Чехов без глянца - Павел Фокин 7 стр.

<...> С этого времени, где бы Чехов ни был - в Моск­ве, в Мелихове, в дороге, каждые два - четыре дня он постоянно присылал мне "Северный край". Впо­следствии, когда он переселился в Ялту, мне же при­шлось оттуда уехать, он присылал газету по моему новому адресу из Ялты. Года три или четыре, пока судьба опять не привела в этот город и меня, А. П-ч каждые два-три дня не уставал и не забывал присы­лать мне газету.

После его смерти пришлось прочитать, что покой­ный писатель вообще любил заклеивать и надписы­вать бандероли. Может быть; но думаю, что по край­ней мере в моем случае было больше любви к чело­веку, чем к бандеролям.

Ольга Леонардовна Книнпер-Чехова:

Он с особенной любовью и вниманием относился к почте и почтальонам. Вспоминается случай на Ка­ме, когда мы плыли но трем рекам в Уфимскую гу­бернию, на кумыс, в 1901 году, и случайно застряли в Пьяном Бору. Это была очень глухая пристань на Каме. Селение было в нескольких верстах от бере­га. Антон Павлович, несмотря на дальнее расстоя­ние, решил обязательно съездить в это селение, отыскать почту и... купить марок - рублей на 5-6...

- Зачем?

- Чтобы дать заработать почтовой конторе, зате­рявшейся в таком захолустье.

Иван Алексеевич Новиков (1877-1958), писатель: Чехов был пристально внимателен к другому че­ловек)' - совсем для него случайному. И это не был интерес специфически писательский, а именно человеческий.

Общественный деятель

Мария Тимофеевна Дроздова:

Где бы ни жил Антон Павлович, везде он старался всеми способами вносить культуру в жизнь. Он по­строил на свои средства в Серпуховском уезде три школы и убеждал своих знакомых собирать день­ги для школ.

Татьяна Львовна Щепкина-Куиерник:

Дальше: в 1892 году в России был голод. Многие гу­бернии были объявлены "пострадавшими от неуро­жая" - официальное название голода. Особенно по­страдали губернии Нижегородская и Воронежская. У Чехова был приятель в нижегородском земстве. А. П. организовал широкую подписку' и в суровую зи­му отправился туда. Там он устраивал столовые, кор­мил крестьян, делал что только мог. Между прочим: голодавшее население или продавало за бесценок скот, который нечем было кормить, или убивало его, тем самым обрекая себя еще на голодный год. Чехов организовал скупку лошадей па местах и про­корм их на общественный счет с тем, чтобы весной раздать безлошадным крестьянам. Живя в Мелихове, он все время выискивал, что бы сделать для крестьян. Его выбрали в земские глас­ные серпуховского земства, и он очень серьезно от­носился к своим обязанностям. Ушел с головой в во­просы народного образования и здравоохранения. Ему обязаны школами Тал еж, Новоселки и Мелихо­во. Он сам наблюдал за стройкой, закупал материа­лы, делал сметы и чертежи. Принимал деятельное участие в постройке земской больницы, добился проведения шоссе от Лопасни до Мелихова, строил в деревнях пожарные сараи и пр. Но своим уездом он своей деятельности не огра­ничивал.

Антон Павлович Чехов.Из письма А. С. Суворину. Ме­лихово, и января t8gy г.:

У нас перепись. Выдали счетчикам отвратитель­ные чернильницы, отвратительные аляповатые знаки, похожие на ярлыки пивного завода, и порт­фели. в которые не лезут переписные листы, - и впечатление такое, будто сабля не лезет в ножны. Срам. С утра хожу по избам, с непривычки стука­юсь головой о притолоки, и как нарочно голова трещит адски; и мигрень, и инфлуэнца. В одной из­бе девочка 9 лет, приемышек из воспитательного дома, горько заплакала от того, что всех девочек в избе называют Михайловнами, а ее, по крестно­му, Львовной. Я сказал: "Называйся Михайловной". Все очень обрадовались и стали благодарить меня. Это называется приобретать друзей богатством не­праведным.

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник:

Он, можно сказать, явился основоположником биб­лиотеки в своем родном городе Таганроге. Начал с того, что всю свою большую прекрасную библио­теку, собранную за многие годы, пожертвовал горо­ду, оставив себе только книги для личного пользо­вания. Не удовольствовавшись этим, вошел в кон­такт с таганрогским городским головою Иордано- вым и взял на себя постоянное пополнение библио­теки. Скоро она стала одной из лучших в провин­ции; он отправлял туда целые транспорты книг, как купленных им на свои средства, так и "выпрошен­ных" у знакомых авторов, издателей и редакторов. По его мысли, стало формироваться при библио­теке нечто вроде справочного бюро, где каждый мог бы найти ответ на все вопросы - начиная от распоряжений правительства и кончая новостями искусства, - широко помогая читателю в любых от­раслях знания, истории, медицины и пр. Но тут же он писал Иорданову: "Только никому не говорите о моем участии в делах библиотеки: не люблю, ко­гда треплют мое имя".

Интересовался он и таганрогским музеем, подавал советы относительно "его устройства и пополне­ния", а будучи в Париже, специально познакомил­ся с знаменитым скульптором Антокольским, что­бы заказать ему статую Петра I для постановки па­мятника в Таганроге, и сам выбирал место для этого памятника.

Антон Павлович Чехов.Из письма А. С. Суворину. Ме­лихово, 1 марта i8gy г.:

На съезде актеров Вы, вероятно, увидите проект громадного народного театра, который мы затева­ем. Мы. т. е. представители московской интеллиген­ции (интеллигенция идет навстречу капиталу, и ка­питал не чужд взаимности). Под одной крышей, в красивом, опрятном здании помещаются театр, аудитории, библиотека, читальня, чайные и проч. и проч. План готов, устав пишется, и остановка те­перь за пустяком - нужно У2 миллиона. Будет акцио­нерное общество, но не благотворительное. Рассчи­тывают, что правительство разрешит сторублевые акции. Я гак вошел во вкус проекта, что уже верю в дело и удивляюсь, отчего Вы не строите театра. Во первых, это нужно, и во-вторых, это весело и займет два года жизни. Театр как здание, если он выстроен не нелепо, не похож на Панаевекий, ни в каком слу­чае не даст убытка.

Недавно я устраивал в Серпухове спектакль в поль­зу школы. Играли любители из Москвы. Играли со­лидно, с выдержкой, лучше актеров. Платья из Па­рижа, бриллианты настоящие, но очистилось все­го Ю1 р.

Сергей Николаевич Щукин:

Одно время А. П-ч как бы взял под свое покровитель­ство ялтинских греков. Греки, "аутские греки", были его соседи. В старое, впрочем не очень давнее, вре­мя Аутка была деревней, населенной греками. В Аут- ке была и греческая церковь. Умирая, многие греки, люди вообще очень привязанные к церкви, оставля­ли "на помин души" земельные участки. Когда Ялта стала быстро заселяться, Аутка соединилась с Ялтой и вошла в черту города. И мало-помалу греки были вытеснены дальше, на гору, в так называемую Верх­нюю Аутку. Греческая церковь, находившаяся в Ниж­ней Аутке, стала счи таться русской, священников к ней посвящали русских, и богослужение соверша­ли в ней уже на славянском языке. Греческой же осталась небольшая, невзрачная, даже не каменная, а деревянная церковка св. Феодора Тирона в Верх­ней Аутке. Она к тому же не была самостоятельна, а приписана к русской церкви. И к тому времени, как Чехов поселился в Аут­ке, между греками и русскими шли острые споры по случаю назначения новых священников, пере­стройки церквей, относительно церковного иму­щества и пр. Представители греков во главе со свя­щенником явились к Чехову и просили его взять на себя защиту их дела. А. П-ч согласился на их просьбу, принял в деле большое участие, был с документа­ми, которые они дали ему, у архиерея. Противная партия не понимала, отчего он хлопочет, была раз­дражена и толковала, что он сам грек, потому и хлопочет за греков.

Михаил Павлович Чехов:

Как местный житель (Ялты. - Сост.), он был избран в члены попечительского совета женской гимназии, и при этом еще приходилось выносить и много ду­шевных волнений из-за чахоточных больных, кото­рые со всех концов России стали обращаться к нему с просьбами устроить их в Ялте. А те, которые при­езжали сами по себе, были так бедны, что кончали в Ялте свою жизнь в невозможных условиях и в тос­ке по родине. Приходилось подумать и о них. Антон Павлович хлопотал за всех, печатал воззвания в га­зетах, собирал деньги и посильно облегчал их по­ложение. Между прочим, он тогда пожертвовал 500 рублей на постройку' школы в Мухолатке.

Антон Павлович Чехов.Из письма П. Ф. Иорданову. Ялта, и декабря 1899 г.:

Помнится, Вы хотели сделать меня членом при­юта. Пожалуйста, делайте из меня и со мной все. что только для Таганрога из меня можно сделать, отдаю себя в полное Ваше распоряжение.

Врач

Федор Федорович Фидлер.Из дневника:

I у января 1893. Я спросил его, является ли он вра­чом по убеждению, и он ответил, помедлив: "Да... я почти уверен и знаю по собственному опыту, что медицина в одних случаях может значительно об­легчить страдания, а в других - удлинять человече­скую жизнь".

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник:

Еще студентом-медиком он уже лечил и практико­вал. Покойный В. Я. Зеленин, зягь артистки Ермо­ловой - впоследствии сам видный доктор, - расска­зывал мне, как его, тогда еще гимназиста последних классов, жившего с Чеховым в одних и тех же меб­лированных комнатах, А. П. лечил и вылечил от тя­желого гифа.

Михаил Павлович Чехов:

В 1884 году мой брат Антон окончил курит в универ­ситете и явился в чикинскую больницу на практику уже в качестве врача. <...>

В середине лета 1884 года брат Антон, прихватив с собой меня, отправился в Звенигород уже в ка­честве заведующего тамошней больницей на время отпуска ее врача С. П. Успенского. Вот тут-то ему и пришлось окунуться в самую гущу провинциаль­ной жизни. Он здесь и принимал больных, и в каче­стве уездного врача, тоже уехавшего в отпуск, дол­жен был исполнять поручения местной админист­рации, ездить на вскрытия и быть экспертом в суде.

Павел Арсеньевич Архангельский (1852-1913),врач Воскресенской земской больницы Звенигородского уезда. Под его руководством Чехов работал в больнице в студен­ческие годы и в первый год врачебной практики: Он часто проводил в лечебнице время с утра и до окончания приема... А. П. производил работу не спе­ша, иногда в его действиях выражалась как бы неуве­ренность: но все он делал с вниманием и видимой любовью к делу, особенно с любовью к тому больно­му, который проходил через его руки. Он всегда тер­пеливо выслушивал больного, ни при какой усталос­ти не возвышал голоса, хотя бы больной говорил не- относящееся к уяснению болезни.

Михаил Павлович Чехов:

В это время Антон Павлович только первый год был врачом и колебался, заняться ли ему медициной или отдаться литературе. У Спенглеров были маленькие дети, и они-то и стали первыми пациентами Антона Павловича. В качестве гонорара за лечение Спенгле- ры поднесли ему портмоне, в котором оказалась большая золотая турецкая монета, которую мы назы­вали лирой. Часто потом эта лира выручала Антона Павловича в минуты жизни трудные. Он передавал ее мне, я относил ее в ломбард, закладывал гам за де­сять рублей, и на несколько часов у брата Антона бренчали деньги в кармане. За Нелли же стал замет­но ухаживать мой брат, художник Николай. Вторыми пациентами Антона Павловича были не­кие Яновы, и здесь он, как говорится, попал в та кую "ореховую отделку", что уже окончательно решил отдаться литературе. Жил в Москве художник А. С. Янов, который учился живописи вместе с мо­им братом Николаем, - отсюда и это знакомство че­ховской семьи с Яновыми. <...> В описываемое мною время он жил очень бедно с матерью и тремя сестрами, добрыми молоденькими существами. Слу- чилось гак, что эти три сестры и мать одновремен- но заболели брюшным тифом. А. С. Янов пригла­сил к ним брата Антона. Молодой, еще неопытный врач, но готовый отдать свою жизнь для выздо­ровления больного, Антон Павлович должен был целые часы проводить около своих больных паци­енток и положительно сбивался с ног. Болезнь при­нимала все более и более опасное положение, и, на­конец, в один и тот же день мать и одна из дочерей скончались. Умирая, в агонии, дочь схватила Анто­на Павловича за руку, да гак и испустила дух, крепко стиснув ее в своей руке. Чувствуя себя совершенно бессильным и виноватым, долго ощущая на своей руке холодное рукопожатие покойницы, Антон 11авлович тогда же решил вовсе не заниматься ме­дициной и окончательно перешел потом на сторо­ну литературы. Две другие сестры выздоровели и за­тем часто у нас бывали. Одна из них вышила золо­том альбом и преподнесла его Антону Павловичу с надписью: "В намять избавления меня от тифа".

Григорий Иванович Россолимо:

По окончании медицинского факультета он не бро­сил медицину, он работал в качестве земского вра­ча в Воскресенске и Звенигороде Московской гу­бернии и через семь-восемь лет после окончания курса заведовал во время холерной эпидемии мели­ховским участком тоже Московской губернии. Ра­ботал он с любовью и добросовестно, как об этом гласят предания.

Игнатий Николаевич Потапенко:

У кого-то я прочитал, будто Антон Павлович стра­стно любил лечить. Вот чего я никогда не находил в нем. Когда к нему обращались за врачебным со­ветом, он отделывался самыми общими местами, и видно было, что он хотел поскорее кончить этот разговор. <...>

Когда в Мелихове приходили к нему мужики и ба­бы с нарывами и глубокими порезами и ему об этом сообщали, он кривился <...>, но не отказы­вал, принимал, с величайшим вниманием осмат­ривал. резал, вычищал и перевязывал. <...> По это вытекало скорее из сознания долга, чем из любви к делу.

Исаак Наумович Альтшуллер:

За последние 10-15 лет он научной медициной не занимался. Правда, в Ялту из редакции "Русской мысли" ему аккуратно пересылался медицинский еженедельник "Русский врач", но он в нем прочи­тывал только хронику и иногда мелкие так называе­мые "заметки из практики". И, случалось, любил по­разить: "Вы читали в последнем номере о новом средстве от геморроя?" - "Нет, не читал". - "Вот, сударь, и растеряете практику. А я вот прочитал и уж Кондакова вылечил. Прекрасное средство". И на письменном столе слева всегда лежал молото­чек и трубочка для выслушивания и медицинский календарь Риккера за текущий год. Но он принимал всегда деятельное участие в лечении своих домаш­них или заболевшей прислуги. Любил давать сове­ты своим приятелям и расспрашивать про их болез­ни. Но обычно это оканчивалось указанием, что надо серьезно лечиться и обратиться к врачу. Была у него слабость - он любил писать рецепты. И, зная это, я старался не прописывать ему лека{кггв, а обык­новенно он стоит, бывало, у телефона и под мою диктовку передает заказ в аптеку, особенно при этом как-то отчеканивая латинские названия. За­ставлял провизора повторить и прибавлял в конце: (для автора) д-р Чехов.

Антон Павлович Чехов.Из письма А. С. Суворину. Ме­лихово, 2 августа 1893 г.:

Нехорошо быть врачом. И страшно, и скучно, и про­тивно. Молодой фабрикант женился, а через неде­лю зовет меня "непременно сию минуту, пожалуй­ста": у него <...>, а у красавицы молодой <...>. Старик фабрикант 75 лет женится и потом жалуется, что у него "ядрышки" болят оттого, что "понатужил се­бя". Все это противно, должен я Вам сказать. Девоч­ка с червями в ухе, поносы, рвоты, сифилис - тьфу!! Сладкие звуки и поэзия, где вы?

Больной, его болезни и лечение

Игнатий Николаевич Потапенко:

А себя он не лечил вовсе. Странно, непостижимо относился он к своему здоровью. Жизнь любил он каждой каплей своей крови и страстно хотел жить, а о здоровье своем почти не заботился. <...> И это равнодушие к своему здоровью меня пора­жало. Он и бронхита своего почти не лечил и не остерегался.

Вообще по отношению к болезням он проявлял какое-то ложное мужество. Он как будто стыдился слишком много заниматься ими, считал это мало­душием. <...>

Я, например, никогда не слышал от него, чтобы он советовался с каким-нибудь профессором о сво­ем здоровье.

Исаак Наумович Альтшуллер:

Было два верных способа сделать неприятность Чехову и заставить его съежиться: это - коснуться поподробнее его здоровья или его текущих лите­ратурных работ.

Михаил Павлович Чехов:

Первое кровохарканье случилось с ним еще в 1884 го­ду в Московской судебной палате, когда он вел для

"Петербургской газеты" записки по известному Рыковскому процесс)'. <...>

Особенно сильно кашлял брат Антон, когда мы жили на Кудринской-Садовой.

Антон Павлович Чехов.Из письма А. С. Суворину. Москва. 14 октября 1888 г.:

Впервые я заметил его у себя 3 года тому назад в Окружном суде: продолжалось оно дня 3-4 и про­извело немалый переполох в моей душе и в моей квартире. Оно было обильно. Кровь текла из право­го легкого. После этого я раза два в год замечал у се­бя кровь, то обильно текущую, т. е. густо красящую каждый плевок, то не обильно... Третьего дня или днем раньше - не помню, я заметил у себя кровь, была она и вчера, сегодня ее уже нет. Каждую зиму, осень и весну и в каждый сырой летний день я каш­ляю. Но все это пугает меня только тогда, когда я ви­жу кровь: в крови, текущей изо рта. есть что-то зло­вещее, как в зареве. Когда же нет крови, я не волну­юсь и не угрожаю русской литературе "еще одной потерей". Дело в том, что чахотка или иное серьез­ное легочное страдание узнаются только по сово­купности признаков, а у меня-то именно и нет этой совокупности. Само по себе кровотечение из лег­ких не серьезно; кровь льется иногда из легких це­лый день, она хлещет, все домочадцы и больной в ужасе, а кончается тем, что больной не кончает­ся - и это чаще всего. Так и знайте на всякий слу­чай: если у кого-нибудь, заведомо не чахоточного, вдруг пойдет ртом кровь, то ужасаться не нужно. Женщина может потерять безнаказанно половину своей крови, а мужчина немножко менее половины. Если бы то кровотечение, какое у меня случилось в Окружном суде, было симптомом начинающей­ся чахотки, то я давно уже был бы на том свете вот моя логика.

Михаил Павлович Чехов:

Усилившийся геморрой не давал ему покоя, мешал ему заниматься, наводил на него хандру и мрачные мысли и делал em раздражительным из-за пустяков. А тут еще стал донимать его и кашель. В особеннос­ти он беспокоил его по утрам. 11рислушиваясь к это­му кашлю из столовой, мать, Евгения Яковлевна, вздыхала и поглядывала на образ.

- Антоша опять пробухал всю ночь, - говорила она с тоской.

Но Антон Павлович даже и вида не подавал, что ему плохо. Он боялся нас смутить, а может быть, и сам не подозревал опасности или же старался себя обмануть. Во всяком случае, он писал Суворину, что будет пить хину и принимать любые порошки, но выслушать себя какому-нибудь врачу не позволит. Я сам однажды видел мокроту писателя, окрашен­ную кровью. Когда я спросил у него, что с ним, то он смутился, испугался своей оплошносги, быст­ро смыл мокроту и сказал:

- Это так, пустяки... Не надо говорить Маше и ма­тери.