- Обнимаетесь, значит? - как-то странно улыбаясь, бросил мальчик, подходя к одной из коек. - Эх, дикари, не знаю, что мне с вами делать!..
Слова его и тон, которым он произносил их, показали мне, что это, видимо, был еще один начальник.
Отец несколько удивленно посмотрел на него и спросил, о ком он говорит.
- Не о вас, папаша. Какие же вы дикари, вы культурные люди. Зачем же я вас буду оскорблять? Это я так, про себя разговаривал.
Он зачем-то приподнял подушку.
- Вы что, сына на учебу привели? - поинтересовался он. - Напрасно. Здесь его не выучат. Только нос разобьют, бока наломают, а толку не будет.
- Как так? Почему? - нахмурился отец.
- Почему? - передразнил темнолицый мальчик отца. - Хулиганы они, дерутся, бьют всех, иногда даже и убивают. Вот мы только вчера двоих детей похоронили: одного абхазца, другого мингрельца. А завтра, я узнал, собираются какого-то свана убить. Говорят, этот обреченный кого-то утром обидел. Что делать? Приходится жить с дикарями.
Мальчик печально покачал своей черной головой.
Для меня вопрос был ясен. Несчастный обреченный был я. Во-первых, я сван, а во-вторых, действительно утром обидел злополучного Колю не я тут же решил, что ни за что не останусь страшном доме.
Отец тоже взволновался. Он даже несколько побледнел.
- Мы никого не обижали, - нерешително произнес он.
- Так сваны это вы? - удивился мальчик. Его брови поползли вверх, маленькие живые глазки сверкнули. - Вам надо бежать, - решительно произнес он и подошел вплотную к моей койке. - Сына можно иметь и неученого, но его непременно надо иметь живого. А мертвый какой же он сын? Вам надо незаметно бежать.
Я стал оглядываться по сторонам. Мальчик перехватил мой взгляд.
- Я вам помогу. Вот за этим окном, совсем рядом, водосточная труба. По ней вы можете спуститься, а там...
- Джих, ты что здесь делаешь? Уроки начались, а ты что, звонка не слышал? Бездельник! - В спальню вошла сухопарая, высокая женщина с добрым круглым лицом и седыми волосами.
Джих посмотрел на нас, на женщину, несшую в руках форменную одежду.
- Неужели я опоздал? - спохватился он. - Я в уборной был... Бегу!.. Никому ни слова, я потом помогу вам бежать, ждите меня! - сказал он отцу на ухо и выбежал из спальни.
- Опять, наверно, курил? - спросила женщина, обращаясь к моему отцу. - Безнадежный парень. От рук отбился...
Женщина положила белье на мою койку. Оказалось, что это была кастелянша интерната:
- Кто этот мальчик? - поинтересовался отец, заметно повеселевший.
- Это, говорят, сынок какого-то важного человека, а озорник страшный. Как только земля таких держит!
Отец, искоса поглядывая на меня, продолжал выяснять истину.
- Этот озорник, как вы сказали, рассказал нам, что дети в интернате здорово дерутся... и... даже убивают друг друга.
- Что вы, что вы! - заохала кастелянша и замахала на отца руками. - Дети здесь хорошие. А его действительно били раза два, но драку затевал он.
На душе у меня стало легче.
- А он говорит, что меня... - начал было я и тут же стушевался.
- Вы его только послушайте, он вам такое расскажет! Это гнойник нашей школы, - глаза у женщины стали серьезными, почти злыми.
- Почему же его не выгонят? - удивился отец. - Его уже несколько раз выгоняли. Да что толку: отец прикажет, опять принимают.
Я почти совсем успокоился и принялся рассматривать лежащие на моей койке трусы и рубашку. Не было только красного галстука. Его, кстати сказать, не было и на Джихе.
- Пойдем со мной. Помоешься в бане и переоденешься. А вы подождите нас, мы скоро, - сказала, женщина отцу, и мы с ней пошли по коридору.
- Ну, иди, будь мужчиной, - похлопал меня по спине отец. - Начинай свою новую жизнь.
- А если такой опять встретится, что я буду делать?
- Делай то, что мужчины делают: если ударит, намни бока, чтобы запомнил нашу фамилию, а в разговоры с такими не вступай, обманут тебя. Что тебя - меня чуть не обманул, паршивец, взрослого человека чуть не заставил лезть по водосточной трубе.
И я смело зашагал за высокой седой женщиной в белом халате. Мы спустились в подвал.
У входа в баню я встретился с Сеитом и Бидзиной.
Распоряжался баней старый армянин Айрапет Сейранян. Обошелся он с нами довольно бесцеремонно: что-то буркнул в свои висящие, словно мокрые усы и кивком головы показал на скамейки.
Затем он показал, как регулировать горячую и холодную воду, вручил каждому по кусочку мыла и вышел.
- Очень важный человек, - заметил Сеит. - Должно быть, ученый.
Я согласился с ним, но Бидзина резонно заметил, что если бы банщик был очень ученый человек, то не носил бы худые ботинки. В Сванетии считалось, что ученый человек должен непременно обладать богатством.
В бане не обошлось без происшествий. Бидзина резко повернул кран с горячей водой, и его моментально обдало кипятком. Он закричал. Все тело его стало красным как кумач. Мы с Сеитом, не зная, чем ему помочь, стали тоже кричать. Когда к нам пришли взрослые, то трудно, было определить, кто из нас пострадавший. Через минуту все мы были в медицинском пункте. Прежде чем я успел что-либо сообразить, половина моего тела была измазана какой-то черной мазью. И лишь когда прибежал запыхавшийся отец, мне удалось объяснить, что со мной и с Сеитом ничего не произошло, а что ошпарился Бидзина.
Доктор, осмотрев нас, отправил обратно в баню, а сам занялся Бидзиной.
В коридоре собрались ученики. Среди них был и Джих.
- Несчастные дети гор, их нагишом водят по коридорам, как обезьян, напоказ, - разглагольствовал он, со злорадной улыбкой поглядывая на нас.
- Замолчи ты, бурдюк с навозом! - одернул его стоявший с ним рядом крепыш, в котором я узнал Колю.
- Эх, если бы этого черномазого, который назвал нас обезьянами, да встретить где-нибудь подальше от этих мест! - мечтательно произнес Сеит. - Вот бы мы ему дали!..
- Да, - согласился я, - так бы дали, что наших фамилий он долго бы не забыл. - И я рассказал Сеиту о первой встрече с Джихом и о том, как он уговаривал нас с отцом бежать по водосточной трубе.
- Его надо убить, - заключил Сеит. - Мальчика, который может издеваться над взрослыми мужчинами, надо убить!
Банщик Айрапет теперь встретил нас хуже, чем прежде. Он сам отрегулировал воду и следил за нами до самого конца нашего мытья.
В спальне шло приготовление к обеду. Раздалась команда: "Постройся на обед!" Все побежали в коридор и стали строиться в две шеренги. Я в нерешительности стоял на месте, не зная, куда стать.
- Идем, - кто-то схватил меня за плечо. Я обернулся и увидел того же Колю. - Чего стесняешься? Идем! - потащил он меня в строй. - Здесь все твои товарищи, никто тебе плохого не хочет.
- Да, не хочет, - усомнился я, - а вот Джих издевается и...
- Джих - дурак! - убежденно заявил Коля. - Его у нас так и зовут "Мешок с навозом". Таких, как он, у нас мало. По ним нельзя судить обо всех.
Мы строем пошли в столовую.
Ребята разместились за двумя длинными столами. Нас уже ждал приятно пахнувший борщ.
Под вечер отец уехал. Перед отъездом он долго наставлял меня, чтобы я ничего не замышлял против Джиха, что я приехал в Гагру учиться, а не сводить счеты с такими, как Джих, что для этого не нужно было бы сюда ездить, этим я мог бы заниматься у нас в Сванетии. Я не совсем понимал отца. Никаких счетов я сводить не собирался и, огорченный предстоящей разлукой q отцом, забыл о Джихе.
Провожать отца вышел и Сеит. Бидзина лежал в медицинском пункте.
Мы обогнули физкультурную площадку, обсаженную новыми для меня пышными, красивыми растениями. На ней, весело покрикивая, дети играли в мяч. Вышли к шоссе, как я узнал впоследствии, ведущему из Гагры в Сухуми.
Отец, единственный и верный защитник от всех бед и унижений, покидал меня. Вокруг было так много новых и незнакомых людей, которые могут, как я уже видел, и оскорблять и обманывать. Правда, подумав об этом, я тут же вспомнил и о Коле и о тех двух парнях, которые пришли с нами знакомиться в спальню. Но, может быть, и таких, как Джих, тоже немало?
Я долго крепился, но в конце концов из моих глаз вырвались слезы. Не выдержал и Сеит.
Отец утешал, нас, но видно было, что и ему нелегко. Когда он сел в автобус и в последний раз высунулся в окно, чтобы помахать рукой, я заметил, как две слезинки покатились по его щекам.
- Что это вы так надрываетесь, горные орлы! - услышали мы чей-то голос. - Ой, как стыдно! Хоть не говорите никому, Ярослав, Сеит! Пошли, пошли домой.
К нам подошел неизвестно откуда взявшийся Архип Лабахуа. Он по-дружески пожурил нас, и нам действительно стало немного стыдно.
- Вы теперь детдомовцы, вам стыдно плакать. Вон посмотрите, сколько ребят играют в мяч; Они также провожали своих отцов и тоже остались одни, и, вероятно, кое-кто из них плакал, а теперь! Видите, как им весело и как они хорошо играют?
- Видим, - дружно, ответили мы.
- Ну вот, а они забыли не только слезы, но и письма перестали домой писать.
- Я буду писать каждый день, - решительно сказал Сеит.
И мы тут же стали осуждать мальчиков, способных забыть своих родителей и не писать им письма.
- Ну, смотрите, орлы, каждый день писать все равно не будете, времени не хватит. Но если будете редко писать, я первый поругаюсь с вами.
Помощь товарища
В коридоре раздался пронзительный свисток, и вслед за этим кто-то скомандовал: "Вставай! На физкультуру!"
Я видел, как мои соседи повскакали с мест, и последовал их примеру. Все стремглав побежали вниз. Я также побежал по лестнице, думая, что где-то поблизости пожар, и мы бежим тушить его.
Во дворе все построились и стали заниматься физкультурой. Мы проделывали, на мой взгляд, столь нелепые телодвижения, что я никак не мог сдержать смех.
- Ты что смеешься? - толкнул меня в бок Коля. - Смотри, увидит Ольга Шмафовна.
После утреннего чая в спальню вошла воспитательница. Она направилась к моей койке. Я немало перетрусил, решив, что Ольга Шмафовна действительно заметила на зарядке мой смех. Но ее улыбка рассеяла мои опасения.
Воспитательница повела меня за собой в класс. В коридоре было много учеников, одетых не в интернатскую форму. Я тогда еще не знал, что интернат существовал при девятилетней школе для детей из отдаленных местностей. Основную же массу учеников составляли дети местных жителей.
Около класса нас встретила женщина средних лет с коротко остриженными золотистыми волосами. У нее было строгое красивое лицо.
- Дагмара Даниловна, учительница, - пояснила мне Ольга Шмафовна.
Учительница, внимательно посмотрев на меня, о чем-то спросила воспитательницу и после этого подвела к двери класса и показала мне место за одной из парт.
Я с интересом принялся рассматривать учебники и карандаши, лежащие на моей парте.
Неожиданно в класс вбежал Джих. В зубах у него была папироса. Он положил ее на угол парты, глянул в мою сторону и тут же надулся.
- Я - турок, ты - сван, мы должны быть с тобой братьями, - произнес он после раздумья.
Так значит Джих - турок! У сванов религия проповедовала ненависть к мусульманам. Поэтому я, недолго думая, заявил ему, что не я, а волк должен быть ему братом. Я даже привстал с парты, готовый дать отпор Джиху, если он приблизится ко мне.
- Почему ты сердишься? Я же тебе плохого не хочу, - растянул в улыбке свои тонкие губы Джих. - Аи-аи! Как далеко тебя посадили. Ты же не услышишь учительницу. Переходи на переднюю парту. Здесь все так делают.
Слова Джиха мне показались убедительными. Взяв тетради, книги и карандаши, я пересел на переднюю парту.
Постепенно класс наполнялся. Раздался звонок. Толпящиеся в коридоре ребята шумной гурьбой ввалились в класс и начали рассаживаться. Передо мной выросла тоненькая фигурка девочки лет десяти. Она подошла ко мне, непонимающе мигнула и знаками объяснила, что я занял ее место, показав при этом на надпись в нише парты "Тамара Пилия".
- Нет, мое! - грубо выпалил я весь свой запас русских слов.
Джих что-то крикнул. Весь класс залился дружным смехом. Я понял, что надо мной издеваются.
Задыхаясь от злости, я схватил чью-то увесистую сумку с книгами и бросился было на Джиха. Но путь мне преградил высокий парень. Он сильно сжал мою руку и усадил на место, сказав:
- Не обращай на него внимания. А сидеть ты должен со мной, а не с девчонками. Я уже и книги тебе достал, пойдем. Зовут меня Володя Дбар.
Володя очень понравился мне. У него было открытое, добродушное лицо и медлительные, плавные движения.
- Я тебе дам, обезьяна!.. - пригрозил Володя Джиху, после того как усадил меня на мое место.
Джих сразу же съежился от этих слов.
- В чем дело? Что, шутить, что ли, нельзя? - вступился за Джиха не менее рослый, нежели Володя, ученик.
- Так шутят только дураки. А дураков учить нужно, - зло ответил мой покровитель. - А ты, Гегия, молчи! А не замолчишь, так заставлю тебя это сделать. Все знают, что ты трус и холуй.
Гегия поднялся со своего места. Младшие ученики и девочки уже стали потихоньку вставать из-за своих парт и тесниться у двери, предчувствуя драку.
Так бы, вероятно, и случилось, если бы в класс не вошла Дагмара Даниловна. Все сразу же расселись. В классе водворилась тишина.
- Ребята, к нам прибыл новый ученик - Ярослав Иосселиани, - начала она.
- Встань, - подтолкнул меня в бок Володя.
- Вот он, познакомьтесь с ним, - продолжала учительница, медленно двигаясь между партами ко мне, - он из Сванетии. На прошлом занятии мы с вами говорили о том, что при царизме народы, населявшие Россию, враждовали между собой. Их натравливали друг на друга. А в наше время, при советской власти, все народы друг другу братья. Вот у нас в классе учатся абхазцы, русские, грузины, украинцы, мингрельцы, эстонец, турок. Сегодня к нам пришел сван...
Дагмара Даниловна подошла ко мне, подняла за подбородок мою голову и посмотрела в глаза, как будто хотела в них что-то прочитать.
- Сваны очень свободолюбивый народ, - продолжала она. - Чтобы не подчиняться ненавистным царским законам, они еще в старину забрались в непроходимые горные места, куда не пускали своих поработителей. Все попытки поработить сванов не приводили ни к каким результатам. Поэтому царь натравливал на них горцев, распуская про сванов всякие нехорошие слухи. Эти царские наговоры еще живы в головах некоторых отсталых людей. Но таких людей мало, а скоро их и совсем не будет.
- Дагмара Даниловна, мы ничего не думали о Ярославе. У нас в классе нет отсталых людей, - прервал учительницу Джих.
- Джих, садись! Тебя не спрашивают, - нахмурилась Дагмара Даниловна. - Я еще не кончила говорить, а ты меня перебиваешь. Это называется невоспитанностью.
Джих сел и что-то шепнул на ухо своему соседу, остроносому Гегии, маленькие зеленые глаза которого при этом зло сверкнули, а рот искривился в коварной усмешке.
- Мы с вами, - продолжала учительница, - должны принять нового ученика в свою среду дружески, тепло, как и подобает советским детям.
Слова Дагмары Даниловны возымели действие. После урока все дети старались сделать для меня что-либо хорошее, показать свое расположение, разумеется, кроме Джиха и Гегии. Даже щупленькая Тамара Пилия подошла ко мне и благожелательно предложила занять ее место, если оно мне нравится.
- Извинись перед ней за грубость, - посоветовал мне Володя, - она хорошая девчонка.
- Я не виноват, - неуверенно возразил я.
- Как не виноват? Нагрубил - и не виноват. Ну, иди, догони и извинись. Язык от этого не отсохнет.
На мои извинения Тамара сказала, что это была просто ошибка и о ней не стоит вспоминать.
- Смотрите, смотрите, - нарочно громко оказал Гегия, указывая на меня, - сван сваном, а уже за Тамарой ухаживает.
- Замолчи, курита несчастный! - прикрикнула на него девочка и пошла прочь.
- Она тебя куритой называет, - расхохотался Джих, тыча пальцем в лоб ошарашенного Гегии.
Куритой в школе называли тех немногих учеников, которые тайно курили. Кличка эта среди ребят считалась очень оскорбительной.
Гегия в ответ обругал Тамару.
- Гегия, стыдно тебе! - вмешался Володя.
- Лучше своими двойками займись, - скривил лицо Гегия. - Очень много внимания уделяешь девочкам!
Джих подхватил злорадный смех своего друга.
Володя хмуро смотрел на них. Я подошел к нему и был готов по первому его зову начать драку.
Но, к моему удивлению, когда, казалось, начать потасовку было уже делом чести, Володя взял меня под руку и увел в сторону.
- Идем, Ярослав, от этих хулиганов подальше, а то сами станем такими же. Мой отец правильно говорит: "Уголь всегда чернит".
Звонок окончательно разрядил обстановку. Мы все побежали в класс и через минуту сидели на местах, ожидая прихода учительницы.
Джих и Гегия были самыми старшими в классе. Оба они росли и воспитывались в городе в состоятельных семьях.
Дбар же происходил из простой крестьянской семьи. До детдома он помогал родителям вести хозяйство, много работал. Учение ему давалось с трудом, несмотря на прилежание.
Джих и его приятель тоже плохо учились, но здесь виноваты были только они сами. В классе все, кроме Володи Дбара, боялись их. Дело дошло до того, что когда нужно было выбрать старосту класса, Джих выдвинул кандидатуру своего закадычного друга, а класс не сумел возразить, и Гегия стал старостой.
Когда в классе появился я - такой же взрослый парень, как и они, Джих и Гегия увидели во мне своеобразного соперника, а Дбар, напротив, товарища.
Начался второй урок. В класс вошла Дагмара Даниловна. Все встали. Джих же не встал и нарочно с грохотом откинул крышку парты. Учительница заметила его очередную выходку.
- Джих, к доске, - сказала она. - Ты урок выучил?
- Я уроки всегда знаю, - нагловато заявил он.
- Перестань жевать! - повысила тон учительница. Джих действительно всегда что-либо жевал: конфету, шоколад, сушеную хурму.
- Хорошо, Дагмара Даниловна, не буду, - сказал он и тут же демонстративно сделал глотательное движение.
Класс засмеялся.
Учительница продиктовала небольшую задачу.
Джих долго стоял у доски, опустив свои не в меру длинные руки. Затем он вдруг зашевелился и начал что-то неуверенно писать.
- Садись, - сердито заключила учительница, - на сегодня с тебя хватит. Получай двойку.
Следующим учительница вызвала меня. Услышав свою фамилию, я сначала не поверил своим ушам. Но Володя Дбар знаками показал, что я должен выйти к доске.
- Ярослав, решишь эту задачу? - с расстановкой спросила учительница.
Я посмотрел на условия, которые она заранее написала на доске, и ответил:
- Решишь.
Услышав мой ответ, Гегия залился смехом. Но никто, даже Джих, переживавший двойку, не поддержал его.
Арифметика мне давалась легко, и я без особого труда решил задачу.
Учительница похвалила меня, и я, торжествующий, пошел к своей парте.