Невозможно предположить, чтобы, только даже слыша о причастности Бориса Годунова к страшному злодеянию - убийству Царевича, черноризцы и первый среди них Патриарх все как один промолчали. Подобная ситуация представляется просто немыслимой. Ведь пастырь, помимо физических и умственных способов и приемов постижения окружающего мира, наделён еще и "оком духовным", помогающим разглядеть и распознать такие вещи, такие явления, которые простым смертным не дано постигать. И как же мог Иов, исповедовавший Годунова, за многие годы не почувствовать и не разглядеть в душе духовного чада страшную и тёмную тайну!
Могут сказать (и говорят!): Святитель "боялся". Кого? Чего? Он, которому в 1598 году было почти семьдесят лет, большую часть которых он посвятил бескорыстному и преданному служению Богу и Его Церкви! Теперь же, получается, "затрепетал от страха" и перечеркнул своё служение, клятвы и бесчисленные мольбы! Он, который готовился к нелицеприятному Суду Всевышнего, начал якобы отступать о Бога, стал лицемерить и пресмыкаться перед земным правителем. Правда, неизвестно во имя чего; никто ведь того до сих пор не разъяснил. Подобный взгляд - это и глупость, и духовное невежество одновременно. Но не только.
Здесь просматривается и скрытый, но вполне различимый русофобский замысел. Вот, как бы призывают подобные сочинители своих читателей и слушателей, смотрите на эту "жуткую Россию", где испокон веков всё пронизано "дикостью" и "варварством " и даже глава Церкви "весь изолгался " и был чуть ли не "на побегушках" у "кровавого палача" Бориса Годунова. Ну и что, что он святой; это, по мнению очернителей, сути дела не меняет!
Подобные пасквили по сию пору создают разномастные руссоненавистники всех степеней образованности. Надо, безусловно, понимать, что это - чудовищная фальсификация подлинного хода событий. Один из духовных пастырей в своё время очень точно выразился, когда написал, что Иов "стоял за него (Годунова. - А.Б.) только как за законную власть", и по этой же причине однозначно выступил и в поддержку его сына Фёдора Борисовича, когда Бориса Годунова уже не стало*"*.
До призвания Бориса Годунова на царство слухи о сопричастности его к "углическому злодейству" не имели распространения. И как только взошел на трон новый Царь, то они сразу и зародились, постепенно начали распространяться, приобретя через несколько лет характер социального шторма, погубившего и наследие Третьего Русского Царя, но одновременно и всю русскую государственность.
Как уже говорилось ранее, А. С. Пушкин назвал точную дату зарождения волны дискредитаций: 20 февраля 1598 года, когда Борис согласился принять царский венец. Тогда-то бояре и сговариваются начать возмущать народ антигодуновскими слухами, стали "молву чинить ". Может быть, дело было затеяно и не точно 20 февраля, но что оно "произведение" боярской олигархии - в том трудно усомниться.
Благочестивый Иов с самого первого момента появления только слуха о "чудом спасшемся Царевиче Димитрии" сразу разглядел за ним злокозненный умысел. Когда стало известно, что самозванец обретается в Польше, где и нашёл покровителей, то Патриарх написал в 1604 году послание к высшей раде Короны Польской и Великого княжества Литовского, которое подписали и прочие православные архиереи, заявляя, что указанный "царевич" - на самом деле самозванец именем Григорий Отрепьев и призывал ему не верить.
Когда же самозванец в октябре 1604 года с ополчением, состоявшим из польских наёмников различного сброда, пришёл на Русь и к нему начали примыкать казаки и некоторые другие, то Патриарх рассылал грамоты во все концы Земли Русской, призывал помнить Бога и крестное целование Царю Борису. Он клятвенно заверял, что это - расстрига Гришка, что он - преступный похититель имени Царевича Димитрия. Народ же был словно в бреду, и тогда Святейший предал анафеме самозванца со всеми его сообщниками как злодея и еретика, замышлявшего упразднить Православие на Руси. По повелению Патриарха анафему провозглашали во всех церквах по всей России.
После того как 13 апреля 1605 года скончался неожиданно Борис Годунов, то стараниями Первосвятителя Москва и войско присягнули сыну Бориса - Фёдору Борисовичу; дали "крестоцеловальную клятву". Но, как говорится в Житии Иова, "клятва оказалась нетвёрдой "*^.
Затем наступили черные дни и месяцы и для Руси, и для Патриарха, когда Святитель Иов показал свою несгибаемую волю и решительную неколебимость. "Новый летописец" заслуженно назвал его "столпом непоколебимым". Первосвятитель не только был последним защитником рода Годуновых, но и защитником Православия, а следовательно, и Руси. Он слёзно молил главных бояр коленопреклоненно не изменять клятве, не допустить мятежа, обуздать толпу. Но ни уговоры, ни слёзные мольбы Первопатриарха на возбуждённую паству уже не действовали; все были как в исступлении. Началось время измен и преступлений.
Рассматривая феномен Лжедмитриады, историк Церкви А. В. Карташев написал: "Монолит законного царелюбия оказался надтреснутым. Борис воспринимался как Царь неподлинный, не прирождённый. Миф "прирождённого" Царя оказался сильнее Царя искусственного, то есть выбранного. Не помогали ни Церковь, ни миропомазание. Миф прирождённости умножался ещё на романтику о дитяти, чудесно спасшемся от грозившего ему мученичества. Так миф и реальность в психике масс поменялись своими местами. Таким образом, высший идеалистический инстинкт явился каналом, по которому потекла вода низших, корыстных, грабительских вожделений.
При господстве секулярного, внецерковного сознания признать и понять не только правоту, но всего лишь историческую обусловленность метафизического миропонимания невозможно. Оно ведь совершенно иное, построенное на духовном, а не на материалистическо-рационалистическом основании, исповедует сверхрациональные ценности, для секулярного ума непостижимые. Укоренённость в народном сознании сверхъестественных чаяний и представлений, или в христианском понимании - веры в чудо, нельзя рассматривать как некий признак "забитости", а уж тем более как показатель какой-то исключительно русской "самобытности". На самом деле это - проявление полноты, всеохватности религиозного чувства, которым отличались не только русские православные люди, но в последние века европейской истории именно они по преимуществу.
Поэтому "чудо спасения Царевича Дмитрия " могло иметь место в представлениях людей той эпохи как подлинное событие именно потому, что это чудо. Феномен чуда не объяснятся, а только с благодарностью принимается как проявление Воли Божией. В вышеприведенной цитации очень тонко подмечено - "убиение невинного дитяти" и его чудесное спасение, - подобная смысловая композиция производила сильное эмоциональное воздействие на православных людей, хотя такие определения, как "миф" и "романтика", в данном случае не представляются удачными.
В русском историко-духовном контексте "невинно убиенные", особенно малого возраста, не замаравшие душу земными грехами, всегда пользовались особым почитанием. На Руси даже сложился особый чин прославления таковых мучеников - страстотерпцы. Нелишне напомнить, что первыми русскими святыми стали невинно убиенные в 1015 году юные сыновья Святого Великого князя Киевского Владимира Святославовича - Борис и Глеб, в крещении Роман и Давид, общецерковное почитание которых началось уже вскоре после убиения...
Лжедмитрий очень домогался признания себя в качестве законного правителя именно со стороны Патриарха Иова. Ему обещались чуть не все блага земные, если он это сделает. Святейший был непреклонен: "Царь Димитрий Иоаннович - самозванец и еретик". Казалось бы, если он был таким "нерешительным" и таким "бесхарактерным", как его нередко изображают, то пойди он на сделку с самозванцем, сиречь - на сделку с совестью, и живи себе мирно, наслаждайся земными благами.
Но дело в том, что "блага земные" для Иова ничего не значили; он дорожил только дарами небесными, неукоснительно блюл чистоту патриаршего сана. Он безоговорочно отверг все попытки принять ложь и измену, явив свою великую самоотверженность и силу воли несказанную. Фактически его жизнь после свержения Царя Фёдора висела, что называется, на волоске. В день гибели Царя Фёдора II Святейший воочию увидел лик смерти, но силы духа не потерял.
10 июня 1605 года, когда убиты были Царь Фёдор Борисович и Царица Мария Григорьевна, как свидетельствовал позже сам Иов, "с оружием и дрекольями " толпа приспешников Лжедмитрия вторглась в соборную церковь Пресвятой Богородицы, где он священнодействовал, и, не дав ему кончить литургии, вытолкала его из алтаря! Святитель сам снял с себя панагию, которой некогда благословил его Вселенский Патриарх, положил её перед иконой Владимирской Божией Матери, опустился на колени и произнес незабвенные слова: "О Пречистая Владычица Богородица! Сия панагия и сан святительский возложены на меня, недостойного в Твоём храме, у Твоего чудотворного образа, и я, грешный, 19 лет правил слово Истины, хранил целостность Православия, ныне же по грехам нашим, как видим, на православную веру наступает еретическая. Молим Тебя, Пречистая, спаси и утверди молитвами Твоими Православие.
Толпа мятежников впала в неистовство. Несчастные соборные клирики метались, увещевали вторгшихся не богохульничать; некоторые из богомольцев рыдали. Однако глумление над Святителем продолжалось. С него сорвали патриаршее облачение, били, толкали, таскали за волосы. В разодранном простом монашеском одеянии Патриарха выволокли из храма; на площади бросили согбенного старика на землю, пинали ногами. Полуживого Святителя затем погрузили на простую телегу и велели вести в Старицу, куда он прибыл в таком состоянии, что братия Успенского монастыря во главе с игуменом Дионисием не чаяла, выживет ли. Однако Святейший выжил. Невольно возникает предположение, что невидимая "рука Провидения" спасла Патриарха от смерти, чтобы Святитель ещё сказал своё святое слово. И он его скажет - незадолго до своей кончины.
Вся описанная сцена вызывает не столько возмущение, сколько оторопь. Казалось, что оживают исторические хроники, повествующие о захвате греческих городов безбожными турками-агарянами, когда творились жесточайшие преступления против православных. Однако описанное происходило на Русской земле, в городе Москве, в столице Третьего Рима, в главном соборе Православной Церкви, творилось русскими, православными людьми! Немыслимо, непредставимо...
В этой связи надо особо обозначить один сущностный момент. Преданность Иова Годуновым нельзя трактовать как преданность исключительно конкретным людям, вызывавшим личное расположение Первопатриарха. Все было значительно масштабнее и выше. Он был предан не лицам, а высокому устремлению - Русской Идее, то есть Православию. Святейший не знал документов, ставших достоянием позже, о закулисных махинациях Католицизма со своим "протеже" и марионеткой Лжедмитрием, о деньгах, которые ему платили ненавистники Православия. Не знал Святитель и об обещаниях, который, как говорится в одном документе, самозванец, укравший "имя Царевича Димитрия ", давал польским магнатам, что он вёл переписку с римскими папами Климентом VIII (1592–1605) и Павлом V (1605–1621), обязуясь привести Русь "под длань кафедры Святого Петра ". Закулисные подробности выплывут на свет Божий после смерти Лжедмитрия.
Подобных документов и свидетельств у Патриарха Иова на руках не было. Но он душой чувствовал, он зрил своим "оком духовным", что на Русь надвигается беда, что козни антихристовы ведут проходимцев завладеть Святой Русью, сокрушить Веру Православную, без которой не бывать Руси. Потому он в своём завещании в 1604 году заповедовал и Борису Годунову, и его сыну Фёдору "блюдите вовеки неизменную и неколебимую православную нашу чистую, непорочную и пречестнейшую христианскую веру греческого закона, которая, как солнце, сияет в области вашего великого скипетродержавия"**.
После гибели Годуновых и свержения Патриарха Третий Рим обезглавился. И сделали это не захватчики, не чужеродные пришельцы, какие-нибудь безбожные aгapянe,®^ а сами русские, называвшие себя православными. Они не верили ни словам Святого Первопатриарха, ни уложениям, ни соборным грамотам, ни бывшим клятвам. Они поверили слухам и разного рода проходимцам, группировавшимся вокруг "царя Димитрия Ивановича". Они приняли желаемое, но нереальное - воцарение на Земле Русской Правды и Добра в облике Лжедмитрия - за подлинное и спасительное. Ложь затмила глаза многим, очень многим, а не только группе самодовольных бояр, некоторые из которых прекрасно понимали, что это большая политическая игра, и не более. И данный факт ещё печальней, чем дикое неведение беснующейся толпы.
Можно уверенно констатировать: русские люди в 1605 году попыталась совершить первый раз в своей истории акт национально-государственного самоубийства. Хотя попытка эта и не удалась, Русь выжила, но последствия того "суицида" залечивала многие годы. К величайшему прискорбию, первая попытка не оказалась последней. Прошло немногим более трёхсот лет, и последовал новый, теперь уже эпохальный национально-духовный суицидальный ужас, когда в 1917 году Россия отреклась и от законного Царя и от Веры Православной, отреклась от самой себя...
24 июня 1605 года по распоряжению воцарившегося Лжедмитрия I собор епископов (!) избрал в Патриархи бывшего Митрополита Рязанского и Муромского Игнатия (ок. 1540–1620). Он был родом грек с острова Крита, служивший при Константинопольском патриархате. В 1595 году прибыл в Москву, а в 1603 году, по воле Патриарха Иова и Царя Бориса Фёдоровича, был возведён в сан Митрополита Рязанского и Муромского. Он первым из архиереев признал расстригу Григория "Димитрием" и "законным Самодержцем", а затем приводил к присяге на верность самозванцу^^.
Игнатий стал Патриархом при живом Предстоятеле (Иове), вопреки всем анафемам на Лжедмитрия, которые сам недавно и оглашал. Пытаясь объяснить явное антиканоническое действие русского епископата - избрание Игнатия, Митрополит Макарий написал: "Когда не стало Государя, ни Патриарха (странное утверждение, ведь Патриарх не был соборным волеизъявлением исторгнут из сана. - Л. Б.), когда Лжедмитрию покорились целые области, всё войско, все бояре и вся Москва и признали его, большей частью по убеждению, за истинного Царевича Димитрия, тогда и неудивительно, если и некоторые из архиереев могли колебаться в своих прежних понятиях, а другие, лучше знавшие правду, покорились, быть может, потому, что не в силах были, как и многие из мирян, противостоять всеобщему увлечению "^^.
Митрополит невольно вынес обвинительный приговор Епископату Русской Церкви. В решительный момент истории одни из них "колебались", другие, "знавшие правду", тем не менее покорились "всеобщему увлечению"! Поразительно: ведь речь шла не о мирянах, которые позволяли себя "увлекать" химерическими видениями и лживыми призывами, а о Епископате! Как удачно выразился один из исследователей, в той ситуации почти всеобщего умопомрачения "стадо вело пастырей", что не имеет никакого касательства к христианской традиции.
Никто из архипастырей не горился, во всяком случае публично, об участи Патриарха Иова, не руководствовался его словами и призывами, не вспомнил ранее данных клятв. Все как один забыли анафематствование шайки Лжедмитрия. Он ведь совсем недавно единомышленно признан был еретиком и погубителем Церкви! Эти анафемы отменены не были, хотя в храмах больше и не звучали.
Самозванец "щедро одарил" иерархов из числа конформистов, сделав их "сенаторами". Теперь таковыми числились: митрополиты - Новгородский, Казанский, Сарский, архиепископы - Вологодский, Суздальский, Рязанский, Смоленский, Тверской, Архангельский, Астраханский и епископы - Коломенский, Псковский и Корельский.
К чести Русской Церкви надо сказать, что были и такие пастыри, кто не признал Лжедмитриаду, этот бесовский шабаш, воспринимаемый - увы! - немалым числом современников как "восстановление законности". Как на замечательный пример стойкости можно сослаться на епископа (1602) и архиепископа (1605) Астраханского и Терского Феодосия (ум. 1606). Феодосий мужественно, смело обличал самозванца и внушал это народу, за что едва не был убит. Преосвященного заключили под стражу в Троицкий монастырь. После грубых издевательств его отправили в Москву к самозванцу, где святитель в глаза Лжедмитрию заявил, что он не признает его Царевичем. Самозванец не рискнул умертвить владыку Феодосия. После этого преосвященный жил у митрополита Казанского Гермогена - впоследствии Патриарха^^.
По заключению историка Церкви, "собор русских иерархов по указке самозванца признал Игнатия патриархом, но над ним не было совершено того посвящения в патриархи, какое было совершено над Иовом и какое по тогдашним московским понятиям было обязательно для патриарха (это полный чин архиерейской хиротонии) "^^.
Конечно, полный чин рукоположения (хиротонии) имел важное значение при возведении в сан. Однако, думается, что главное отступление было не в нарушении процедуры. Здравствовал законный Патриарх Иов, возведенный в патриаршее достоинство по всем церковным правилам и одобренный не только Русской церковью, но и соборами епископа Константинопольского патриархата.
Игнатий пытался получить благословение на своё возведение в сан со стороны Патриарха Иова и отправился для того в Старицу, но встретил энергичный и решительный отпор, тем более удивительный, что Святителю было около восьмидесяти лет! Его слова, сказанные при встрече, потом передавали из уст в уста: "По ватаге атаман, а по овцам и пастырь.
Когда 17 мая 1606 года завершилась вся печально-гротесковая эскапада с Лжедмитрием I и самозванец в результате восстания был убит, то незаконный архипастырь Игнатий уже 18 мая был низвергнут собором иерархов из сана и даже вообще из святительства и в качестве простого черноризца отослан на послушание в Чудов монастырь. Тут же встал вопрос об изгнанном Иове. Собрание иерархов и новый Царь Василий Шуйский обратились к нему с нижайшей просьбой о возвращении. Однако он уже был старым, почти слепым и категорически отказался возвращаться на Первосвятительство. 3 июля 1606 года был возведён на Патриаршее место первый Митрополит Казанский, священномученик Ермоген (Гермоген, ок. 1530–1612), которого благословил на избрание Патриарх Иов.
Последний раз праведный Иов появился в Москве за четыре месяца до своей кончины, последовавшей 19 июня 1607 года. Положение в стране опять складывалось критическое. В мае 1606 года всенародно на Красной площади в Москве Царём был провозглашён князь Василий Иванович Шуйский, венчанный на Царство уже 1 июня того же года. Но прошло всего немного времени, какие-то дни, как появились слухи о том, что на самом деле "царевич Димитрий" жив, что убит был 17 мая не он, а "какой-то немец".