Разъезд Тюра Там - Владимир Ковтонюк 17 стр.


- Накатили бы по "телеге" тебе и мне на предприятие. Мало того, что прославился бы каждый из нас, но и не видать тебе Парижского салона. А вообще-то, в том приподнятом состоянии души и тела мы, наверняка, попытались бы удрать. После пятого курса наша группа была на практике на военном аэродроме в Кричеве, это в Белоруссии, нам рассказывал один лётчик забавную историю. Во время войны их вызвали в Кремль, чтобы вручить награды. А на банкете, сам представляешь, только душу растравили. А душа невыносимо просила праздника. Тогда они в магазине на улице Горького купили водки, свернули в ближайшую подворотню, бутылку ещё и откупорить не успели, как к ним пригребались менты. Представляешь? Они лётчики, боевые офицеры, а тут какие-то тыловые крысы. С точки зрения боевых лётчиков, разумеется.

И пришлось летунам стрельбой из личного оружия, пистолетов ТТ, уложить ментов на асфальт, связать их, а самим - тут же на вокзал и на фронт, хотя могли бы побыть в Москве ещё пару дней. А менты во все времена одинаковые.

- Будешь лететь над Германией, вспомни, как отливались кошке мышкины слёзы, - продолжал Ковалёв. - На аэродроме мы уговорили одного лётчика, майора Семёна Хоминича, рассказать нам, как он воевал. Он согласился. Мы собрались на очень милой лужайке у опушки леса.

В самом начале войны его из аэроклуба направили в полк, летавший на истребителях Як-1. Ему повезло, что его не сбили в первом же бою, как многих ребят, с которыми он учился летать в аэроклубе. Потому что перед первым боевым вылетом им удалось слетать всего лишь по два-три круга на новом для них типе самолёта, который разительно отличался от Ут-2. Некоторые на посадке сделали "капот", а он несколько раз уходил на круг, но посадил машину, ничего не подломав.

Все тонкости, связанные с пилотированием самолёта, когда приходилось действовать либо на пределе технических возможностей самолёта, либо на пределе возможностей организма лётчика, приходилось осваивать в ходе боёв.

Труднее всего было уходить от атаки Фоке-Вульфа, если он оказывался в хвосте. Вираж приходилось крутить на грани срыва в штопор, до потемнения в глазах, чтоб у немца не было возможности взять упреждение при стрельбе. Скорострельность немецких пулеметов была такой, что самолёту, если он подставится, буквально обрезало крылья.

С 1943 года он воевал на американском истребителе-бомбардировщике "Аэрокобра". Они летали, в основном, на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков. Поэтому счет сбитых немецких самолётов у него небольшой, всего шесть штук.

К концу войны наше господство в воздухе стало подавляющим, и "Аэрокобра" всё чаще использовалась в качестве бомбардировщика, к ней подвешивали пятисоткилограммовую бомбу или две бомбы по двести пятьдесят килограммов. После сброса бомб на цель, она действовала, как истребитель. Так было и при штурме Кёнигсберга.

- Представляете, на высоте трёх тысяч метров в кабине невозможно дышать от дыма, так горел город, - рассказывал Хоминич. - Сквозь разрывы в дымных облаках иногда можно мелькал транспортный "Дуглас", или, как его называют теперь, Ли-2, и в открытую дверь кто-то из экипажа выкатывал бочку с горючим. Бочка, кувыркаясь, падала на город, чтобы добавить огня.

Когда наши войска взяли город, мы сели на "виллис" и поехали посмотреть, что это за город такой, Кенигсберг. Столица Восточной Пруссии, невероятно сильно укреплённая, летать на её бомбёжку было всё равно, что летать на верную смерть. Город, на стенах которого чёрной краской написаны фашистские призывы не сдаваться, ещё горел. Улицы забиты нашими танками. На гусеницах танков - тряпьё остатков немецкой формы, в которую были одеты немцы, раздавленные этими гусеницами, кишки и кровь.

Танкисты приглашают:

- Эй, летуны! Вы помогли нам взять город, давайте к нам, отметим это дело!

- А что вы пьёте?

- Спирт! Тут у немцев заводик неподалёку.

- А не боитесь, что спирт отравлен?

- Нет, не боимся! У нас тут индикатор имеется.

Танкист большим гаечным ключом постучал по броне. В открытый верхний люк показалась голова немца, которого подталкивал кто-то из чрева танка.

- Вот видите, мы немца с собой возим. Сначала даем ему попробовать, и если всё нормально, тогда пьем сами.

Хоминич был со своей эскадрильей в воздухе, когда по радио прозвучало сообщение об окончании войны. И приказ - бомбы сбросить на поля, где нет людей, и возвращаться на свой аэродром.

Эскадрилья к этому времени пополнилась молодыми лётчиками, только что прибывшими из лётных училищ. У ребят был первый боевой вылет. А у каждого немцы замучили и убили или мать, или отца, или брата, или сестру. Или всех вместе.

И вдруг эти ребята отваливают от меня в сторону Данцигского коридора - шоссе, соединяющего Восточную Пруссию с основной территорией Германии. Шоссе забито бегущими в панике из Кёнигсберга чудом уцелевшими немцами, почему-то удиравшими в Германию, хотя бежать уже было некуда. В Германии наши войска вышли на берег Балтийского моря.

С первого захода каждый самолёт сбросил бомбы, не мелочь какую-нибудь, а пятисоткилограммовую или по две двухсотпятидесятикиллограммовые. А потом стали поливать шоссе из пушек и пулеметов.

В хорошую погоду, какая была в тот день, шоссе блестело, как во время дождя. Только отблеск тот был красного цвета.

Поэтому, можно считать, что отмщенье состоялось.

Кстати, Хоминич потом воевал в Корее. Оказывается, ему первому из наших лётчиков удалось сбить реактивный американский истребитель "сейбр". "Клинок", по-нашему.

- А он рассказывал что-нибудь о войне в Корее? - спросил Петра.

- Рассказывал, только предупредил перед этим, что о той войне не следует много болтать. Но это было тогда.

- Но мы же допущены к секретам, - аргументировал Петра.

- Официально участие наших лётчиков в той войне не признавалось. Летали они на реактивных самолётах МиГ-15. И для того, чтобы у американцев, которые воевали под флагом Организации Объединённых наций, не было возможности уличить СССР в участии в войне, в кабинах самолётов прикрепили фанерные таблички с переводом на китайский язык наиболее часто употребляемых в воздушном бою слов. Например, написано слово "вверх", и тут же это слово по-китайски, но русскими буквами, русское слово "прикрой", и тут же это слово по-китайски, но русскими буквами. А фанерными таблички были на всякий случай, если собьют, то и табличка сгорит без следа вместе с самолётом и лётчиком.

Вот летят наши доблестные асы и "мяукают" по-китайски. А навстречу - американцы на "сейбрах". И начинается драка. На высоких скоростях наши самолёты мелькают перед глазами вперемешку - и наши, и американские. Где уж тут смотреть на табличку!

И начинается в эфире запарка боя с самыми крепкими выражениями, типа "Ваня, прикрой, я его щас грёбну!"

Американцы пишут эти радиопереговоры на магнитофон и - в Организацию Объединённых наций: "Русские воюют в Корее". Мы, дескать, так не договаривались.

Представителем Советского Союза в ООН был в то время Андрей Януарьевич Вышинский, тот самый известный в конце тридцатых годов прокурор.

- Да что вы, господа! Это же в рядах китайских народных добровольцев сражаются потомки белых казаков-семёновцев! А СССР? Нет, СССР тут не при чём.

Американцам так и не удалось юридически доказать участие СССР в войне, потому что для этого нужно было захватить в плен хотя бы одного нашего лётчика.

Зато они крепко обиделись на англичан, продавших нам лицензию на реактивный двигатель "НИН", получивший у нас обозначение ВК-1 (Валерий Климов-1). На базе этого двигателя конструкторскому бюро Микояна удалось создать истребитель не только более лёгкий, чем американский "сейбр", но и имевший более мощное вооружение - три пушки против четырех пулемётов у "американца".

В суматохе боя на высоких скоростях очень трудно отличить свой самолёт от самолёта противника. И те, и другие машины со стреловидным крылом, рассмотреть опознавательные знаки тоже не было человеческой возможности, так всё мелькало во время боя, поэтому пришлось, как говориться, брать "репу" в руки и хорошенько думать.

И выход нашёлся неожиданно быстро. В ближайший боевой вылет все наши самолёты ушли с носами, окрашенными в красный цвет. Вокруг воздухозаборника и до самой кабины.

Каково же было удивление наших лётчиков, когда они увидели, что им навстречу летят американцы, у которых носы "сейбров" окрашены в черный цвет! Оказывается, и у наших, и у американцев были одни и те же проблемы с распознанием самолётов в бою, и обе стороны решили их совершенно одинаково, только разным цветом. Наверное, американцы при выборе цвета сразу отвергли красный, решив, что русские очень любят этот цвет и непременно покрасят свои самолёты красным. И не ошиблись.

Воздушные тормозные щитки и форсажные камеры появились сначала у американцев. Выходит наш самолет американцу в хвост и только готов открыть стрельбу на поражение, а тот выпускает тормозные щитки и мгновенно проваливается вниз. Наш самолёт проскакивает над ним. Хорошо, если в этот момент американец не успеет задрать нос своему самолёту и ударить из четырёх пулемётов, которыми вооружён "сейбр".

Появление "сейбров" с форсажной камерой повысило результативность воздушных боёв в пользу американцев. Но это было до тех пор, пока нашим лётчикам удалось "завалить" первого "сейбра" такой модификации.

Обломки "американца" направили в Москву и, к чести нашей авиапромышленности, уже через месяц на вооружение советских частей поступили первые "МиГи", сначала с воздушными тормозными щитками, а чуть позже, с форсажными камерами.

Едва наши лётчики провели несколько воздушных боёв на машинах новой модификации, как на аэродром прибыла внушительная делегация братьев-китайцев, в составе которой было несколько генералов. Китайцы быстро "просекли", что в одинаковой ситуации воздушного боя русский самолёт уходит от "сейбра", а китайский сбивают.

Китайцы не скрывали удивления, осматривая самолёты. На первый взгляд, машины совершенно одинаковые и не понятно, что просить у русских? Ходили и смотрели до тех пор, пока один въедливый китаец не углядел, что у самолётов с форсажной камерой диаметр сопла чуть больше. Он что-то пошептал одному из генералов, тот долго заглядывал самолётам под хвост, потом подошёл к нашему командующему Ивану Никитовичу Кожедубу:

- Дайте нам самолёты, у которых в хвосте больше дырка.

На родных по прошедшей войне "аэрокобрах" в Корее летали австралийские лётчицы. Зачем их послали в Корею, непонятно. С реактивных "МиГов" их можно было бы сбивать, как куропаток. Но наши мужики их не трогали. Пристраивались сбоку и характерными жестами приглашали к нам, показывая, что не прочь заняться с австралийками любовью.

Когда же заморские дамочки начинали злиться, наши отваливали в сторону и уходили прочь.

- Мы ещё увидимся до твоего вылета? - спросил Ковалёв Петру.

- Наверное, не получится. Послезавтра мы вылетаем, а дел ещё много.

- Как видишь, современная история - это история локальных конфликтов. В них так или иначе замешана наша страна. Сразу после второй мировой - Корея, затем арабо-израильские войны, сейчас Вьетнам. Чем дальше от наших границ эти конфликты, тем безопаснее внутри страны. Но в таком противостоянии противник может нанести удар совсем в другом месте. Сейчас наметилось потепление отношений с Францией, и противнику выгодно нанести такой удар, чтобы посеять недоверие между СССР и Францией и разрушить достигнутое. Поэтому заклинаю тебя - будь осторожен. А теперь, до свидания, счастливого пути. И удачи.

Они простились на пересечении улицы Чкалова с улицей Мира. Я смотрел вслед своему другу, такому другу, каких бывает у каждого человека всего один - два на всю долгую или короткую жизнь, пока его силуэт не исчез в вечернем мраке.

- Так вот она какая, Германия! - повторил Петра. - Страна, забравшая у меня отца, заставившая полтора десятилетия выживать в голодной нищете, при которой я мог подорваться при взрыве гранаты, и не подорвался. Мог быть покалеченным случайной пулей из патрона, брошенного в костёр неразумной детской рукой или сорваться в пропасть с вершины Кавказа под непосильной ношей. Утонуть в ледяной горной реке или лишиться руки при стрельбе из "поджига" - самодельного пистолета, пробивающего доску в пятьдесят миллиметров толщиною. Так случилось со многими моими сверстниками. И не видать тогда авиации, и не стать лётчиком.

Лидер группы - вертолёт Ми-6, видимый сверху из-за превышения каждого последующего вертолёта над предыдущим, чтобы не попасть в спутную струю, скорректировал курс на Берлинский аэропорт "Шёнефельд" (в переводе на русский - "красивое поле"), и вся вереница вертолётов, следовавших друг за другом, довернула вслед за ним.

- Я тебе сейчас расскажу случай, который видел на одном из аэродромов, чтобы ты повеселел немножко, - сказал Гарнеев. - Смотрю, сел Ми-6, повернул на рулёжку и катится по ней. А на рулёжке его встречает техник, который должен поставить вертолёт на стоянку. Техник поднял руки и движением ладоней показывает лётчику - давай, мол, на меня. А сам пятится, пятится, и вдруг упирается спиной в столб, на котором закреплён громкоговоритель, оглядывается, видит, что это столб, бочком обходит его и продолжает пятиться, по-прежнему показывая ладонями, давай, мол, на меня.

Петра будто воочию увидел перед собой эту картину. И оба Юрия рассмеялись.

Президент Французской республики Шарль де Голль сидел на пологом лысом склоне холма почти у самой вершины.

Внизу на фоне девственно чистой, ласкающей глаз, зелени, какая бывает только в конце весны, вырисовывались постройки его родовой усадьбы - белый с колоннами дом, гараж, конюшня, другие хозяйственные постройки, чья нарядность подчеркивалась ярко-красной черепицей крыш.

За усадьбой начиналась небольшая рощица, темная зелень которой причудливой линией рисовала горизонт. Редкие прозрачные облака только подчеркивали безграничность пространства.

"Только здесь, уединившись на пару дней, и можно придти в себя и, переосмыслив происходящие в мире события, попытаться найти то решение, предложив которое поведешь развитие своей страны в правильном направлении, - размышлял Президент. - Безусловно, миссия Президента хотя и может удовлетворить тщеславие любого, кто рискнул бы избираться на такую должность, но очень изматывает нервы. Быть все время в центре внимания не только своей великой страны, но и всего мира, следить за каждым своим жестом, шагом, словом, поворотом корпуса, улыбкой. Ни в одной, даже, казалось бы, самой безвыходной ситуации, не показаться растерявшимся, озабоченным, потерявшим самообладание, не дать ни малейшего повода вездесущим газетчикам или телевизионным репортерам застать себя врасплох. Любой твой промах будет для них подобен вожделенной кости, которую они будут грызть месяцами, изобретая такие небылицы, что их трудно даже представить обычному человеку".

Президент вспомнил напряженные дни предвыборной кампании, потребовавшей затраты стольких душевных сил, пышные шоу и выступления на многолюдных митингах, поглотившие такую массу денег, которую не сможет компенсировать жалование Президента за весь срок пребывания в этой должности.

Хорошо, что помогли друзья из некоторых промышленных концернов. Эта поддержка стала особенно ощутимой теперь, после его визита в Россию.

Он, выступая в узком кругу перед промышленниками, обозначил новый стратегический курс страны:

- Нас значительно опередили русские. Вся мощь стран, входящих в НАТО, не идет ни в какое сравнение с военной мощью русских. Мы должны вернуть стране независимость в принятии стратегических решений, Мы должны выйти из военной составляющей НАТО и обеспечить самостоятельно оборону страны по всем азимутам.

Конечно, некоторая обособленность Франции от НАТО была для Соединенных штатов Америки все равно, что красная тряпка для быка на корриде. Но и нести ответственность за необдуманные поступки мелких стран, таких, что их и не разглядишь на карте, но входящих в НАТО, Франция более не намерена.

Когда он стал Президентом, первой дилеммой, которую пришлось решать, был выбор, в какую страну нанести свой первый визит - в Америку или Россию? В мире этому придается большое значение, так как многие усматривают в этом негласную демонстрацию предстоящего стратегического курса страны.

Конечно же, Америка была давним союзником и лидером военного блока НАТО.

Но в памяти Президента все еще были свежи воспоминания военных лет. В те времена к нему, как к лидеру освободительного движения, стекались патриоты со всей Франции, оккупированной немцами, не желавшие служить предательскому правительству Виши.

Несмотря на значительные силы, которые удалось собрать в то время Президенту, с которыми уже невозможно было не считаться, ни Президент Соединенных штатов Франклин Делано Рузвельт, ни командующий американскими войсками в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр, ни англичане в лице маршала Монтгомери будто бы не замечали его. У него даже стало складываться впечатление, что и Америка, и Англия хотели бы видеть на карте Европы вместо Франции ряд мелких государств с марионеточными режимами.

И только Советская Россия в лице Вячеслава Михайловича Молотова заключила с ним договор о взаимопомощи, один из пунктов которого гласил, что Советский Союз всеми имеющимися в его распоряжении средствами будет содействовать восстановлению территориальной целостности и возрождению величия Франции. Разумеется, де Голль понимал, что за решимостью подписать с ним такой договор стоял сам маршал Сталин.

Это не только спасло Францию от исчезновения, но и позволило ей на равных, как одной из четырех великих держав, принять лавры страны победительницы, да так, что фельдмаршал Кейтель, подписывавший от имени Германии акт о безоговорочной капитуляции, от удивления воскликнул:

- Как, и Франция нас победила?

Но лавры эти имели, как известно, не только моральную, но и материальную сторону, предоставляя Франции право участия в дележе имущества Германии после победы над ней, в получении равной со всеми странами зоны оккупации. Кроме этого, Франция становилась постоянным членом Совета безопасности в Организации объединенных наций, то есть, получала возможность выполнять миссию одной из ведущих стран мира.

Теперь же Москва деликатно молчала, давая президенту право выбора, но тут же, едва он объявил о предстоящем визите в Соединенные Штаты, прислала приглашение посетить Советский Союз.

И надо отдать должное, он до сих пор, хотя и прошло более полугода, находился под впечатлением от того визита в Россию. Мало того, визит повлиял на его мировоззрение, заставил отказаться от конфронтации с Россией, проводимой его предшественниками, и взять курс на сотрудничество в промышленности и торговле. У многих из тех, с кем он встретится сегодня, такой поворот до сих пор вызывает недоумение, а, возможно, и противодействие. Но намерения посетить русскую делегацию на авиасалоне в ле Бурже ничто не сможет поколебать. И для углубления сотрудничества, для перевода его в русло деловых отношений, предложить их большому противопожарному геликоптеру поработать на юге Франции, где скоро наступит сезон лесных пожаров.

Назад Дальше