Начальник французской колонны Турно наблюдал издали в подзорную трубу.
- Трусы! Они отбиваются и бегут! Проучить их!
И вдогонку за казаками помчался не эскадрон, а полк. А за ним ещё один.
- Уничтожить этих трусов! - нёсся вдогонку разгневанный голос военачальника.
Казаки летели напрямик через хлебное поле, что раскинулось по обе стороны дороги. Впереди деревня Кареличи. Но в ней они не задержались.
Зато французы обошли её с двух сторон, с каждой - полк. И ещё один несколько поодаль.
И тут справа из леса с гиком вырвалась конная лава. Это сотня калмыцкого полка. А слева обрушились на дальний неприятельский полк казаки генерала Иловайского.
Платов верхом на сером скакуне с нетерпением поглядывал на развернувшуюся сечу. Его волнение передалось и коню. Тот горячился, бил копытом, нетерпеливо кусал удила.
- А теперь, донцы-молодцы, ударим и мы напоследок!
И, не оглядываясь, уверенный, что за ним непременно пойдёт весь полк, хлестнул коня…
Рапорт М. И. Платова П. И. Багратиону:
"Извещаю с победой, хотя с небольшою, однако же и не так малою, потому что ещё не кончилась, преследую и бью. Может быть, и весь шести полков авангард под командой генерала Турно и Радзиминского погибнет. Пленных много, за скоростью не успел перечесть и донесть. Есть штаб-офицеры и обер-офицеры. С Меньшиковым донесу.
А на первый раз имею долг и с сим Вашего сиятельства поздравить. Благослови Господи более и более побеждать. Вот вентерь много способствовал, оттого и начало пошло".
НА ПУТИ К СМОЛЕНСКУ
В ночь на 12 июля корпус Платова подошёл к Днепру. Почти месяц казачьи полки находились в арьергарде отходившей через Могилёв к Смоленску 2-й армии, отбивая бесчисленные атаки врага.
Часто они сами нападали, теснили неприятеля, чтобы дать возможность пехоте Багратиона оторваться от преследователей.
Место переправы было определено заранее - у Ворколобово, и полки, соблюдая порядок и очерёдность, переправились через реку.
Вскоре нарочный доставил Матвею Ивановичу пакет. Это было распоряжение командующего 1-й Западной армией Барклая-де-Толли: "Я собрал войска на сегодняшний день в крепкой позиции у Витебска, где я приму неприятельскую атаку и дам генеральное сражение. В армии моей, однако же, недостаёт Вашего войска. Я с нетерпением ожидаю соединения оного со мною, от чего единственно зависит ныне совершенное поражение и истребление неприятеля. Я надеюсь, что Вы удовлетворите нетерпению, с коим Вас ожидаю, ибо Вы и войска Ваши никогда, сколько мне известно, не опаздывали случаев к победам и поражению врагов".
Прочитав письмо, Матвей Иванович кашлянул, не скрывая досады. Вот уже какой раз получал он от Барклая подобные распоряжения. И каждый раз излагаемые в форме просьбы предписания оставались им неисполненными. Уход казаков поставил бы армию Багратиона в чрезвычайное положение: вряд ли пехота смогла бы устоять против превосходящих сил французов.
"Отвечу поутру, - решил он. - Утро вечера мудренее".
Но утром привезли письмо от начальника штаба 1-й армии генерала Ермолова. Тот писал: "Мы третьи сутки противостоим большой неприятельской армии. Сегодня неизбежно главное сражение. Мы в таком положении, что и отступать невозможно без ужаснейшей опасности. Если Вы придёте, дела наши не только поправятся, но и примут совершенно выгодный вид. Спешите".
Платов уважал Ермолова за военные способности, решительность, храбрость. Знал, что уж если тот просит, то отнюдь не без основания. Но как уходить, оставив армию Багратиона без надёжного прикрытия?
В раздумье Матвей Иванович стал писать ответ на поступившие просьбы, адресуя письмо генералу Ермолову. В нём он пытался объяснить целесообразность своих действий и доказать невозможность прибытия в 1-ю армию. Нет, никак нельзя бросить 2-ю армию, ей без прикрытия будет весьма худо. Не может он сделать того, что от него требуют.
Барклай задержку с прибытием к нему корпуса Платова оценивал совсем по-иному. Изливая желчь на атамана, он писал Александру, что Платов поставлен на слишком высокую ступень, не имеет достаточного благородства в характере и было бы величайшим счастьем для войск, если бы нашли возможным под каким-нибудь предлогом удалить его из армии. При этом можно было бы возвести его в графское достоинство, чего он желает более всего на свете.
А казачьи отряды и разъезды меж тем наводнили всё пространство, в котором находились французские войска. Они парализовали сообщение между неприятельскими частями, движение обозов, работу тылов, вынуждали противника проявлять чрезмерную осторожность, тормозили его движение. Часто, проявляя необыкновенную отвагу и дерзость, они нападали, нанося врагу ощутимые потери.
Так, полк войскового старшины Сысоева в пяти вёрстах от Могилёва столкнулся с французским кавалерийским полком. Не раздумывая, командир приказал атаковать неприятеля. Казаки сделали это с такой лихостью, что в течение получаса враг был совершенно рассеян. Более двухсот французов, в том числе и несколько офицеров, попали в плен. Преследуя оставшихся, казаки доскакали до Могилёва, ворвались на окраину города. В неприятельском стане поднялся переполох, открыла огонь артиллерия, но казаки словно растаяли.
Располагая семнадцатью конными полками и двумя ротами артиллерии, Платов парализовал движение французов на значительной территории перед Смоленском. Корпус стал щитом, прикрывшим 20 июля соединение двух армий в районе Смоленска.
Отступление русской армии и потеря значительной территории вызвали у народа возмущение проводимым Барклаем планом войны. Русские люди требовали остановить врага, дать генеральное сражение и разгромить его. Барклай вынужден был уступить. 26 июля обе армии двинулись из Смоленска к Рудне, навстречу французским силам. Впереди, в авангарде, находились донские полки генерала Денисова.
27 июля у деревни Молево Болото авангард столкнулся с французскими гусарами. По своей привычной тактике казаки устремились неприятелю во фланг. Французы бросились назад к Рудне, откуда уже спешила на помощь пехота и кавалерия.
В свою очередь подоспевший Платов, оценив обстановку, усилил авангард. На опушке леса развернула орудия и открыла по неприятелю беглый огонь донская батарея.
Французы не дрогнули. Пехоте удалось приблизиться к орудиям. Казалось, ещё немного - и солдаты ворвутся на огневые позиции и овладеют пушками.
Но Платов предвидел это, два полка он держал в засаде, они вынеслись из укрытия в тот момент, когда чаша весов начала было склоняться на сторону врага. Восемь вёрст казаки преследовали неприятеля. Сам генерал Себастиан едва спасся.
Наполеон вынужден был изменить план наступления, теперь его войска двинулись вдоль левого берега Днепра с надеждой внезапно ворваться в Смоленск, после чего выйти в тыл русским войскам и вынудить их вступить в генеральное сражение. Но и этот план был сорван активными действиями русских, в том числе и казачьих частей.
Три дня продолжалось сражение за город. В ночь на 6 августа Смоленск был оставлен, и русские войска отошли к востоку.
Таким образом, план Наполеона навязать русской армии генеральное сражение не удался. В значительной степени этому способствовал казачий корпус Платова.
В те дни прусская газета, ссылаясь на письма из главной квартиры Наполеона, писала, что русский генерал Платов с казаками одержал немалые победы над корпусом его королевского величества, а особенно над кавалерией, которая совершенно расстроенна.
А одна из газет Копенгагена сообщала, что после схватки с войсками Платова король Вестфальский (Жером Бонапарт) занемог и, оставя корпус, отправился в свою столицу.
Итак, оставив Смоленск, русские войска отошли. Их отход прикрывали казачьи полки Платова.
БОРОДИНО
22 августа прикрывавший отход главных сил арьергард, куда входили и казачьи части, вёл бой с французскими войсками в тридцати вёрстах от села Бородино.
Платов находился у опушки леса, наблюдая, как казаки, спешившись, вместе с егерями пехотного полка отражали ружейным огнём неприятельскую атаку. Из опасения, что конница сможет их обойти, Платов держал наготове, поблизости в лесу, атаманский полк.
Тут и подскакал верховой, офицер из Главной квартиры.
- Срочный пакет, ваше превосходительство. Приказано вручить лично вам.
Это было распоряжение на передислокацию. Казачьим полкам предписывалось к вечеру 23 августа, войдя в резерв правого крыла, скрытно расположиться в Масловском лесу.
- Неужто для генерального сражения? - спросил Матвей Иванович прибывшего.
- Будто бы так, - отвечал тот. - Слышал, что князь Кутузов решил, наконец, дать Наполеону бой.
- Пора, давно пора…
О генеральном сражении много говорили, даже требовали, заявляя, что Барклаю безразличны интересы русского народа и пора ему уступить власть.
Сам Матвей Иванович со свойственной ему прямотой и недвусмысленностью писал Барклаю, настаивая на решительном сражении:
"Докудова мы, Михаил Богданович, будем терпеть сие? Долгом своим поставлю довести до вашего сведения не обыкновенный образ войны, употребляемый неприятелем, приличным варваром… Мочи нет более терпеть…"
17 августа, когда армия находилась у Царёва-Займища, недалеко от Гжатска, приехал новый главнокомандующий, князь Кутузов.
Получив распоряжение, казачий атаман облегчённо вздохнул.
- Постой-ка, братец, - задержал он посланца, - помоги разобраться в сей письменюге.
Они нашли на карте село Бородино, лежащее на Новой Смоленской дороге, восточнее его находилось на возвышенности село Горки, а за ними - Масловский лес.
- Вот здесь вам и сосредоточиться, - пояснил офицер, отмечая карандашом на карте.
- Ну, спасибо, братец, за добрую весть. Разметём эту нечисть и помаленьку тронемся. Доложи князю, что в назначенный срок будем на месте.
Через полчаса из лесу вылетела конная лава и понеслась на неприятельские цепи. Вскоре после боя под прикрытием арьергарда полки начали отход к Масловскому лесу.
А в это время новый главнокомандующий Михаил Илларионович Кутузов, объехав перед тем местность будущего сражения, писал донесение императору:
"Позиция, в которой я остановился при селе Бородино, в 12 вёрстах впереди Можайска, одна из наилучших, какую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь исправить посредством искусства".
Местность предстоящего сражения была действительно удобной. Она позволяла выгодно разместить войска и, встретив превосходящего в силах врага, не только навязать свою волю, но и выбить у Наполеона инициативу. Фланги русских войск прикрывались справа рекой Москвой, а слева - лесом. Восточная часть поля возвышалась над западной, что тоже давало преимущество. В то же время находившиеся в западной части овраги и реки не позволяли французской армии свободно маневрировать и создавать большие колонны.
Русские войска, согласно диспозиции, делились на четыре группы: правое крыло, центр, левое крыло и резерв. Ими командовали: правым крылом и центром Барклай-де-Толли, левым - Багратион. Резерв подчинялся самому Кутузову, который избрал свой командный пункт на правом фланге, у деревни Горки, через которую проходила Новая Смоленская дорога. Именно поэтому Кутузов и сосредоточил там основные силы, чтобы надёжно прикрыть главное направление.
По предварительным данным численность французской армии составляла 135 тысяч человек, у русских же она доходила до 120 тысяч.
Казачьи полки прибыли вовремя к указанному месту. А наутро произошёл случай, который, хотя и остался многим неведомым, однако имел серьёзное для сражения значение.
Аниська Круглов - казак из полка Иловайского, - возвращаясь из дозора, заметил зайца. Русак выскочил из-под куста и поскакал через поле.
- Ах ты, серый! - воскликнул Аниська и, вложив пальцы в рот, озорно свистнул.
И вдруг, то ли оттого, что не было начальства, а может, по молодости лет - парень служил всего первый год, - он, хлестнув коня, пустился в погоню за косым.
Описав дугу, заяц понёсся напрямик через пашню в сторону расположения французов.
- А вот не уйдёшь, шельма! - пришпорил Аниська конька.
Заяц нёсся стрелой, казак за ним. Расстояние сокращалось. Но тут на пути выросла роща, и заяц метнулся в неё. Роща небольшая и не густа, но, пока Аниська проскакал её, заяц успел убежать далеко.
Не выдержав, парень сорвал с плеча ружьё и, придержав конька, прямо с седла пальнул в косого. Тот подскочил почти на сажень от земли, перевернулся и упал.
- Никак подбил! - поспешил к нему Аниська. Но заяц вдруг ожил и опять бросился наутёк.
- Ах ты ж паршивец!
Всё-таки казак загнал зайца, прибил. Радуясь трофею, сунул в перемётную суму, а потом уж огляделся и перепугался:
- Эхма! Да ить не иначе как заскакал к хранцузам. - На всякий случай снял ружьё, зарядил. - Чёртов косой! Из-за этой живности и полонить смогут. - И Анисим поспешил назад.
К своим он добрался благополучно, однако от хорунжего Храпкова ему досталось. Особенно, когда тот узнал, что гонял зайца.
- Нашёл чем заниматься! Да ты сам навроде зайца угодил бы в лапы хранцузам.
- А там никого не было, - отвечал казак.
- Не было хранцузов? - усомнился сотник. - Брешешь!
- Святой истинный крест: ни единой души! Кабы повстречали, рази бы вернулся…
Когда весть, что казак Круглов побывал у французов в расположении, долетела до Платова, атаман повелел:" - Мигом того казака ко мне!
В присутствии генерала Иловайского Матвей Иванович выслушал Аниськин рассказ. А выслушав, приказал поставить в том направлении дозоры и непременно пленить неприятеля, если подвернётся на пути. И ещё потребовал, чтобы забрались подалее в глубину неприятельского расположения. Сам же поспешил к главнокомандующему.
Михаил Илларионович Кутузов был не один, рядом с ним сидел высокий, сухопарый Барклай-де-Толли. Оба размышляли над картой.
- Так ты говоришь, что казак был в неприятельском расположении? За его левым крылом? И беспрепятственно туда проник? - переспросив Матвея Ивановича, Кутузов склонил над картой седую голову. Тяжело дыша, он вглядывался единственным глазом в то место на карте, где находилось за речкой селение Малое. Оно лежало на невидимой границе огромного поля предстоящего сражения. Далее на север, за лесом, протекала Москва-река.
- Совершенно точно, ваша светлость, - ответил Матвей Иванович. - У селения Малое тот казак перебрался через Колочу, а потом скакал на заход, сиречь на запад.
Наступила пауза. Главнокомандующий напряжённо думал. На виске, у красновато-сизого шрама, оставленного турецкой пулей, пульсировала жилка. На другом виске, где та пуля вылетела, виднелся тоже шрам. И ещё на голове был один шрам.
"Вот уж кого Бог миновал. Две раны, обе в голову, обе смертельные", - отметил про себя Платов.
"Так-так…" - Главнокомандующий постучал в раздумье пальцем по столу.
Зато Барклай проявил дотошность.
- Кто доложил вам эту весть? - спросил он таким тоном, будто и сейчас был военным министром и главнокомандующим. Холодно поблескивала лысина яйцеподобной головы. Взгляд полон достоинства и высокомерия.
- Доложил забредший казак.
- Казак? Простой казак?
- Совершенно точно, ваша светлость. Казак из станицы Аксайской. Анисим Круг лов.
- Послушайте, атаман! Можно ли верить простому казаку?
- А почему же не верить, ваша светлость? Уж если не верить своим солдатам, кому ж тогда верить?
Тут вмешался в разговор Кутузов:
- Случай сей утверждает задуманное мной ранее. А ранее замыслил я ударить в разгар сражения конницей по левому неприятельскому крылу. Как раз там, где неразумный казак гонялся за зайцем. Вот какие бывают совпадения. А посему быть тебе, Матвей Иванович, в полной готовности к рейду в неприятельский тыл. Чтобы пошебаршить там возможно более, да заставить неприятеля приковать к себе часть сил; тем самым мы облегчим участь нашего войска, которое будет действовать с фронта.
- И когда же, ваша светлость, последует на сей рейд команда?
- В разгар сражения. Как сложатся к тому выгодные обстоятельства. А для пущего удара присовокупим к делу и корпус Уварова. Твои казачки до утра пусть находятся в лесу, а потом их переместим на новое место. Оттуда и начнётся рейд. А казачьими полками надобно ударить вот куда. - Кутузов подозвал Матвея Ивановича к карте.
Платов подсел к столу, склонился вместе с фельдмаршалом над картой. На ней рисованные цветные квадратики и прямоугольнички, означающие войска, свои и неприятеля.
Водя пальцем, фельдмаршал стал объяснять, как надобно казакам действовать: куда пробиться, что атаковать да как предупредить ответный удар, чтоб он не был неожиданным.
И ещё приказал нынешней ночью провести разведку, но так, чтобы на рассвете разъезды непременно бы возвратились, потому что с утра начнётся генеральное сражение.
- Дозоры нужно пустить веером, и пошире. Правые крайние пусть прочешут местность до самой Москвы-реки, а левые - к Беззубово и далее, - объяснял фельдмаршал. - Туда, к Беззубово, подойдёт корпус генерала Уварова. Задачу ему поставлю днём. Сам же буду находиться на возвышенности у Горок. Оттуда сподручней наблюдать за сражением. Возникнет надобность - ищи меня там.
Возвращаясь, Платов, изливая на Барклая досаду, рассуждал:
"Хороший ты генерал, Михаил Богданович! И видом своим, и умом взял! Только как был немцем, так им и остался, хотя и служишь в русской армии. Видно, до гробовой доски не понять тебе русской души. Как же можно не доверять казаку, который защищает отца и мать свою, жену да детей-малолеток от ворога?" И ещё он вспомнил, как на одном совещании в Петербурге Барклай, будучи военным министром, говорил, что для поддерживания дисциплины необходимо ввести в армии военную жандармерию, чтобы непременно всё узнавали и тайком доносили.
Солнце склонилось к самому горизонту, и долгая тень от коляски терялась в неубранной и звенящей колосьями ржи. Лошади бежали резво, и под сиденьем изредка поскрипывало. В теплом воздухе, сдобренном запахами близкого поля, конского пота и дорожной пыли, чувствовалась свежесть подступающей осени. И глухие взрывы, доносившиеся издали, казались лишними в этой мирной благодати.
Весь день на южном крыле изготовившейся к генеральному сражению русской армии гремел бой: у деревни Шевардино схватились русские полки с французским авангардом. Бой был упорным, кровопролитным и завершился только к вечеру. Французы овладели редутами и на них укрепились.
Миновав поле, коляска вкатила в лес, и колеса запрыгали по корневищам могучих дубов и вязов. В лесу было тихо, свежо, и недвижимые деревья словно застыли в ожидании ночи. В стороне завиднелись бивуаки с обозными повозками, огнями костров, послышались голоса, потянуло горьковатым дымком.
Коляска подкатила к лесной бревенчатой сторожке, и казак-ездовой с трудом сдержал распалённых лошадей.
- Тпру, чертяки! - натянул он вожжи.
Матвей Иванович упёрся в край коляски и, чувствуя грузность большого тела, неспешно ступил с подножки.
- Сей момент ко мне Иловайского, Балабина да Власова! - приказал он подвернувшемуся сыну Ивану. - Да распорядись каганец засветить! Дело срочное!