А Матвей и сам готовился к осени. Он будто бы догадывался, что его судьба зависит от того, как удачно пробежит Серый. Матюшка очень старался приручить коня: кормил его, поил, чистил. В жаркие летние дни выезжал к Дону и купал любимца в прохладной воде.
После удачной пробежки, похлопывал по шее, говорил: "Хорошая ты лошадь, умная! Ты всегда так скачи, как ветер…" И конь, удивительное дело, в ответ помахивал головой и крутил хвостом: не иначе как понимал, о чём его просят.
И вот наступил долгожданный день. С утра в городке чувствовался праздник. Накануне был бойкий базар, теперь же, одетые в лучшее, казаки да казачки неторопливо шли к широкому, лежащему за городом полю, где обычно происходили воинские построения и смотры.
Поле на виду у крепости, построенной ещё во времена Анны Иоанновны. Не так давно у крепости маршировали солдаты в зелёных мундирах с красными отворотами на рукавах, в треуголках и белых чулках. Они вышагивали под грохот барабанов, напоминая казакам о силе Московского государства. Но три года назад гарнизон перевели в другое место, в полутора десятках вёрст вниз по реке. И крепость Святой Анны опустела.
На площади уже толпятся казаки.
- Строиться повзводно! На правом фланге - первая сотня! За ней - вторая! - слышится зычный голос командира полка, обращённый к казакам, которым предстоит смотр.
Сам атаман будет смотреть справы казака, его оружие, коня, снаряжение. А уж после того начнутся соревнования в умении владеть саблей да пикой, в езде верхом, в скачках. В последней, самой длинной и трудной, поскачут казачата, и взрослые будут судить о достоинстве коней, о том, какая смена казакам подрастает.
Матюшке не до праздника. Если бы не скачка, он, конечно же, не пропустил бы ничего, но сейчас он занят Серым.
Среди прочих коней выделяется Буланый - жеребец с чёрным хвостом и гривой. Конь принадлежал зажиточному казаку Востробуеву, Матвей знал и самого хозяина, и сына его - рыжего Гераську, задиристого одногодка.
Конь, на котором поскачет Гераська, такой же широкогрудый, как и Серый, с мощными ногами и крупом. С первого взгляда казалось, что против других он несколько массивен и тяжеловат. Но это только казалось.
- Ты Серого сразу вперёд не пускай, - напутствовал Матвея старый казак с серьгой в ухе. - Присматривайся и держись Буланого. Пусть он бежит, а ты за ним. Скачи и не отставай. А как покажется поворот, тогда пускай своего. Да подхлестни маленько, чтоб в раж ввести. А ещё смотри, чтоб другие тебя не оттеснили. Конь Серый - животная умная, поймёт, что требуется.
И вот у столба выстроилось десятка полтора всадников. Матвей пристроился рядом с рыжеволосым Гераськой. Тот восседает на своём Буланом, искоса поглядывает на Матвея. А к Матвею присматривается казачок на гнедой кобыле.
- Приготовьс-сь! Приготовьс-сь! - кричит с пролётки казак-выпускающий. В руке у него флажок.
Ребята волнуются, беспокойно бьют копытами, взбрыкивают кони. Каждый старается пробиться вперёд.
- Пошё-ёл! - кричит казак и машет флажком. Все разом срываются.
Матвей вцепился в коня и, казалось, слился с ним. Он чувствовал его, словно самого себя.
- Быстрей, Серый! Не отставай! - подгонял он, не спуская глаз с рыжего Гераськи, на спине которого красным пузырём вздулась рубаха.
Гераська хлестал жеребца, часто оглядывался, стараясь оторваться от скачущих чуть позади Серого и гнедой кобылы. Но Матвей помнил наказ старого казака и всё делал так, как тот велел: скакал чуть позади и сбоку, чтоб на повороте вырваться вперёд.
За тройкой коней растянулись остальные.
"Поворот, поворот", - гвоздём засело в голове. Матвею показалось, что Буланый уходит вперёд, и он хлестнул Серого. Прибавив бег, конь стал догонять. А когда догнал и почти поравнялся, был уже поворот. И тут Матвей совсем рядом, даже не за спиной, а где-то справа, почувствовал храп чужой лошади.
- Сурка! Сурка! - слышался голос казачка на гнедой кобыле.
А слева, чуть впереди, пузырилась рубаха Гераськи. Миновав поворот, кони вырвались на прямую, угадывая впереди толпу людей и белый столб с колоколом, служивший отметиной конца скачек.
- Давай, Серый! Давай! - закричал Матвей, нахлёстывая любимца.
Серый чаще забил копытами, из ноздрей со свистом вырывался воздух. Ещё мгновение - и слева уже рядом оказался Гераська, а потом стал отставать. И Матвей понял, что наконец-то ему удалось вырваться.
- Вперёд, Серый! Вперёд!
До столба с колоколом оставалось рукой подать. А справа и впереди ревела толпа…
Первым подбежал казак с серьгой, что его напутствовал.
- Молодец, Матюшка! Молодчага! Обошёл! Всех обошёл! Аи да лихой казак!
Сидевший под навесом атаман оглянулся, поманил старшину Платова:
- А ведь твой-то, как его?..
- Матвей…
- Ну да, Матвей. Истый казак. Удалой хлопец! Ты, пожалуй, завтра поутру приведи ко мне. Я сам с ним погутарю.
Так Матвей Платов начал служить у атамана Степана Ефремова.
ПЕРВОЕ ДЕЛО
В один из дней глубокой осени Матвей Платов дежурил в Войсковой канцелярии. Службу свою за два года он усвоил столь успешно, что атаман при всей строгости и скупости в поощрениях отличил его званием урядника. Чин небольшой, но далеко не каждый казак даже в зрелые годы его удостаивался. Сказать по правде, помог отец, но и сам Матвей не жалел в деле живота своего.
Достав из ящика книгу, юноша с интересом читал о походе в Сибирь донского казака Ермака Тимофеевича. В воображении рисовалось, как по широкой полноводной реке плывут большие баркасы с вооружёнными казаками. Бесстрашные люди идут в неведомые, полные опасности края, многие - навстречу гибели, но лица их мужественны и полны решимости. А на носу передней посудины стоит лихой атаман в накинутом на плечи поверх чешуйчатой кольчуги кафтане, на поясе - булатный меч. Заслонясь рукой от солнца, он зорко вглядывается вдаль, и ветер треплет волосы густой чернявой бороды. Это Ермак Тимофеевич.
За последние годы Матвей приобщился к чтению и перебрал почти все книги, какие были у атамана. Тот ему благоволил и всякий раз, когда Матвей приходил в его кирпичный двухэтажный дом, назидательно говорил: "Познавай, Платов, зерно жизни. Грамотный человек видит намного дальше и глубже неуча".
- Матвей! Мигом на коня! - На пороге вырос встревоженный отец. - Лоскут на пику и подавай сполох!
Матвей бросил книгу в ящик, выбежал на крыльцо, где у коновязи стоял Серый, не забыл захватить и красный лоскут. Прежде чем вскочить на коня, вздел лоскут на пику.
- Сполох! - закричал он во всю силу и пришпорил Серого. - Сполох!
Команда "сполох" служила сигналом, по которому казаки бросали все дела и спешили на Круг, где принималось сообща решение. Круг ныне не имел той решающей силы, какая была прежде. Донское казачество безропотно выполняло волю царя. Не случайно же Анна Иоанновна построила рядом с Черкасском крепость, разместив в ней гарнизон во главе с генералом и подавив тем самым самоуправление казаков.
Ныне сзываемый Круг имел чисто символическое, условное значение. Атаман знал, что придётся поступать так, как предписывалось царской грамотой, а Круг - дань вековой традиции.
- Сполох! Сполох! - носился по городку Матвей. Из домов выскакивали казаки:
- Что случилось?
- Всем на майдан! Важная новость!
Через час широкая площадь - майдан - пред девятиглавым Воскресенским собором гудела. Образовав широкий круг, бородатые казаки ожидали атамана. В отсутствие его командовал войсковой старшина Платов.
- Эй, Платов! Иван Фёдоров! Что случилось? Скажи, коль знаешь! - обращались к нему.
- Бумага важная получена.
- Грамота, што ль?
- Не-е. Депеша. Атаман сейчас доведёт её.
- Может, война? Гутарят тут всякое…
- Может, и война, - неопределённо отвечал войсковой старшина.
Вдали показалась тройка вороных коней, запряжённых в "покоеву карету", - дар царицы-матушки.
- Гей-гей, донцы-молодцы! Все в круг! - скомандовал Иван Платов. - Атаман едет!
Гул толпы стал стихать.
- Пай-пай, па-а! Молчи, донцы-молодцы-ы! Стало совсем тихо. Было слышно, как храпели вороные, шлёпая по грязи копытами.
Из кареты не спеша, соблюдая достоинство, сошёл атаман. И тут же к нему пристроились его помощники. На атамане богатая одежда, в руке пернач - знак атаманской власти. Впереди шёл казак с высоко поднятым бунчуком, мерно колыхался длинный конский хвост.
Войдя в круг, атаман поклонился на четыре стороны, поднял пернач.
- Помолчи-и, донцы-молодцы-ы! - снова подал команду войсковой старшина.
Атаман достал из рукава свёрнутый лист бумаги, развернул его, обвёл взглядом стоящих поодаль от него людей.
- Славные донцы-молодцы-ы! - произнёс он. - Сегодня в наш город Черкасск поступила государева депеша. Скажу сразу: без милостей она на сей раз, а с великой к нам просьбой. Обращается государыня-матушка за помощью. Поганый ворог опять затеял противу нас войну. Несметные турецкие полчища покушаются на земли наши благодатные да норовят людей наших забрать в туретчину. Вот и призывает нас государыня-матушка Екатерина Великая сплотиться в сотни и полки, чтобы стать на защиту родной нашей земли!
Голос у атамана зычный, и владеет он им искусно: каждое слово молвит так, что доходит не только до слуха, но и до сердца. Когда кончил, поднял над головой бумагу:
- Вот она, эта депеша. Читай громогласно и явственно! - протянул он дьяку.
Тот откашлялся и стал читать в напряжённой тишине царский документ. Закончив, отступил, поклонился.
- Как ответствовать будем, казаки-удальцы? - вопросил атаман.
Тишина взорвалась голосами:
- Сзывай полки, атаман!
- За родимую землицу всем сердцем!
- Приказывай в поход!
Не впервые приходили на Дон такие вот вести, какие пришли они осенью 1768 года. Привычные к войнам казаки принимали их как должное, сознавая свою роль стражей беспокойной южной границы.
Здесь, на юге, долгие годы сталкивались интересы турецких правителей и России. В силу своего развития Россия нуждалась в выходе к Чёрному морю, через которое она могла бы торговать с дальними странами. Оттоманская же Порта рассчитывала расширить свои владения в Причерноморье. Вот и опять на Дон пришла весть о новой войне, и казаки сбирались в поход.
Одним из первых отправлялся из Черкасска полк во главе с войсковым старшиной Иваном Платовым. Шли казаки к Азовскому морю, на Бердянскую линию. Прощаясь с Матвеем, отец сказал:
- Доглядывай за матерью да братишкой своим. Всё хозяйство на тебе. Вернусь, за всё спрошу без скиду.
- А как же я, батяня? Не дело это - сидеть дома, когда казаки на войне.
- Погодь. Придёт и твой черёд.
Два года. Матвей хозяйствовал вместо отца. За это время немало было призвано казаков. В первый год с походным атаманом Тимофеем Грековым ушло к Крыму три тысячи, а на следующий год Никифор Сулин увёл за Дунай вдвое больше.
На просьбы Матвея зачислить в полк неизменно следовал отказ: один на хозяйстве, сам малолеток. Да и как решиться без согласия отца? Но он решился. Узнав, что небольшая группа казаков отправляется к Крыму, во Вторую армию, он примкнул к ним. Матери сказал:
- Вернётся отец, повинюсь, приму наказание. Только далее не могу здесь оставаться.
Группу возглавил хорунжий Фрол Авдотьев, опытный, не раз участвовавший в походах казак. Урядника Платова он неожиданно определил своим помощником.
Продвигались они быстро и к концу второй недели почти достигли цели, когда произошла стычка с неприятельским отрядом. Дело было под вечер, и казаки уже собирались расположиться на ночлег, как увидели вдали осёдланного, но без всадника коня.
- Э-э, хлопцы-молодцы, тут что-то не то, - высказался Авдотьев. - Ну-ка, Платов, лети вперёд. И возьми с собой силу.
Трое казаков пришпорили коней вслед за Матвеем. Проскакав лощину, они выбрались на гребень и увидели вдали карету, а вокруг неё всадников.
- Никак турки! Карету грабят! Что делать, Платов? Матвей не стал раздумывать.
- За мной! - стеганул он плетью коня. Завидя казаков, турки бросились наутёк.
У кареты недвижимо лежали трое русских солдат. Запутавшись в постромках, ржала раненая лошадь. В карете, забившись в угол, сидел офицер.
- Не стреляй! Свои! - крикнул Матвей, увидя наведённое оружие.
Это был офицер фельдслужбы, ехавший в главную квартиру. При нём находилась важная почта. К счастью, сумка осталась нетронутой…
На следующий день Матвея вызвал сам главнокомандующий, генерал-аншеф князь Долгоруков.
- Вот он самый и есть, - указал на вошедшего спасённый офицер; рука у него на перевязи.
- Подойди поближе, казак! - требовательно произнёс генерал.
Робея, Матвей приблизился - худой, высокий, с выбившимся из-под фуражки чёрным чубом. Глаза, как требовалось, ели высокое начальство. Но тут он вспомнил, что нужно доложить о себе, и во весь голос отрапортовал:
- Донской казак городка Черкасска урядник Платов Матвей!
Прищурившись, генерал оценивающе разглядывал его.
- Тебе сколько же лет, Платов?
Матвей вспомнил, с каким трудом пришлось отцу устраивать его на службу из-за малолетства, и, прибавив к своим летам два года, ответил:
- Девятнадцать!
- А я полагал, менее. - Главнокомандующий пожевал губами, ещё раз смерил его взглядом. - При мне будешь служить, в главной квартире.
И, слегка махнув рукой, повернулся, давая понять, что казак ему больше пока не нужен.
Службу Матвей нёс под начальством хорунжего Фрола Авдотьева. У него он учился не только уставным мудростям, но и умению держать себя с казаками. У Фрола получалось это удивительно просто, и подчинённые с полуслова понимали его.
Через полгода, когда командовавший их сотней есаул заболел, командир полка вызвал Матвея.
- Принимай сотню, Платов. И живо сбирайся сопровождать главнокомандующего.
Матвей опешил: ему заступать на место есаула? Да ведь были более достойные казаки и годами намного старше его? Был и Фрол Авдотьев, хорунжий…
- Что стоишь, Платов? Сей минут действуй! Не мой это приказ! Самого князя! Впрочем, поскачем вместе: представлю тебя казакам.
Сотню выстроил хорунжий Авдотьев. Подъехав к полковому командиру, доложил. И по тому, как ревностно командовал и излишне выпячивал при рапорте грудь, было видно - казак явно рассчитывал остаться за командира.
- Встань в строй, Фрол Авдотьев, - сказал войсковой старшина и подозвал Матвея. - Отныне командиром сотни назначается урядник Платов. Сие повеление самого светлейшего… Р-разойдись!
Уязвлённый хорунжий подъехал к Матвею.
- Ну и ловок же ты, Платов! Чем успел услужить князю?
Матвея даже в жар бросило, едва сдержался в обиде.
- Все мы, Фрол, одно дело делаем: службу несём. А уж как у кого получается - не нам судить. На то есть начальство.
Хорунжий крутнул головой и отъехал.
В войсках главнокомандующий пробыл более недели. И всё это время сотня Платова находилась поблизости, неся охрану, доставляя в корпуса и дивизии пакеты. Дважды казаки ходили в разведку. Старался Матвей изо всех сил, не спал по-настоящему, сутками не слезал с коня.
Старание его не прошло незамеченным. По возвращении князь подозвал его:
- Спасибо, Платов. Доволен тобой. Только негоже уряднику командовать сотней. С сего часа ты - есаул. Своим правом присваиваю чин за усердие и отвагу…
В 1771 году перед армией Долгорукова стояла задача: ворваться через Перекоп в Крым и овладеть им. Шла напряжённая к этому подготовка.
Улучив момент, Платов обратился к князю:
- Дозвольте и моей сотне быть в деле. Направьте к Перекопской крепости, - истинный Бог, казаки не подведут!
- Ладно, подумаю.
В июне начался штурм крепости. Долгоруков вызвал Матвея к себе.
- Просился в дело, вот и иди. Задача нелёгкая, мог бы послать иного, но на тебя большая надежда.
Сотню бросили в сражение в тот самый момент, когда турки дрогнули и побежали. Можно было ворваться в охваченную паникой гущу людей и начисто изрубить их. Но Платов поступил иначе. Используя образовавшийся в боевом порядке турок разрыв, он повёл сотню через него, в глубь вражеского расположения. Когда янычары выскочили на дорогу, что шла из глубины полуострова к крепости, казаки и начали действовать. Перекрыв путь к отступлению, яростно рубились. Платов был в самой гуще схватки.
Опознав в нём начальника, турки старались сбить его с коня. Но Матвей сражался лихо. С одним он расправился сам, одолеть второго помог подоспевший казак.
Фрол Авдотьев бился сразу с тремя. Янычары угрожающе кричали, тесня хорунжего, и тот едва успевал отбивать их удары.
- Держись, Фрол! - крикнул Матвей и бросился на помощь.
Турок развернулся, и есаул едва отвёл удар. В следующий миг он ударил врага по шее. Кровь вырвалась фонтаном, окропила и сползающее с седла тело, и коня, и Матвея.
- Держись, Фрол! - снова прокричал он, подбадривая хорунжего.
Узкой змеёй сверкнула сталь кривого ятагана. Матвей подставил под удар саблю. Вырвался сноп искр.
- Ал-ла-ла! - закричал турок, роняя оружие. Его рука повисла.
- Вот тебе, гад! - вкладывая в удар всю силу, Матвей полоснул сплеча.
После баталии Фрол подъехал к Платову.
- Спасибо, Матвей Иванов. Век помнить буду. Отвёл от меня смерть.
- Ну что ты, Фрол… Одно ж ведь дело творим.
- Ладно… Не останусь впредь и я в долгу…
Долгоруков рейдом казачьей сотни остался доволен. Потребовал, чтобы казаки готовились к новому делу.
Вскоре Платова с сотней направили под Кинбурн. Это была сильно укреплённая крепость, построенная турками в давние времена. Расположенная на глубоко впадающей в Чёрное море косе, она надёжно прикрывала подступы к находившемуся на берегу Днепровско-Бугского лимана Очакову.
Борьба за владение крепостью велась между Россией и Оттоманской Портой издавна. В 1736 году русским войскам удалось ею овладеть, однако удержать не смогли.
И вот теперь опять у Кинбурна разразилось сражение. Казаки Платова показали в нём мужество и храбрость, а их командир - отвагу и зрелость. Долгоруков послал Екатерине грамоту, в которой за отличие в боях просил присвоить Платову чин войского старшины: "Сей есаул, - писал он, - достоин того, чтоб получать под команду казачий полк".
Прибыло высочайшее повеление, Платов удостаивался искомого чина. К этому времени ему исполнилось восемнадцать лет.