Забегая далеко вперед, хочу сказать, что вскоре после войны мне пришлось случайно встретиться с Тимохой. Выглядел он неважно, светлые глаза глубоко запали, лицо было землистого цвета. На нем был короткий стеганый ватник, на голове потрепанная шапка-ушанка. Озабоченный, с тревожным блеском в глазах, он куда-то спешил по важному делу, и разговаривали мы недолго: от того, как решится дело, сказал Тимоха, зависело многое в его жизни… Я поняла, что все эти годы судьба не улыбалась ему. На его долю выпало немало испытаний - не только фронт, бои, ранения, но и плен, лагеря и многое другое. Однако ничто не могло сломить Тимоху - по-прежнему он держался независимо, и в глазах его светились твердость и железная воля. Я видела все то же знакомое мне решительное выражение лица, тот же упрямо выдвинутый вперед подбородок и те же, только потемневшие веснушки на вздернутом носу, на щеках. И лишь одно непривычно было видеть на этом лице - морщинки. Они жестко прорезались у самых глаз и в уголках крупного рта - следы прожитых военных лет…
…Мы подошли к ребятам и поздоровались. Короленко приветливо кивнул, не переставая рассказывать. Незаметно приблизившись ко мне, Тимоха оттеснил Славу - большой, широкоплечий, он всегда держался рядом со мной, будто хотел защитить от кого-то. Слава, относившийся к этому с юмором, никогда не противился и, охотно уступив место Тимохе, знаками объяснил из-за его спины: "Ничего не поделаешь - сила!"
Короленко посмотрел на часы:
- Кого еще нет?
Задрав веснушчатый нос, Тимоха глянул на собравшихся командирским оком. В этот момент в дверях появились еще двое.
- Все в сборе, товарищ инструктор! - четко доложил он. - Нет только Виктора Ганченко. Он предупредил меня, что встретит нас по пути.
- Время у нас еще есть, давайте побеседуем полчасика перед полетами, - сказал Короленко, направляясь к двери класса.
Мы переглянулись: никто к зачету не готовился.
Когда все уселись за столами, Короленко хитро сощурился:
- Тимохин, что будете делать, если высота падает, а под вами лес? Ведь у планера нет мотора!
Лицо и оттопыренные уши Тимохи медленно залились краской, в глазах появился дерзкий блеск.
- Буду садиться на лес! - категорически заявил он и добавил: - Только этого не может случиться!
- Почему же не может? - возразил Короленко, снисходительно улыбнувшись: уж он-то знает, что может, а что не может случиться с планером!
Перед тем как ответить, Тимоха весь напрягся, и я подумала, что действительно с Тимохой такое никогда не произойдет - просто немыслимо, чтобы с ним такое стряслось.
- Это же ЧП! Нельзя доводить до этого, нужно думать заранее! - отрезал он.
Короленко с интересом смотрел на Тимоху.
- Та-ак, - протянул он, решая, стоит ли развивать эту тему.
- Факт! - поддержал своего друга Лека-Длинный. - Нечего переть на лес, если высоты не хватает.
- Ну хорошо, - согласился Короленко. - Разберемся во время полетов.
Кивнув Тимохе, чтобы тот сел, он прошел к окну и постоял, слушая, как в кустах сирени оголтело щебечут птицы. В распахнутые окна врывались привычные звуки города: зазвенел трамвай, басовито зарычала машина, ей ответили несколько разноголосых гудков, где-то на Днепре протяжно крикнул пароход.
- Ну, а отчего возникают воздушные потоки? Чугарина! - резко обернулся Короленко.
Валя шумно задышала, глядя в пол. Если Валя чего-нибудь не знала, то уж догадаться никак не могла, особенно когда ее спрашивали неожиданно.
- Садитесь!
- Вот Чугарина запросто сядет на лес… - раздался в тишине голос Леки-Длинного.
У Вали обиженно дрогнули губы, а Короленко строго сказал:
- Ответьте вы, Дубровин.
Распрямившись во весь свой огромный рост, Лека по привычке пригладил рукой волосы и начал обстоятельно рассказывать все, что знал о воздушных потоках. Валя оживилась: да ведь это так просто - как же она не сообразила!
Дошла очередь и до меня. Пока я говорила о том, что такое аэродинамическое качество и как оно влияет на полет, Короленко как-то странно присматривался ко мне, будто видел впервые и удивлялся тому, каким образом я сюда попала. Не понимая, в чем дело, я умолкла на полуслове.
Я видела, как Тимоха с пылающими ушами изо всех сил сжимал обеими руками край стола, словно пытался отломить изрядный кусок. Он ободряюще кивнул мне, и я, встрепенувшись, заговорила громким голосом. Когда я кончила, Короленко неопределенно хмыкнул и отпустил меня.
На свое место я села с таким чувством, будто в чем-то провинилась, и Тимоха, наклонившись ко мне, сочувственно шепнул:
- Что это с ним? Ты же правильно ответила, я сам слушал все до последнего слова.
Недоумевая, я пожала плечами. Однако все выяснилось в тот же день во время полетов.
- На этом мы закончим. Впереди - самое интересное! - пообещал Короленко. - Сейчас отправимся на планеродром. Вот теперь-то мы и узнаем, кто из вас будет летчиком, а кого придется отчислить…
И все мы, мечтавшие о полетах, затрепетали, в душе все же надеясь, что инструктор не окажется слишком придирчивым.
Несколько минут спустя веселой гурьбой мы ввалились в трамвай, который, часто позванивая, понесся вниз по улице. Инструктор и Слава сели у окна, а все остальные остались стоять на площадке, хотя трамвай был полупустой.
- Где же Виктор? - беспокоилась Валя, выглядывая из трамвая на каждой остановке.
Наконец в трамвай прыгнул Виктор.
- Здорово, хлопцы! А я давно жду вас - нет и нет. Думал, прозевал. Хотел догонять, да вижу Лека-Длинный мотается в окне…
- А мы уже решили, что ты забросил авиацию! - сказала Валя, глядя на Виктора влюбленными глазами. - После поражения на соревнованиях…
Действительно, на республиканских соревнованиях авиамоделистов, где Тимоха и Лека заняли первые места, Виктору не повезло: его модель сломалась и совсем не взлетела.
- Ну, нет! Это мелочи жизни, - заявил Виктор, в глубине души все еще переживая свою неудачу. - Запомни, Валюха: с сегодняшнего дня кабина планера станет моим родным домом! Ты еще не раз услышишь имя Виктора Ганченко - обещаю тебе! И если когда-нибудь в центральных газетах будет написано крупными буквами…
- Громко сказано! - перебил Тимоха, который терпеть не мог выспренних фраз и всегда останавливал Виктора, когда тот начинал "разводить патетику".
- Я знаю, Тимоха, ты бы так не сказал, - стал оправдываться Виктор. - Ты другого склада человек. Ну, а я… Мне сначала слово нужно, просто не могу без слова, понимаешь?
Но Тимоха не понимал. Нахмурившись, он демонстративно отвернулся и молча стал смотреть в окно.
- А знаете, хлопцы, - продолжал Виктор, называя хлопцами всех, в том числе и нас, девчат, - когда мы с вами станем настоящими летчиками, у нас будет своя эскадрилья! Самым выдающимся летчиком среди нас будет, конечно, Тимоха, наш командир… И мы обязательно совершим групповой полет вокруг шарика!
У Тимохи от удовольствия порозовели уши, но, верный своему принципу, он счел необходимым спустить Виктора с небес на землю.
- Ты что-то, Виктор, спешишь. Сначала надо научиться летать! - усмехнулся он, на этот раз не рассердившись: идея группового полета пришлась ему по душе, а выражение "вокруг шарика" Виктор позаимствовал у Чкалова.
Короленко, разговаривавший со Славой, услышал последнюю фразу и покровительственно сказал:
- Ребята, не беспокойтесь - всех научу! Будете летать!
Он чувствовал себя всемогущим богом: от него зависело наше будущее, и ему хотелось быть добрым.
- Главное - это научиться драться в воздухе! - горячо заговорил Тимоха. - Обстановка накаляется.
Всего несколько месяцев назад кончилась гражданская война в Испании. А недавно мы узнали о событиях в районе реки Халхин-Гол: японцы вторглись в пределы Монголии, и наши войска выступили против них. Об этом сейчас писали газеты.
- Да, воевать, конечно, есть где, - сказал задумчиво Виктор. - Год назад - озеро Хасан, теперь - Халхин-Гол.
- Мы должны быть готовы ко всему! - заявил Тимоха.
И он с жаром начал рассказывать о том, как воевали с фашистами наши истребители в Испании и почему фашисты все-таки победили в этой войне.
Я знала, что все это он слышал от своего брата, который сражался в испанском небе на самолете И-16 и даже получил боевой орден за то, что сбил несколько фашистских самолетов.
В это время Короленко, выглянув из окна, посмотрел вперед, проверяя, далеко ли еще ехать, и весело сообщил:
- Скоро прибудем! Давай-ка, Виктор, запевай нашу!
И Виктор сильным голосом запел:
Пропеллер, громче песню пой!
Неси распластанные крылья!
За вечный мир, в последний бой
лети, стальная эскадрилья!
Народу в трамвае почти не осталось, и мы, чувствуя себя свободно, громко пели. За окнами, совсем близко, мелькали стволы сосен. То и дело мохнатые ветки, шурша хвоей по стенке трамвая, заглядывали в окна.
Мы горланили песни, пока не доехали до конечной остановки, очутившись на опушке соснового леса. Дальше тянулось песчаное поле, на котором кое-где возвышались холмы с пологими склонами.
- Здесь мы будем летать, - сказал Короленко.
Поле было пустынно. Только редкие сосны, парами и поодиночке, стояли в некотором отдалении от леса, да еще виднелась хатенка, где жил сторож, и рядом с ней сколоченный из досок сарайчик с громким названием "ангар", в котором, по словам Короленко, стояли два красавца планера.
ЗАДНЯЯ ЦЕНТРОВКА
Первыми у ангара оказались Тимоха и Виктор. Когда подошли остальные, они уже отодвинули большой засов и открывали отчаянно скрипевшую дверь.
- Проходите! - пригласил Тимоха и сам вошел раньше всех.
Сарайчик был очень мал. Сквозь щели в стенах пробивались солнечные лучи, в которых купались тысячи светлых пылинок.
Переступив порог, мы замерли от восторга. Два стареньких, видавших виды планера, трогательно прижавшиеся друг к другу, потрепанные, исцарапанные и в заплатах, показались нам прекрасными сказочными птицами.
С минуту все стояли молча, почти не дыша. Наконец Виктор медленно погладил пыльное крыло планера и торжественно произнес:
- Вот она, моя мечта! Мечта, которую я давно носил в душе своей и которая… - но, увидев, как смотрит на него Тимоха, осекся и тут же обиженно протянул, глядя с укором на своего друга: - Вечно ты, Тимоха, перебиваешь… Никогда не даешь человеку высказать свои чувства.
Тимоха мрачно взглянул на него, но тут Лека-Длинный вовремя предложил:
- Давайте его выкатим! Можно, товарищ инструктор?
- Выкатывай!
Облепив планер, мы потащили его из ангара. Я крепко держалась за конец крыла и шла рядом с планером, но почему-то получалось, что не я его тащила, а, скорее, он меня…
Через каких-нибудь две-три минуты сероватый планер, когда-то выкрашенный в красивый серебристый цвет, уже стоял на бугре с распластанными крыльями, готовый к взлету. Казалось, он давно ждал этого момента и теперь, выбравшись на волю после долгой зимней спячки, вздохнул полной грудью, набирая силы, радуясь наступившей свободе.
Некоторое время Короленко, сощурив глаза, молча наблюдал, как ребята ощупывают планер со всех сторон, вытирают пыль, трогают элероны, рули управления. Выждав немного, он приказал ввернуть в землю штопоры.
Поскольку ни буксировочного самолета, ни другой техники для запуска планера в воздух у нас не имелось, мы должны были просто "выстрелить" его, как из рогатки, с помощью резинового троса, натянув амортизатор своими же силенками.
Процесс запуска заключается в следующем. Пока мы натягиваем амортизатор, планер стоит на месте, удерживаемый тросом, который крепится к штопорам. По команде инструктора пилот, сидящий в кабине, двинув рычаг, сбрасывает удерживающий трос с крючка, и планер устремляется в воздух. Когда планер уже взлетел, сократившийся амортизатор, прикрепленный к носовой части планера, соскальзывает и падает на землю…
Наконец все приготовлено для взлета. Перед тем как сесть в кабину и продемонстрировать нам свое искусство, Короленко приказал Тимохе построить группу.
Моментально мы выстроились в две шеренги.
- Товарищ инструктор, группа выстроена для полетов. Старшина группы Тимохин! - бодро доложил Тимоха.
Но Короленко не спешил, важно расхаживая перед строем. Остановившись, медленно обвел всех взглядом, прикидывая что-то. Может быть, решал, в какой очередности нас выпускать. И опять на меня он смотрел дольше, чем на остальных. Я чувствовала, у инструктора есть какие-то сомнения, и, переминаясь с ноги на ногу, ждала, что он скажет. Но, по-видимому, инструктор решил, что из-за меня не стоит беспокоиться, и, бодро вскинув голову, сказал:
- Внимание! Сейчас я сделаю два полета, а вы смотрите и запоминайте. В первом я опробую планер. Во втором сделаю то, что следом за мной должен будет повторить каждый из вас.
Короленко осмотрел планер и сел в кабину, закрывшись по пояс фанерным обтекателем. Затем он подвигал рулями, проверяя их, и громко скомандовал:
- На амортизатор!
- Бери концы! - весело крикнул Тимоха и сам взял один конец амортизатора.
Другой конец взял Лека-Длинный. Все остальные, разделившись на две группы, тоже ухватились за амортизатор и, натягивая его, двинулись гуськом, уходя от планера вперед и одновременно расходясь под углом в стороны. Таким образом, получалась "рогатка". Тимоха громко отсчитывал шаги:
- …двадцать семь, двадцать восемь…
Тянуть становилось все труднее, мы пыхтели, все больше и больше наклоняясь вперед, упираясь ногами в сыпучий песок, совсем как бурлаки, тянущие баржу. Туго натянутый амортизатор стремился отбросить нас назад, но мы упорно шли дальше.
Наконец Короленко подал команду:
- Внимание - сброс!
Он двинул рычаг, и трос, который удерживал планер на земле, соскользнул с крючка. Освободившись, планер рванулся вперед. Бросив амортизатор, мы замерли, наблюдая за полетом.
Планер взмыл кверху, набирая высоту, плавно перешел в горизонтальный полет и красиво полетел над землей. Сделав два разворота, Короленко посадил его на ровной площадке между двумя пологими склонами. Мы побежали к месту приземления и волоком по песку притащили планер на старт.
- А теперь я сделаю небольшой подлет: взлет и почти сразу за ним - посадка. Без разворотов.
Короленко снова сел в кабину.
И опять Тимоха, наш ведущий, громко считал шаги, а мы изо всех сил тянули амортизатор. Когда планер сел, мы приволокли его на бугор, весело распевая "Дубинушку".
Теперь была очередь Тимохи. Пока Короленко давал последние указания перед полетом, Тимоха стоял, наклонившись вперед, вытянув шею, и с нетерпением ждал команды садиться. Все его мысли были уже там, в полете.
- Все ясно? - спросил Короленко.
- Ясно, товарищ инструктор, - поспешил заверить его Тимоха.
Он быстро уселся в кабине и с видом бывалого летчика уверенно подвигал рулями, будто собирался лететь уже в сотый раз.
Инструктор заметно волновался: ведь планер был одноместный, и он не мог лететь со своим учеником.
Мы запустили Тимоху и, забыв обо всем на свете, следили за полетом. Как и следовало ожидать, Тимоха выполнил его отлично. Когда планер сел, мы дружно крикнули "ура" и бросились к нему.
- Тимоха! Ты даже не понимаешь, что ты совершил! - издали кричал Виктор. - Ты открыл новую эру…
- Ой, как ты замечательно посадил его! Не хуже, чем инструктор! - восхищалась Валя.
Довольный собой, Тимоха не скрывал этого. Моментально очутившись рядом со мной, возбужденный, заглядывая мне в лицо, объяснял, уговаривая, будто я отказывалась лететь:
- Ничего сложного - простой полет… Вот увидишь… Только ручку сразу от себя…
И его оттопыренные уши розово светились.
Следующим был Слава, за ним Лека-Длинный. Оба выполнили полет хорошо. Потом в кабину села Валя, которая от волнения даже на земле стала делать все наоборот. Короленко хотел ее высадить, но она упросила его дать ей слетать. В воздухе Валя опять растерялась и перед самой посадкой двинула ручку управления не на себя, как полагалось, а вперед. Вместо плавного приземления планер под большим углом с силой ткнулся в землю, и Валя выпала из кабины вместе с фанерным обтекателем. Короленко накричал на нее, и, вконец расстроившись, она заплакала. Однако ей пришлось быстро успокоиться, потому что он пообещал за слезы отчислить ее из группы.
Сестры Инна и Фаина слетали хоть и не блестяще, но весело: со смехом они садились в кабину, со смехом взлетали и, вылезая из кабины, бурно радовались, довольные полетом.
Наступила моя очередь. Я села в кабину, поставила ноги на педали, взяла ручку управления. Мне показалось, что я утонула в кабине. Подвигав педалями, обнаружила, что в крайнем положении педали с трудом дотягиваюсь до нее ногой. Но об этом я решила пока не говорить, опасаясь, что инструктор не разрешит мне лететь.
- Давай, Птичка, веселее! - подбодрил меня Виктор. - Мы все на тебя смотрим, а особенно Тимоха!
Действительно, Тимоха смотрел на меня во все глаза, и короткие волосы на его голове стояли ежиком.
- Натяги-вай! - крикнул Короленко.
Из кабины я видела, как идут, согнувшись в три погибели, ребята, как постепенно удлиняются обе половины амортизатора, слышала, как считает шаги Тимоха, поглядывая в мою сторону. И мне вдруг стало казаться, что я иду вместе с ними, вцепившись обеими руками в резиновый трос, а в кабине планера сидит кто-то другой, и сейчас этот другой должен будет подняться в воздух, а я с земли увижу все это…
Но вот прозвучала команда, и я послушно отцепила трос. Планер рванулся вперед и сам поднялся в воздух, а я отжала ручку от себя, чтобы нос не задрался слишком высоко, иначе упадет скорость и планер просто грохнется на землю. Однако нос почему-то по-прежпему лез вверх, и мне пришлось двинуть ручку еще дальше, до упора. Нет, ничто не помогало - планер явно не хотел слушаться… Неужели я делала что-то не так?.. Я посмотрела вниз - до земли было довольно далеко, потому что бугор остался позади и теперь планер находился над впадиной между холмами. Скорость быстро падала, я с ужасом ждала, что же будет дальше, не зная, что предпринять. А дальше планер "посыпался" вниз и начал опускать нос, уже почти не имея скорости… К счастью, подоспел склон соседнего холма, и высота падения оказалась не так уж велика. Удар о землю хоть и был сильным, но не настолько, чтобы его нельзя было перенести с достоинством.
Вылезая из кабины, я старалась незаметно растереть рукой ушибленное колено. Нога болела, и я осталась стоять, опершись о планер. Ребята уже бежали ко мне со всех ног, и впереди всех Тимоха.
- Ты что же, Птичка… Не ушиблась?
Подошел Короленко, молча постоял, подбоченившись, оглядел меня критически с ног до головы. Потом вздохнул и, улыбнувшись, как мне показалось, насмешливо, сказал так, словно знал заранее, что я не справлюсь и дело кончится именно этим:
- Ну?
- Я все делала так, как надо!..