В ноябре находившиеся в авангарде полки Платова первыми вышли к Куре. Не задерживаясь, с ходу переправились через бурный поток и ушли вперёд. Хотя Ага-Мохамед и отошёл, однако в горах и на равнине рыскали его отряды, и необходимо было обезопасить от нападения корпус. Он стягивался к селению Джевата при слиянии Куры и Аракса. В Баку, Кубе, Шемахе, Шуше и других городах с дружественным населением оставались небольшие гарнизоны.
Стояла ненастная пора. Почти каждый день лил дождь и пронизывал до костей холодный ветер. Войска испытывали недостаток в продуктах, начались болезни.
От дальнейшего наступления Зубов решил воздержаться, обосновать зимнюю стоянку.
- Здесь должен быть не просто лагерь, а город, с крепостью и пристанью для кораблей, - требовательно говорил он, стоя под дождём в окружении приближённых.
Сквозь мутную дождевую завесу виднелась плоская, как стол, равнина, а позади бурлила река.
- Деволан! - не оглядываясь, позвал главнокомандующий.
Перед ним вырос стройный полковник, с аккуратными бакенбардами и живыми, умными глазами.
Это был: знаток инженерного дела Деволан, недавно прибывший из Петербурга. Голландец по происхождению, он десять лет назад приехал в Россию, вступил на службу в армию, получил чин майора. В армии Потёмкина он состоял первым инженером. Позже принимал участие в разработке планов взятия многих крепостей: Каушаны, Паланки, Килии, Измаила. Два года назад вместе с адмиралом де Рибасом он обследовал черноморскую крепость Хаджибей и избрал её для создания там порта. По планам Деволана теперь шло строительство военной гавани и купеческой пристани, получившей позже наименование Одессы. Деволан руководил постройкой крепостей Фанагория, Кинбурн, составлял планы основания многих городов. Екатерина проявила к нему особое внимание, считала человеком деятельным и опытным, отметила многими наградами. Сюда же он прибыл, чтобы оказать помощь Зубову в инженерных делах.
- Вот здесь, Деволан, нужно строить город. Назовём его в честь нашей императрицы-матушки Екатериносердом.
Знал, как подольстить.
И закипела работа! Город рос на глазах. Одновременно с землянками вокруг крепости насыпался вал, а на площади возводился двухэтажный дворец главнокомандующего. На Куре возник порт, приплыли с товарами и продовольствием суда из Баку и Сальян. Из Грузии потянулись стада скота.
И зашумел разноголосый базар, на который стали съезжаться жители не только близлежащих, но и отдалённых местечек и селений.
В разгар работы из Петербурга прибыл фельдъегерь. Его провели в приёмную Зубова.
- Пакет особой важности. Вскрыть немедленно. "Манифест о восшествии на престол императора Павла I" - было выведено каллиграфическим почерком.
"Павел? На престол? - едва не вскрикнул генерал. - Какой Павел? Ну, конечно же, сын Екатерины, не терпящий фаворита матушки Платона Зубова и всех его братьев. А что с самой матушкой?"
Он стал читать чётко выведенные строки: "Божией милостию Мы, Павел Первый Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая. Объявляем всем верным Нашим подданным, что по воле Всевышнего Наша Любезнейшая Государыня, Родительница, Императрица и Самодержцы Всероссийская Екатерина Вторая во тридцатичетырёхлетнем царствовании в шестой день ноября к крайнему прискорбию Нашему и всего Императорского Дома Нашего от сия временной жизни в вечную преставилась…"
- Сегодня же привести к присяге войска новому императору, - передал фельдъегерь требование Павла.
Казачьи полки находились, как всегда, впереди, в глубине Муганской степи. С ними был и Платов. В полдень к его дому прискакал встревоженный офицер от Зубова.
- Граф повелел немедленно сбирать полки и вести их к крепости. Опоздание никак невозможно! Персидские отряды идут на крепость!
Матвей Иванович не успел отдать распоряжение на сборы, как в помещение не вошёл, а ворвался подполковник, карета которого только подкатила к дому.
- Граф Витгенштейн! Из Петербурга, - представился он, изрядно помятый от долгого пути. Протянул конверт с царским гербом. - Исполнение немедленно!
Хрустнули печати. На листе водяной знак - лев, держащий меч и копье. Чёрными чернилами выведено: "С получением сего выступить на неприменные свои квартиры. Павел".
- Что это значит, граф?
- Государь требует, чтобы сейчас же собрать полки и выступить в обратный путь.
- Как, в обратный путь? Знает ли об этом главнокомандующий?
- Государь отдаёт сию команду без ведома генерала Зубова. Он не намерен отчитываться в своих действиях.
- Но войска подчинены главнокомандующему… Если полки уйдут, неприятель атакует ставку. Вот он, - Матвей Иванович указал на офицера из ставки, - сообщил весьма тревожное. Неприятель идёт на крепость…
- Поступайте, генерал, как повелевает государь, - настаивал Витгенштейн. - Все войска уже повернули, ушли.
- Как - ушли? Кто же защитит крепость? Есть же приказ главнокомандующего…
- Я передаю волю императора: уходите! Генерал-аншеф также получит приказ. Он будет извещён последним.
- Вы, подполковник, толкаете меня на предательство. Но я на это не пойду. Ежели над крепостью нависла беда, долг солдата - спешить на помощь.
- Вы рискуете навлечь на себя гнев государя. Он крут.
Но Матвей Иванович, казалось, не слышал его. Обернувшись к адъютанту, скомандовал:
- Полкам играть сбор! Идём к крепости!
Полки подоспели в тот самый момент, когда неприятельское войско, развернувшись в широкое полукольцо, начало наступать.
При Платове находились четыре полка: Донской - полковника Машлыкина, Гребенской - подполковника Чапсина, Хопёрский - подполковника Баранова и его, Чугуевский полк.
Глазом опытного военачальника Платов сразу оценил обстановку. Принял решение немедля атаковать.
- В ла-аву-у! - полетела команда. - В ла-аву-у!
Краем глаза Матвей Иванович видел, как мчались на врага Кирилл Багратион и Иловайский, а подле них бесстрашные в схватке казаки-рубаки.
В центре вражеского полукольца зелёное знамя. В уверенности, что при нём находится и сам глава войска, Матвей Иванович нёсся туда. Он даже взял немного правей, чтобы зайти сбоку и не дать ускакать назад. И находящаяся с правой руки часть лавы, повинуясь его замыслу, тоже подалась вправо, захлёстывая этим манёвром дальний край вражеского полукольца.
В рядах неприятеля произошло замешательство: одни всадники остановились, другие нерешительно подались назад, а третьи, что находилось впереди, по-прежнему двигались к крепостному валу.
С гиком и свистом казаки врубились в гущу неприятельского войска. Дико заржала раненая лошадь, взвилась на дыбы и тяжко упала на бок. Ещё одна бежала назад, волоча по земле бездыханное тело с застрявшей в стремени ногой.
Казаки вовсю действовали дротиками и саблями, пробиваясь к знамени. От них не отставал и Матвей Платов, рубил направо и налево. Приметив главного военачальника - перса в высокой каракулевой шапке, - пробивался к нему.
Перс был совсем недалеко, когда генерал увидел рядом с тем знакомое лицо. Ших-Али! Нет-нет, он не мог ошибиться! Хан был в своей лохматой папахе и белой бурке.
- Вот ты где! - воскликнул генерал и направил коня в его сторону.
С крепостного вала участились выстрелы, пролетали над головой пули, но он их не замечал, видел только хана, изменника и беглеца, так много принёсшего зла дербентцам.
Хана узнали и находившиеся подле Платова казаки. Они тоже пробивались к нему.
Зелёное знамя вдруг упало, и перс в голубом халате повернул лошадь, пустился прочь. За ним и Ших-Али.
Андриан Денисов помчался за ханом и, догоняя, рубанул сплеча. Бурка на спине хана разлетелась на две половины, но всадник удержался, и конь понёс его прочь…
Матвей Иванович видел, как казаки преследовали рассыпавшихся по равнине всадников. Те, в одиночку и группами, уносились в сторону гор, за ними мчались казаки: донские, гребенские, хопёрские. А позади, вырвавшись на вал, кричали возбуждённые защитники крепости.
Выполнив высочайшее повеление, Витгенштейн возвратился в Петербург.
- Смею доложить, ваше величество, что генерал Платов вашего приказа ослушался, - доложил он императору.
- Ослушался? - спросил Павел негромким голосом, которого так боялись дворцовые.
- Платов не выполнил вашего предписания. Он не повернул, как вы повелевали, назад, а повёл полки к крепости, как приказал генерал-аншеф Зубов. И возвращался вместе с ним.
- Где теперь сей Платов? Разыскать его! Немедленно найти! - Император топнул ногой.
- Он на пути к Дону…
- Вручить рескрипт об исключении его со службы! Сдать полк и следовать сюда! А потом в ссылку! В ссылку!..
А раненный в сражении Ших-Али выжил. Едва только войска Зубова покинули Дагестан, как он возвратился в Дербент. Изгнав сестру, снова захватил власть. И правил долгих десять лет.
Лишь в 1806 году, когда русские войска вновь подступили к городу, возмущённые дербентцы изгнали его прочь. Навсегда.
Глава 4
КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ
ССЫЛКА
С утра Матвей Иванович собрался на охоту, погонять зайцев и лис, которых здесь, на Егорлыке, водилось множество. Однако ему не повезло: едва конь под ним прошёл с полсотни шагов от раскинувшегося лагеря, как споткнулся, и Матвей Иванович чудом удержался в седле.
- Ах, чёрт! На ровном месте оступился! Не иначе, быть беде! - И, к немалому удивлению попутчиков, повернул назад. - Езжайте без меня.
В приметы и сны он верил с детства, переняв это от набожного и суеверного отца. Дал в книжках, которых читал немало, сны и приметы всегда были вещими.
Приказав расседлать коня, Платов разулся и, взяв удочки, босым направился к речке.
Вот уже какой месяц направленный Екатериной в Персию отряд находился на обратном пути. В июле Платов с Первым Чугуевским полком почти достиг родных мест - от Егорлыка до Дона рукой подать. Чугуевский полк он формировал ещё будучи полковником. Позже из этого полка и Малороссийского были образованы три полка, все они стали именоваться Чугуевскими: Первый, Второй и Третий. Теперь Матвею Ивановичу предстояло довести Первый полк до Чугуева, а потом самому возвратиться в Черкасск.
Накануне вечером полк достиг степной речки Егорлык, знакомой Матвею Ивановичу ещё с семьдесят четвёртого года, когда пришлось вести бой с турками у Каладаха - притока Егорлыка. Тут он и решил устроить привал, дать казакам отдых.
Поплевав на пальцы, он насадил червя на крючок, хлестнул по воде лесой. Едва заметные волны разбежались по гладкой поверхности, зашелестело в камышах. Вынырнув, поплавок покачался и застыл. День обещал быть ясным и по-летнему жарким.
- Хорошо-то как! - вдохнул Платов речной, слегка влажноватый воздух и уставился на поплавок. На рыбалке по-настоящему отдыхалось.
Послышались шаги, и рядом вырос денщик:
- Ваше превосходительство, прибыл фельдъегерь с пакетом. Полковник Багратион приказал разыскать вас, просит прибыть.
Старшим в полку после Матвея Ивановича был полковник князь Кирилл Багратион.
- Что, очень срочно?
- Не могу знать.
- Ну коли так, собери снасть, а я поспешу. Увидя генерала, фельдъегерь поднялся, отдал честь.
Матвей Иванович с недоумением взглянул на офицера. На голове под треуголкой у того парик с белыми волосами и небольшой косичкой, плечи обтягивал незнакомого покроя яркий со сверкающими пуговицами мундир, на ногах ботфорты с жёсткими голенищами, а штаны так узки, что, того и гляди, лопнут.
- Это что же за одеяние, братец? - не удержался генерал. Такого он ещё не видывал.
- Форма-с, - отвечал фельдъегерь и щёлкнул каблуками. - Его императорское величество Павел Петрович ввели-с.
- Сам император-батюшка ввёл?
- Так точно-с. Лично повелел внедрить оную-с, по образцу Фридриха Великого.
- Ну-ну, - покачал головой Матвей Иванович и крутнул ус. - Она годится лишь для паркета. А в сражении иль походе как?
- Не могу знать. - Фельдъегерь достал из сумки пакет и, прежде чем подать его, протянул листок. - Прошу-с учинить роспись в получении.
Матвей Иванович вывел фамилию и поставил число - 23 июля 1797 года. Пакет с царским вензелем.
- От самого императора? - По телу пробежал холодок.
- От него, но чрез Государственную военную коллегию. Ещё велено на словах передать, чтоб по получении оного немедленно ехать в Санкт-Петербург.
- Кто распорядился?
- Не могу знать.
Матвей Иванович вскрыл пакет.
"По высочайшему повелению Его Императорского Величества Государственной военной коллегией от сего года 10 мая издан указ, согласно которому генерал-майор Платов Матвей Иванович из воинской службы исключается…"
Он прочитал и не понял, о чём написано. Кто исключается? Из какой службы? А при чём здесь он? И снова стал читать, не торопясь, вдумываясь в каждое слово. Теперь смысл дошёл до сознания, и где-то внутри захолодало. Он понял всё. Исключается из воинской службы. Только что он был начальником, шефом при Первом полке, а сейчас - никто. Но почему? За что? Год назад ему торжественно вручали орден и саблю…
Нет, не напрасно конь споткнулся. Сбылся вещий знак… Ну что ж! Коль приказано ехать в Петербург, он не посмеет ослушаться. К дороге он всегда готов. Приказал денщику сбираться в дальний путь.
- На Дон, ваше превосходительство! - обрадованно воскликнул тот.
- Мимо. В Санкт-Петербург. Казак разом сник.
"Исключить из службы…" Эта строчка из государева распоряжения не выходила из головы.
От лагеря неслась казачья песня, которую Матвей Иванович знал ещё с детства.
Чем-то наша славная землюшка распахана? -
вопрошал высокий голос певца. Ему отвечал хор:
Не сохами-то славная наша землюшка
Распахана, не плугами.
Распахана ваша землюшка лошадиными копытами.
А засеяна славная землюшка казацкими головами.
И снова голос вопрошал:
Чем-то наш батюшка тихий Дон украшен?
Ему отвечали:
Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами.
И снова невидимый певец щемяще-скорбным голосом спрашивал:
Чем-то наш батюшка тихий Дон цветен?
А в ответ неслось:
Цветен наш батюшка, славный тихий Дон, сиротами.
И снова звучал голос:
Чем-то во славном тихом Дону волна наполнена?
И слышался ответ:
Наполнена волна в тихом Дону отцовскими да материнскими слезами.
Матвей Иванович слушал песню, а в груди теснилась обида и подступал к горлу тяжёлый комок. За что уволен со службы? Разве он не жертвовал собой в сражениях? Разве не вёл казаков на врагов отечества?
Утром он тронулся в путь.
По прибытии в Петербург его арестовали. На квартиру прибыли трое чинов, предложили следовать с ними.
- Это недоразумение, господа, - пытался он протестовать, но его слова не возымели силы.
- Возможно, и так, только мы действуем именем закона.
- Зело не беспокойся, - сказал он напуганному денщику. - Вернусь к вечеру.
Они вышли вместе: старший впереди, за ним, на голову выше всех остальных, Платов, а за генералом - двое. Когда садились в закрытую карету, один из чинов услужливо распахнул дверцу:
- Пожалуйста!
Принял Платова полковник. Он восседал за большим столом. На столешнице - богатый чернильный прибор с фигурой римского латника, метящего копьём в невидимого врага. Хозяин кабинета грузен, с низко проросшими бакенбардами на мясистом лице. Голос зычный, хорошо поставлен. Поздоровался, указал на стул.
- Как здоровье, милостивый Матвей Иванович?
- Неужто затем сюда доставили, чтобы справиться об этом?
- Не только, Матвей Иванович, - без тени смущения отвечал полковник. - Я понимаю ваше состояние и даже сочувствую. Но дело, видите ли, в том, что поступила копрометирущая вас бумага…
- Донос, вы хотели сказать?
- Зачем так? Мы действуем именем закона.
- Я привык говорить прямо.
Полковник сидел на точёном, с высокой спинкой стуле прямо и строго. За ним на стене портрет Павла. Небольшого роста, курносый в яркой форме прусского покроя, картинно положил руку на эфес сабли.
- Придётся вас взять под стражу.
- Да за что же?
- Суд разберётся.
Платова посадили в Петропавловскую крепость, В камере вместе с ним находился полковник Трегубов и князь Горчаков. Если Горчаков отличался молчаливостью, то Трегубов любил подолгу говорить. Говорил он витиевато и нудно. И всех своих знакомых и родных, не жалея дёгтя, чернил. Все, по его выражению, были недостойными людьми, и для каждого у него находился ярлык дурака, бездаря, сволочи, подлеца, мошенника, плута.
Как-то, выслушав очередной рассказ о дележе наследства после смерти матушки, когда три брата и четыре сестры, по словам Трегубова, оказались подлыми людьми, пытавшимися обмануть его, Матвей Иванович спросил:
- И как это угораздило вам сюда попасть?
- Как? Да очень просто! - воскликнул Трегубов. - Примерно, как вы иль уважаемый князь Алексей Иванович! Донесли императору нелестное, а у него спрос краткий - в крепость!
- И кто же мог выступить против вас? - со скрытой издёвкой продолжал допытываться Платов.
- Нашёлся один, уж вы-то должны его знать: Зорич такой, офицер.
- Нет, не знаю.
- Он и сочинил на меня донос, мол, полк неисправен, что плохо им командую и жалоб от низших чинов много. Это позволительно ли, спрашивается, принимать жалобы на полковника! Когда было такое? Ох и гусь этот Зорич!
- Да вы тоже, видать, гусь хороший!
- Это ж почему?
- Да по всему… Бедные солдаты.
- А солдаты при чём?
- При том, батенька, что вы были их начальником. На следующий день Трегубов стал рассказывать, как он участвовал в сражении при Кинбурне и видел в деле Суворова.
- Какой он полководец? Так себе…
- А ведь вы, сударь, дерьмо! Да-да! Противно не только слушать, но дышать одним воздухом. От вас смердит.