* * *
Каждодневные обстрелы, постоянные схватки с врагом вели к огромному количеству раненых. Особенно их численность возрастала во время бомбардировок и крупных военных операций. Перед войной такого количества санитарных потерь никто не предполагал. Поэтому катастрофически не хватало мест в госпиталях и перевязочных пунктах. Под эти пункты переоборудовали казармы, здания театра, благородного собрания, библиотеки и т. д. Однако часто эти пункты вместе с находившимися в них ранеными вынуждены были перемещаться с места на место из-за разрушений, пожаров, вызванных обстрелами. Очень скоро стал сказываться и недостаток медикаментов, перевязочных материалов.
Многие раненые не могли сразу получить помощь и ждали своей очереди, иногда поступали в госпиталь спустя несколько дней после ранения. Так, свыше ста солдат после Инкерманского сражения ждали помощи три недели. Очевидец писал: "Трудно себе представить терпение и спокойствие, с которым многие переносили свое страдание. Раз отнимали руку у одного матроса, а он просил доктора поаккуратнее зашить кожу, чтобы не было складок".
В подобных тяжелейших условиях множество воинов было спасено благодаря самоотверженным действиям тех, кто оказывал медицинскую помощь. Помимо военных медиков в Севастополе этим делом занялись мирные жители, прежде всего, женщины как из самого города, так и со всей России.
Именно во время Севастопольской обороны появились первые в мире сестры милосердия, принявшие на себя тяжелый труд по уходу за ранеными. И первой из них стала Дарья Александрова – простая севастопольская девушка, за которой в истории прочно укрепилось имя Даши Севастопольской.
С первых дней осады она полностью посвятила себя помощи раненым, постоянно находясь в госпиталях, на перевязочных пунктах, на поле боя. Многие жительницы города последовали ее примеру. Сведения о них стали широко известны по всей России и вызвали приезд в Севастополь женщин со всей страны. "Ни гангрена, ни тиф, ни холера, которая стала было появляться, – писал один из офицеров, – ничто не страшило этих женщин. С необыкновенной кротостью и терпением отвечают они на капризы больных, успокаивают их ласковой речью; утешают скорым выздоровлением; с особенной заботой подают им то, что надо, помогают повернуться… Многие женщины платились смертью на местах своих человеколюбивых подвигов; сколько еще их погибло в домах своих от неприятельских выстрелов".
Большой известностью, например, пользовалась П.И. Графова, приехавшая из Петербурга для ухода за ранеными. Эта жизнерадостная, бодрая пожилая женщина постоянно находилась на Малаховом кургане, где защитники оборудовали для нее специальный блиндаж. За свои средства она приобретала не только медикаменты и бинты, но и лакомства для раненых. Один из защитников писал о Графовой: "Как странно видеть под ядрами женщину, которая их нисколько не боится. Просто молодец!" Во время одного из штурмов она перевязала на передовой 180 раненых, в то время как перевязка даже 50 человек считалась трудным делом.
В ноябре 1854 г. в Севастополь прибыл выдающийся хирург профессор Н.И. Пирогов. Используя свои познания и авторитет, он принял энергичные меры по улучшению медицинского дела в гарнизоне. Он стал руководителем целой группы врачей. В наиболее тяжелые дни бомбардировок, штурмов, сражений он делал сотни сложных операций. Так, однажды он и его помощники прооперировали в течение полутора суток около 600 человек.
В Севастополе Пирогов впервые применил свой метод обезболивания (анастезии) при помощи паров эфира. Тогда же он начал широко применять гипсовые повязки при лечении переломов и ранений. Все это сохранило немало жизней. Хирург стремился предотвратить инвалидность раненых, делая ампутации только в исключительных случаях, что было новостью для тогдашней военной медицины. Позже опыт Севастопольской обороны лег в основу работы Пирогова "Начала общей военно-полевой хирургии" – первого классического труда в данной области.
Большое значение для медицинской помощи сыграло создание госпитальных судов. Это было также новацией того времени. Госпитали на кораблях, остававшихся в Севастопольской бухте, отличались лучшими условиями перед тесными импровизированными медицинскими помещениями на берегу. Один из врачей так описывал деятельность этих госпиталей. "Благодаря удобству помещений, чистоте воздуха с моря, отличной опрятности, покою и питательной пищи раненые вскоре стали поправляться; даже армейские раненые, сверх нашего ожидания, очень скоро свыклись с этим родом жизни на судах. Результат врачебного действия был так счастлив и удачен, что из 1600 раненых, поступивших в продолжение апреля, мая и июня месяцев на корабли, выздоровела большая часть; из вышеупомянутого числа умерло всего на эскадре 5 и отправлено в госпиталь 150 человек. Единственной причиной непродолжительности существования перевязочного пункта на эскадре было то, что неприятели начали все более и более направлять свои выстрелы на эскадру".
Создание передовых укреплений корабельной стороны
К февралю 1855 г. союзникам удалось увеличить свои силы до 120 тысяч человек. Осадные работы были резко активизированы. Еще в январе на военном совете англо-французского командования было признано необходимым перенести основные усилия с Четвертого бастиона на ключевую точку обороны Севастополя – Малахов курган (после гибели Корнилова его переименовали в Корниловский бастион). Вскоре защитники кургана на себе ощутили последствия планов противников. Усилился обстрел кургана, к нему начали продвигаться вражеские укрепления.
Однако защитники принимали ответные меры. В феврале по инициативе Нахимова, Истомина (начальника Малахова кургана) и генерала С.А. Хрущева, руководившего одним из участков обороны Севастополя, был разработан план укрепления обороны Малахова кургана. Было решено занять высоты за Килен-балкой – оврагом, тянущимся от Севастопольской бухты на юго-восток восточнее Малахова кургана. Овладение этими передовыми позициями, выдвинутыми от основной оборонительной линии более чем на один километр, имело большое значение для усиления активной обороны города.
В ночь на 11 февраля два пехотных полка под комадованием Хрущева перешли Килен-балку. Селингинский полк начал сооружение первого редута, Волынский полк стоял в охранении. Пароходо-фрегаты, вошедшие в Килен-бухту, прикрывали действия войск со стороны бухты. Союзники заметили работы осажденных на следующий день и на следующую ночь бросили на них отборные батальоны французских войск под командованием генерала Мэйрана. Однако разведчики вовремя сообщили Хрущеву о движении неприятеля. Изготовив войска к обороне, он дал сигнал флоту. Огнем с кораблей французы были остановлены.
Однако через полчаса атака продолжилась. Передовые цепи противника подошли к редуту. Один из участников обороны писал: "Когда генерал Хрущев услышал бег стремительно наступавших французов… то бросился в штыки навстречу неприятелю. Французы смешались; часть их, однако, прорвалась к редуту, но здесь была встречена штыками селенгинцев. Месяц уже скрылся и ночь была темна, хоть глаз выколи, поэтому селенгинцы, чтоб не попасть по своим, не открывали совсем огня, а только работали штыками. Неприятель, оправившись, снова бросался на наш редут, но был снова лихо отбит; сделав еще слабую попытку, он, наконец, должен был отступить".
Хрущев дрался в первых рядах своих воинов. В разгар боя французский офицер бросился к нему с саблей, но горнист Павлов вырвал у него оружие, а солдат Белоусов заколол его штыком.
Вскоре строительство Селенгинского редута была закончено. 17 февраля еще ближе к противнику заложили Волынский редут. На редутах установили корабельные орудия, все укрепления связали траншеями, а впереди редутов устроили ложементы для стрелков. Сложность этих работ обуславливалась не только беспрерывным обстрелом со стороны противников. Грунт за Килен-балкой состоял из сплошного камня и "едва поддавался кирке и лому".
Однако 27 февраля русские заложили третье укрепление – Камчатский люнет. В отличие от редутов, которые были замкнутыми насыпями со всех четырех сторон и имели, таким образом, круговую оборону, люнет имел насыпи только с фронта и флангов. Тыльная сторона Камчатского люнета была обращена к Малахову кургану. Впереди Камчатского люнета на расстоянии 300 м севастопольцы вырыли еще две линии траншей.
Заняв позиции за Килен-балкой, русские создали угрозу для всех осадных сооружений союзников на их правом фланге. Англо-французское командование понимало, что без овладения этим люнетом они не смогут овладеть Малаховым курганом и, соответственно, Севастополем. Один из французских генералов писал, что появление этих укреплений "надолго отдаляло возможность штурма Малаховой башни". Поэтому союзники постоянно пытались помешать окончательному устройству этих сооружений. Траншеи перед Камчатским люнетом стали местом происходивших каждую ночь ожесточенных схваток.
В свою очередь в ходе многочисленных вылазок русские матросы разрушили часть укреплений противника, построенных против Камчатского люнета. Для наблюдения за французами, действующими против Камчатского люнета, П.С. Нахимов посылал лучших офицеров, поскольку не раз повторял, что наблюдение за войсками, расположенными в ложементах против Камчатского люнета, – "почетное назначение".
Именно при защите Селингинского и Волынского редутов и Камчатского люнета пал 7 марта 1855 г. контр-адмирал В.И. Истомин. "Оборона Севастополя, – писал Нахимов, – потеряла в нем одного из своих главных деятелей".
В сражениях за Килен-балкой навсегда прославился и фактически сменивший адмирала на этом участке обороны один из севастопольских защитников генерал-лейтенант артиллерии С.А. Хрулев. Как звали его в Севастополе, солдатский генерал, каковых в многовековой военной истории России было немного.
Отсчет, пожалуй, нужно повести с А.В. Суворова. Потом – М.И. Кутузов эпохи 1812 г. Последний – "белый генерал" М.Д. Скобелев. В Севастопольскую же оборону – генерал Хрулев. Вот, наверное, и все. Остальные – тоже известны, но немного не так. Об этих же сочиняли песни, их любимые выражения были у всей страны на устах. Словом, прочих уважали и иногда любили. Этих же – всегда любили и всегда верили, что за ними не пропадешь. Так что, прямо скажем, С.А. Хрулев попал в неплохую компанию. Что, впрочем, он по всем статьям заслужил.
Биография
Хрулев Степан Александрович
(1807–1870)
С.А. Хрулев еще в раннем детстве решил стать офицером, а в мечтах – и генералом, и прошел для осуществления этой мечты все ступени постижения воинской науки побеждать. Шесть лет он провел в Тульском Александровском училище (Хрулев – уроженец Тульской губернии, где он появился на свет в 1807 г.), в 1825 г. выдерживает экзамен при 2-м Санкт-Петербургском кадетском корпусе. В 19 лет Хрулев – прапорщик в артиллерийской конно-легкой роте. Участник Польской кампании 1831 г., которая делает его подпоручиком и кавалером двух орденов.
Венгерская кампания 1849 г. застала Хрулева уже полковником и командиром конной артиллерийской бригады. Эта кампания сделала его генерал-майором, кавалером австрийского ордена Железной Короны и вложила ему в ножны золотую саблю с лаконично-емкой надписью "За храбрость".
Кокандский поход графа Перовского принес ему чин генерал-лейтенанта.
С началом Восточной войны Хрулев направляется на Дунай – в распоряжение главы русских инженеров генерала Шильдера. А с декабря 1854 г. он – в Крыму. Именно Крым сделает его тем генералом Хрулевым, о котором еще не так давно знали все. Хрулев находился в Севастополе почти до самого его падения, и лишь рана вынудила покинуть ряды его защитников. После лечения командовал корпусом на Кавказе, затем был зачислен по полевой конной артиллерии.
Он умер в Петербурге 22 мая 1870 г., умер внезапно, во сне. Но еще задолго до этого, предвидя неминуемое, он завещал похоронить его в Севастополе, в городе, где полегло столько его боевых товарищей, в городе, сделавшем его имя бессмертным.
4 марта 1855 г. С.А. Хрулев в связи с усилением действий неприятеля против левого фланга защитников Севастополя назначается начальником 3, 4, 5-го отделений оборонительной линии и комендантом Корабельной стороны с подчинением ему Селенгинского и Волынского редутов и Камчатского люнета, названных так по полкам, их строившим и защищавшим.
К этому времени уже все в городе знали, что генерала назначают туда, где сейчас труднее всего.
Примета оказалась правильной и на этот раз: уже в ночь с 5 на 6 марта противник предпринял атаку на строившийся Камчатский люнет. Русские батальоны, направляемые опытной рукой Хрулева, отбили нападение. Отбили дважды, ибо почти тут же – как и предусмотрел заблаговременно подготовившийся к сему генерал – французы вновь попытались испытать судьбу.
Понимал Хрулев и другое: Камчатский люнет, сильно выдававшийся вперед из линии укреплений, очень беспокоил французов. И то, что у них не получилось сейчас, могло получиться очень скоро – ибо неприятель упорно и споро приближался к люнету траншеями.
Дабы предотвратить потерю укрепления, необходима была вылазка, в ходе которой надлежало разрушить все земляные работы неприятеля. И Хрулев назначил ее на вечер 10 марта. Вечера и ночи стояли лунные, и дабы действие его людей происходило не на глазах у противника, Хрулев приказал начинать не ранее 11 часов вечера, когда скроется луна.
В отряд, должный выполнить это дело, генерал назначил 9 батальонов из состава полков Камчатского, Волынского, Днепровского, Углицкого, 20-го и 44-го флотских экипажей, всего до 5 тысяч человек.
Атака русских батальонов началась в тот момент, когда луна, как и было задумано, клонилась к горизонту. Хрулев двинул на правый фланг французов батальон Камчатского егерского полка, а на левый – батальон днепровцев. В ответ раздался сильный артиллерийский и штуцерный огонь. Но это не остановило атакующих.
Рассыпавшись в цепи и построившись в ротные колонны, русские батальоны без выстрелов штыками выковырнули французов из ложементов, которые те отбили у камчатцев часа три назад. Теперь пришло время отдавать долги.
Французы отступили к себе в траншеи и оттуда повели огонь. Однако это продолжалось недолго – их вытеснили отсюда весьма скоро. Аж за вторую их линию.
Во все время боя Хрулев находился впереди левого фланга Камчатского укрепления. Здесь находился мозговой центр боя. Один из участников дела 10 марта позднее напишет: "Более пятнадцати лет знаю я этого генерала. С самого начала службы моей был я с ним в одной батарее; но тогда я знал его только, как лихого и веселого собеседника. Позже судьба привела меня служить под его командой; тогда я увидел в нем одного из лучших знатоков артиллерийского дела. Во время Венгерской кампании я находился при нем за офицера Генерального штаба – отважнее его не было тогда в армии партизана (имеются в виду партизанские отряды из регулярных воинских соединений, аналогичных тем, что создавались в 1812 г. по приказу Кутузова. – Авт.). Генералом я видел его теперь в первый раз и в первый раз оценил его вполне. Я был поражен, найдя в этом лихом партизане, каким я до сих пор считал его настоящие таланты генерала: хладнокровие, дельную быстроту в распоряжениях в критический момент, уменье двигать рассеянные по полю батальоны в самом жару дела и ночью, уменье сохранять в войсках порядок, воодушевлять их, и доводить солдат почти до восторженного состояния. Всему этому не научит опытность: для этого необходимо врожденное военное дарование – нужна внутренняя искра".
Эта искра была, как и ясное осознание внутренней динамики боя.
Бой, в котором кроме имени Хрулева прославилось и имя иеромонаха Иоанникия Савинова, завершился так, как завершаются подобные бои, – русский отряд с лихвой выполнил задачу, возложенную на него генералом.
Иеромонаху посвятит несколько поэтических строк скромный бытописатель подвигов Севастополя, вовек оставшийся неизвестным:
Русь за тебя стонала!
Один ты был за всех измученный боец…
Святыня наших слез! Чья кровь не закипала,
Когда ты надевал страдальческий венец!
По всей Руси святой был каждый храм убогий
Молитвой за тебя народной потрясал!
К этому времени отец Иоанникий состоял на пастырской службе в 45-м флотском экипаже. Что не помешало ему отличиться и в сухопутной баталии, связав воедино своим ратным служением две севастопольские стихии, как делали это многие, сражавшиеся и умиравшие рядом с ним.
Ранее подвиги этого военного пастыря находили себе место на страницах всех исторических трудов, посвященных Севастопольской обороне. Потом сие оказалось сначала под запретом, позднее – под спудом беспамятства. Прочтем же наконец неизвестные нам строки о мужестве и доблести предков, вряд ли думавших, что потомки так отнесутся к их могилам и их именам…
Некогда – еще до 1853 г. – отец Иоанникий был иеродиаконом в скиту, но война призывает под свои знамена всех, не разбирая, кем ты был в той, нереальной сейчас, мирной жизни. И отец Савинов стал военным священником флотского экипажа.
В Севастополе русские моряки дрались и на суше – и их пастырь был везде рядом с ними, а иногда и впереди них. Как случилось это в ночь с 10 на 11 марта 1855 г. (ровно – день в день – через год после подвига отца Иоанна Пятибокова на Дунайском театре военных действий).
К этому времени бои под Севастополем велись уже долгие месяцы, и защитники его изнемогали, перемалывая все новые и новые орды свежего неприятеля. Враг все ближе и ближе подбирался к русским позициям, и сдерживать его становилось все труднее. Но сдерживали, переходя зачастую и в контратаки.
Именно это предстояло сделать в ночь на 11 марта пятитысячному отряду генерала Хрулева, коему надлежало разрушить французские подступы к Камчатскому люнету.
С наступлением темноты русские батальоны пошли вперед. Два батальона камчатцев под началом полковника Голева и два батальона днепровцев во главе с подполковником Радомским упали на французов, уже занявших под прикрытием сумерек переднюю линию русских ложементов.
Хрулев прикрыл движение своих батальонов (шедших: два – в ротных колоннах, два – в колонне к атаке) картечью. Это способствовало дополнительно скоротечности первого боевого соприкосновения – французы были выбиты из ложементов и отступили в свои траншеи, куда также – на их плечах – ворвались камчатцы. Пока лишь первым своим батальоном.
У траншеи неприятель встретил их батальным огнем, сразившим многих. Это не остановило остальных, и они влезли на гребень траншеи. Завязалась жаркая рукопашная… В наступившей уже почти полной темноте дрались штыками и прикладами.
К французам постоянно прибывало подкрепление, так что стало казаться: еще немного, и они выбьют неприятеля из своих траншей. Здесь дрались зуавы, безудержные в драке.
Подвиг
И вдруг среди раздававшихся лишь отнюдь не гармоничных звуков раздался громкий, хорошо поставленный голос: "Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы благоверному императору нашему на сопротивные даруя". И ряды сражавшихся увидели отца Иоанникия Савинова, провозглашающего молитву за царя.
Он появился здесь внезапно, в епитрахили, с поднятым крестом – и камчатцы воспряли духом: в пастыре они увидели посланника Божия, дающего им новые силы и чудодейственную помощь.