"Свободная Индия"
"На нас гигантскими шагами надвигались несчастья и катастрофы, а Индия была бессильна и бездеятельна, мрачна и угрюма, поле битвы враждебных и чуждых сил". Неру даже желал, чтобы японцы напали на Индию, устроив ей хорошую встряску, дабы вывести из "могильного покоя", навязанного ей Великобританией. Лучше умереть, чем влачить жалкое существование безо всякой надежды: "Там, где наши могилы, там и воскрешение".
Какую положительную цель преследовала эта война? К какому будущему она вела? И какая судьба уготована Индии? "Призрак насилия, который таился в глубине западной психологии, в конце концов пробудился и осквернил человеческий дух", - написал Тагор перед смертью. "Раньше я думал, что живительные родники цивилизации брызнут из сердца Европы. Но сегодня… эта уверенность рухнула". Рухнула вера в Европу: Индия, озлобленная и недоверчивая, была парализована, запуталась в своей публичной и политической деятельности, тревожилась о будущем; "тиски сжимались со всех сторон". И чувство отчаяния нарастало.
Тем временем Ганди написал ряд статей. Он почувствовал, от чего страдает народ, его апатию и подавленность, и восстал против этого состояния. Пусть признают свободу Индии, или начнется открытый мятеж. "В этом требовании не было ничего нового… но появилась новая срочность, новый огонь в словах и речах Гандиджи. И дыхание действия". И вдруг настроение в стране резко переменилось, перейдя от мрачной пассивности к крайнему возбуждению, лихорадочному ожиданию. Высвобожденные словами Ганди события, так долго удерживаемые в узде, теперь сменялись с невероятной быстротой. "Был ли Ганди прав или виноват, ясно одно: он четко выразил чувства народа". В этот критический момент он принес самую большую из жертв: "Его любовь к свободе Индии и свободе всех других эксплуатируемых народов превзошла даже веру в ненасилие". Значит, он решил поддержать резолюцию - в умеренном варианте, составленном Неру, - о том, что "главной задачей временного правительства свободной Индии станет привлечь все ресурсы страны к борьбе за независимость и широко сотрудничать с Объединенными Нациями, чтобы обеспечить оборону Индии при помощи всех сил, вооруженных и иных, находящихся в ее распоряжении".
Через какие душевные муки он прошел, чтобы преодолеть себя? "Исходя от него, эта перемена была значительной и поразительной", - поясняет Неру.
Речь шла не только о судьбе Индии. В глазах Ганди она была "символом порабощенных и эксплуатируемых народов мира. Если она сохранит покорность, все остальные колонизованные страны тоже пребудут в своем нынешнем положении рабов, и война пройдет впустую". Сохранится прежний порядок. Но добиться независимости Индии, "образцовой территории современного империализма", значит, положить конец "порабощению и эксплуатации одного народа другим"; требуя независимости, Ганди сражался за "сотни миллионов обездоленных, угнетенных, жертв расовой дискриминации в Европе и в Америке, а также в Азии и Африке, находящихся в еще худшем положении… которые страстно, вопреки рассудку, надеются, что победа в войне так или иначе облегчит бремя, под которым они изнемогают". (При этом для его соперника Черчилля, по словам Неру, главным было сохранить "социальную структуру в Англии и имперскую структуру ее империи".) Была одна сложность: "Всякое действие с нашей стороны наверняка повредит военным усилиям". Но Ганди еще считал возможным вести переговоры с правительством, и это предупреждение, вероятно, было в его глазах способом возобновить диалог в тот момент, когда Англия ослаблена. "В его последней речи, обращенной ко Всеиндийскому комитету конгресса, звучало его искреннее желание прийти к согласию и твердое намерение встретиться с вице-королем".
7-8 августа в Бомбее комитет рассматривал резолюцию, известную под названием "Свободная Индия" ("Quit India"). Первоначальный текст, написанный Ганди и представленный комитету 27 апреля 1942 года, был отвергнут; таким образом, был утвержден другой, доработанный документ, который Ганди и зачитал 8 августа того же года. "Свободная Индия" требовала немедленного признания независимости и конца британского владычества, при этом высказываясь за сохранение на ее территории союзных войск, чтобы "не нанести ущерб обороне Китая и России и не подвергнуть опасности оборонный потенциал Объединенных Наций". И тем не менее: "Комитет больше не намерен сдерживать усилия народа, желающего объявить свою волю империалистическому и авторитарному правительству, которое мешает ему действовать в его собственных интересах и в интересах человечества".
В конце комитет давал "добро" на создание движения народной борьбы, основанной "на принципах ненасилия, естественным лидером которой будет Гандиджи".
Резолюцию утвердили поздно вечером 8 августа 1942 года. Рано утром 9-го начались аресты. Начиная с индийского руководства.
Ганди осуждали за инициативу, подавшую ожидаемый повод к кровавым репрессиям. В самом деле, если вспомнить о его осторожности и предусмотрительности во время предыдущих кампаний, это внезапное решение, принятое в напряженной и наэлектризованной атмосфере, просто удивляет. Однако в момент принятия резолюции "Свободная Индия" места для маневра практически не оставалось, ситуация была нестерпимая, народ - в отчаянии. Нужно было действовать быстро, "несмотря на последствия". Всё лучше, чем полная деморализация Индии и застой, в котором она прозябала на фоне нарастающей японской угрозы. Впрочем, успехи японских войск вызывали у некоторых нарастающее удовлетворение. Единственное средство предотвратить раскол и вторжение в страну - дать Индии почувствовать дыхание свободы. Ганди, угадавший отчаяние народа, наверное, надеялся, что с помощью сатьяграхи сможет удержать в узде ненависть и насилие. Но у сатьяграхи не было никаких шансов против террора и антитеррора, которые за этим последуют. Готовы ли они к этому? Рассчитывали в большей степени на разъяснения, переговоры, открытость. Ганди, как и Неру, был поражен своим арестом.
И страна восстала. Подавляемая ярость взорвалась; она снесла все преграды, подожгла полицейские участки, почтовые отделения, налоговые конторы, вокзалы - все символы власти; она срывала рельсы, перерезала телеграфные и телефонные провода, занималась саботажем и грабежом, позабыв о ненасилии (которое больше не послужит политическим оружием в войне за независимость). И правительство в ответ пустило в ход тяжелую артиллерию: полиция стреляла по безоружной и безначальной толпе, пулеметы и самолеты сеяли смерть. "Правительство подавило беспорядки всем своим весом", - заявил Черчилль в палате общин. К концу 1942 года около ста тысяч человек были арестованы, более тысячи - убиты полицией.
На границах Индии, в мусульманских пределах, был избит полицией и изувечен Абдул Гаффархан - великий пуштунский вождь, крупная и замечательная личность, убежденный сторонник ненасилия, которого по этой причине называли "пограничным Ганди", однако он установил такую дисциплину, что даже провокации не поколебали самообладания: не произошло никаких серьезных беспорядков, тогда как в остальной Индии насилие вырвалось наружу, возможно, в качестве ответной реакции на терпеливое учение Ганди (и всё же, как говорит Неру, полученное от него за долгие годы воспитание дало замечательный результат: проявления расовой вражды были редки, толпа разделывалась с имуществом, не трогая людей). Репрессии, прикрытые непроницаемым покровом цензуры, продолжались: усмирив бунт, нужно было вырвать зло с корнем.
"Были созданы специальные трибуналы, избавленные от обычных правил процедуры… которые приговаривали тысячи людей к длительным срокам заключения и множество других - к смертной казни. Полиция… и всемогущие спецслужбы сделались главными органами в государстве. Они позволяли себе любые бесчинства и формы насилия… Огромное число студентов университетов подверглось наказаниям, тысячи молодых людей высекли… Целые деревни приговаривали к наказаниям от бичевания до смертной казни… С деревень требовали огромные суммы в качестве коллективного штрафа… Как удавалось выбить у несчастных голодных людей такие суммы - это другая история".
К тому же в 1943 году в Бенгалии свирепствовал самый страшный голод за последнее столетие, поскольку реквизиция средств передвижения в пользу армии дезорганизовала распределение зерна: полтора миллиона смертей. Однако британские чиновники были по-прежнему уверены в своей правоте, неизменно вежливы и хорошо воспитаны, привержены букве закона. Стоит лишь почитать формальные и элегантные письма, адресованные лордом Линлитгоу Ганди, сидевшему в тюрьме. Так и представляешь себе это высшее руководство, заботящееся о поддержании ритуалов и дисциплины - единственных ценностей, сохранившихся в разваливающемся мире. "Словно фигурки в театре теней, они продолжали действовать, как в прошлом, стараясь произвести на нас впечатление сложным имперским протоколом, придворными церемониями, своим дурбаром и инвеститурами, своими парадами, ужинами и вечерними платьями, своими помпезными заявлениями". В Англии же царили напряженность и тревога, связанные с войной.
Тем временем Махатма, сидя в тюрьме, возмущался тем, что официальная пропаганда приписывает волну насилия в Индии заговору руководителей конгресса (которые якобы хотели помешать союзникам сражаться с Японией; гораздо вероятнее, беспорядки поддерживались террористическим подпольем, действовавшим уже много лет, к которому примкнули некоторые элементы в конгрессе). Это было "избиение истины", - сетовал он. Если бы его не арестовали так поспешно, он бы, напротив, предупредил эти приступы ярости, как он умел это делать; ни он, ни его коллеги не собирались прибегать к насилию ни на одном этапе кампании. И его бросили в тюрьму, даже не дав изложить свои планы и провести переговоры, тогда как он всегда старался делиться своими замыслами, разрываясь между стремлением к свободе для Индии и желанием не создавать затруднений правительству во время войны, и эта точка зрения могла восторжествовать… Узник из Пуны писал горькие письма индийскому вице-королю лорду Линлитгоу, которого некогда считал своим другом. А теперь этот друг сомневается в его словах и преданности ненасилию! Этого Ганди вынести уже не мог: он попытался утишить свою боль трехнедельным постом, который начался 10 февраля 1943 года. Ганди чуть не умер, толпы вышли на улицу, но всё напрасно: в глазах вице-короля его пост был просто политическим шантажом - это слово вбило новый клин между ним и индийской общественностью. Махатма, любимый горячо как никогда, оставался символом национальной идеи и непокорности.
С точки зрения Линлитгоу, события 1942 года окончились победой. Сам Неру признавался: "Индия проиграла в последнем поединке, когда важны были только сила и власть". Однако, как и две первые большие кампании - в 1920–1922 и 1930–1934 годах, - движение "Свободная Индия" дало мощный толчок, ускоривший уход англичан. Они оказались в ложном положении. Изнуренная военными усилиями, деморализованная беспощадной борьбой, которую Ганди и его товарищи вели 30 лет, к тому же обремененная долгом в 300 миллионов фунтов стерлингов перед Индией, Англия не могла торговаться с позиции силы. А тут и Черчилля, который, может быть, и продолжал бы борьбу, сняли с поста премьера: после выборов 1945 года к власти пришли Эттли и лейбористы. Война изменила карту мира и расстановку сил, но также и настроения. Колониальная эпоха отошла в прошлое. Новый вице-король лорд Уэйвелл получил задание быстро осуществить переход к автономии.
Конец войны
Вскоре после заключения в тюрьму Ганди потерял своего неразлучного помощника, "сына, секретаря и возлюбленного" в одном лице - Махадева Десая, который многие годы (он примкнул к Ганди в 1917 году, сдав экзамены на юридическом факультете) ежедневно разбирал обильную почту, принимал званых гостей и избавлялся от непрошеных, аккуратно вел счета, часами изучал карты и планы местности, чтобы организовывать нескончаемые поездки Ганди, пересказывал разговоры, передавал суть речей, редактировал статьи - порой при свете свечи, в вагоне третьего класса, когда нужно было быстро отправить текст. Он умер внезапно, наверное, от истощения, но еще и от страха, что Ганди заморит себя в тюрьме голодом до смерти. Вскоре после того, 22 февраля 1944 года, верная Кастурбай, тоже брошенная в тюрьму, скончалась, положив голову на колени Ганди. "Я ухожу, - сказала она ему. - Не плачьте обо мне, я обрела покой". "Мы были необычной парой", - написал Ганди в письме лорду Уэйвеллу. 62 года, прожитые вместе, смирение во взгляде, мужество, с каким она сносила испытания и участвовала в борьбе (и в Южной Африке, и в Индии она несколько раз стремилась попасть в тюрьму), а порой и сопротивлялась власти мужа, который, благодаря обету целомудрия, перестал ее тиранить, а после с уважением относился к ее мнению и ее решениям. В том же письме лорду Уэйвеллу, с которым он так и не встретился, Ганди объяснял, что целомудрие привязало их друг к другу в 37 лет еще крепче, чем раньше: "Мы перестали быть двумя отдельными единицами… в результате она действительно превратилась в мою лучшую половину". Будучи поначалу очень упрямой, по словам мужа ("если я пытался к чему-то ее принудить, она все равно делала так, как хотела сама"), она понемногу растворилась в нем, то есть в его работе - его служении. Как матери ей пришлось страдать из-за своих детей, в частности, старшего - Харилала, который всегда бросал вызов отцу и обратился в ислам. Это обращение было формой мести, Харилал постарался придать этому событию большую огласку. "Твой отец принял всё это мужественно, но я - слабая старая женщина, которой трудно с терпением выносить нравственные муки, причиняемые твоим недостойным поведением".
У Ганди же были причины подозревать, что за этим поступком стояли корыстные интересы. Он знал, что сын мстит ему и что его враги используют эту месть против него. И он обратился через прессу с письмом к своим друзьям-мусульманам: Харилал - пьяница и развратник, которого подвигла к обращению корысть, а не религия; если бы он надеялся, что Харилал исправится благодаря своей вере, он ни слова бы не сказал против его перехода в ислам, но… Перед смертью Кастурбай захотела с ним увидеться. Харилал пришел в тюрьму. Он был пьян, так что пришлось его выставить. Он умер в больнице Бомбея 19 июня 1948 года, побывав неузнанным на похоронах отца. Кастурбай страдала и из-за Манилала, их второго сына, которого Ганди на какое-то время сослал в Южную Африку, потому что тот одолжил денег Харилалу, вечно сидевшему без гроша. (Об авторитаризме Ганди как отца и супруга написано множество обвинительных книг, но есть и труды в его защиту. Говорили о "нежности его деспотизма": тень его величия, бремя его миссии довлели надо всем. Один из биографов решил для забавы представить себе "нормального" Ганди: "…процветающий адвокат, живущий в симпатичном домике в пригороде Бомбея, отдав детей в английскую школу, делящий время между высоким судом и спортивным клубом, играя в бридж и время от времени в гольф, переписывающийся с главным редактором "Таймс оф Индия" и расхваливающий членам Ротари-клуба достоинства лечения природными средствами… Супруга Ганди и его дети, возможно, вели бы более легкую жизнь, но весь мир наверняка бы еще более обеднел".)
Суровый удар, подорвавший исключительную силу духа Ганди, его волю к жизни. "Я не могу представить себе жизни без нее… Она была неотделимой частью меня самого, после ее ухода осталась пустота, которую ничем не заполнить". Он тяжело заболел. У него были малярия, жар и, как впоследствии обнаружилось, амебная дизентерия. Поскольку он приписывал болезнь "отсутствию веры в Бога" и упорно отказывался от лекарств, вскоре ему стало совсем плохо.
В это время события повернулись в пользу союзников; освободить Ганди было теперь не так опасно, как позволить ему умереть в тюрьме, поэтому его выпустили 6 мая 1944 года, к его великому неудовольствию. Несмотря на свои 74 года, он был жизнелюбом и пламенным борцом: всего несколько недель спустя он снова вышел на политическую арену.
Не сумев примирить конгресс и правительство, он в очередной раз взялся за решение проблемы, созданной "теорией двух наций". По его словам, единство между индусами и мусульманами было его "страстью" с самой ранней юности:
"Я борюсь, чтобы сплотить собой две общины. Мое желание - сцементировать их моей кровью, если понадобится".