К концу романа Жорж женится на женщине своей мечты, доказывает превосходство над белыми в отваге и мастерстве фехтовальщика, побеждает на дуэлях, спасает девушек и возглавляет неудачное восстание рабов, из-за чего попадает на эшафот. Впрочем, главному герою удается в последнюю минуту спастись от смерти благодаря брату – капитану невольничьего корабля. У Жоржа много общего с Эдмоном Дантесом из романа "Граф Монте-Кристо", который выйдет из печати спустя всего несколько месяцев. Жорж ничего не забывает, он помнит все до мельчайших деталей, будто ожившая энциклопедия. Когда он возвращается, чтобы посчитаться с белыми за оскорбление своей семьи, Жорж раз за разом пользуется тем, что его враги живут только настоящим. Для них прошлое вовсе не настолько живо, как для Жоржа. Они не помнят и потому не видят истинного положения дел. То есть мечты, которую Жорж воплощает в жизнь, – мечты о том, что чернокожий может стать дворянином, более образованным, талантливым и могущественным, чем белые плантаторы.
Автор "Графа Монте-Кристо" дал достаточно стандартное описание того, откуда у него взялась идея романа. (В предложенную версию особенно не укладывается следующий факт: Шарль, дядя Алекса Дюма по отцовской линии, человек, пользующийся дурной репутацией, как-то раз использовал Карибский остров под названием Монте-Кристо как перевалочную базу для контрабанды сахара и рабов.) Как Дюма написал в одном из очерков, главная сюжетная линия романа основывалась на подлинной истории отвратительного преступления, обнаруженной автором в архивах парижской полиции. Речь шла о человеке, которого ложно обвинили в политическом заговоре и бросили в тюрьму по доносу со стороны группы завистливых друзей. Мужчина провел за решеткой семь лет и вышел на свободу только после того, как власть в стране сменилась. Бывший узник стал охотиться на своих приятелей и хладнокровно убивать их одного за другим. Дюма действительно использовал многие детали из полицейского отчета, однако реальный преступник бесконечно далек от беспощадного, но в конечном счете очень человечного графа.
В последних строках очерка романист намекает, что различные "стандартные" объяснения могут быть чистой воды болтовней и профанацией. "А теперь любой читатель вправе искать другой источник "Графа Монте-Кристо", помимо предложенного мною, – писал Дюма, – но только очень мудрый человек сумеет найти его". Невозможно узнать наверняка, чего именно хотел добиться романист, призывая мудрого читателя "искать другой источник "Графа Монте-Кристо"", но кажется весьма вероятным следующее предположение: писатель надеялся, что однажды кто-нибудь догадается об истинном происхождении преданного всеми героя. Ранее Дюма уже превратил списанный с отца персонаж в мулата Жоржа, мстителя и бескомпромиссного борца за справедливость. Но история реального преступления, к которой писатель обратился затем, давала шанс придать усилиям отца универсальный характер. Наделяя Эдмона Дантеса отдельными чертами Алекса Дюма, романист подменял преступника (эквивалент современного серийного убийцы) человеком, воплощающим в себе универсальное стремление общества к справедливости.
В "Графе Монте-Кристо" Дюма наделит преданного всеми главного героя не только реальными несчастьями, выпавшими на долю отца в последние годы жизни, но и вымышленным ощущением своего рода мрачного триумфа. Этот персонаж можно считать предшественником любого современного триллера от комиксов о Бэтмене до "Идентификации Борна". Ни один приключенческий роман девятнадцатого века не вызвал такого отклика. Сбежав из темницы и завладев сокровищами Монте-Кристо, Дантес строит в пещерах острова роскошное подземное убежище. Он становится мастером всех видов боевых искусств, хотя, как правило, побеждает врагов за счет ума, подчиняя закон и прочие общественные институты своей сверхчеловеческой воле. Граф знает, что мир жесток и порочен, а потому превращается в гения жестокости и порока, и все это ради цели помочь самым слабым и угнетенным. Граф – первый литературный персонаж, провозгласивший себя супермэном. И в этом он на много лет опередил Ницше (не говоря уже о возникновении комиксов).
Писатель Дюма вырос в мире, который сильно отличался от мира его отца, – расизм в те годы набирал силу, а вовсе не слабел. Коллега Дюма – романист Бальзак – называл его "негром". После успеха "Трех мушкетеров" и "Графа Монте-Кристо" критики предприняли нескончаемую публичную кампанию по дискредитации Дюма, насмехаясь над его африканскими корнями. Его называли черным тропическим сорняком на литературной ниве Франции. Один автор даже заявил: "Потрите шкуру господина Дюма, и вы обнаружите дикаря… негра!"
Карикатуристы-современники изображали романиста как негра с гусиным пером в руках – невероятно большие губы, кудрявые волосы, украшенные яркими, безвкусными драгоценностями. Один особенно известный художник облачил его в юбку из травы, продел кость через отверстия в носу и дал в руки каннибальский котел, в котором писатель живьем варил своих белых персонажей. Дюма был лишь на четверть негром, тогда как его отец – наполовину, но взгляды общества на расовый вопрос изменились кардинально в сравнении с концом восемнадцатого столетия, когда африканские корни Алекса Дюма не мешали ему считаться благороднейшим из французов.
Романист старался не обращать внимания на расистские оскорбления в свой адрес, но они наверняка причиняли ему острую боль. Впрочем, худшим из всех зол было то, что его отца, генерала Алекса Дюма, все забыли. Сыну так и не удалось ни открыть всю правду об отце, ни восстановить его место в истории. Однако Дюма отомстил за отца по-другому. Он создавал вымышленные миры, где ни один злодей не оставался безнаказанным, а хорошие люди пользовались защитой и покровительством со стороны бесстрашных героев, почти супермэнов, то есть героев, очень похожих на Алекса Дюма.
* * *
Я прочел тысячи писем генерала Дюма и о нем самом – в Венсенском замке, крепости в стиле Бастилии, где сейчас находится архив французского Министерства обороны. Миновав портреты Наполеона в натуральную величину и подсвечник из сотен мушкетонов, я оказывался в окружении ветеранов, которые искали свои полки, перелистывая тонкие гладкие страницы и вчитываясь в печатные отчеты двадцатого столетия. Мне же приходилось работать с кипами документов, написанных каллиграфическим почерком на толстой пергаментной бумаге. История Французской революции представала передо мной как зрелищная череда бесконечных битв.
Через некоторое время я научился узнавать изящный почерк Алекса Дюма. Отец писателя рассказывал – часто с удивительной прямотой – о своих надеждах на будущее, о крушении планов, связанных с военной карьерой, и о вере в идеалы, за которые он сражался. Благородство и неистовая отвага на поле боя, превратившие Алекса Дюма в одного из лучших солдат эпохи, легко просматриваются даже в грудах ежедневных рапортов, созданных военной бюрократией. Насмешки Дюма над армейским протоколом, гневные предостережения в адрес тех, кто жестоко обращался с мирным населением, и полные бахвальства выходки против трусливых генералов-штабистов часто заставляли меня громко смеяться. Его забота о солдатах и готовность пожертвовать всем ради прав человека и гражданина, кто бы ни стоял на пути к цели, порой доводили меня чуть ли не до слез.
Я нашел служебные рапорты Дюма, его донесения с поля боя, а также анекдоты о нем в сочинениях девятнадцатого века по военной истории. Однако мне удалось узнать очень немного о генерале Алексе Дюма как человеке – в архиве нет ни его любовных писем, ни мемуаров, ни даже завещания. Кажется, будто деяния этого человека стерты из памяти славой его сына и внука, которые носили его имя. Даже эпитет "Dumas père" ("Дюма-отец"), под которым романист известен во Франции, отрицает существование генерала Дюма; такое именование позволяет отличить писателя лишь от "Dumas fils" ("Дюма-сына") – драматурга, автора драмы, что легла в основу "Травиаты" Верди. Более того, выяснилось, что Музей Александра Дюма в Вилле-Котре, хотя и "посвященный жизни и творчеству Трех Дюма", в основном представляет собой собрание, связанное с романистом. Вещи и документы о драматурге занимают средних размеров зал, а на долю генерала досталась лишь маленькая комнатка. В этом помещении находятся несколько портретов, кое-какие письма о его боевых подвигах и прядь его курчавых черных волос. Моя главная надежда состояла в том, что в сейфе музея найдутся личные письма, бумаги, которые генерал Дюма держал у себя до самой смерти, по-настоящему важные для него документы, которые его вдова Мари-Луиза впоследствии передала сыну. Именно они помогут мне понять отца писателя.
В музее продавался буклет, где описывалось создание этого учреждения. Текст отличался своего рода стремлением к бюрократической дотошности, которое североамериканцам было бы сложно понять. По мере того как я читал о более чем десяти годах хитроумной борьбы между властями города, региона и страны по поводу статуса семейных реликвий Дюма, надежды на благополучное решение моей проблемы сменялись отчаянием: у городских чиновников могли уйти месяцы, если не годы, на то, чтобы согласовать процедуру открытия сейфа. Торопиться им было некуда. Десятилетиями эти реликвии скапливались в помещениях на втором этаже музея, а единственный человек, который знал их или хотя бы переживал за их сохранность, умер.
Февраль уступил место марту, а заместитель мэра Дюфур в каждом телефонном разговоре неизменно сообщал, что изучает суть дела и выясняет намерения городских властей относительно сейфа. Он говорил, что вопрос решится через пару дней. Затем, что еще через пару дней. Затем, что через десять дней. Затем он перестал отвечать на мои звонки. Тогда я приехал лично и проделал путь из Вилле в Париж, затем обратно в Нью-Йорк и вновь в Париж.
По мере того как число моих визитов росло, я обнаружил, что на свете все еще есть последователи генерала Дюма. Они называли себя Ассоциацией трех Дюма или просто сторонниками Дюма. Группа не была большой – ее ядро состояло из дюжины пожилых людей, считавших себя приверженцами духа Дюма, то есть духа отваги и товарищества. Они собирались в ресторанчике "Ле Киоск", объединенном с букинистическим магазином. Заведением управлял господин Голди, чей рокочущий, как артиллерийская канонада, французский окаймляли португальско-шотландские словечки и чьи деды – оба выходцы из британских владений в Индии – каким-то образом осели здесь после множества приключений. Я присутствовал на ежегодном съезде приверженцев Дюма, где познакомился с иранкой из Мэриленда. Она переводила произведения Дюма на фарси. Новоизбранным президентом ассоциации был щеголеватый топ-менеджер. Он подхватил эту заразу после того, как по случаю купил на окраине городка небольшой замок, который генерал Дюма снимал в 1804 году. Топ-менеджер жил в Алма-Ате, Казахстан, но обещал вернуться в Вилле-Котре, чтобы руководить следующим съездом.
Впрочем, истинным главой и сердцем ассоциации был бывший виноторговец. Он только что покинул пост президента организации, которую создал и возглавлял многие годы. Его звали Франсуа Анго, а его родственники были официальными егерями городка, поддерживая традицию, которая веками привлекала в близлежащий лес Ретц членов королевских фамилий. Как и новый руководитель ассоциации, Анго связался с "Тремя Дюма" в результате сделки с недвижимостью. В его случае это произошло сразу после Второй мировой войны, когда его отцу посчастливилось купить дом, где умер генерал Дюма. (Когда в начале 1960-х обстоятельства вынудили отца Анго выставить дом на продажу, он попытался убедить городские власти купить его, однако не встретил с их стороны достаточного интереса. Новый владелец, зубной врач, запер ворота на крепкий замок и повесил на них табличку, рекомендующую любителям достопримечательностей проходить мимо не задерживаясь. Именно тогда Анго решил: его единомышленникам нужна ассоциация, чтобы поддерживать в городке память о трех Дюма.)
После автомобильной аварии Анго пришлось ходить всюду на костылях. Двигался он гораздо быстрее меня, потому что, когда ему требовалось преодолеть какое-либо расстояние, он яростно бросал свое тело вперед, затем ставил костыли далеко от себя, вновь бросался вперед и вновь ставил костыли. Он напоминал взбесившийся маятник – манера передвижения, подходящая для атлета. И Анго без устали показывал мне связанные с Дюма детали во всех закоулках городка, даже в обычных барах и закусочных, с неоновыми вывесками, постерами спортсменов и поп-звезд на стенах, можно было обнаружить расхожий портрет писателя Александра Дюма.
Анго цитировал строки из "Трех мушкетеров" так, будто их написал Шекспир, и я вновь видел силу этих историй: они вдохновляют человека держаться беспечно, с небрежным изяществом, как бы плохо ни шли его дела. Свои политические взгляды Анго называл легитимизмом, то есть он поддерживал не просто монархию, а династию Бурбонов (самое пропащее дело на свете), и при этом я никогда не слышал от него злого слова в чей-либо адрес. Он идеализировал Старый порядок, носил галстуки с геральдической лилией. Та же эмблема французского королевского дома была на его машинке для вскрытия конвертов. Однако это пристрастие уравновешивалось неукротимой любовью к ультрареспубликанцу и демократу генералу Дюма, которого он считал величайшим представителем величайшей семьи.
Мы бесчисленное число раз обсуждали возможные решения "сейфовой проблемы". Я обратился за консультацией к эксперту, и тот сказал, что есть всего несколько способов так или иначе открыть сейф. Потребуются услуги специалиста – сапера, мастера по замкам или даже взломщика, – не говоря уже о разрешении. Но как все это осуществить, если городские власти не идут на сотрудничество?
Анго ни секунды не сомневался в том, что я справлюсь. "Что за приключение без капельки опасности?" – сказал он, и его глаза на мгновение вспыхнули.