"Выгонят", - размышлял я, вместе с Джихом спускаясь по лестнице и стараясь не глядеть на своего врага.
Страхи мои оказались напрасными. Должно быть, помогло заступничество Архипа: я отделался только выговором.
В тот же день состоялось классное собрание. На нем присутствовали Архип Лабахуа и Ипполит Погава. Собрание открыла Ольга Шмафовна. Она коротко охарактеризовала не только наш класс в целом, но и каждого ученика в отдельности.
- Он еще не обтесался, - сказала классная воспитательница, дойдя до моей фамилия, - в нем еще много дикого, прошлого, ненужного. Впрочем, как и в каждом из нас. Ему надо помогать. А такие разболтанные ученики, как Джих и Гегия, травят его. Не помогают, а травят, мешают учиться.
Тут Ольга Шмафовна обрушилась на моих врагов. Наглые, самодовольные улыбки на их лицах сменились угрюмым выражением.
После собрания обстановка в классе изменилась. Джиха перевели в параллельный класс. Вместо Гегии выбрали нового старосту. Я избавился от своих врагов.
Со всеми остальными одноклассниками у меня быстро установились добрые отношения. Я был бы всем доволен, если бы не одно обстоятельство. Несмотря на старания комсомольцев, тащивших меня "на буксире", я по-прежнему путал роды и делал немыслимые ошибки почти в каждом слове.
"Неуды" по русскому языку удручали меня: плохая успеваемость лишала права на красный галстук и возможности уехать домой на зимние каникулы.
Самодеятельность
В класс влетел возбужденный Коля Кемулария.
- Слушай, Ярослав, помоги нам! Нам нужно... нам нужен сван. - И, оглянувшись по сторонам, спросил: - А почему вы так рано начали самоподготовку?
- Мы всегда так, - объяснил Володя Дбар. - Мы не успеваем... Зачем тебе сван? А абхазец не годится?
- Не годится, особенно такой, как ты, - шутливо ответил Коля. - Мы ставим пьесу, там есть роль свана. Вот мы и хотим настоящего свана взять.
Я ничего не понимал. Мне не приходилось видеть спектаклей. Я не понимал, чего от меня хочет Коля. После долгих и не вполне понятных для меня объяснений Коля безнадежно покачал головой и, схватив меня за руку, буквально вытащил из класса.
Через минуту мы были в обширном зале детского дома. На сцене вокруг стола полукругом сидели ребята и слушали чтение какой-то книги. Нас с Колей не заметили. Мы тихонько прошли в задний угол и остановились около коренастого Отара Маршании, парня с грубоватым, но приветливым лицом.
- Ты играть будешь? Зачем пришел? - шепотом опросил Отар.
- Не знаю... Меня Коля позвал.
- В роли свана, - пояснил Кемулария.
- Подойдет. Слов почти нет, а бить, да еще палкой, он может, пожалуй, лучше всех, - обрадовался Маршания. - Ты только бей покрепче этого урядника и потом убегай.
Руководитель кружка самодеятельности согласился с Колей. Мне поручили играть роль свана в русской пьесе, которую ставил драмкружок. Надо было войти в кабинет урядника без стука, как принято у сванов. Это обстоятельство вывело неуравновешенного урядника из себя, и он набрасывается на бедного свана и выгоняет его из кабинета, не дав высказать свою жалобу. Разозлившийся сван возвращается обратно я ударяет палкой чиновника, а затем поспешно убегает.
Все это показалось мне забавным. Выписав те несколько слов, которые мне надо было сказать, я ушел на занятия. Дбар не одобрил мое актерское начинание, считая, что это еще больше затруднит "борьбу с двойками".
К следующему дню я уже выучил свою роль наизусть. На занятии драмкружка состоялась репетиция. Впервые видя, как разговаривают и действуют наши детдомовцы, подражая каким-то урядникам, попам и вообще взрослым людям, я недоумевал и посмеивался.
Когда очередь дошла до меня, я взволнованно выпалил все слова моей роли и тут же приготовился огреть урядника палкой по голове. Но руководитель заставил снова повторить свою роль. К моему великому удивлению, все оказалось не так просто.
С репетиции я ушел обескураженный. Захотелось пойти к Коле и попросить, чтобы он меня освободил от участия в спектакле. Но Архип, которого я встретил в коридоре, остановил меня.
- Я слышал, ты на сцене учишься играть, это правда? - похлопал он меня по плечу.
- Да. Трудно очень, - неуверенно ответил я.
- А ты разве легкое дело ищешь? - засмеялся Архип. - Раз трудно - значит интересно, значит хорошо. Ты же сван, храбрый горец, тебе стыдно бояться трудностей. Правильно делаешь, что играешь в кружке, скорее изучишь язык... и все другое... И твоего друга, Володю Дбара, надо вытащить. А то сидите без конца за уроками, переутомляетесь, и ничего, наверное, в голову не лезет.
Архип был прав. Увлечение художественной самодеятельностью не помешало мне учиться. К концу полугодия, хотя я еще и не избавился от двоек, учение мне стало даваться гораздо легче.
Под выходной вечер, в канун зимних каникул, наш коллектив впервые ставил спектакль. На доске объявлений красовалась афиша, на которой между прочими фамилиями значились и наши: Коли, моя и Отара, который исполнял роль урядника.
Утром на заключительном уроке Дагмара Даниловна объявила полугодовые отметки. По русскому языку у меня была двойка. Правда, прежде чем назвать эту оценку, учительница сделала оговорку:
- Иосселиани сделал большие сдвиги в изучении языка, и я уверена, что во втором полугодии, если будет прилежным, он сможет не только догнать остальных учеников, но и выйти в передовые.
Подготовка к спектаклю помогла мне освободиться от мрачных мыслей.
Вечером зал был заполнен зрителями. Кроме учеников, было много и родителей.
- Твой отец приехал, в зале сидит, - шепнул мне на ухо Коля, когда занавес уже был поднят и в зале раздались рукоплескания.
Я обомлел. К моему желанию немедленно убежать куда-нибудь от предстоящей, уже кажущейся мне непосильной задачи прибавилась новая мысль: отец будет смотреть, как я с позором провалюсь.
- Убегу! - решил я и, швырнув в темный угол длинную палку, с которой мне предстояло через несколько минут появиться на сцене, быстро побежал по лестничке к выходу из помещения.
Многочисленные артисты, разодетые в причудливые костюмы, были настолько поглощены своими собственными треволнениями, что не обратили на меня внимания. Я добежал до гардеробной, свернул влево и бросился вниз. Не дойдя до выходной двери, в темном узком проходе столкнулся с каким-то тоже спешившим человеком.
- Ты что бежишь, как... ишак? - узнал я по голосу Ипполита. - Выгнали, что ли?
- Нет, но... так...
Я не успел договорить, как на меня сзади кто-то налетел, едва не свалив нас с Ипполитом.
- Ярослав, твой выход, давай скорее! - Это был запыхавшийся Коля. - Куда ты исчез? Палка где, палка?! Ты что, струсил, что ли? Где палка?!
- Там, - глухо, но решительно ответил я и побежал наверх.
Через минуту я был уже на сцене. С длинной палкой в руке, в сванской шапчонке на голове и со шкурой медведя на плечах я был похож на настоящего взрослого свана.
Урядник - Отар, как и положено было по ходу действия, долго бранился в тщетном ожидании, что я отвечу ему заученной репликой. Но я молчал. Тогда "урядник" подошел ко мне и грубо начал выталкивать из кабинета, щедро награждая пинками и руганью.
- Ну что, ты все забыл? Как тебе не стыдно? - набросились буквально все, как только меня вышвырнул из "кабинета" урядник.
- Успокойся, - умолял Коля, - ты же мужчина! Вдруг я встрепенулся и вспомнил свою роль.
Я живо повернулся, выскочил на сцену, залпом выпалил все, что нужно было сказать при первом появлении, и тут же; ударив по голове перепуганного Отара, убежал. В зале раздались хохот и рукоплескания. По всему было видно, что зрителям мой выход понравился. Я тогда еще не понимал, что аплодировали человеку, который осмелился бить царского чиновника, и приписывал все аплодисменты себе.
- Ты все провалил, - вывел меня из ложного самомнения Коля, всплеснув руками.
- Ничего не провалил, - возразил Ипполит, почему-то торчавший все время за кулисами. - Он лучше всех сыграл. Он так ударил Отара, что тот будет помнить...
Тут я только вспомнил еще об одном досадном упущении: я должен был ударить "урядника" по правой части головы, там, где у него под фуражкой была подстелена вата, но стукнул по левой.
Тем временем кончился первый акт, занавес опустился, сопровождаемый рукоплесканиями и многочисленными выкриками одобрения. Отар пришел за кулисы. Я кинулся к нему.
- Ты сыграл ничего, - спокойно сказал он, глянув на меня.
- А палка нак?.. Больно? - нерешительно спросил я.
- Палка? - Отар расхохотался. - Я знал, с кем дело имею, и упросил гримера всю голову обложить ватой.
Обрадованный, я быстро привел себя в порядок и, едва дождавшись конца следующего акта, бросился в зал. Мы с отцом обнялись и поцеловались.
- А это мой отец, Яро, - обратился ко мне Володя Дбар, - познакомься.
Наши отцы прибыли на одном и том же автобусе, курсировавшем между Сухуми и Гагрой. В пути они уже познакомились. Отец Володи Джамал был сухощавый, пожилой человек, небольшого роста, с тонкими чертами лица. Он взял меня за плечи по абхазскому обычаю и обнял.
- Как учишься? - спросил Джамал, когда церемония знакомства бьига окончена.
- Ничего, хорошо, - моргнул мне Володя, боясь, что я начну жаловаться на наши трудности в учебе.
Но Джамал оказался человеком не назойливым и тут же перешел к шуткам о спектакле.
Все же я рассказал отцу о своих неудачах. Он ничего мне не ответил, но на следующий день вместе со мной побывал у директора интерната.
К моему великому удивлению, Николай Николаевич не только не выругал меня за неуспеваемость, но, наоборот, похвалил за упорство.
- Ничего, ничего, - говорил он отцу, - позанимается на каникулах и нагонит. А вот с поведением у него...
- Он мне говорил, что подрался с каким-то Джихом, - начал было отец.
- Дело не в Джихе. Это уже забыто. Именно уже, - подчеркнул Николай Николаевич. - На него тут отец Феофилакт жаловался. Конечно, религия - опиум для народа и так далее и тому подобное... Но это, извините, недопустимое озорство...
И Николай Николаевич подробно рассказал отцу историю, о которой я сам почти позабыл. Как-то в воскресенье, когда мы всем классом высыпали на берег моря, странная фигура в женском одеянии привлекла мое внимание. Неуклюже балансируя и высоко поднимая подол длинного блестящего платья, человек осторожно пробирался по влажному песку и делал при этом такие уморительные движения, что я покатился от хохота,
- Ребята, что это за чучело? - громко спросил я, вспомнив, что в Ажаре выставляли на огороде чучела, чтобы отпугнуть бродивших в окрестностях медведей.
- Это отец Феофилакт, - шепнул Коля.
В Сванетии никто не называл попов отцами. И сванские попы одевались так, как одевается любой сван, и также ковырялись в земле. Только во время богослужения священник набрасывал на себя коротенькую ризу.
- А чей он отец? - спросил я, но ответа не получил.
Странная фигура подошла к нам, уставилась на меня заплывшими глазами и вдруг протянула
к моим губам пухлую, нестерпимо сладко пахнувшую руку.
Никогда в жизни до этого мне не приходилось нюхать ни духов, ни одеколона. Никогда ни отец, ни дед не целовали руку попу.
- Ты кто - черт? - опросил я и отвернулся.
Священник оторопело поболтал в воздухе протянутой рукой и, обозлившись, огрызнулся по-грузински:
- Сам ты сатана и безбожник!
В тот же день он пришел в интернат и пожаловался на меня директору. Николай Николаевич славился в районе как старый атеист, и Феофилакт особенно не рассчитывал на его сочувствие. На всякий случай он оклеветал меня. По словам священника, я набросился на него и обругал последними словами.
Быт сванских семей не знает ругательств. Я всегда был очень чувствителен ко всякой лжи, и когда, не стесняясь моего присутствия, Феофилакт повторил свою клевету, я не выдержал. Можно было подумать, что я вот-вот наброшусь на клеветника.
- Разбойник! - в ужасе забормотал Феофилакт, глянув на мой сузившиеся от ярости глаза. - Форменный волчонок. Чур меня, чур меня! - испуганно закрестился он и покатился по лестнице, всячески понося и проклиная меня.
Николай Николаевич недоуменно пожал плечами, но на всякий случай сделал мне пространный выговор. Теперь он почему-то вспомнил об этом, и мне пришлось дать моему отцу честное слово никого больше не задевать.
- У вашего сына поведение неплохое, - обратился Николай Николаевич к Джамалу, который, войдя в кабинет директора, снял свой черный башлык и теперь сидел в углу. - Он бы был хороший ученик, но не знает русского языка... С языком у него не совсем... - продолжил директор.
- Унах! - воскликнул по-абхазски Джамал, вскочив с места. - Когда он на каникулы в прошлом году приехал, ни с кем по-абхазски не говорил. Говорит, забыл... Мы из-за него по-русски научились.
Николай Николаевич рассмеялся, встал с места и подошел вплотную к Володе.
- Плохо будет учиться, женю его, женю - и больше ничето! Пускай занимается женой, - грозил Джамал, жестикулируя увесистой палкой.
- А в общем, дорогие отцы, у вас дети неплохие, совсем неплохие, - заключил Николай Николаевич, прохаживаясь по кабинету. - Они трудолюбивы, а это главное. Если нет трудолюбия, и талант не поможет, ничего не поможет. Ваши дети честно и много работают. Ну, пока трудно, не все удается... В этом виноват царь. Слишком долго он сидел на нашей шее и не давал возможности развиваться.
- Если не будет трудиться, с женой будет сидеть, а не учиться! - продолжал грозить Джамал, потрясая палкой.
- Дружба у них хорошая, - Николай Николаевич показал в нашу сторону, - они помогают друг другу. Над ними шефствуют хорошие ученики старших классов, за ними смотрит комсомол, и мы, преподаватели, не совсем даром едим хлеб. Так что не беспокойтесь, не беспокойтесь.
Директор очень тепло простился с нашими отцами. В коридоре Джамал все-таки угостил Володю палкой.
- Это тебе за обман! - проговорил Джамал при этом на абхазском языке, который я уже кое-как понимал. - Я из-за тебя русский язык выучил, а ты...
Впрочем, очень скоро он отошел. Когда мы вышли провожать родителей, Джамал обнял сына и раза два испытующе пощупал то место, куда так недавно нанес удар своей палкой. Не менее трогательно простились и мы с отцом. Автобус уже давно исчез за поворотом дороги, оставляя за собой столб пыли, а мы с Володей все еще смотрели ему вслед.
- Больно было? - нарушил я молчание, показав Володе на шишку, вскочившую на его голове.
- Нет, - гордо возразил Володя. - Я мужчина, и для меня такие удары пустяки. Но жалко отца. Он такие случаи очень долго переживает... Он уже старик... И жалко, что он себя очень будет ругать...
Слова Володи возбудили во мне мысль, над которой я раньше не задумывался. И мне отец всегда за дело, конечно, давал подзатыльники. И я вспомнил, что он сам обычно переживал больше, чем мне они доставляли неприятностей и боли.
- Ладно, пойдем заниматься! - опомнился Володя, схватив меня за руку и потащив за собой. - За каникулы мы всех догоним!
- Будем заниматься все время.
- Давай, я согласен. - Володя шел впереди с высоко поднятой головой, словно одержал какую-то победу.
- Сейчас все уехали, нам мешать не будут.
- Да, да, мы одни будем все время заниматься.
Разговаривая таким образом, мы настолько подогрели друг друга, что мне свое тяжелое положение показалось совсем уже легким.
"Займемся в каникулы, пока другие гуляют - и двойкам конец", - думал я. А все остальное на свете рисовалось в розовом цвете.
Мы очень были удивлены, встретив в классе Тамару Пилию. Она училась хорошо и по праву должна была в каникулы уехать домой.
- Ты чего здесь, Тамара? - спросил первым Володя.
- Я из далекой местности, родители не смогли приехать, а одну не пустили, - вздохнув, ответила она своим тоненьким голоском, - я лучше позаймусь здесь вместе с вами.
- А зачем тебе заниматься? У тебя же "неудов" нет.
- Все равно надо заниматься, - возразила девочка, - можно же забыть пройденное, и тогда... может быть "неуд"... Да, ты знаешь, - обратилась Тамара ко мне, - твоего друга исключили из детдома.
- Кого? - воскликнул я, вспомнив сразу о "неудах" Бидзины и Сеита по русскому языку.
- Джиха, конечно! - звонко расхохоталась Тамара, видя мое недоумение. - Больше таких друзей у тебя нет...
- А-а-а... - облегченно вздохнул я. - А я думал...
Вскоре мы все трое уткнулись в свои учебники. Однако недолго нам пришлось заниматься. В дверях появилась Ольга Шмафовна. Мы, как обычно, вскочили с мест.
- Что вы здесь делаете? - спокойно спросила воспитательница, входя в класс.
- Занимаемся, Ольга Шмафовна, - неопределенно произнес Володя, - "неуды" же...
- Что вы, с ума сошли, что ли? - всплеснула она руками. - Каникулы для того, чтобы отдохнуть, а не для замятий. Первые три дня учиться не разрешаю, а потом я сама с вами буду заниматься. Отдых тоже нужен, иначе в голову ничего не лезет. Выходите гулять, играть, резвиться!..
Комсомол
Утром, перед началом уроков, Архип сказал мне, что сегодня будут разбирать мое заявление и мне надлежит быть на комсомольском собрании ровно в пять часов вечера. Хотя я давно готовился к этому важному событию в моей жизни, но слова секретаря меня взволновали. Я даже не заметил очередной шутки Коли Кемуларии, подкравшегося сзади и повесившего к моей спине плакат с надписью: "Я сван, ищу работы, могу копать канавы".
Сваны издавна считались хорошими работниками. До революции часто можно было видеть сванов с лопатами за спиной, ищущих заработка в Мингрелии, в Абхазии, Грузии и даже в Аджарии. Об этом знали все детдомовцы по рассказам взрослых и часто шутили над нами, тремя маленькими представителями сванов: мной, Сеитом и Бидзиной.
Когда я шел по коридору, товарищи заглядывали мне в лицо и хохотали. Перед классом Коля догнал меня и торжественно снял плакат. Но мне было не до шуток.
- Мое заявление сегодня... на собрании будут разбирать, - выпалил я.
- Знаю, - весело отозвался Коля, - очень хорошо. Тебе нечего бояться: "неудов" у тебя уже нет, проказы твои тоже давно были. Ну... почистят немножко, но принять должны, я думаю.
Наш разговор оборвал звонок. Мы побежали в свои классы.
Никогда я не бывал таким рассеянным, как в этот памятный день. Я еще и еще раз перебирал в памяти все: свое поведение, учебу, отношение к товарищам, к преподавателям, к старшим. С "неудами" я действительно справился еще к концу первого года обучения. В третий класс перешел без плохих отметок. Меня перестали считать отстающим. Однако с поведением не все было гладко. Конечно, драку с Джихом и Гегией давно забыли, но были более свежие случаи озорства.
Володя Дбар покончил с "неудами" одновременно со мной и перешел в третий класс. Но в селе, откуда он происходил, построили школу, и он перевелся учиться туда. Вместо него к нам посадили Виктора Манайю, способного ученика, но редкостного лентяя.
Дагмара Даниловна поручила мне "взять на буксир" Виктора.