Вскоре о Стефане, "муже, исполненном Веры и Духа Святаго", заговорили больше, чем обо всех остальных. Молодой, активный, никогда не отступающий, доводящий дело до конца, убедительный в речах - таким он предстает перед нами. Может быть, он был родом из Александрии, потому что его стиль в какой-то мере напоминает стиль Филона Александрийского, почитаемого иудейским населением этого города. Потомки сочли, что именно Стефан совершил революционный выбор: иудейский закон не должен стоять выше наставлений Иисусовых.
В том, что новообращенные из евреев упорно следовали и закону Моисееву, и заветам Христа, Стефан увидел умаление Христова наследия. Он не просто бросился в дискуссиях защищать истину, он возглашал ее повсеместно. Наделенный харизмой, Стефан, как сообщается, "совершал великие чудеса и знамения в народе" (Деян 6:8).
Бросавшаяся в глаза независимость Стефана незамедлительно встревожила евреев-христиан, а еще больше - религиозную верхушку храма. Секта, основателем которой являлся галилейский плотник, всерьез не принималась и до времени не причиняла хлопот. Ну пришлось наказать плетьми двух смутьянов - они и затихли. И вдруг этот Стефан!
Вот тут в действие вступил Савл из Тарса. Воспитанный в эллинистическом духе, но умом привязанный к закону Моисееву, он, что вполне логично, стал противником Стефана, тоже эллиниста, но еретика. Чаша переполнилась. Стефана обвинили в том, что он говорит "хульные слова на святое место сие, и на закон". Против него настроили народ, старейшин, книжников. Стефана схватили и привели к синедриону. В этой толпе был и Савл Тарсянин.
Возбужденный люд подтвердил: "Мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога". Растерявшийся первосвященник - скорее всего все тот же Каиафа, покинувший свой пост только в 36 году, - спросил, так ли это.
Стефан не стал ничего скрывать - наоборот, заговорил так: "Мужи братия и отцы! послушайте. Бог славы явился отцу нашему Аврааму в Месопотамии, прежде переселения его в Харран, и сказал ему: выйди из земли твоей и из родства твоего и из дома отца твоего, и пойди в землю, которую покажу тебе".
Не удивительно, что после такого начала пошло изложение всей истории народа: Исаак, Иаков, двенадцать патриархов, Иосиф в Египте, Моисей и дочь фараона, Исход из Египта, золотой телец, десять заповедей, поселение на Святой земле, колена Израилевы, цари, Давид, Соломон и его храм. Сколько это длилось: два часа? три часа? И чем дальше Стефан говорил, тем больше росло недоумение: что этот человек хочет доказать? Ждать оставалось недолго: Стефан представил Моисея как человека, которого иудеи не поняли: "Он думал, поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение; но они не поняли… Сего Моисея, которого они отвергли, сказав: кто тебя поставил начальником и судьею? сего Бог чрез Ангела, явившегося ему в терновом кусте, послал начальником и избавителем. Сей вывел их, сотворив чудеса и знамения в земле Египетской, и в Чермном море, и в пустыне в продолжение сорока лет".
И Стефан разит дальше: "Это тот Моисей, который сказал сынам Израилевым: Пророка воздвигнет вам Господь Бог ваш из братьев ваших, как меня; Его слушайте". А евреи что? Не выслушали Моисея, самого великого еврея в истории. Пришел пророк, объявленный Моисеем, - это и есть Мессия, но судьи синедриона отвергли его!
Когда Стефан произнес это, наверняка синедрион вознегодовал. Крики возмущения раздались и тогда, когда Стефан узрел в факте построения иерусалимского храма знак ослепления евреев, непонимание ими воли Божьей: Господу не нужны рукотворные храмы. Он выразил это устами пророков: "небо - престол Мой, а земля - подножие ног Моих; где же построите вы дом для Меня?.." (Ис 66:1).
И Стефан сказал, не в силах сдержаться: "Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы, - вы, которые приняли закон при служении Ангелов и не сохранили".
И тут Стефан "воззрел на небо" и, перекрывая голосом крики, завершил: "Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога".
Был ли среди тех, кто, по словам Луки, "со скрежетом зубовным" отвергал образ Иисуса, стоящего одесную Бога, Савл из Тарса? Он никогда и представить не мог, что кто-то осмелится на такое богохульство! Величие Бога столь неизмеримо, что ни один иудей не имеет права написать имя Божие. Чтобы не было такого соблазна, Господа принято было обозначать набором непроизносимых согласных. Невыносимая мысль о том, что какой-то плотник стоит по правую руку от Всемогущего, леденила Савлу кровь.
Синедрион намеревался судить Стефана, но на глазах судей на него набросилась толпа, его скрутили и уволокли. "И, выведя за город, стали побивать его камнями".
Второзаконие предписывает: "Если найдется среди тебя в каком-либо из жилищ твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе, мужчина или женщина, кто сделает зло пред очами Господа, Бога твоего, преступив завет Его, и пойдет и станет служить иным богам, и поклонится им, или солнцу, или луне, или всему воинству небесному, чего я не повелел, и тебе возвещено будет, и ты услышишь, то ты хорошо разыщи; и, если это точная правда, если сделана мерзость сия в Израиле, то выведи мужчину того, или женщину ту, которые сделали зло сие, к воротам твоим и побей их камнями до смерти" (Втор 17:2–5).
Предписанного для подобного случая расследования проведено не было. Факт признали свершившимся. Савл Тарсянин следовал за палачами и присутствовал при экзекуции вплоть до наступления смерти Стефана.
Глава III
ДОРОГА НА ДАМАСК
По улицам Иерусалима в страхе бежали люди, за которыми гнались преследователи и хватали бегущих. Мольбы, проклятья, угрозы, крики ужаса или боли леденили кровь. На улицах Иерусалима шла охота на христиан. Пойманных волокли в тюрьму. Ни один квартал не был пощажен. Евреи устроили погром евреям, и длилось это долго - днем и ночью. Все эти подробности извлечены из текста очевидца - того, кто эту охоту вел.
Ярость его внушала ужас: он подзадоривал на насилие других и сам охотился на христиан. Тем, кто интересовался, кто же этот молодой незнакомец - ему было лет двадцать пять, - тут же отвечали: Савл из Тарса.
Да, это был он. Негодование, вызванное речами Стефана, не утихло в душе, а жгло сердце: в нем поселилась безграничная ненависть. Христиане, которых так преступно долго никто не замечал, превратились во врагов, а врагов следовало уничтожить. В послании, которое двадцать лет спустя Павел отправит одной христианской общине Центральной Анатолии, он напишет: "Вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее" (Гал 1:13).
Преследование христиан началось прямо в день казни Стефана: "В те дни произошло великое гонение на церковь в Иерусалиме…" (Деян 8:1). Павел всю оставшуюся жизнь будет мечен этим событием. Он расскажет об участии в гонении христиан трижды: в Послании к галатам, один раз в Послании к коринфянам и дважды в Послании к филиппийцам. Причем из сказанного ясно, что он не только говорил против последователей Иисуса, но и действовал, прибегая к насилию. Обратимся к главному свидетелю, Луке: "А Савл терзал церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу" (Деян 8:3). Со слов Луки мы знаем, что Савл так поступал неоднократно, и первосвященник это поддерживал. Он описывает Савла, который обезумел от гнева, "…дыша угрозами и убийством на учеников Господа…" (Деян 9:1).
Луке же мы обязаны подтверждением слова "смерть", которое произнес Павел, обращаясь много позже к толпе в Иерусалиме: "Я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин, и женщин" (Деян 22:4).
В своих посланиях Павел не скрывает, что он хотел уничтожить церковь, иначе говоря, уничтожить христиан, что прежде был их хулитель и гонитель, и обидчик.
Сильное ожесточение, непримиримость человека, который позднее станет святым, выглядит странно, и некоторые задаются вопросом: не скрывается ли за этим какой-то давний кризис религиозного сознания? Иначе говоря, не означает ли это, что уже в то время Савл отошел от иудаизма. Вряд ли. Савл пришел в Иерусалим из Тарса, чтобы изучать богословие, а затем стать наставником в вероучении; уроки Гамалиила позволили ему достичь этой цели. После случившегося со Стефаном Савл сам себя называл "ревнителем отеческих моих преданий", то есть учения иудаизма, и не более.
Есть один немаловажный вопрос: прежде чем терзать и мучить христиан, неужели Савл никогда их не выслушивал? Трудно поверить в то, что люди не попытались объяснить, растолковать ему смысл своей веры. Неужели сердце его было закрыто так наглухо, что он оставался бесчувственным к мольбам мужчин, слезам женщин? Так же, как и он, христиане ссылались на пророков, утверждая, что те говорили о приходе иудея Иисуса, что его предназначение - подъять, искупить грехи людские, принести в мир гармонию и посеять любовь между всеми народами. Давал ли Савл возможность гонимым сказать ему это? Сам задумывался ли над оригинальностью новой веры? Когда мы приступим к рассказу о главном событии в его жизни, ответ на этот вопрос будет найден.
В то время как "мужи благоговейные" тихо похоронили останки Стефана, иерусалимские христиане, которых пока пощадил погром, пытались, как могли, ускользнуть от гонений. Власти не подумали о том, чтобы закрыть ворота города, и христиане, бежав из Иерусалима, рассеялись по Иудее и даже по Самарии. Они должны были быть очень сильно напуганы, чтобы устремиться в Самарию, провинцию, к которой евреи питали неприязнь. Раввины клялись, что в этой стране "вода более нечиста, чем свиная кровь". В Евангелии сохранились следы этой ненависти: в описании того негодования, которым был встречен неожиданный разговор Иисуса с самаритянкой у колодца.
Христиане, нашедшие убежище, "ходили и благовествовали слово" (Деян 8:4). Поразительно случившееся с эллинистом Филиппом, одним из семи руководителей христианской общины. Едва прибыв в Самарию, он принялся "проповедовать Христа", а вскоре по всей провинции заговорили о чудесах, которые он творил. Как сказано в Деяниях, "нечистые духи из многих, одержимых ими, выходили с великим воплем, а многие расслабленные и хромые исцелялись. И была радость великая в том городе" (Деян 8:7–8). Очевидно, речь идет о городе Себастии, построенном Иродом Великим.
Слух о чудесах дошел до Иерусалима, из которого, в отличие от многих, апостолы не ушли. Синедрион их не тронул: они не были сторонниками Стефана, кроме того, регулярно посещали храм, что свидетельствовало о их приверженности иудейской вере.
Как только вести о Филиппе дошли до Петра и Иакова, они поняли, что их "брату" требуется поддержка. Оставив дела по созданию иерусалимской церкви христиан другим апостолам, Петр и Иаков поспешили присоединиться к Филиппу. Когда самаритяне обратились к апостолам с просьбой дать им крещение, перед теми встала сложная дилемма: самаритяне - иудеи, но отпавшие от официальной веры, поэтому Петр и Иаков должны были рассматривать их не только как нечистых, но и как еретиков. Имели ли апостолы право отступить от официального осуждения? Похоже, они не колебались: "возложили руки на них, и они приняли Духа Святаго" (Деян 8:17).
Лука вкладывает в уста Павла и такие слова: "Я… в чрезмерной против них ярости, преследовал даже и в чужих городах" (Деян 26:11). Дважды в своих посланиях Павел говорит о знаменитом сирийском городе Дамаске. Последователей новой религии было немало среди евреев, давно поселившихся в Дамаске: уже в IX веке до н. э. в городе существовал еврейский рынок. Иосиф Флавий утверждает, что в Дамаске в начале I века жило около пятидесяти тысяч евреев. Это немало.
Когда Савл решил отправиться в Дамаск, местная христианская община состояла, видимо, в основном из приверженцев эллинизма, обращенных в новую веру сподвижниками Стефана. Ослепленный ненавистью, Савл даже явился к первосвященнику Каиафе и попросил у него письма в дамасские синагоги: "кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим" (Деян 9:2). Записавший это Лука напрасно поверил подобному: синедрион не обладал никакой властью над синагогами Дамаска. Можно, правда, допустить, что Савл обзавелся письмом-предупреждением, адресованным сирийским евреям, об угрозе, которую представляли мятежники-христиане.
Солнце жгло поредевшую траву, стоял зной, а по дороге снова шагал сын Тарса. Хотя эти места стали римской провинцией еще семьдесят лет назад, здесь было неспокойно. Цари династии Ирода и набатеи без конца конфликтовали друг с другом, не давая Риму установить мир, достойный римского величия. Закрепившись в горах над Дамаском, набатеи успешно контролировали караванную торговлю между Аравией и Сирийским побережьем; кроме того, это был прекрасный плацдарм для разбойных нападений на город. С 30-х годов здесь шла перманентная война. Между 33 и 34 годами Дамаск отверг власть Рима.
Чтобы пересечь объятые войной районы, Савл присоединился к одному из караванов. От Иерусалима до Дамаска двести восемьдесят километров. Если двигаться быстро - а караван шел быстро, и если вставать рано - а вставали рано, такое путешествие занимает семь-восемь дней. Шли караваны по наиболее короткому пути, поднимаясь по долине Иордана.
Перед глазами Савла простерлась синева Галилейского моря, сияющая от солнечных бликов. Он прошел через Тивериаду и Кафарнаум, не подозревая, что здесь несколькими годами раньше перед безмолвной, внимающей толпой прозвучали притчи Иисуса. Он поднялся на Голанские высоты и продолжил путь на высоте 700 метров над уровнем моря по каменистой степи. Здесь почти всегда дул резкий ветер, который - единственное преимущество - немного смягчал жар солнца. Слева от караванной тропы тянулась огромная стена хребта Антиливана. Отовсюду была видна благодаря высоте в 2814 метров и заснеженной вершине священная гора Герм.
Цель путешествия приближалась. Пейзаж преобразился: развесистые платаны, шумящие веерами листьев пальмы, благоухающие розы и жасмин, сады, через которые текла вода по ирригационным каналам, - все радовало глаз путешественника, измученного засушливой пустыней. Караван подходил к Дамаску.
И тут случилось нечто невыразимое: ослепительный свет ударил в глаза, объял Савла. Он зашатался и рухнул в пыль на дороге. Спутники кинулись к нему, окружили. Он открыл глаза, но увидел лишь черную тьму. Савл ослеп.
Забудем картины Рубенса, Караваджо и Микеланджело, изображающие Савла упавшим с коня. Он не был римским всадником и не состоял в свите царька Ирода Антипы, а следовательно, мог путешествовать только пешком. О том, что с ним на самом деле случилось, Савл рассказывал неоднократно словами, над каждым из которых следует поразмыслить. Для него не было никаких неясностей: он встретил Иисуса. Павел пишет в Послании к галатам: "Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам…" (Гал 1:15–16); в Первом послании к коринфянам: "Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего?" (1 Кор 9:1); и далее: Христос… "после всех явился и мне, как некоему извергу" (1 Кор 15:8).
То, что ему выпало, было столь невероятно, что навсегда врезалось в память. Встреча обрела для Савла такую реальность, что он уподобит ее явлению воскресшего Христа двенадцати апостолам. Позднее Павел, желая, чтобы его воспринимали как равного Петру, Иоанну, Андрею, Матфею, Варфоломею, Фоме и остальным, сам станет называть себя апостолом - посланником. Такая дерзость вполне соответствует его характеру, поскольку численность апостолов - двенадцать - была определена еще в тот момент, когда заменили отпавшего Иуду Искариота. Откроем Апокалипсис: "Стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати Апостолов Агнца" (Откр; Апок 21:14). Никто не предвидел появления тринадцатого апостола. Тем более что апостолы должны были свидетельствовать как очевидцы: воскресший Иисус был тем самым человеком, которого они знали как своего учителя. Заметьте, что Лука в Деяниях ни разу не называет Павла апостолом. Однако это не мешало Павлу в своих письмах постоянно указывать этот "титул". В Послании к римлянам: "Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол…" (Рим 1:1), "…через Которого мы получили благодать и апостольство…" (Рим 1:5); в Первом послании к коринфянам: "Павел, волею Божиею призванный Апостол Иисуса Христа" (1 Кор 1:1); в Послании к галатам: "Павел Апостол, избранный не человеками и не через человека, но Иисусом Христом и Богом Отцем" (Гал 1:1). Он повторял вновь и вновь: его апостольское призвание дано было свыше: "Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое" (2 Кор 5:17).
Павел не сообщает об этой встрече никаких точных сведений, никаких деталей, которые придали бы занимательность его рассказу. Никогда с его уст не слетит ничего, не достойного такого исключительного дара. Лука, однако, не стал следовать этому и дал шанс биографам. Деяния не могут быть поставлены под сомнение, потому что Лука трижды возвращается к тому, что произошло на дороге в Дамаск, и каждый раз изменяет свой рассказ. Если бы речь шла о тексте, созданном для восхваления заслуг Павла в распространении христианства, Лука, наверное, постарался бы все три раза воспроизвести идентичный текст.
Сравним эти версии. Первая вписывается в рассказ о жизни Павла, представленный Лукой: "Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь… встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать. Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя. Савл встал с земли и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск" (Деян 9:3–8).
Второй вариант представляет собой отрывок из речи Павла, произнесенной в 58 году перед враждебной ему толпой в Иерусалиме: "Когда же я был в пути и приближался к Дамаску, около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба. Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Я отвечал: кто Ты, Господи? Он сказал мне: Я Иисус Назорей, Которого ты гонишь. Бывшие же со мною свет видели, и пришли в страх; но голоса Говорившего мне не слыхали. Тогда я сказал: Господи! что мне делать? Господь же сказал мне: встань и иди в Дамаск, и там тебе сказано будет всё, что назначено тебе делать. А как я от славы света того лишился зрения, то бывшие со мною за руку привели меня в Дамаск" (Деян 22:6-11).