О жизни и деятельности легендарного казачьего атамана Матвея Ивановича Платова (1751–1818) рассказывает роман писателя-историка А. Ф. Корольченко.
Содержание:
Глава 1 - НАЧАЛЬНЫЕ ВЁРСТЫ 1
Глава 2 - ПОД НАЧАЛОМ СУВОРОВА 6
Глава 3 - В ДАЛЬНЕМ ПОХОДЕ 13
Глава 4 - КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ 20
Глава 5 - ПРИБАЛТИКА И ДУНАЙ 27
Глава 6 - ГРОЗНЫЙ 1812-й! 32
Глава 7 - ИЗГНАНИЕ ВРАГА 46
Глава 8 - ЗА ПРЕДЕЛАМИ РОССИИ 55
Глава 9 - ВОЗВРАЩЕНИЕ 73
Об авторе 75
Хронологическая таблица 75
Атаман Платов
БСЭ, М.,1975, т.20.
Платов Матвей Иванович [6 (17). 8. 1751, станица Старочеркасская Ростовской области - 3(15).1.1818, Новочеркасск], войсковой атаман Донского казачьего войска (с 1801), генерал от кавалерии (1809), граф (с 1812). Родился в семье войскового старшины. Начал службу с 13 лет. Участвовал в русско-турецкой войне 1768–1774 гг., был произведён главнокомандующим В. М. Долгоруковым в офицеры, командовал сотней, с 1771 г. - полком. В 1775 г. участвовал в подавлении Крестьянской войны под руководством Е. И. Пугачёва. В 1782–1783 гг. служил на Кубани и в Крыму под командованием А. В. Суворова. Во время русско-турецкой войны 1787–1791 гг. участвовал во взятии Очакова (1788) и штурме Измаила (1790), командуя колонной, а затем - всем левым крылом. С 1788 г. - походный атаман Войска Донского. В 1797 г. заподозрен Павлом I в заговоре, сослан в Кострому, а затем заключён в Петропавловскую крепость. В январе 1801 г. освобождён и назначен главным помощником войскового атамана Донского войска, а вскоре - войсковым атаманом. В 1806–1807 гг. участвовал в войне с Францией, в 1807–1809 гг. - с Турцией. Во время Отечественной войны 1812 г. успешно командовал донским казачьим корпусом. Его смелые и решительные действия способствовали разгрому наполеоновских войск. Завоевал популярность как герой войны 1812 г. Участник кампаний 1813–1814 г., сопровождал Александра I в поездке в Великобританию, где был торжественно встречен и получил диплом почётного доктора Оксфордского университета. В Новочеркасске Платову поставлен памятник работы П. К. Клодта.
Глава 1
НАЧАЛЬНЫЕ ВЁРСТЫ
ГОРОДОК ЧЕРКАССК
Весна на Дону выдалась поздней и капризной. В конце марта вместо оттепели вдруг заснежило, и за одну ночь сугробы выросли вровень с плетнями, потом ударили, будто в январе, морозы. А в начале Вербной недели запоздавшее апрельское солнышко спохватилось и заиграло с чистых небес так рьяно, что сугробы таяли на глазах. Засверкала радужным блеском льдистая капель, светлым дождём заструилась с крыш. Ручьи зажурчали, побежали наперегонки. Дон вскрылся, и пошёл, громыхая, лёд к морю Азовскому.
А когда ледоход прошёл, вдруг задуло с низовья. Три дня ветер свирепствовал с такой силой, что, казалось, остановил течение реки. И Черкасск по окна домов погрузился в мутную воду. Даже паперть стоявшего на возвышении девятиглавого Воскресенского собора оказалась в воде.
Паводки на Дону не редкость. Каждую весну он взбухает, разливается, затопляя низменное левобережье и дома городка. Казаки плавают в челнах меж домов, отправляются на них к собору, где и в непогодь бывает служба.
Черкасск - городок не столь уж малый, одних казаков проживает тысяч десять, не считая пришлого люда: приплывших с верховья торговцев, поспевающих всюду армян, греков из дальнего моря, кубанских татар, украинцев из западных земель, шумливых евреев.
В базарные дни торг в Черкасске превеликий. Ковры и вина заморские, пряности, добротно сработанная умельцами домашняя утварь, ткани, изделия из дерева и металла. А какие на прилавках украшения! Серьги и браслеты, бусы и кольца, всё из золота да серебра, жемчуга да изумруда. Бойкие черноглазые казачки от них не могут оторвать взгляда.
А сколько рыбы! И будто налитый жиром чебак, и с просвечивающей спинкой рыбец, и саблевидная чехонь, донская сельдь и сытый сазан.
Из недалёких гирл, там, где Дон впадает в море, доставляют огромных осётров да севрюг. Привозят бочонки выпотрошенной из них зернистой икры.
Неподалёку от базара и Воскресенского собора, заложенного Петром Великим, широкая площадь - майдан. Когда приходится решать важные дела, атаман со своими помощниками громогласно объявляет, что надлежит делать, а уж как поступить - решают сообща. Когда казаки отправляются в поход, на том же майдане им проводят смотр. Атаман со старейшинами проверяет казачью справу, оружие, коней. И каждый походный старается не ударить лицом в грязь.
Иван Фёдорович Платов возвратился из войсковой канцелярии раньше обычного. Подтянув к самым ступеням лодку, привязал её ненадёжней, поднялся по лестнице. Дом у него, как у всех справных казаков, в два этажа, под железной крышей, с долгим балконом поверху и с наружной лестницей.
Худой, черноволосый, будто турок, суровый и неулыбчивый, на этот раз Иван Фёдорович был в добром расположении. По случаю рождения сына у соседа-казака он пропустил кружку хмельного.
Войдя в горницу, сел на лавку, не спеша стащил промокшие сапоги. Шлёпая босыми ногами, к нему подбежал двухлеток Степик. Потянул руки:
- Ба-а, на меня.
- Ишо чего захотел! На кой ты мне нужон? - с шутливой серьёзностью отец отвёл руки сынишки.
Старший, двенадцатилетний Матвей, сидел у окна с книжкой.
- Всё читаешь, грамотей! О чём там написано?
- О царе, батяня. Как шёл на Казань. Тут и картинки есть. Погляди-ка.
На рисунке изображён царь: в меховой шапке, с посохом в руке.
- Ишь ты, никак сам Грозный? - Отец внимательно рассматривал портрет. - Он энтой клюкой сына свово убил.
- Скажешь такое… - возразила мать, гремя у печи ухватом. - Как же можно, чтоб сына родного…
- Можно. Тот вроде бы возразил, а он его клюкой - и насмерть.
- Ты дальше, батяня, смотри. Там нарисовано сраженье, - подсказал Матюшка.
- Сраженье, - недовольно пробурчала мать. - Ему бы только сраженье, всё воевать.
- На то он и казак. А казак без войны не казак.
- Это ты казак, а он - мальчишка.
- Хорош мальчишка! Ишь, жердина какой вымахал! Того и гляди, отца догонит.
Сын и в самом деле в последний год вытянулся: худой, длинный, тёмный - в отца, - волосы взлохмачены, нос крючковат. Среди сверстников он самый рослый. Кое-кто пытался назвать его Тычиной. Но обидная кличка к заводиле уличных мальчишек не пристала…
Опустив Степика на пол и отложив книгу, отец крутнул ус:
- Намедни гутарил с атаманом. О Матвее нашем. Атаман согласие дал.
- Какое согласие? - насторожилась мать.
- Принять на службу. В Войсковой канцелярии покуда будет служить.
- Кто будет служить? Когда?
- Да Матвей-то наш. С осени нонешней.
- Ты что там болтаешь? Мальчишку - и на службу? Не пущу!
- Цыц! - прихлопнул отец по столу. - Ты, Анна, мне не перечь! Не твоего ума решать мужчинское дело. Осенью заступит на службу! И всё тут!
- На посылках, что ли, в канцелярии? - уже не так решительно продолжала мать.
- Может, попервах и на посылках, а потом, возможно, писцом, коли сумеет.
От этих слов лицо Матвея полыхнуло огнём. Он мысленно представил, как наденет казачьи штаны и овчинную высокую шапку, сядет на коня, на отцова Воронка, - горячего жеребца, быстрого, словно ветер. - Матвею быть большим казаком, есаулом, а то и атаманом, - продолжал меж тем отец. - Ему с рождения это написано.
- А кто, батяня, написал?
- Судьба, Матюшка. Приметы. Помню, в тот час, как тебе родиться, был я на Дону. Иду это утром по берегу, кругом тихо, благодать. И вдруг - бац! Из Дона к ногам выпрыгивает во-от такой сазан. - Отец рубит руку ладонью у самого плеча, показывая, какой величины сазан. - Я его хвать за жабры. Только хотел поднять, а тут рядом с сазаном сверху падает кус хлеба. Оказывается, чайка с лета выронила. Ну, думаю, не иначе, как что-то должно случиться. И точно! Пришёл домой, а там новость: казак родился, стало быть, ты. Вот и рассуди: всякому ли такое выпадает, чтобы сазан к ногам и хлеб с неба? Тут судьба.
Отец хотя и говорил о чудных приметах судьбы, однако знал, что в жизни нужно пробивать путь локтями и не зевать. По примеру дворян, приписывающих своих детей к полкам сызмала, чтоб отрок начал службу в офицерском чине, задумал и он, Иван Фёдоров, протолкнуть таким манёвром в жизнь своего старшего. Так делали не только в Петербурге и Москве, но и на Дону тоже. А он, Платов, чем хуже! У него и хутор есть, и мельница, и более полусотни мужиков пришлых содержит…
- А когда на службу, батяня?
- Я ж сказал - осенью. Атаман обещал. Только ты, Матюшка, на празднике, на скачках, себя покажи. Верхом на Воронке проскачешь. Приз бы ещё отхватил. Тогда атаман наверняка смилостивится. Постарайся, а Воронок не подведёт.
Род Платовых в Черкасске давний. Дед сказывал, что его родитель приплыл сюда с верховья на плоту. Оттого и прозвали его Плотовым, а потом переиначили на Платова.
Здесь, в Черкасске, родился Иван Фёдоров Платов в том самом году, когда опочил Пётр Великий. С той поры прошло сорок лет. В пятнадцать лет Иван знал все казачьи премудрости и даже участвовал в дальнем походе на Крымскую линию. Позже ходил в Грузию и Персию. Особенно отличился в Семилетней войне под крепостью Кюстрин в 1758 году. Тогда его пожаловали серебряной медалью, а до того вручили почётное оружие: одну, а потом и вторую саблю.
Жена Ивана Платова, казачка Анна Ларионовна, на десять лет моложе мужа…
Наступили жаркие дни южного лета. В один из вечеров Матюшка с такими же, как и он, подростками погнал коней в ночное. Луг находился внизу по Дону, вблизи рощи, где были захоронены вернувшиеся с Азова казаки. Об этом месте и покоившихся здесь людях ходило много рассказов.
Вырвавшиеся на волю кони рассыпались по лугу, разминаясь в беге, ржали, помахивая хвостами. Это были в большинстве низкорослые, лохматые животные, бравшие своё начало от дикой скифской породы. И среди них выделялся Воронок: широкогрудый, с крепкими, сильными ногами и мощным крупом. Ветер трепал гриву, слегка приподнятый хвост. Кожа после купания поблескивала, и под ней рельефно проступали узловатые мышцы.
Мальчишки собрали в роще хворост, нарубили веток, даже свалили ствол высохшего дерева, чтобы хватило топлива на всю ночь.
- Дедунь, а почему место прозывается урочищем? - тянулись казачата к древнему старику, охранявшему бахчу.
- …Урочище? Стало быть, место глухое… Вот и урочище… Казаков здесь порезали.
- У-у! - гудят в подчёркнутом изумлении мальчишки. - Расскажи, дедунь!..
Сухо потрескивает костёр. Огонь жадно лижет дерево, летят искры. Свет играет на лицах, пламя сверкает в глазах казачат, слушающих старика. Его рассказ уносит их в даль прошлого.
После удачного похода к Азову, где засели турки, казаки возвращались, нагруженные богатыми трофеями. Ехали левобережьем. Напротив урочища повстречался лодочник. За небольшую мзду переправил их добро и одежду, а сами казаки, раздевшись донага, переплыли через Дон вместе с конями.
- А не выпить ли по чарке перед расставанием? - предложил один.
- Как в душу глянул, - ответили ему.
И уже готовили уху да закуску под крепкое вино. После нелёгкого похода помянули казаки погибших товарищей и делились радостью ратных побед. И никто не заметил наблюдавших за ними из зарослей камыша людей. Не ускользнула от всадников из разбойного отряда богатая казачья справа, добрые кони, туго набитые перемётные сумы.
Захмелевшие казаки заснули крепким сном. А потом у погасших костров обнаружили хладные тела удальцов, так и не доехавших до родных куреней…
Сидели мальчишки и, раскрыв рты, слушали рассказ. Неподалёку таинственно шумела роща, храпели кони да слышались глухие удары копыт. Ночь походила на ту самую, о которой вёл рассказ старец…
Утром же с платовским Воронком произошло непоправимое. С путами на ногах он упал в глубокую яму. Что-то хрустнуло. Конь попытался подняться, но задние ноги не слушались. Воронка не стало.
- Ты что же не уследил? - грозно нахмурился отец, узнав печальную весть. - Такого коня потерять…
Конь был семейной гордостью. На скачках не раз выходил победителем. Многие казаки откровенно завидовали отцу, торговались.
Матвея грызла тревога. Не придёт на скачках первым, не жди от атамана милости, не примет на службу в Войсковую канцелярию.
- Как же теперь, батяня? Неужто всё пропало? Отец только дёрнул ус.
Через месяц он привёл в конюшню нового жеребца: серого, норовистого, с диким блеском в круглом глазу.
- Ну вот, Матюшка, привыкай к Серому. На нём придётся скакать.
Сын едва удержался, чтоб не заплакать от счастья. Проглотив подступивший к горлу комок, сказал:
- Подожди, батяня. Вырасту, так не такого я коня взращу…
Думал ли двенадцатилетний мальчишка, что его слова станут вещими. Пройдут годы, и Матвей Платов - атаман Войска Донского - немало приложит сил, чтобы создать на Дону конезавод, где будет выращена особая порода коней, в которой соединятся точёная грация арабского скакуна и выносливость дикой скифской лошади. Эти кони станут верными товарищами лихих казаков в их нелёгких ратных походах.
Как-то атаман вызвал старшину Платова.
- Пойди-ка, Иван Фёдоров, погутарим насчёт чада твоего.
Они вошли в просторный кабинет атамана. Тот сел за стол, подвинул толстую книгу в кожаном переплёте. Платов навытяжку стоял, предчувствуя недоброе.
- Так сколько лет твоему отроку?
- Да вроде бы пятнадцать, - ответил старшина.
- Пятнадцать, говоришь? А вот тут записано другое. - Атаман коснулся ладонью лежащего на столе фолианта. - По метрической книге нашей церкви святого апостола Петра и Павла сказано… - Он полистал, нашёл нужную страницу и, водя по ней пальцем, произнёс: - Нумер двадцать второй означает, что у старшины Ивана Фёдорова Платова, стало быть, у тебя, родился восьмого августа (здесь и далее старый стиль) одна тысяча семьсот пятьдесят третьего года сын Матвей… Понятно?
- Понятно, господин атаман.
- Стало быть, твоему отроку ноне исполнится только тринадцать лет, а не пятнадцать, как ты сказывал.
Старшина стоял со взмокшим от пота лицом. Он знал, что атаман терпеть не мог, когда кто из казаков пускался в ложь.
- Виноват, запамятовал… Да и дюже вымахал он. Пятнадцать дашь. И грамоте обучен: читать могет и пером владеет.
- Что вымахал, то да, - согласился атаман. - Но после того, что ты сбрехал мне целых два года, нет тебе моего обещания. Было, а теперь нет.
- Да я уж и справу казачью ему приготовил, - сказал, будто в оправдание, старшина.
- Справу? Справу-то сделать не трудно. Вот вырастить настоящего казака нелегко.
Атаман Ефремов был строгим и самолюбивым. На Дону считал себя безграничным хозяином. Принял он власть от отца, Данилы Ефремова. Тот испросил сию должность для сына у самой императрицы Елизаветы. В Указе императрица отметила, что, вступив в атаманство, сын должен действовать по ордерам и наставлениям отца, которому присваивала чин генерал-майора. По тому времени это была величайшая для казака милость.
За Ефремовым числились многие тысячи десятин земли, хутора, мельницы, хлебные амбары, десять тысяч голов лошадей, сады. Всё это перешло в наследство сыну, Степану Ефремову.
О нём, несмотря на высокое положение, ходила дурная слава. Избалованный властью, атаман был непреклонным в своих желаниях. Женатому ему вдруг приглянулась дородная и разбитная казачка Меланья, лоточница с черкасского базара. Чувства атамана взыграли столь рьяно, что он пожелал на ней жениться. Но мешала законная жена. И она исчезла. Ходили разные слухи: одни утверждали, что убежала от жестокого мужа тайком с заезжим купцом, другие говорили, что сам атаман отправил её в отдалённый монастырь, а третьи недвусмысленно кивали на Дон: у Черкесска он глубокий. Всё это говорилось промеж себя, потому что боялись навлечь гнев Ефремова.
О проделках атамана дошло до столицы, прислали комиссию, чтобы выяснить что и как. Чиновники много писали. Собрали пухлый том бумаг. Только уберечь его не смогли: перед самым выездом в Москву в доме, где хранились документы, случился пожар. И всё сгорело…
А свадьба с Меланьей Карповной состоялась. Праздновали не один день, и гостей было множество. От угощений ломились столы. Такой свадьбы на Дону ещё не видывали. С той поры и пошла в народе поговорка: наготовлено, как на Меланьину свадьбу.
Обстоятельства в дальнейшем сложились так, что в момент дворцового переворота в июне 1762 года донской атаман находился в Петербурге. С ним были его ближайшие помощники, в том числе и Иван Платов - отец Матвея. Узнав о свержении непопулярного Петра III, казаки помчались в Петергоф.
Представ пред очи новой государыни, Степан Ефремов пал ниц:
- Дон, матушка, тебе верен до конца. - Знал атаман, чем завоевать доверие.
В дальнейшем он был наказан судьбой. Уличённого в крупных взятках и злоупотреблениях, а также в стремлении к чрезмерной самостоятельности донских казаков, его арестовали. Государственная военная коллегия приговорила его к смертной казни. Екатерина II смилостивилась, заменив казнь вечным поселением в городе Пернов, у Рижского залива…
Таким был атаман Степан Ефремов.
Недели через три после этого разговора отец попытался замолвить за сына, но атаман глянул недобрым взглядом:
- Ты с этим, Иван Фёдоров, боле не обращайся. Не девка я красная, чтоб меня уговаривать.
Вся надежда осталась на осень: возможно, атаман сделает уступку, если сын покажет себя на скачках.