Мгновенно вся цепочка поставки ракет на полигон остановилась там, где её застала весть о негерметичности. В Днепропетровске остановилась сборка, на неизвестной станции загнали в тупик багажные вагоны со следующей ракетой, на полигоне в опустевшем монтажно-испытательном корпусе сиротливо замерла несостыкованная ракета. Все ждали, какое решение предложит конструкторское бюро Валентина Петровича Глушко.
Было понятно, что это не конструкторский, а производственный дефект, и представителей Химкинского КБ это в какой-то мере утешало. Но прошел день, другой, неделя, вторая, а решения не было.
Разъехаться по домам нельзя, только уедешь, а тут и подоспеют технические рекомендации.
Все устали от безделья - надоело ездить на "десятку", чтоб искупаться в Сыр-Дарье или в очередной раз посмотреть "Чапаева". Надоело просыпаться и, сходив в столовую, валяться до обеда, а после обеда - до ужина. Надоело всё. К тому же, спирт, выписанный ранее для подготовки замершей в МИКе ракеты, закончился. А прибытие новых ракет, на работы с которыми можно было бы выписать спирт, приостановлено.
И настал день, когда вынужденное безделье нашло выход.
Перед взорами тех, кто в тот день бесцельно томился, сидя на подоконниках распахнутых окон, неожиданно предстала удивительная картина, заставившая всерьёз задуматься о том, как прекратить столь безрадостное существование.
Три украинских хлопца с Южмаша, одним из которых был еврей Марк Каминский, перешагнув порог гостиницы, тут же улеглись на песок и, извиваясь между чахлыми кустиками саксаулов, поплыли брасом.
Более яркую иллюстрацию всеобщей безысходности трудно было даже представить.
Мозговой штурм, проведенный тут же творцами ракетной техники, привел к тому, что Боб Александров спросил:
- Братцы, а с чего начинается проектирование изделия?
- Как так, с чего? Знамо дело, с совершенно секретной осевой изделия, - ответили ему те, кто недавно защищал диплом и помнил, как в первом отделе им ставили штамп на лист ватмана, на котором была изображена продольная ось будущего творения.
- Значит, в документации на ракету присутствует осевая, - констатировал Александров и, развивая мысль, предложил: - Похоже, что это единственный оставшийся элемент, оставшийся необезжиренным на том изделии, что находится в МИКе. Вот и напишем расчет потребного количества спирта на обезжиривание продольной оси изделия.
Бурный восторг сдерживался лишь одним опасением - утвердит ли этот расчет Заместитель Главного конструктора Южмаша по лётным испытаниям Виктор Васильевич Грачёв.
- Ну, чтобы это узнать, надо решиться и сходить к нему, - протянул Каминский. - Надо, чтобы это был кто-нибудь из Химок.
- А почему из Химок? Продольная ось принадлежит вашему изделию, вы и идите, - резонно заметили химчане.
Расчет написали от руки на тетрадном листке, но по всей форме. Справа, вверху - "утверждаю", ну и так далее, ниже - таблица с указанием длины продольной оси, её диаметра, величины поверхности в квадратных метрах, нормы расхода спирта на один квадратный метр и вытекающего из всего этого потребного количества спирта, равного восемнадцати литрам.
Бумагу снизу подписали руководители групп.
На вопрос "Кто смелый?", резонно заметили:
- Инициатива наказуема!
Александров пожал плечами, взял листок с расчетом и, с видом обреченного на заклание, отправился к Грачёву.
Однако, пока Александров спускался на второй этаж, ему удалось убедить себя в исключительной важности подготовленного документа, и он подошёл к номеру, в котором жил Грачёв, с ощущением того, что он сейчас является посланцем всего народа, собравшегося на 43-й площадке.
Виктор Васильевич, спасаясь от жары, несколько по-домашнему, с оголённым торсом, сидел за столом, накинув на плечи мокрую простыню.
- Сейчас спросит строгим голосом: "Ну что там у вас?" Я подам эту бумагу, а он строго скажет: "Ишь, чего надумали!" - и выгонит меня, - переминался с ноги на ногу Александров, дожидаясь, пока Виктор Васильевич закончит просматривать какой-то документ.
- Так, ну что там у вас? - спросил Грачёв, откладывая папку в сторону.
Александров неуверенно положил на стол "Расчет".
- Ишь, чего надумали! - воскликнул строго Грачёв, отчего у Александрова мелькнуло: "Ну вот, сейчас состоится вынос тела!"
- А мне чайничек нальёте? - неожиданно скромно спросил Грачёв.
Речь шла о небольшом фарфоровом чайничке, который стоял на столе рядом с "Расчетом".
Необъяснимо, каким образом весть о том, что удалось выписать почти полную канистру спирта, облетела площадку. Но едва Александров вышел от Грачёва, как его тут же перехватил шофёр ГАЗ-69, присланный военными соратниками. Когда "газик" подъехал к спрятанному под землю складу, внушительная фигура капитана Пивоварова, начальника склада горюче-смазочных материалов, трудилась над амбарным замком, способным своими размерами разрушить захватнические планы любого воришки.
Пивоваров безо всяких просьб и извинений, положив массивную правую лапу на деревянную рукоятку (как в бане у крана с кипятком), первым делом налил себе полный трёхлитровый чайник. Такое бессовестное растаскивание народного добра Александрову пришлось безропотно пережить.
Пивоваров, налив спирта в канистру "на глазок", сунул внутрь мерную линейку.
Приложив линейку к канистре снаружи, Пивоваров молча провел пальцем линию там, где был бы уровень спирта, если бы налили восемнадцать литров, потом провел линию на три литра ниже, которая удивительным образом совпала с влажной отметиной на мерной линейке, указывающей фактический уровень, после чего торжествующе взглянул на Александрова.
- Профи! - коротко похвалил Александров.
- Как только сработали пиропатроны, компоненты топлива попадают в камеру сгорания полным расходом, потому, что в камере перед началом работы двигателя либо атмосферное давление, если запуск двигателя происходит на земле, либо, как на второй ступени - вакуум, то есть, нет противодавления. - Коля Прядкин, рисуя график поведения давления в момент запуска двигателя, водит прутиком по влажному пляжному песку на реке Сыр-Дарье. - В камере компоненты соединяются и начинается процесс горения, давление в камере всплеском растёт, расход топлива резко падает из-за уменьшения перепада давления на форсунках, соответственно, уменьшается давление продуктов сгорания в камере. - Прядкин рисует на графике падение давления. - Но в это время уже начал работать газогенератор, и насосы стали подавать топливо в камеру сгорания под давлением. Расход топлива снова увеличился, давление в камере выросло. Начался расчётный режим работы двигателя. То, что на телеметрии параметры некоторых камер выходят за пределы среднестатистических, это не что иное, как ошибки системы измерений, потому что при тех точностях изготовления форсунок, завихрителей в них, критических сечений камер сгорания большого разброса давлений не может быть в принципе.
Поработав в вычислительном центре на "десятке" над расшифровкой параметров двигателей после очередного пуска ракеты, Прядкин, Назаров, Ковалёв и Юрченко в непринуждённой обстановке на краю пляжа разбирали причины "выброса" параметров одного из двигателей первой ступени.
- Понятно, - резюмировал Ковалёв. - Пошли ещё разок искупнёмся.
Широкая река стремительно несла свои мутные, илистые воды, обрамлённые зелёным ожерельем кустарника, через пески пустыни в Аральское море.
На стремнине даже искусный пловец, если бы попытался плыть против течения, вряд ли смог бы удержаться неподвижно относительно берега.
Прохладная вода давала возможность отдохнуть от невыносимой жары.
Заходя в воду выше по течению, они несколько раз проплыли вдоль пляжа по середине реки, потом переместились ближе к берегу, где глубина была примерно по пояс.
- Давай сделаем трамплин, предложил Ковалёв.
Он взял руки Юрченко, скрестил их со своими:
- Ну, кто первый?
Первым на своеобразную катапульту стал забираться Прядкин. Встав ногами на скрещенные руки Ковалёва и Юрченко, он для устойчивости придерживался за их головы.
- Раз! - начали отсчет, раскачивая руки.
- Два! - крикнули все вместе чуть громче, увеличивая амплитуду движения рук.
- Три! - крикнули дружно и очень громко, вкладывая в бросок все силы.
Отталкивание Прядкин выполнил на редкость синхронно с броском, красиво взлетел и даже успел всплеснуть руками в стороны, имитируя ласточку. Он вынырнул и, отфыркиваясь, встал в очередь за Адмиралом.
- Раз! Два!
Отсчет велся так же, как бывает, если требуется сдвинуть большим количеством людей тяжёлый груз. Все участники процесса постепенно концентрируют свои силы, чтобы выплеснуть их в единый интегрированный импульс.
- Три!
На крике "три" Коля Прядкин, скорей всего, неожиданно для самого себя приподнял руки и взялся за нижние канты "семейных" трусов Адмирала.
Отталкивание ногами от "катапульты" Адмирал выполнил безукоризненно. В тот самый миг, как из трусов, набирая высоту, вылетели самые незагорелые части Адмиральского тела, в бездонном небе раздался сильный орудийный выстрел, сопровождаемый лёгким угасающим шипением взявшего звуковой барьер самолёта.
Невольно удавшийся фокус привлёк внимание доброй половины пляжа. Ковалёв взглянул в ту сторону, где смеялись громче всех:
- Братцы, смотрите, по-моему, это Вельт идёт!
Ковалёв указал в сторону человека, идущего вдоль берега реки Сыр-Дарьи.
Человек шёл неспешно, словно турист в незнакомой местности, любуясь сильным течением реки, прибрежным кустарником, аккуратно обходя загорающих на пляже. У него явно не было здесь никого из знакомых, и он шёл, не обращая внимания на лица.
В конструкторском бюро его кабинет был рядом с комнатой, занимаемой отделом лётных испытаний. Испытатели не общались непосредственно с ним, а чаще всего обращались за консультацией к конструкторам.
Но Вельт наверняка мог их видеть, двери в его кабинет чаще всего были нараспашку. А им почему-то очень не хотелось, чтобы он узнал их сейчас. Начальник отдела турбонасосных агрегатов Георгий Александрович Вельт был давним сотрудником Глушко, входил в число основных специалистов "фирмы", отобранных временем и деловыми качествами.
С сотрудниками конструкторского бюро, как со своими подчинёнными, так и с конструкторами из других отделов, он общался только на рабочие темы. В этом плане он чем-то напоминал опытного партийного работника, члена парткома предприятия: бесстрастное выражение лица, никаких эмоций, а тем более легковесных комментариев, все действия просчитаны на несколько ходов вперёд. Иной раз, создавалось впечатление, что если бы на парткоме вздумали сыграть партию в домино, то, подержав какое-то время в руках фишки и не сделав ни одного хода, они вычислили бы на какой дубль "рыба". И даже показали бы его, чтобы никто не сомневался в достигнутом консенсусе.
Но Вельт, не удостоив их взглядом, прошёл мимо. Выражение лица Вельта, подсмотренное упавшим носом в песок Ковалёвым, было таким, как у человека, попавшего неожиданно в отпуск на лучший курорт страны. Там, в Москве, ежедневная рабочая рутина, а здесь, в командировке, несколько свободных, умерено жарких, наполненных благодатью, солнечных дней, каких в Москве и в разгар лета большая редкость. А пляж, полный загорелых, молодых тел? Чем не пляж где-нибудь в районе Анапы или Ейска в бархатный сезон? Только вместо лазурного моря там, за рекою, охристые волны бескрайних песков.
Хотя Георгий Александрович Вельт и занимал высокую должность, его, как и всех, приехавших на полигон впервые, поселили в гостинице "Золотой клоп". Это означало, что на сорок третьей площадке он появится не ранее, чем через три дня.
На удивление всем, Вельт, такой неприступный и даже несколько надменный в конструкторском бюро, здесь, в командировке, оказался на редкость демократичным. Самым веским аргументом, с помощью которого он сразу же завоевал безраздельное уважение, стали две бутылки армянского коньяка. Осталось невыясненным, кто сообщил ему об установившейся традиции, но важно другое обстоятельство, которое тронуло сердца покорителей космоса: перед поездкой человек поинтересовался, существуют ли какие-либо традиции при поездках на полигон, и, если существуют, то какие?
Для глоток, закалённых девяностодевятиградусным огнём спирта, коньяк показался чем-то вроде детской микстуры. Его, а также банку консервированного плавленого сыра с ветчиной и пару лимончиков, прикончили настолько быстро, что удивился даже интеллигентный Вельт.
Он глядел на собравшихся за столом с немым вопросом: "Что ж это? Только раззадорились, только почувствовали себя единой семьёй, и всё закончилось? Неужели, пора вставать и уходить?"
Обычно люди, уехав в командировку и попадая в иную атмосферу, чем на предприятии, преображаются и открываются с новой, неожиданной стороны. Валентин Романов так и сказал однажды Ковалёву:
- Будто с цепи срываются. А знаешь, почему? Потому, что мы все, кто здесь, на полигоне, основные игроки, никогда не расскажем на "фирме", как человек вёл себя, и, когда вернёмся, не допустим никакого панибратства при встрече с ним в конструкторском бюро. Вот Вельтушка, - Романов, тронутый простотой Георгия Александровича, произнёс это слово с особой теплотой, - вот Вельтушка и ведёт себя по-человечески. И коньячок привёз, и закусончик, и сам оказался не напыщенным типом.
Валентин взял со стола графин "с костями", открыл дверцу самого вместительного холодильника "ЗИЛ" и, присев на корточки, поправил трубку кембрика в десятилитровой зеленоватой стеклянной бутыли. Полками холодильника пришлось пожертвовать ради размещения в нём этой бутыли.
Тренированно подсосав, Валентин резко перебросил конец трубки изо рта в горлышко графина, и в графин забулькала вожделенная жидкость.
- О! Да у вас там канистрочка! - восторженно произнёс Вельт. - А мне сказали, что у вас тут "сухой закон".
Юрченко метнулся в другую комнату ко второму холодильнику. В отличие от первого, второй холодильник загружен большими спелыми арбузами, разрезанными пополам, и принёс оттуда две половинки охлаждённого, сочного арбуза.
- Это интересно, - сказал Вельт. - Не приходилось ещё закусывать арбузами.
Под критическими взглядами искушённой публики Георгий Александрович взял графин, украшенный "костями", изображавшими очаровательную улыбку, плеснул спирта на донышко стакана, из другого, немаркированного графина, долил столько же воды, и под одобрительный ропот знатоков постучал для ускорения реакции раскрытой ладонью по верху стакана.
- Арбузом - спирт? Изумительно! - сделал заключение Вельт. - Однако ж, пора.
- Проводи! - попросил Сафонов Ковалёва.
Уже стемнело. Темнота скрыла унылый цвет песков, окружавших площадку. Вся степь, казалось, ожила, стряхнув с себя оцепенение и вялость дневного зноя, и засветилась огнями даже в тех местах, где днём казалась пустынной. На улице тепло и безветренно. Небо, как бывает только на юге, усыпано бесчисленными звёздами, а через Млечный путь, колеблясь относительно своего курса из-за оптических чудес атмосферы, беззвучно пробирается спутник, и кажется, будто он боится зацепить хотя бы одну из них.
Это недавно американцы запустили "саттелит" и в космосе наполнили его газом, превратив в большой "космический шар" для исследований процесса затормаживания разреженной практически до вакуума атмосферой земли.
- А небо-то какое! - продолжал восхищаться Вельт, теряя равновесие и полагаясь, наверное, только на надёжные руки Ковалёва. - Вот и окончен праздник. Завтра у меня трудный день.
И Ковалёв понял, что Георгий Александрович с этого момента остаётся один на один с проблемой.
На следующее утро в МИКе собрались все, кто коротал, как мог, время в ожидании решения.
- А ну-ка, пощупайте там, где отверстия из "страховочных" пазух между насосами, - просил Романова Вельт.
Романов подносил гелиевый течеискатель к стыку:
- Герметично.
- А теперь проверьте этот фланец.
- Герметично.
- Проверьте ещё разок вал.
Течеискатель воем подтвердил, что существует негерметичность.
- Можно ли найти хотя бы на часик свободную комнату? - спросил Вельт.
- Сейчас освободим для вас ту, в которой мы работаем, - принял решение Сафонов. - Пойдёмте со мною.
Все вышли из комнаты, оставив Вельту на столе пару чистых листов бумаги, ручку и "Техническое решение", в котором была одна единственная фраза: "Пуск ракеты 8К67 № (далее следовала одна из букв слова "груня шла по…", обозначавшая год выпуска, и ряд цифр) с негерметичностью по валу ТНА двигателя 2Д723 № (далее следовал ряд цифр) разрешаю.
Начальник отдела турбонасосных агрегатов Вельт Г. А."
Нет ничего проще, Георгий Александрович, берите ручку и ставьте подпись.
"А вдруг "манжета" бракованная? - думал Вельт. Конечно, на валу имеется и шнековый отражатель, и лабиринтное уплотнение. Они не обеспечивают герметичность по определению, у этих уплотнений есть зазор с валом. Они лишь снижают давление компонента на манжету до нескольких атмосфер с величины более ста атмосфер.
Герметичность обеспечивается только "манжетой". В данном случае, протечка гелия может происходить из-за неплотного прилегания усика "манжеты" к валу, которое, в свою очередь, может объясняться пружиной. А вот пружина может быть либо изготовлена из другого материала, либо плохо свинчена перед установкой на "манжету". В обоих этих случаях есть вероятность, что давлением компонента усики манжеты прижмутся к валу и обеспечат герметичность при работе двигателя.
А вдруг манжету порвали при установке на вал? Что тогда? А тогда компонент топлива давлением будет разрушать её дальше, его расход через это место станет резко увеличиваться. А дальше? А дальше всё ясно, как в Божий день: взрыв двигателя, взрыв ракеты, аннулирование старта".
Тут Вельт вспомнил рассказы испытателей о первом испытании новой системы спасения космонавтов на "семёрке", когда заменили катапульту связкой пороховых двигателей. В случае аварии космонавт теперь не "выстреливался" из шарика космического корабля, а весь корабль отделялся от ракеты-носителя и "пороховики" уводили его вверх. Там, на высоте, должны были открыться парашюты и опустить корабль на землю.
Но на первом испытании САС (система аварийного спасения) сработала раньше установленного времени. Хорошо, что первым опомнился Анатолий Павлович Июдин, закричавший на всю округу, и все, кто был на старте, успели удрать оттуда.
Ракета взорвалась, уничтожив старт. А каждому из удиравших, в каком бы направлении он ни бежал, казалось, когда он поднимал голову, будто огромный парашют вместе с кораблём спускается прямо на него. И это добавляло им резвости. А систему аварийного спасения (САС) окрестили системой аннулирования старта.
Воспоминания об этом эпизоде слегка развеселили Вельта, представившего, как драпают по пескам взрослые, обременённые животиками, мужики со скоростью, которой позавидовали бы профессиональные спортсмены.