А в конце октября пришел приказ эвакуироваться. Уезжали группами. Сложностей всякого рода хватало. Билеты на поезда отменили. И сесть в поезд уже было проблемой. Как только подавали состав, все бросались на штурм вагонов. Многим приходилось вместе с семьями ехать в товарных вагонах. А путь предстоял долгий! Без конца пропускали встречные воинские эшелоны. На дорогу уходил чуть не месяц.
В день, когда было приказано уезжать, Николай Ильич не успел позвонить домой и, явившись на квартиру в час ночи, сказал смущенно:
- Ася, утром мы должны быть с тобой на вокзале…
Вместе с Камовыми из Москвы выехала и семья Миля. В товарный вагон удалось втиснуть широкий диван, и женщины спали на нем, а мужчинам достались нары.
Взятый в дорогу "отоваренный" по карточкам паек скоро кончился. На станциях и полустанциях вещи меняли на продукты.
В пути на эшелон напал "мессершмитт" и метров со 100–150 открыл огонь. Отогнать же его было нечем. Однако все обошлось.
Несмотря на все беды и напасти, до места - в поселок Билимбай под Свердловском - все-таки добрались.
Заводу под помещение отвели собор, довольно просторный и удобный, который тут же окрестили "Собором билимбайской богоматери". Билимбай был небольшим рабочим поселком, с деревянными в основном домами. Приезд москвичей сразу внес в его жизнь бурное оживление. Население поселка увеличилось почти вдвое.
Камовых приняла к себе приветливая и трудолюбивая женщина, Прасковья Владимировна.
Закипела работа. Все приходилось делать самим - и устанавливать станки, и строить подсобные помещения. По собственной же инициативе соорудили антресоли - получилось нечто вроде второго этажа. Стало чуть просторнее.
Здесь, в Билимбае, и начали постройку АК - автожира-корректировщика. Это было следующим по сравнению с А-7 шагом вперед в развитии отечественных винтокрылых машин. Если А-7 все же требовалось два десятка метров для разбега, то АК как бы подпрыгивал в воздух не разбегаясь и, толкаемый винтом, расположенным сзади кабины, двигался вперед.
От этой конструкции до вертолета, по типу напоминающего современный, осталась самая малость.
За водой в Билимбае ходили на речку. Московские женщины вполне освоились с коромыслами. Поначалу, с непривычки, побаливали плечи, а потом ничего. Вот спускаться к реке, особенно зимой по скользкой дорожке, было трудновато. Приходилось одной рукой держаться за забор огорода, выходившего на крутой откос.
От избы, где жили Камовы, в сотне метров была баня. Поэтому раздевались в доме и, накинув шубу на голое тело, в валенках бежали к бане. Там жарко топилась печь с вмазанным в нее котлом. Николай Ильич парился последним, чтобы никто не торопил. Парился истово, с веником, и получал при этом небывалое удовольствие.
С едой было плохо. Спасибо хозяйке: для шестилетней дочки Камовых Тани она давала коровье молоко. А летом Таня, как заправский подпасок, помогала Прасковье Владимировне пригонять корову из стада.
Щи из свекольных листьев с картошкой считались роскошью. Однажды Таня оставила всю семью без обеда. Она плохо помыла картошку - уж очень ледяная была вода. И суп стало невозможно есть: песок хрустел на зубах.
Чтобы раздобыть еду, предпринимали различные экспедиции. Михаил Миль достал где-то лошадь и уговорил Анастасию Владимировну поехать вместе с ним в соседнее село поменять на продукты полученную по талонам водку, которую называли "молочной", потому что ее специально выдавали тем, у кого имелись дети.
Управлять лошадью москвичи не умели. На ухабе санки перевернулись. Седоки и драгоценный груз оказались в сугробе. Отряхнулись, сели снова - хорошо, что бутылки не перебили, - и поехали дальше. Дорога шла в гору. Пришлось встать с саней, чтобы лошади было легче. Та побежала резвее и оставила своих спутников далеко позади. Хорошо, навстречу шел старик, который и остановил лошадь.
Остальная часть пути прошла гладко. Продукты выменяли. Вернувшись, долго рассказывали о своих приключениях. А когда и эти продукты кончились, Тане пришлось расстаться со своей любимой куклой Майкой, красавицей в шелковом платье: ее сменяли на два килограмма муки. Таня мужественно глотала слезы.
Владимир Семенович Морозов, который одновременно являлся начальником и сборочного цеха, и летно-испытательной станции, пришел однажды домой крайне озабоченный. Нужен был маляр для окраски автожиров, а где его взять?
Утром жена Морозова, Ольга Петровна, пришла в цех.
- Тебе что? - спросил Морозов.
- У тебя же нет маляров, вот я и оформилась в отделе кадров учеником.
Морозов направил новоиспеченного маляра на аэродром писать на автожирах буквы и цифры. Повесив на шею баночку с краской, Ольга Петровна подошла к аппарату. В это время механик, не заметивший ее, включил мотор. Мощный поток воздуха свалил женщину с ног, банка с краской выплеснулась в лицо. "Косметика" долго потом не отмывалась…
Все попытки Камова запустить опытный экземпляр АК в производство кончались неудачей. Производство было перегружено срочными заказами для фронта.
Николай Ильич писал в автобиографии:
"Тяжелые условия военного времени, эвакуация не дали возможности провести испытания этого интересного, многообещающего аппарата. Многие черты его сохранились в последующих конструкциях нашего КБ и КБ Миля. Война приостановила наши работы по винтовым летательным аппаратам".
Камов верил в свою конструкцию и не переставал восхищаться аппаратом АК.
- Нет, но машина-то какова, а? - восклицал он, разглядывая чертежи на длинных листах ватмана. - Вот погонят немца, вернемся к себе и начнем строить АК. Такой машины еще не было. Я думаю, ее сразу разрешат запустить в серию.
Но и когда погнали немцев, к строительству АК приступить не удалось.
Камов медленно вошел в зал проектирования, держа в руках только что полученный приказ из Москвы. Все поднялись со своих мест, окружили главного конструктора в ожидании хороших вестей.
А когда ознакомились с приказом, резко приуныли. И было от чего. В приказе наркома говорилось о ликвидации вертолетного КБ Камова. Коллективу предлагалось возвращаться разрозненно на различные предприятия и заводы.
Это были вынужденные меры. Фронт вбирал в себя все без остатка.
Глава 4
ПЕРВЫЙ КОРАБЕЛЬНЫЙ
Воздушный мотоцикл. Вертолетное КБ. Заказ для моряков.
Доступен для летчиков средней квалификации.
Испытания "Иркутянина". Хорош, но мал
В конце 1943 года Камовы возвратились в обжитые места. Их бывшую квартиру заняли, и они поселились на втором этаже деревянного дома в плохо отапливаемой комнате, где зимой на стенах проступала изморозь.
Старые вещи за эвакуацию пропали, из мебели ничего, кроме старого дивана, не осталось. Вот в таких условиях Николай Ильич и приступил к разработке принципиально нового летательного аппарата.
Вскоре Камов перешел на работу в Бюро новой техники ЦАГИ и организовал там группу, в которую, помимо него, вошли Павел Серков, Владимир Баршевский и Маргарита Лебедева. Они на общественных началах, как это было во времена КАСКРа, и занялись проектированием первого отечественного вертолета соосной схемы - Ка-8.
Вообще соосная система известна давно. Первую в мире летающую модель Михаила Васильевича Ломоносова, которую он назвал "аэродинамической машиной" и демонстрировал на заседании Российской Академии наук в 1754 году, можно назвать соосным вертолетом. В начале нашего века русский инженер Игорь Иванович Сикорский пытался построить такой вертолет.
К этой же схеме обращался и известный французский конструктор Луи Бреге. Перед войной он построил вертолет, который успешно летал с неплохими по тем временам результатами: скорость полета - 44,7 километра в час, продолжительность - 1 час 2 минуты и дальность - 44 километра. Эти работы велись Бреге и после войны, но по каким-то причинам он их вскоре прекратил.
Известны также соосные вертолеты Дуара Перри, Берлинера, Пескара, Асканио, Хиллера, Келлета. Многих конструкторов привлекала инженерная разумность соосной схемы, состоящей из двух несущих винтов, расположенных один над другим и вращающихся в разные стороны. Они уравновешивали реактивные моменты друг друга, не теряя на это мощности. Вертолет такой конструкции - более компактный и маневренный. Конструкторы невооруженным глазом видели потенциальные возможности этой машины, но на практике все складывалось куда как непросто.
КБ Александра Сергеевича Яковлева, например, в конце Великой Отечественной войны работало над созданием вертолета соосной схемы, а потом переключилось на одновинтовой вертолет и вертолет продольной схемы.
Мысль об одновинтовой машине возникла и у Камова. Сохранился интересный документ, подтверждающий это.
"В экспертную комиссию наркомата.
Прошу рассмотреть мой эскизный проект одновинтового пассажирского вертолета Ка-12 с мотором М-21 мощностью 600 л. с. В данный момент я не имею КБ, поэтому представить более полные материалы не могу.
Считаю, что этого вполне достаточно для развертывания рабочего проектирования.
Конструктор Камов. 21.XI - 1945 года".
К сожалению, предложение Николая Ильича тогда не поддержали, а поступило оно на два года раньше, чем аналогичные проекты создания Ми-1 и Як-100.
Как бы то ни было, а в 1948 году Камов приступил к разработке легкого одноместного вертолета Ка-8 соосной схемы с мотоциклетным мотором. Несмотря на неудачи других конструкторов, Николай Ильич решил воплотить в жизнь "неподдающуюся" схему.
Первым и любимым учеником Камова стал Владимир Баршевский. Консультируя в МАИ дипломников, Николай Ильич "открыл" этого симпатичного блондина, который оказался способным вертолетчиком и вскоре уже руководил большей частью работ в самодеятельной группе. Также знающими конструкторами и инженерами показали себя Виктор Иванов и Павел Серков.
- Вот что, молодые люди, - загадочно улыбаясь, обратился к ним Камов, - как вы думаете, почетно или не почетно в ваши годы стать конструкторами настоящего летательного аппарата? Я подчеркиваю - настоящего!
- Почетно и интересно, - в один голос заявили дипломники.
- А что для этого нужно? - продолжал Камов.
- Как минимум - идея, КБ, производство, - ответил Серков.
- Правильно, - резюмировал Николай Ильич. - Масштабы для того, чтобы создать летательный аппарат, должны быть солидные. Ну а если аппарат поместится на площадке два на два метра, тогда что?
- Тогда и масштабы проектирования и постройки будут соответствующими… - заметил Баршевский.
- Верно, как раз подходящие для нас с вами масштабы. А идея, должен вам заметить, очень перспективная. На многие годы.
Молодые конструкторы слушали, раскрыв рты. А Камов, вооружившись мелом и вынув из кармана записную книжку, уже набрасывал на доске проект Ка-8.
- Воздушный мотоцикл! - воскликнул Баршевский.
- Что ж, пожалуй, довольно точное название.
- Я всегда мечтал построить авиетку.
- Это я вам и предлагаю. Вернее, крошку-вертолет соосной схемы. Условия такие: он становится темой ваших дипломных проектов, потом я делаю все, чтобы вас распределили ко мне, а через годик наш мотоцикл будет в воздухе.
В дальнейшем все так и получилось, как задумал Николай Ильич. И дипломы его избранники защитили успешно, и молодыми инженерами пришли к нему работать. А, главное, через год Ка-8 действительно поднялся в воздух.
"Николай Ильич выдумал его весь, целиком, от начала и до конца", - вспоминал Баршевский. Технические решения, заложенные в эту конструкцию, оказались на уровне изобретений. Вскоре на некоторые из них выдали авторские свидетельства.
Итак, они начинали вчетвером. Собирались вечерами в комнате Камова. Тут же, на ящиках, спала дочь Таня. Чертежную доску клали на табурет, усаживались вокруг нее на пеньки, заготовленные на растопку.
Со временем молодые инженеры все чаще задумывались: где и как строить? Камова и самого это беспокоило, но он верил, что все обойдется. Его убежденность и непоколебимость в своих взглядах заражали других. И вскоре директор завода разрешил на собственный страх и риск изготовить некоторые детали для будущего вертолета. А там подоспела и помощь министерства.
Для Ка-8 выделили небольшую сумму денег по так называемому безлюдному фонду. Камов получил возможность заказывать на авиационных заводах детали и узлы для своего вертолета.
Когда что-то срывалось, не получалось, Николай Ильич очень расстраивался, но никогда не сдавался перед обстоятельствами. Шел в министерство и добивался поддержки. Ценой огромного напряжения сил небольшой группы людей и малыми материальными средствами задуманный Камовым крошка-вертолет все же был построен.
Сборка проводилась в выделенном на заводе помещении размером со среднюю жилую комнату. Двери выходили на небольшую травяную площадку: с нее предполагали взлететь. И взлетели.
Для полетов пригласили опытного военного летчика подполковника Михаила Гурова. До этого он испытывал вертолеты Братухина. Его высокое мастерство и смекалка дали камовцам возможность "довести" вертолет.
Сначала для взлета не хватало мощности 38-сильного мотоциклетного мотора М-72. Его "форсировали", добавив в бензин спирт, который назвали "спиртзином". Заменили головки цилиндров. Двигатель начал "тянуть" и тут же глохнул…
Но вот, кажется, все наладили. Прочность вертолета проверили так: взобрались на него всей группой и попрыгали - выдержал. Составили акт и расписались - Камов, Серков, Карпов, Гуров, Иванов.
А на следующий день Ка-8 уверенно взлетел. Приземляясь, Гуров издали поднял большой палец: "Порядок". Аппарат сначала "водили" на привязи, а потом отпустили в свободный полет.
Однажды у самой земли вертолет завалился набок. Лопасти сломались, и кусок от них отскочил в плечо Камову: кожаный реглан спас руку. Гуров отделался ушибами. В другой раз на высоте 200 метров заглох двигатель, Гуров хладнокровно отжал ручку управления от себя и вывел вертолет на режим авторотации. Но, приземляясь, вертолет опрокинулся. Когда к машине подбежали товарищи, Гуров, целый и невредимый, как ни в чем не бывало покуривал сигарету.
И опять капитальный ремонт, и опять полеты, все более уверенные и продолжительные.
"Спроектировав Ка-8, - писал в автобиографии Николай Ильич Камов, - мы впервые решили задачу создания работоспособной соосной несущей системы. Оригинальными были сконструированные нами цельнодеревянные лопасти несущих винтов, управление, механизм общего и дифференциального шага. Эти конструкции легли в основу всей нашей последующей деятельности в области соосного вертолетостроения".
Наступило лето 1948 года.
Черный "ЗИС", въехавший на территорию завода почти на полном ходу, круто развернулся на площадке около Ка-8. Из машины вышел и направился к вертолету молодой генерал. Это был командующий авиацией Московского военного округа Василий Сталин. Он занимался подготовкой авиационного праздника в честь Дня Военно-воздушного флота. Около Ка-8 застыли, вытянув руки по швам, Гуров и механики.
- Ну-ка, садись в машину, - весело, но с ноткой приказа сказал летчику генерал.
- Слушаюсь, - ответил Гуров и полез на сиденье. Вертолет взлетел, выполнил несколько маневров и сел.
- Здорово! Готовьтесь к параду.
А накануне праздника Главный маршал авиации Константин Андреевич Вершинин пригласил к себе Камова и Братухина, автора вертолета Б-11. Стали обсуждать программу авиационного праздника, и Вершинин спросил:
- Кстати, как объявить ваши машины - вертолеты или геликоптеры?
- Мы называем свою - "вертолет", - твердо сказал Камов.
- А нас следует назвать "геликоптер", - заявил Братухин.
- Мне кажется, лучше наше слово: вертолет, - разминая в руках папиросу, сказал Вершинин. - Так и решим.
Синоптики обещали в день парада хорошую погоду. И действительно, не подвели. Светило солнце. С утра москвичи, привыкшие встречать День авиации как всенародный праздник, спешили на Тушинский аэродром. Станция "Сокол" была конечной остановкой метро, а дальше добирались или на трамвае, или на электричке, а многие шли пешком по Волоколамскому шоссе к понтонному мосту через канал Москва - Волга. В Тушине собирались сотни тысяч москвичей.
Радостная атмосфера всенародных праздников послевоенных лет незабываема. Победа в тяжелой схватке с врагом, авторитет страны социализма, доказавшей свое могущество, придавали Дню авиации особую торжественность.
В воздухе проносились реактивные самолеты, могучие бомбардировщики, выбрасывающие сотни разноцветных парашютов. И никто не обратил внимания на расположившийся вблизи от правительственной трибуны грузовой "ЗИС-150" с какой-то платформой на нем. Это была машина, предназначенная для Ка-8.
Сначала Ка-8 предполагали поднять с платформы грузовика, но из-за опасения, что двигатель начнет капризничать, оставили вертолет на земле. Когда подошло назначенное время, летчик Гуров перелетел с земли на грузовик. Лопасти вращались, стрелки часов показывали, что до старта остаются считаные секунды. И тут Ка-8 начал сползать с платформы. Гуров не растерялся и поднял все-таки вертолет в воздух. Правда, на несколько мгновений раньше намеченного графика - одновременно с планером конструктора Алексея Пьяцуха. Но никто, кроме руководителя полетов, этого не заметил.
Внимание зрителей переключилось на диковинную машину, державшуюся в воздухе "неизвестно на чем". С земли было видно только летчика и под ним два продолговатых баллона - шасси. Винты превратились в светящиеся на солнце диски.
Описав три круга над полем и сделав лихой крен перед заходом на посадку, Ка-8 вертикально опустился на платформу грузовика, который уже ждал этого момента и тут же на большой скорости умчался с летного поля под бурные аплодисменты.
Никто из зрителей не обратил внимания, что, когда Ка-8 приблизился к платформе и Гуров сбросил газ, двигатель стал глохнуть. Летчик, прошедший войну, сбивший несколько фашистских самолетов и носивший в себе 42 вражеских осколка, стал "молить бога", на глазах выступили слезы. Весь слившись с машиной, превратившись в комок нервов, испытатель блестяще посадил вертолет. Камов и его соратники все поняли и оценили и мужество, и мастерство летчика, и свою удачу.
В понедельник утром Камова вызвали в министерство. Заместитель министра пригласил его в кабинет.
- Николай Ильич, а что вы скажете, если мы поручим вам организовать на первых порах небольшое КБ с производственной базой, с тем чтобы в самом ближайшем времени получить от вас аппараты примерно такого типа, который вы нам показали вчера в Тушине?
Камов не верил своим ушам. Молчал.
- Не торопитесь с ответом. Мы поручаем вам ответственное дело и спрашивать будем со всей строгостью. Вашей машиной заинтересовался Адмирал Флота Кузнецов, а товарищ Сталин просил поздравить вас с успехом.
У Камова захватило дух, и он с трудом вымолвил:
- Большое спасибо… Я согласен и постараюсь оправдать доверие партии.
Так в 1948 году возникло вертолетное КБ Николая Ильича Камова, которым он руководил всю последующую жизнь и которое сейчас носит его имя.