удушение демократии. Кто вчера на экранах телевизоров были беспредельщики и бандиты, сегодня герои майдана, защитники революции. После всего негатива, выплеснутого журналистами на милицию, они рассказывают, что силовики их не любят, а как интересно можно уважать человека, только что вылившего тебе в лицо ведро помоев и как ни в чем не бывало, мило улыбаясь, протягивающего руку для рукопожатия. Поэтому и задают вопрос бойцы: "А вы с какого канала?", и узнав, что с 5-го или других ему подобных, отворачиваются, посылая корреспондентов куда подальше, если они не понимают, продолжая лезть в душу, обещают применить более радикальные меры, поигрывая дубинкой. Журналистам только этого и надо, готов новый сюжет о жестокости "Беркута". От размышлений Ивана опять отвлекли игроки в карты, они доиграли партию и сейчас, бурно обсуждая ход игры, выходили на улицу развеяться. Иван, уставший от нахождения в автобусе, выскочил вслед за ними. Курильщики собрались в круг за автобусом и обсуждали особняки, стоящие прямо возле них.
– Если здесь такие дома, я представляю, какие хоромы у Януковича, – рассуждал Леха.
– Хотелось бы глянуть, хотя бы одним глазком, что охраняем, – поддержал его Андрей.
Не выдержав однообразного сидения в автобусе, почти все стояли на улице. В круг незаметно протиснулся Саркисов. Немного послушав обсуждения, тоже решил вставить свое слово.
– Знаете, я только что прочитал, здесь рядышком есть домик одного из лидеров майдана – Арсения Яценюка, из окон его дома прекрасно видно забор Януковича.
– Так может Яцык и майдан замутил, потому что вид из окна не нравится, – пошутил Гена.
– Да здесь, по-моему, вид везде одинаковый, видно только дом твоего соседа. Один особняк круче другого. И где они такие деньги зарабатывают? – поинтересовался Леха, заинтересованно рассматривая перед собой трехэтажный особняк из темно-зеленого облицовочного кирпича.
– На службе у народа, – с ухмылкой ответил Иван.
– А мы тогда почему в общагах и однокомнатных квартирах живем? – спросил с возмущением Миша Ахтыркин.
– По кочану, не задавай глупых вопросов, – резко ответил Иван.
– Серега, что ты там рассказывал про дом Яценюка? – сменил тему Журба.
– Пишут, что домик у Петровича небольшой, общей площадью, – он сделал паузу, – всего триста квадратов.
Гена присвистнул. Саркисов продолжал:
– В два этажа. Рядом с основным коттеджем – бассейн, сад с детской площадкой, в углу небольшой домик для гостей – сто двадцать квадратов, на въезде сторожка для охраны. Все это он сумел разместить всего на тридцати сотках земли, стоимость сотки от десяти до пятнадцати тысяч долларов. Кроме дома политик владеет двумя квартирами в Киеве и одной в Черновцах, общей площадью 342 квадратных метра.
Закончив читать, Саркисов спрятал от усиливающегося снега свой любимый телефон во внутренний карман. Падающий густой пушистый снег засыпал воротники и шапки милиционеров и его приходилось постоянно стряхивать.
– Сразу видно по тому, что Серега прочитал – за народ переживают люди бескорыстные. Толк будет, – засмеялся Американец.
Иван еще немного постоял, послушал, как переливают из пустого в порожнее, и забрался обратно в теплый автобус. На улице уже начало понемногу сереть. Возле особняков автоматически включалось внешнее освещение. Из окна автобуса были видны красиво подсвеченные дома, на некоторых все еще мигали новогодние гирлянды. Несколько высоких туй, выглядывающих из-за забора прямо напротив автобусного окна, обреченно опустили ветки под гнетом лежащих на них снежных сугробов. Ветер, играя снегом, резкими порывами сдувал его с забора, подымая плотные снежные облака и бросая их в окна угрюмо стоящих домов. Уже все вокруг было укрыто снежным покрывалом, белея своей первозданной чистотой. В автобус залез Одас, заглушив его, растирая замерзшие руки, предложил:
– Может, партейку, чтобы время быстрее пролетело?
Приняв молчание за знак согласия, начал сдавать карты. За окном совсем стемнело, изредка стоящие в стороне автобусы освещались яркими фарами дорогих иномарок, владельцы коттеджей после трудового дня спешили домой.
Часа через полтора в автобус ввалился весь в снегу капитан Васильков. Он обвел всех взглядом и спросил:
– Где Одас?
– Так вот он перед вами сидит, – указал пальцем на Игоря Гена.
Василек был весь какой-то возбужденный и немного растерянный.
– Давай, Игорек, заводи возыка, прогревай. Возможно, сейчас уезжать будем.
– Что его прогревать? Он теплый, только заглушил.
– Заводи, пусть работает.
– А что случилось? Смотрю и на улице оживление? – спросил у капитана Гена.
– Точно не скажу, но вроде на Грушевского какая-то заваруха началась. Командиру позвонили, сказали готовиться на выезд.
Так и не объяснив ситуацию, капитан выскочил в открытые двери.
– Саркис! – позвал Гена дремлющего на сидении товарища, очень ему хотелось узнать, что происходит на Грушевского.
– Что?
– Посмотри в телефоне, что там на Грушевского происходит.
– Может позже, я только задремал, – просящим голосом отнекивался Сергей.
– Давай не кочевряжься.
– Что, больше ни у кого телефонов нет?
– Есть, но у тебя быстрее получается.
– Серега, что ты как девочка ломаешься, – вставил свои пять копеек Одас, который только что завел автобус и перелазил в салон.
– Раздавай, – тут же обратился он к Лехе, тасующему колоду карт.
– Ни хрена себе! Идите сюда скорее! – позвал друзей Сергей, настроивший телефон.
Многие подошли, с интересом всматриваясь в экран. Игроки не пошевелились, продолжая игру.
– Идите посмотрите, что на Грушевского творится, – позвал игроков Американец, с любопытством заглядывающий через Серегино плечо.
– Ну, что мы там еще… – остановился на полуслове подошедший к сгрудившимся товарищам Леха и, выдержав паузу, добавил: – не видели. Вань, бросай все, иди быстрее.
Заинтригованный, Иван через плечо Сергея всматривался в небольшой экран телефона. На экране, как в голливудском блокбастере про зомби, творилось что-то невероятное. Обезумевшая толпа ритмично раскачивала один из автобусов, пытаясь его перевернуть, в то же время десятки радикалов выбивали стекла, громили и ломали технику силовиков, счастливо танцуя на крышах автобусов. Камера наплыла на Кличко, который что-то пытался объяснить протестующим. Народ, видимо не поняв словоблудия одного из своих лидеров, начал освистывать и в завершение, когда бывший боксер вспыхнул праведным гневом, его обдали из порошкового огнетушителя, от чего он стал похож на бледнолицего брата в окружении индейцев. Гена, увидев эти кадры, хохотал до слез, его еле успокоили.
– Выходим строиться, – раздалось с улицы.
Все высыпали на улицу и построились вдоль автобусов. Последним из автобуса вышел Находько.
– Вот это окончание карьеры и фейерверк из огнетушителя. Был же уважаемый боксер, а теперь… – приступ смеха опять скрутил бывшего почитателя боксерского таланта братьев Кличко.
– Так, успокоились!
Командир вышел вперед и строго посмотрел в сторону заливающегося смехом бойца, тот сразу сделал умное лицо и стал по стойке смирно.
– Много говорить не будем. Все, я думаю, и так в курсе, на Грушевского начались массовые беспорядки. Мы сейчас выдвигаемся туда. Защиту надеваем на ходу. Остальные задачи на месте. Все, по машинам!
Бойцы, весело переговариваясь, заскакивали в автобус. Распаковывая экипировку, привычными движениями надевали ее на себя, те кто оделся, садились ближе к окну, чтобы не мешать остальным. В кабине Одас, закусив губу, рывками выкручивал руль, стараясь поскорее пристроиться в колонну. На въезде в Новые Петровцы с включенными маячками стояли гаишники, перекрывая дорогу, давали возможность без остановки проскочить перекресток автобусам со спецназом. В сопровождении ГАИ, набирая скорость, автобусы с "Беркутом", пронзая ночь дальним светом, неслись на помощь товарищам в Киев. В салоне все опять сгрудились возле Саркисова.
– Ну, давай включай! Быстрее! – слышались нетерпеливые возгласы.
Картинка была нечеткая, видео постоянно притормаживало, дробилось, но это не смущало бойцов, все увлеченно смотрели на экран. Из-за спины милиционеров неслось: "Отойдите назад! Ваши действия нарушают закон и порядок!", в ответ слышалось: "Ганьба! Ганьба!". Кто-то поджег милицейский автобус, и он запылал, с крыши объятого огнем автобуса прыгали обожженные фотокорреспонденты, которые залезли на него в погоне за хорошим кадром. На следующий день они станут жертвами милицейского произвола над журналистами. От горящего автобуса отхлынули в разные стороны милиционеры и митингующие. На другой стороне улицы протест уже перерос в рукопашную схватку. Силовики отбивались резиновыми дубинками, прикрываясь щитами, в ответ их лупили бейсбольными битами и палками.
– Слышь, Серега, это сейчас там такое происходит? – поинтересовался любопытный Ахтыркин.
– Да нет – это запись.
– Не, ну что за люди такие? – не выдержал Леха, глядя на экран.
– Когда у народа праздники православные, они вакханалию устраивают. Можно было хотя бы на Крещение не грешить. Ничего святого у этих беспредельщиков нет.
Автобусы начали замедлять ход. По рации прозвучал приказ: "По три человека к дверям, без команды не выходить. Возможны провокации". Услышав указание, все поднялись и столпились у дверей, готовые выскочить в любой момент. Адреналин гулял в крови.
– На задние двери идут: Ахтыркин – старший, Логвиненко и Васига. На передние – Находько – старший, Кольницкий и Каустович. Остальные в автобусе вместе со мной, ждут команды, – непререкаемым тоном распорядился Иван. Бойцы разочаровано садились на свои места. Названные Иваном спецназовцы сгрудились у дверей, готовые выскочить на улицу в любую минуту. Автобус начал останавливаться, а потом резко набрал скорость. В окно Иван рассмотрел Ниву с широко открытыми дверями, перескочившую бордюр и бампером врезавшуюся в клумбу, убегающего вдаль водителя. Недалеко стоял второй легковой автомобиль, марку которого уже трудно было определить, создавалось впечатление, что его прожевал и выплюнул динозавр. Немного в стороне стояли несколько незнакомых Ивану беркутов.
– Автомайдан. Пытались нам дорогу перекрыть, – прокомментировала радиостанция голосом Барсукова увиденный пейзаж за окном.
– Наконец-то, хоть кто-то до них добрался, – злорадно поддержал Одас.
Автобусы, вновь набирая скорость, неслись дальше. Водители испуганно шарахались вправо, уступая дорогу спецназу.
– Возле метро "Арсенальная" притормаживаем. Журба, берешь десять человек и на правый фланг. Барсуков – твой левый фланг. Двигаетесь перед техникой, если что, обеспечиваете проезд, – через радиостанцию распорядился командир.
Иван распределил по пять человек на двери. Стоя возле дверей, бойцы с нетерпением ждали момента, когда, наконец, можно будет добраться до майдановцев. На перекрестке улиц Грушевского и Московской автобус притормозил. Иван и за ним десять человек выскочили и, построившись в колонну, побежали перед техникой. Справа около выхода из метро стояли человек тридцать с флагами Украины и Евросоюза, но агрессии они не проявляли. Видимо, с этой стороны команды "фас" не поступало. В Мариинском парке, где стояли палатки Антимайдана, было видно оживление: вдоль дороги стояли молодые парни с палками, по парку ходили патрули, все ожидали провокаций. Человек пятнадцать, стоящие возле выхода из парка с флагом "Партии регионов", приветливо помахали пробегающим спецназовцам рукой. Возле Кабмина, перекрывая дорогу, стояли несколько КрАЗов силовиков. Автобусы и машина сопровождения остановились перед преградой. Из машины вышел командир.
– Садитесь в машины, – сказал он немного запыхавшимся спецназовцам, а сам пошел договариваться о проезде. Снизу возле стадиона "Динамо" были видны отблески догорающей техники силовиков и слышно разрывы гранат и взрывпакетов. Огненными протуберанцами рассыпались фейерверки. В автобусе чувствовалось напряжение, оно невидимым сгустком энергии висело в воздухе, пропитывая все вокруг. Ивану были знакомы эти чувства, когда сердце испуганной птицей трепыхается в груди, разгоняя кровь, насыщенную адреналином, каждая клеточка вибрирует в твоем организме, а нервы натянуты, как струна и вот-вот лопнут. Эмоции не находят выхода, бьются и клокочут внутри, иногда выплескиваются наружу – раздражением и грубостью к тем, кто рядом. Бойцы были, как взведенная пружина пистолета, готового к выстрелу и ожидающая только нажатия на спусковой крючок – команду. Все всматривались вперед, туда, где их товарищи столкнулись с ордами беспредельщиков, которые упиваясь своей безнаказанностью, жгли и громили все, что попадалось им под руку. Назвать это мирным митингом уже не поворачивался язык.
– Ну, давай, убирай свою колымагу. Дай проехать! – крикнул Ахтыркин солдату, стоявшему возле КрАЗа, закрывающего въезд.
– Не можу без наказу, – испуганно ответил срочник и быстро отвел глаза в сторону.
– Не можу, – передразнил его Миша. – Там твоих братанов по винтикам разбирают, а ты тут – без наказу.
Из-за машины выглянул офицер вэвэшников.
– Від’їжджай. Нехай заїдуть, – крикнул он солдату. Счастливый боец быстро прыгнул за руль автомобиля и освободил проезд. Автобусы аккуратно въехали в узкий проход. Чуть ниже Кабмина останавливались, пристраиваясь за уже стоящими.
– Выходим строиться, – последовала команда. Дважды ее повторять необходимости не было. Бойцы, толпясь в дверях, выскакивали и быстро становились в строй. Через несколько минут коробка "Беркута" двинулась вниз по Грушевского. Внизу они остановились возле таких же подразделений, с бессильной яростью наблюдая, как распоясавшиеся боевики громят и жгут технику силовиков, которую им отдали на откуп. Ряды милиции стояли в отдалении от техники, а площадка перед ними была засыпана кусками брусчатки, создавалось впечатление, что прошел каменный дождь. Автобус возле стадиона "Динамо" уже сгорел, а возле высотных зданий огонь из пылающего автобуса перекинулся на стоящий возле него ЗИЛ. Тени и блики от огня метались и прыгали по стенам, создавая причудливые формы, ползущий по зданию жирный черный дым, цепляясь за окна и балконы верхних этажей и немного повисев там, поднимался над городом дымным столбом пожара, пугая горожан. Команды "вперед" бойцам не поступало, поэтому приходилось стоять позади вэвэшников сторонними наблюдателями и молча скрипеть зубами в бессильной ярости. Иван, немного понаблюдав за происходящим беспределом, повернулся к стоящему возле него Карасеву.
– Ну, как, впечатляет? – спросил он, кивая головой в сторону горящих автобусов.
– Скорее шокирует – так, наверное, правильнее будет сказать, что чувствуешь. По телевизору таких эмоций это все не вызывает.
– Через телевизор ты простой статист, а здесь ты участник.
– Вань, знаешь, я, наверное, предпочел бы, чтобы с той стороны было побольше статистов и поменьше участников.
Бойцы весело засмеялись. Первоначальное напряжение понемногу спадало. Стоя в строю, милиционеры переговаривались между собой, с тоской смотря на догорающую технику и сходились во мнении, что сегодня майдан зачищать не будут. Там, на верху, опять чего-то испугавшись, начали искать компромиссы, тем самым разрешая здесь боевикам бесчинствовать и безнаказанно вытворять все, что им заблагорассудится. Командиров собрали на совещание и милиционеры, мающиеся в строю от безделья, пытались скоротать время в разговорах.
– Братан, а вы давно здесь?
Иван повернул голову на голос и увидел, что возле него Леха Каустович пытается завести разговор с коллегой из другого подразделения, стоящего возле них. Боец, к которому обращался Леха, никак не реагировал на его слова, продолжая безучастно смотреть на пылающую технику.
– Не трогай его. У него сегодня другу молотком руку перебили, здесь на Грушевского. Ему тоже нормально досталось, отказался в больницу ехать, – вмешался в разговор боец, стоящий перед молчаливым спецназовцем. Иван подошел к общающимся между собой "беркутам".
– Еще кто-то из ваших сегодня пострадал? – спросил он у бойца.
– Восемь человек в госпиталь забрали. Трое в тяжелом состоянии, еще одного майдановцы захватили, – делился информацией словоохотливый товарищ.
– Как захватили майдановцы? Вы что, назад отбить не могли? – возмутился Леха.
– Что ты на пацана напал, может и не смогли, – заступился Иван за бойца.
– Расскажи, как все произошло. Кстати меня Иваном зовут, – протянул он руку.
– Серега.
– Леха. – Каустович тоже пожал руку Сергея. Боец вздохнул, посмотрел на товарищей, стоящих рядом. Было видно, что рассказывать о произошедшем у него большого желания нет.
– Есть сигаретка? – спросил он.
– Держи, – Леха протянул "Винстон".
Серега сделал глубокую затяжку, с наслаждением выпустил дым и, придвинувшись поближе, нехотя, почти шепотом начал рассказ.