Друзья крепко обнялись и Саша, немного прихрамывая, побежал в автобус. Иван с грустью смотрел вслед уезжающему другу. Почти все пассажиры их автобуса вышли на улицу. Некоторые с тревогой поглядывали в сторону улицы, с которой уже перестали появляться растрепанные милиционеры и только слышались сухие щелчки выстрелов. Иван смотрел в сторону Верховной Рады, откуда продолжалось паническое бегство народных избранников. Из высоких дубовых дверей черного входа выскакивали знакомые по телевизору лица. Сейчас они вовсе не были похожи на бесстрашных бойцов, устраивающих битвы около трибуны. Растерянные, постоянно озирающиеся по сторонам, они бежали к ожидающим их машинам, не замечая высыпавших из автобусов грязных, оборванных милиционеров, с иронией смотревших на начавшийся исход из Рады. Добежав до ожидающих их "лексусов" и "мерседесов", они запрыгивали в машину, которая срывалась с места и, визжа дымящейся резиной, уносилась прочь. Вместе с депутатами бежал и обслуживающий персонал: секретарши в блестящих длинных норковых шубах, молодые парни в блестящих лаковых туфлях. Кто победнее, спешили в сторону метро, другие садились в свою машину и, набрав еще пассажиров, поскорее уезжали. Все торопились. Вид окровавленных, грязных и главное растерянных милиционеров не придавал уверенности, а звуки выстрелов, эхом гуляющих по улицам правительственного квартала, подгоняли не хуже кнута.
Портфель в руках грузно переваливающегося на коротких ногах мужчины внезапно раскрылся, и из него посыпались бумаги, устилая белыми листами грязную тротуарную плитку. Остановившись, он лихорадочно собирал их, запихивая обратно в портфель. Пробегающие мимо люди не замечали побагровевшего от прилагаемых усилий человека, никто не остановился ему помочь, валяющиеся бумаги бесцеремонно втаптывали в грязь. Видя всю тщетность своих попыток собрать разлетевшиеся листы, тяжело пыхтящий мужчина, засунув под мышку портфель, бросился к ожидающей его машине.
В окружении офицеров, командир возле своей машины пытался дозвониться в министерство.
– Б…ть! Никто трубку не берет или "по за зоной досяжности".
Нервозность от сержантов уже передавалась офицерам и командиру. Хотя вида они старались не показывать, но было видно, все нервничают, не понимая, что делать дальше. Полковник выругался вслух, и когда немного отпустило, опять начал набирать телефонные номера. Бойцы нервно поглядывали по сторонам, громко обсуждая между собой возникшую ситуацию, высказывали догадки и строили версии происходящего. С прилегающих улиц уже никто не появлялся, а по Грушевского пролетали одиночные автобусы и машины, вызывая в сердцах милиционеров тревогу и заползающий туда холодный, липкий страх. Самое страшное, что не слышно выстрелов со стороны Институтской. Постепенно человеческий поток, изливающийся из Верховной Рады, начал уменьшаться и скоро совсем иссяк. Все замерло в тревожном ожидании. Люди попрятались, а по пустынным улицам ветер гнал легкий мусор, застревающий в лужах и цепляющийся за ограды. Извечное человеческое любопытство брало верх над инстинктом самосохранения и из-за шторы, то тут, то там выглядывало любопытное лицо киевлянина.
– Всем строиться! – прозвучала по рации команда.
Нервы у бойцов были натянуты, как струна, поэтому повторять дважды необходимости не было, дружной гурьбой двинулись в сторону командира, привычно выстраиваясь буквой "П".
– Слушаем внимательно! – громко, так, чтобы всем было слышно, сказал командир. Галдеж среди милиционеров сразу прекратился, над строем повисла тишина, даже боялись дышать, внимательно слушая, что скажет человек, который их построил.
– В главке трубку никто не берет! – продолжил говорить командир, четко проговаривая слова. – Команда от самого главного нам выдвигаться на Новые Петровцы, в усиление Ирпенской роты "Беркута", охраняющей Межигорье. По пути заедем, заберем вещи. Пусть лучше в автобусах будут. Всем все понятно?
Строй дружно ответил:
– Так точно!
Иван заметил, как на ближайшем окне закачалась занавеска: кто-то, подсматривающий за "Беркутом", быстро спрятался, напуганный громким ревом полусотни глоток.
– Командир, хоть вы поясните, что происходит? – раздался громкий голос из строя.
– Мне известно то же, что и вам. Есть информация, что небольшие группы радикалов, вооруженных огнестрельным оружием, стреляют в милицию. Поэтому! – перекрикивая поднявшийся после его слов шум в строю, командир закашлялся. Все умолкли, ожидая пока он прокашляется.
– Все водители, едем быстро, нигде не останавливаемся! К окнам поставьте щиты и навалите вещи. В случае обстрела автобуса падайте на пол, а водитель газ на полную. На сборы в общаге десять минут. У кого "Форты" – прикрывают! Ясно?
– Так точно! – уже веселее взревел строй.
– По машинам! – отдал приказ полковник и, развернувшись, быстро пошел к своему автомобилю.
Взревев двигателем, автобус вслед за остальными полетел по пустынным столичным улицам, громкими сигналами распугивая одинокие машины. В салоне царила деловая суета. Милиционеры прислоняли к окнам щиты, наваливая на них все, что имелось в наличии.
В ход шло все: несколько ящиков НЗ – тушенки, хранимой Ахтыркиным у себя под сиденьем, мешки со сложенной в них защитой и шлемами. Через несколько минут автобус представлял из себя баррикаду на колесах. Возле дверей сидели милиционеры с "Фортами", заряженными последними резиновыми пулями. Начавшийся поначалу разговор как-то сам по себе затих, все настороженно всматривались в холодные улицы Киева, каждую минуту ожидая стрельбы. Одас быстро летел за колонной, их автобус был замыкающим. Чем ближе они подъезжали к окраинам, тем более оживленными становились улицы. Люди уже не перебегали от подъезда к подъезду, а, не боясь, шли по тротуарам, машины не шарахались в сторону при виде летящих милицейских автобусов. На городских окраинах как будто и не знали, что в правительственном квартале идет стрельба и умирают люди. Народ торопился по своим делам. Хотя многих горожан захлестнула эйфория революционной победы, мимо проезжающие водители при виде автобусов с "Беркутом" громко сигналили, выражая свое негодование их присутствием. Глядя на все происходящее за окном, Иван вспомнил зиму 2004 года, когда "Беркут" уезжал домой после победы Ющенко. Точно такие же пьяные молодчики за рулем, размахивая флагами Украины и оранжевым флагом с подковой и надписью "Так!", громко сигналя, провожали милицейские автобусы почти до самого выезда из Киева. История ничему не научила киевлян, как и тогда они праздновали чужую победу, принимая ее за свою. Завтра наступит послереволюционное похмелье и позднее раскаяние, когда цены взлетят вверх, а экономика, наоборот, понесется в пропасть, утаскивая за собой и уровень жизни. В правящей колоде произойдет рокировка и на сцене появятся старые – новые лица. Все это уже было, только немного под другим соусом – без крови. В этом городе не хотят учиться даже на своих ошибках, назначая виноватых. Правильно говорит народная пословица: "В чужом глазу соринку видим, а в своем бревно не замечаем". Эти мысли быстро пронеслись в голове Журбы, уже на подъезде к общежитию.
– Десять минут на сборы! – вслед бегущим к зданию милиционерам прокричал майор Силенков.
Вооруженные "Фортами" бойцы рассредоточились вокруг автобусов, прячась за деревьями. Некоторые водители проезжающих автомобилей, увидев за деревьями вооруженных людей, разворачивались и быстро уезжали обратно, другие, наоборот, увеличивали скорость, громко сигналя. Заскочив в свою комнату, Иван с Андреем быстро, не разбирая, сбрасывали вещи в сумки, торопясь уложиться в отпущенное время.
– Тащи сумки в автобус, а я Генкины вещи соберу! – крикнул Иван, передавая товарищу свой огромный баул. Быстро собрав вещи раненого друга, он подхватил тяжелую сумку и побежал на выход. В дверях толпились милиционеры с сумками, рюкзаками, кульками. Выскакивая на улицу, они бежали в автобусы. Иван заметил, что за деревьями уже стояли другие бойцы, поменявшие товарищей. В салоне вещи складывали возле окон, стараясь усилить защиту: неизвестно, что ждало их впереди. Он посмотрел на часы, прошло всего восемь минут, а в автобусе, забитом сумками, были уже почти все. В салон заскочил Одас, бросив на пол громко звякнувший пакет.
– Засунь под сиденье, – сказал он Кольницкому, сам перелезая на место водителя. Андрей, подхватив кулек, охнул под тяжестью.
– Ты что, весь металлолом в округе собрал? – поинтересовался он у водителя.
– Запчасти и ключи. Ремонтировать чем-то надо, если вдруг поломаемся, – ответил Одас, стараясь завести двигатель, который чихал, плевался и кашлял.
– Ну, давай, давай! – уговаривал его водитель. Наконец, прокашлявшись, мотор заработал. Все облегченно вздохнули, никто не хотел оставаться здесь лишней минуты.
– У нас все! – доложил по рации Иван.
Автобусы в сопровождении машины командира вытягивались на дорогу. Опять они неслись по неприветливому городу, сопровождаемые звуками автомобильных сигналов. Информации, что сейчас происходит в городе, почти не было. Отрывочные сведения, выдернутые из новостей, которым уже никто не доверял, картину прояснить не могли, а только создавали предпосылки для догадок и слухов. Было ясно одно: по городу гуляют вооруженные, распоясавшиеся боевики, милиция еще удерживает некоторые правительственные здания, но ситуацию в целом уже не контролирует. На выездах из Киева радикалы устанавливали свои блокпосты, воцарялась анархия.
Перед Новыми Петровцами, где раньше постоянно стоял пост ГАИ, сейчас было пусто. Немного дальше в служебной машине дремали два инспектора. Увидев, как автобусы спецназа вытягиваются в линию, паркуются у обочины, они решили уехать, чтобы не искушать судьбу. Ведь последние два дня "Беркут" и неприятности стали словами синонимами. Милиционеры, притихнув, молча сидели в автобусах, на улицу никто не выходил. Из машины вышел командир. Нервно прохаживаясь вдоль дороги, он постоянно всматривался в сторону Межигорья. Через несколько минут подъехала служебная машина. Переговорив с сидящими в ней, полковник показал жестами водителю первого автобуса ехать за ним. Колонна въехала в элитный поселок. Мокрые особняки, стоящие по обеим сторонам дороги, большими окнами неприветливо смотрели на проезжающие машины. Ветер раскачивал голые ветви деревьев, как бы выгонял уставший "Беркут", вслед за которым, словно полчища саранчи, могли нахлынуть радикалы. Роскошные усадьбы хотели мира и спокойствия. Быстро въехав на огражденную территорию неоконченной стройки, автобусы выстраивались в ряд, прижимаясь задом к высокому зеленому забору. На улице ходили спецназовцы с оружием.
– Теперь полегче будет, – посмотрев в окно, сказал Каустович.
– Ну да, хоть кто-то с оружием, кроме радикалов, – подержал его Степаненко, выходя во двор и крепко потягиваясь. Автоматы в руках у бойцов роты "Беркута", охраняющей Межигорье, придавали уверенности. Милиционеры выходили из автобусов, здоровались с коллегами, разминались, кто-то закуривал, сладко затягиваясь сигаретой. Напряжение последних часов постепенно спадало, слышался смех и шутки. Еще неизвестно, что их ждет впереди, но ощущение – вокруг свои, успокаивало бойцов. Иван, рассматривая высокий забор из гофрированного железа, позади автобусов, поинтересовался у стоящего рядом Кольницкого:
– Интересно, а правда, что за этим забором фазенда Януковича?
– Правда, правда! – вместо Андрея ответил проходивший мимо боец.
– Мы ее уже не один год охраняем, – пояснил спецназовец, протягивая для рукопожатия руку.
– Иван, – представился Журба, пожимая руку.
– Виктор, – ответил боец.
– Вы, если чая хотите или в туалет надо, не стесняйтесь. Вон, это наша казарма, – указал он на небольшое здание.
– Спасибо! – поблагодарил Журба.
– Ладно. Я побежал. Мне на патруль пора выезжать.
– На какой патруль? – не поняв, переспросил Иван.
– У нас возле Межигорья автопатруль катается. Сейчас моя очередь на службу заступать, – пояснил боец.
– Строиться! – прозвучала команда. Милиционеры быстро сформировали строй возле командира.
– Станьте поплотнее, – распорядился полковник, поглядывая в сторону возвышающихся за забором особняков. – Еще плотнее.
Бойцы окружили командира плотным кольцом. Он негромко, так, чтобы слова не были слышны дальше стоящих по кругу милиционеров, начал говорить.
– Пока находимся здесь в усилении. За забор никто не выходит. Силенков, расставьте посты наблюдения. Смотреть в оба, что сейчас происходит в Киеве и вокруг – точной информации нет. Телефоны в главке не берут.
Строй спецназовцев загудел, высказывая недовольство полученной информацией про главк.
– Все успокоились, – чуть громче произнес полковник. – Я сейчас по гражданке поеду в Киев. Может, что-то выясню. Приеду, вам расскажу. Олег Викторович, вы за старшего, если обстановка меняется, звоните мне на телефон. Командуйте! Я уехал, – командир, пройдя через расступившихся милиционеров, пошел в сторону казармы. В круг вышел майор Силенков.
– Сейчас распределим посты. Офицеры вам доведут график. Водители! – повысил майор голос. – Автобусы должны работать, как часы. Готовые выехать в любую минуту. Разойдись!
Иван вместе с офицерами, которых в строю осталось не так уж и много, пошел распределять посты и график дежурства. Вернувшись назад, он застал радующую глаз картину. Товарищи в одной из стоящих во дворе беседок накрыли стол и сейчас живо обсуждали происходящее в стране.
– Надо прорываться. По телевизору показывают, на всех въездах "Правый сектор" и "Самооборона" блокпосты выставили. Все машины проверяют. Перекроют выезды, вообще не выедем, – услышал слова Бориса Трусенцова подходивший к друзьям Журба.
Прапорщик Борис Трусенцов в подразделении ничем особо не выделялся, такая себе серая мышь. В "Беркут" он пришел уже давно, перевелся с государственной службы охраны – ОГСО. Службу тащил, как и все, вперед не рвался, но и в отстающих не числился. Нормы служебной подготовки сдавал вместе со всеми, в спортзал заниматься ходил регулярно. Спокойный, не конфликтный, до сегодняшнего дня Журба его особо не замечал.
– Не понял, Боря, что за пораженческие настроения? – сходу "взял быка за рога" Иван.
– Сейчас командир приедет и решит, что и как делать, – сказал Журба, усаживаясь за стол в беседке, и предложил, – а пока давайте перекусим. У меня после всех этих стрессов аппетит зверский.
– Да не очкуй ты! Мы так сто раз делали! – засмеялся Леха Каустович, похлопав Трусенцова по плечу.
– Я не очкую, – возразил Борис, сбрасывая Лехину руку со своего плеча. Он вскочил из-за стола и пошел в сторону автобусов.
– Ну вот, взяли, ни за что человека обидели, – с нотками сарказма в голосе проговорил, сидящий возле Каустовича Одас.
– Борь! Да не обижайся ты! – крикнул вдогонку Журба. Трусенцов, не оборачиваясь, махнул рукой и скрылся в автобусе.
– Ладно! Поедим, потом сходим, поговорим, – сказал Каустович, набрасываясь на еду. Его товарищи были полностью с ним согласны.
После еды бойцы пошли в автобус к Трусенцову. Пребывая в благодушном настроении, Иван нежился в лучах периодически выглядывающего из-за туч скупого зимнего солнышка, подумал: "Надо жене позвонить". Достал телефон и включил его. Еще с утра предупредив Марину, он отключил телефон, батарея была почти на нуле. "Ого! Двадцать шесть неотвеченных". Звонили все: родственники, друзья, коллеги: ситуация в Киеве заставляла близких предполагать самое худшее. Быстро набрав номер жены, он услышал в трубке ее взволнованный голос:
– Что у вас там происходит? С вами все в порядке?
– Все нормально, сейчас на Межигорье стоим. Здесь тишь и благодать. Не переживай.
– Ты там береги себя. Никуда не лезь. Мы тут с Мариночкой переживаем за тебя, – в трубке послышался голос мамы.
– Хорошо! Хорошо! Не переживай, сижу в автобусе, никуда не лезу, – поторопился ее успокоить Иван. Для родителей мы всегда остаемся детьми.
– Мам, дай трубку Марине, а то сейчас телефон разрядится.
Поговорив с женой еще пару минут и попросив ее успокоить маму, он отключился.
– Хух! – выдохнул Журба, вытирая пот со лба.
– На майдане оно полегче было, – посочувствовал Каустович. Он сидел рядом и слышал весь разговор.
– Та да, – согласился с ним Иван.
Командир приехал, когда на улице почти стемнело.
– Журба, Степаненко, кто там еще возле вас стоит? – задал он вопрос, выходя со света фонаря. Иван хотел ответить, но полковник уже не слушал.
– Пошли со мной.
Командир открыл багажник, где блестели смазкой "коротыши", так ласково спецназовцы называли АКСУ-74.
– Забирайте и несите в класс службы. Вас там Силенков встретит.
Иван доставал и складывал в протянутые руки Степаненко новенькие, еще в масле автоматы. Рядом стоял полковник, считая уносимое оружие.
– Все неси. И позови еще людей. Пусть сюда идут оружие носить, а не шарятся, – распорядился командир.
Быстро разгрузив машину, бойцы пошли в класс службы, где за столом, заваленным автоматами и цинками с патронами сидел полковник и майор Силенков. На краю приютился Чиж, записывающий что-то в бумажки. Командир называл фамилию бойца и он, расписавшись в списке, получив автомат, магазины и патроны довольный отходил в сторону. Милиционеры толпились возле стола, каждый хотел в это неспокойное время держать в руках автомат, но оружия на всех не хватало. Поэтому полковник сам выбирал из списка тех, кому считал нужным выдать автомат.
– Журба!
Услышав свою фамилию, Иван протолкался между товарищами и подошел к столу.
– Держи! – Командир положил перед ним автомат, три магазина и патроны.
– Продиктуй номер, – попросил Чиж, который вписывал в списке напротив фамилии номера оружия.
– Вот здесь распишись, где галочка стоит, – сказал Мирослав, пальцем указывая, куда нужно поставить подпись.
– Каустович! – вызвал командир очередного счастливчика. Собрав только что полученное добро, Иван протиснулся через плотно стоящих бойцов.
– Теперь повоюем! – радостно выпалил Леха Каустович, держа в руках новенький автомат.
– Я тебе повоюю, – урезонил счастливого милиционера командир. – Магазины к автоматам не пристегивать! Понятно?
На последней парте Журба разложил запчасти к автомату и с любовью их протирал ветошью, снарядил патронами магазин и, забросив оружие за спину, вышел на улицу. Подсумок приятной тяжестью оттягивал ремень. На улице уже полностью стемнело и по периметру горели фонари. В углу, возле сложенных штабелем плит было темно, но там прохаживался часовой. Во дворе перед въездом стоял БТР, из башни которого торчал крупнокалиберный пулемет, возле него суетились несколько человек в форме внутренних войск. Висевший за спиной автомат и стоящий напротив БТР придавали уверенности и внушали надежду, что не все так плохо, как казалось вначале. Иван вспомнил слова Лехи Каустовича: "Теперь повоюем!" и весело напевая пришедшую на ум мелодию песни "Лизавета" из старого советского фильма, пошел в автобус. В салоне при тусклом свете, царила деловая суета: одни чистили полученное оружие, другие зашивали форму, разорванную и прожженную в столкновениях с радикалами.