На приличном расстоянии за автомобилями охраны ехал чёрный "универсал" скорой помощи. Замыкали вереницу машин несколько чёрных волг с государственными номерами специальной серии, из той категории легковушек, которая в народе зовётся "членовозами".
Всего через тринадцать минут кортеж достиг канала Москва-Волга. Здесь реконструированное Ленинградское шоссе, по три-четыре ряда в каждом направлении, сужалось и выводило на старый арочный мост, сооруженный ещё во время строительства канала.
"Насколько хороша инженерная, проектная разработка канала, до сих пор удовлетворяет современным требованиям, - вспомнил с благодарностью Брежнев забытых, исчезнувших с лица Земли, проектировщиков уникальных гидросооружений. - А вот те, кто проектировал мосты через канал, не сумели заглянуть в будущее. И мосты теперь сдерживают движение. А может, строительство канала было приоритетной задачей, а на мосты попросту махнули рукой?"
- Запиши: ускорить проектирование и строительство нового моста через канал, - сказал Брежнев референту. - И ещё: скорее убрать отсюда эти брёвна.
Брежнев кивнул влево, в сторону деревни Алёшкино, рядом с которой высились горы "кругляка", почерневшего от времени. Пилорама не справлялась с возрастающими поставками бревен.
Зазвонил радиотелефон.
- Послушай, кто там, - распорядился Леонид Ильич, и вышколенный штатный водитель-чекист послушно снял трубку.
- Капитан… слушает!
Брежнев не расслышал фамилию водителя-чекиста.
- Дать трубку? Он управляет автомобилем, - капитан вопросительно посмотрел на генсека.
Тот согласно кивнул.
- Да, хорошо, сейчас возьмет!
Брежнев, не отрывая взгляда от дороги, взял трубку:
- Здравствуй, Андрей Андреевич, - поприветствовал он Министра иностранных дел СССР Громыко. - Да вот решил в такую жару уехать из города. Где сейчас нахожусь? Проезжаю Спас-Угол. Что-что? Наш вертолёт погиб? Тот, что мы направили на юг Франции по личной просьбе де Голля? Ну что ж, я жду тебя завтра или послезавтра, если будут желание у Косыгина и Подгорного подъехать, пусть приезжают, сходим на рыбалку, приготовим шашлычков, а заодно и посоветуемся, что нам предпринять.
Брежнев передал трубку радиотелефона капитану и вновь отдался удовольствию управления автомобилем.
Впереди, там, где пеленгом шли "мерседесы", произошла заминка. Правый крайний "Мерседес" стал тормозить, а справа от него, у самой обочины, показался маленький светлый "запорожец", появившийся непонятно из какой подворотни на повсеместно перекрытой дороге. В зазор между громоздким "мерседесом" и "запорожцем" Брежнев на мгновенье увидел, как через открытое окно офицер бьет полосатым жезлом в бок неказистого до безобразия "горбатого".
По "катюше", стоявшей на пьедестале справа от дороги, Брежнев понял, что проехали Шорново и поворот на Конаково.
"Катюша - это хорошо, - вспомнил Брежнев какой-то эпизод из времён Великой Отечественной войны. - "Катюши" везде были хороши, даже когда их устанавливали на катерах. Но чтобы "катюша" стояла на грузовике "ЗИС-157", что-то не припомню. В большинстве случаев она стояла на американских "студебеккерах". Вот то были машины! Вообще, американцы давали хорошие машины. Что тебе "виллис", что "додж три четверти", что грузовой "шевроле". А какие самолёты прекрасные! "Аэрокобры", "Бостоны". Лётчики - торпедоносцы от "Бостонов" были в восторге. Правда, приходилось эти машины немного переделывать, но, в общем, самолёты были, что надо! Ну а "ЗИС-157"? Может, на постаменте стоит его заменить "студебеккером"? Если я дам команду, то "студера" из-под земли добудут! Нет, хоть такого "ЗиСа" в войну и не было, всё же пусть останется. Это наше поколение знает, что их не было, а молодые пусть думают, что были такие машины, чтоб у них и в мыслях не мелькнуло, что войну мы выиграли с помощью Америки. А за поставки по ленд-лизу до сих пор не расплачиваемся".
Брежнев притормозил, свернул с Ленинградского шоссе влево, и вся стая автомашин, вновь набирая скорость, помчалась на Козловой в Завидовский Государственный заповедник.
"Революция революцией, социализм социализмом, а Завидово как служило испокон веков власть предержащим - великим князьям и царям, так и служит теперь, улыбнулся Брежнев. - Только Генеральным секретарям. А дворня как была так, и осталась… Только поколения сменились. Потомственная дворня, Всё равно, как династии у шахтёров или металлургов. Только там партия призывает к становлению династий, а здесь и призывать не надо. Сами идут. Знать, им совсем не плохо, не то что шахтёрам".
- Ну, слава Богу, все заботы позади. Андрей Андреевич, - посвяти нас, что там случилось с нашим вертолётом? - попросил Брежнев.
На западе догорала вечерняя заря очередного жаркого дня, и слабый ветерок дышал на веранду мягкой вечерней прохладой.
Громыко не спеша дожевал очередной кусочек шашлыка, выпил глоток сухого вина и, приготовившись говорить, вытер салфеткой рот со слегка опущенными на правую сторону губами на ассиметричном лице:
- Французы говорят, что вертолёт погиб из-за ошибок, допущенных экипажем в управлении. Якобы они напоролись на высоковольтную линию.
- А что говорят наши люди? У нас ведь там есть "наши люди"? - Брежнев вопросительно поднял на Громыко свои густые чёрные брови.
- Разумеется, там есть "наши люди", - ответил Громыко. - И они сообщают, что вертолёт не сталкивался с высоковольтной линией.
- Кто был командиром экипажа? Гарнеев? Но это же опытнейший пилот, один из лучших пилотов Советского Союза, не может быть, чтобы он допустил ошибку, тем более такую, которая ставит под вопрос развитие межгосударственных отношений, - не поверил Брежнев.
- Гарнеев удостоен высокого звания Героя Советского Союза, - напомнил Подгорный.
Брежнев слегка поморщился.
Вот уже три года прошло, как убрали Никиту Хрущёва на пенсию, а ему всё ещё приходится демонстрировать народу коллегиальное управление. Его, Брежнева, Подгорного и Косыгина. А что делать? На том пленуме одной из причин многих ошибок в руководстве страной называли авторитарность руководства, которая приводила к принятию волюнтаристских решений, заведших страну в экономический тупик. Тогда, как панацея от всех бед, и был провозглашён принцип коллегиального руководства.
Но Председатель Президиума Верховного Совета Николай Викторович Подгорный все чаще и чаще раздражал Генерального секретаря. Ведь он, Брежнев, возглавляет Коммунистическую партию Советского Союза, единственную партию страны, насчитывающую в своих рядах 18 миллионов, которая пронизывает своим присутствием все ячейки общества, до самых глубин. Человек, не вступивший в партию, не может рассчитывать на продвижение по службе, будь он семи пядей во лбу Поэтому руководители всех рангов, от занимающих высокие государственные посты до председателей колхозов, директоров заводов, начальников цехов и бригад являются членами партии.
Все они назначаются на должности при обязательном утверждении парткомами, а это означает, что партия доверила им руководство тем или иным участком работы.
Таким образом, основываясь на принципе неукоснительного соблюдения партийной дисциплины, Брежнев фактически сосредоточил в своих руках полноту власти. Формально не являясь главой государства, он вел переговоры с главами иностранных государств и всё чаще от имени страны подписывал межгосударственные документы и договоры.
И хотя главы государств, включая Президента Соединённых штатов Америки, не подчёркивали нелигитимность его подписи, Брежнев понимал, что его подпись под этими соглашениями не имеет юридической силы.
Подгорный, занимая представительскую должность, начинал мешать Леониду Ильичу, и, как это бывает в любом коллективе между двумя сослуживцами, претендующими одновременно на более высокую должность, даже безобидное слово, жест, реплика, поступок одного вызывали душевную изжогу у другого.
- Следует направить ноту протеста "лягушатникам". И потребовать в самой категоричной форме разобраться в инциденте, найти и наказать виновных, - предложил Подгорный.
Брежнев почувствовал, как заныли зубы, и промолчал, давая высказаться Косыгину.
Тот долго молчал, поджав и без того тонкие, синие губы. Потом рассудительно произнёс:
- Что же, мы, понимаете ли, проделали такую большую работу. Пригласили Президента Франции, показали ему пуски ракет, понимаете ли, продемонстрировав Западу нашу мощь. Благодаря проделанной нами работе, понимаете ли, Президент Франции объявил о выходе из военной составляющей НАТО. Таким образом, понимаете ли, нам удалось внести раскол в ряды нашего основного противника. А то, что случилось несчастье, понимаете ли, так и у Президента Франции могут быть противники, понимаете ли.
Громыко уловил ход мыслей Косыгина:
- Если мы сейчас пошлём де Голлю ноту протеста, мы можем оттолкнуть ситуацию назад, разрушить достигнутое. А это новый виток конфронтации с Западом. И он нам ни к чему.
Все замолчали, прикидывая основную идею поведения страны, приемлемую в данной международной обстановке.
- Как я представляю, - начал Брежнев, - вы хотите, чтобы линию поведения страны озвучил я. Ладно, возьму на себя эту смелость. Самое выгодное сейчас для нас, прикинуться простачками и сделать вид, будто мы поверили как официальной западной версии, так и сообщениям их печати. Пусть всё идёт своим чередом. Пусть работает техническая комиссия. И никаких резких правительственных заявлений. Будем принимать соболезнования.
- А соболезнования родным и близким? - спросил Подгорный.
- От имени руководства страны направить соболезнование только родственникам Гарнеева. - распорядился Брежнев.
- Но все члены экипажа погибли вместе, - вставил Косыгин. - Как тут с этикой?
- А никак тут с этикой, - резко ответил Брежнев. Из всего экипажа заслуженным человеком является только Гарнеев. Остальные - простые советские трудящиеся, случайно оказавшиеся в одной команде с заслуженным человеком. Пусть им предприятие улучшит жилищные условия, если надо, пусть дадут им квартиры в Москве.
- Может, наградить их посмертно? - спросил Подгорный.
- Нет, этого не стоит делать, - Брежнев выпил водку и поставил рюмку на край стола. - А вдруг они и вправду сами виноваты? Во всяком случае, правительственные награды лётчикам ставят под сомнение французскую версию гибели вертолёта. И это может вызвать у французов нежелательную для нас реакцию.
Косыгин, сидевший рядом, опасаясь, что рюмку могут ненароком столкнуть на пол, отодвинул её к центру, на безопасное расстояние:
- А хоронить где будем?
- Думаю, Гарнеева на Новодевичьем. Остальных - в обычном порядке, по месту жительства.
- И всё-таки, как тут с этикой? - ещё раз спросил Косыгин.
- Ну ладно, кладбище для остальных поручим подобрать Председателю Мосгорисполкома, - сдался Брежнев.
- А что будем делать с тем, оставшимся в живых? - спросил Подгорный. - На редкость аморальный тип. Опозорил нашу страну перед всем миром.
Брежнев, отличавшийся отнюдь не монашеским нравом, посмотрел на Подгорного с таким выражением, в котором ясно читалось: а сам-то, если б встретилась искусительница, устоял бы? Понятно, что тот мужик сорвался с цепи, но, видимо, у него была на то причина. Брежнев, как мужчина, совсем не осуждал того человека. Но раз дело получило такую широкую международную огласку, он, как вождь правящей партии, вынужден был принять решение о суровом наказании.
- А того, кто остался в живых, исключить из партии за аморалку, таким не место в нашей партии. Уволить с предприятия и никуда на работу не принимать.
Из сообщения советской делегации, побывавшей во Франции по культурному обмену. В составе делегации отсутствовали специалисты по авиации. По просьбе родственников погибших лётчиков, делегация привезла горсть земли с места упавшего вертолёта:
"Расстояние от места падения вертолёта до высоковольтной линии не менее чем пятьсот метров. Ни в какую высоковольтную линию вертолёт не влетал. Жители близлежащей французской деревни видели в кабине вертолёта вспышку, похожую на взрыв, после чего вертолёт рухнул на землю и взорвался".
Степень риска
(По воспоминаниям заместителя главного конструктора ракетных двигателей Доминика Доминиковича Севрука)
Морозное январское утро загустило воздух туманной дымкой. Звуки стали приглушенными, трамвай, почти беззвучно лязгнув сцепкой, тронулся с места, открыв взору массивный силуэт здания заводской проходной.
Влажный холод перехватывал дыхание, люди, прикрывая лица, ладонями поворачивали к воротам, которые подобно сказочному ненасытному чудовищу поглощали этот многотысячный поток.
На территории завода людской поток распадался на отдельные реки и ручейки, чтобы разойтись по цехам, участкам, в конструкторские бюро.
Глушко, пропустив "эмку" из фар которой через маскировочные устройства, сочился синий свет, присоединился к ручейку, текущему в сторону опытно-конструкторского бюро. Туда же направлялась и "эмка" с начальником этого бюро подполковником госбезопасности товарищем Бекетовым.
В темноте люди казались похожими друг на друга, и Валентин Петрович понимал, что такими их делают постоянное недоедание и усталость, накопившаяся в течение многих дней и месяцев изнурительного труда.
Мысли постепенно переключались на деловой лад, выстраивая в рациональной очередности вопросы, которые предстояло решать сегодня.
С минуту Глушко шел рядом с железнодорожной веткой. По ней медленно вытягивался, постепенно исчезая в темноте гружеными вагонами, длинный состав увозивший моторы для истребителей и пикирующих бомбардировщиков.
В южной стороне завода, где располагался литейный цех, туманная мгла изредка озарялась всполохами расплавленного металла, будто напоминая о том, что там, на юге, в сущности не так уж далеко отсюда, шла Сталинградская битва.
Необъяснимо, но ход мыслей напомнил "Аэлиту" Алексея Толстого и заставил Валентина Петровича улыбнуться наивному описанию того, как инженер Лось в сарае построил ракету и стартовал на Марс. Кто-кто, а Глушко знал, каких трудов стоит постройка даже такого относительно простого по сравнению с ракетой устройства, как ракетный мотор в качестве ускорителя самолета.
Поднявшись в конструкторское бюро, Глушко прошел между кульманами к своему столу, стоявшему у окна, и попросил принести чертежи последних разработок. Представляя загрузку производства основной продукцией и понимая как трудно протолкнуть изготовление деталей для опытных моторов, не говоря уже о каких-либо доработках этих деталей в случае конструкторских ошибок, он сделал правилом самую тщательную проверку чертежей, вплоть до гаек.
Теперь же чертежи нужны были ему также и для того, чтобы сверить вновь найденное, можно сказать, сегодня утром по пути сюда, конструкторское решение привода насосов, перекачивающих компоненты топлива в камеру сгорания, с конструкцией остальных элементов мотора.
Напряженная работа ОКБ уже приносила результаты: хорошо работали камера сгорания и агрегаты, позволявшие регулировать работу ракетного мотора в широком диапазоне. Оставалось окончательно решить вопросы по приводу насосов.
В свои 35 лет - признанный лидер КБ, где люди и постарше его, Глушко старался найти самостоятельное решение проблемы, чтобы, не объявляя его, выслушать соображения сотрудников, и если они совпадали, то это было дополнительной гарантией правильности принимаемого технического варианта.
На совещание стали собираться ближайшие помощники: Владимир Андреевич Витка - специалист по агрегатам автоматики, Доминик Доминикович Севрук - заместитель главного конструктора по испытаниям, Георгий Сергеевич Жирицкий, занимавшийся турбинами.
Глушко попросил их поочередно сделать краткие сообщения о результатах стендовых испытаний, а затем взял слово для сообщения.
- Товарищи, - его голос звучал, как всегда, негромко и спокойно, - с соседнего завода нам выделен самолет Пе-2 конструкции Петлякова для установки на нем нашего ракетного мотора РД-1 и проведения доводочных и летных испытаний.
Так давнее, одобренное командованием ВВС, предложена устанавливать на самолеты ракетные моторы наряду со штатными двигателями для получения кратковременных преимуществ над машинами противника в экстремальные моменты боя становилось близким к осуществлению, - ОКБ заканчивало отработку мотора для боевой машины, и это было результатом их труда.
Глушко, прежде всего требовательный к себе, при выборе тактико-технических требований закладывал такие характеристики новых ракетных моторов, которые становились бы этапными в развитии ракетной техники и, в то же время, обеспечивали надежную работу.
Несмотря на суровые события - арест перед самой войной по клеветническим доносам сослуживцев, отказ от него, как врага народа, жены, работу в "шарашке", то есть в ОКБ; подведомственном НКВД, Валентин Петрович оставался воплощением традиционных качеств русского интеллигента - спокойным, уравновешенным, уважающем мнения и взгляды других, доброжелательным, строящим отношения с сотрудниками на основе общих деловых интересов. Правда, и Бекетов, надо отдать ему должное, ведет себя с его конструкторами очень деликатно и доброжелательно.
Всех подчиненных Глушко собрали из лагерей, разбросанных по всей стране, и свезли сюда по распоряжению товарища Сталина, приказавшему найти оставшихся в живых ученых, инженеров, военных - стране нужно было разрабатывать новое оружие, самолеты, танки, воевать, наконец, и воевать так, чтобы победить.
Вот и теперь, сообщив о самолете и сделав вид, будто занят срочными пометками в документации, а на самом деле дав сослуживцам минуту-другую обменяться мнениями, Глушко сказал:
- Судя по выступлениям товарищей, степень отработки всех систем нашего мотора достаточно высокая для начала летных испытаний. Учитывая сложившуюся ситуацию, прошу вас срочно подготовить предложения по установке системы привода насосов на самолет конкретного типа - Пе-2.
Сергей Павлович Королев, в то время руководитель группы № 5 ОКБ, уточняя детали, перелистывал страницы сопроводительной документации к самолету Пе-2 с заводским номером 15/185.
Самолет этого типа проектировался вначале как двухмоторный истребитель. Но на испытаниях он не показал требуемых скоростей, появились его модификации Пе-3 и Пе-3 бис (летчики их называли Пе-3 "ибис…"), а вскоре вообще отказались от идеи двухмоторных истребителей, и Пе-2 стал пикирующим бомбардировщиком. И хотя теперь, во время войны, Пе-2 был основным фронтовым бомбардировщиком ВВС, некоторые пилоты, приезжавшие с фронта на завод за получением новых самолетов, считали своим долгом посетить кладбище и выстрелить из пистолета по памятнику Петлякову.
По легкому оживлению за спиной Королев понял, что в комнату вошел Васильченко, пилот, которому поручены испытания машины.