* * *
Может быть, я в своей догадке не прав. Но могу же высказать предположение.
Часть писем из мешка отобрал для меня Георгий Кузьмич, часть была отобрана еще в начале 50-х постоянным автором Шульженко Павлом Германом: он собирался сделать о ней книгу, но не успел. Писем за 1941 год обнаружить не удалось, да и попадали ли они в те месяцы в осажденный Ленинград?! Самое раннее из всех датировано 4 апрелем 1942 года и пришло от защитников города. Оно было вложено в конверт вместе с листом шершавой бумаги – страничкой красноармейской газеты "Сталинские питомцы". Вверху на месте девиза "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" – новый: "Смерть немецким оккупантам!". Тут же предупреждение: "Прочти и передай товарищу". Письмо опубликовано подзаголовком "Благодарим от всего сердца":
"Уважаемая Клавдия Ивановна!
Вы говорите, что летчики – Ваша любимая аудитория, и поверьте, что мы, слушатели, проникнуты к Вам таким же глубоким, теплым чувством.
В эти суровые дни, дни борьбы не на жизнь, а на смерть, Ваши песни снова будят в памяти то, что дороже всего каждому из нас, за что каждый из нас готов отдать жизнь. Наша необъятная Родина, суровый, величественный Ленинград, материнская нежность, мечта о любимой девушке – все это вспоминается еще ярче, когда слушаешь Ваш концерт, обо всем этом говорят Ваши песни.
Пройдут годы, но каждый, слушавший Вас, будет всегда с благодарностью вспоминать об этих концертах. Здесь, в землянках, на аэродроме, Вы находите самых искренних слушателей. Надеемся, что наше уважение и любовь смогут вознаградить все трудности, что приходится преодолевать Вам во фронтовой обстановке.
С боевым приветом Дементьев, Сулимов, Матрунчук, Пузейкин, Трифонов, Стебунов, Костенко, Трещев, Савченко, Химич, Передистов, Голенко, Кузнецов, Иконен".
Вот еще один отклик на концерт Ффронтового джаз-ансамбля. И опять ни жалобы на трудности, только вера в победу, сколько до которой – никто не знал, да и положение частей, сражавшихся в окружении, вроде бы и не располагало к оптимизму:
"Привет с фронта, т. Шульженко!
Извините нас за наше маленькое письмо. Здесь, на передовой, мы решили Вам написать.
Сейчас уже ночь, грохочет артиллерийская канонада, сидим в землянке, и вспомнился наш любимый, родной Ленинград с его садами, парками, театрами и Ваши выступления с джазом, которые вливали нам бодрость в нашей молодой, счастливой жизни. Но вот наступила война, пришли на нашу родную землю фашисты – эти двуногие шакалы, убивающие, насилующие, грабящие наших отцов, матерей, сестер и любимых девушек. Но недалек тот день, когда эти бандиты будут уничтожены, и мы снова заживем мирной жизнью и снова услышим Ваш голос.
У нас к Вам большая просьба. Если возможно, пришлите Вашу фотографию. Она вместе с нами будет участвовать в боях, вливать в нас еще больше силы.
Привет Вашему дружному коллективу и товарищам в Вашей полезной работе!
С красноармейским приветом
Антонов И.Я.,
Тереньев П.А.
Медиокритский Н.В.
Наш адрес: ППС 956, Стрелковый полк 1072, 2 батальон, 4-я рота.
7 IX-1942 г.".
Клавдия Ивановна перечитывала письма, что я отобрал для книги "Когда – вы спросите меня".
– Постойте! – вдруг воскликнула она. – А где же треугольник из эвакогоспиталя от летчика Ростислава Родионова?! Он писал, что его самолет подбили над немцами, оказаться у них в плену – страшнее смерти. И Родионов поймал волну радиомаяка, по которому шли мои песни. Летел на честном слове и на одном крыле, боялся, не дотянет до наших, но мой голос помог! Только вот ноги ему в госпитале ампутировали. Я запомнила его письмо наизусть.
– Эта очень похоже на фильм 1943 года "Воздушный извозчик". Только там Жаров летел на голос своей жены Целиковской, за которую пела Надежда Казанцева, и остался с ногами, – вспомнил я.
– Ну и что же! Вы просто не знаете, что в войну маяки работали на всех аэродромах. Летчики знали их волну и летели, слушая пластинки, что звучали круглосуточно. И конечно, не только с моими песнями. Ничего удивительного, что об этом сделали фильм.
Я нашел не менее трех десятков писем о "Синем платочке". И хотя о нем все сказано, приведу еще одно, очень показательное. Оно, как и большинство остальных, пришло после фильма "Концерт фронту". Картину крутили мобилизованные киномеханики, разъезжая по фронтам с видавшей виды передвижкой, показывающей, как ясно из письма, картину так, что было не только не видно, но и не слышно.
"Наш боевой привет, т. Шульженко!
Отмечая праздник, День Конституции, в числе бойцов и командиров наша боевая группа в 7 человек имела возможность посмотреть кинофильм "Концерт фронту", в котором Вы участвуете. Ваш "Милый платочек" нас очаровал. Каждый из нас готов его разучить, но беда – не знаем слов доподлинного содержания. Пытались записать, но в силу фронтовых условий это было невозможно. Мы просим Вас прислать нам "Милый платочек" в полном содержании. Надеемся, что просьба наша для Вас не будет трудно исполнением просимого на бумаге.
Будем ждать по адресу: 239 полевая почта, часть 365.
Желаем Вам успехов!
По поручению семерки
Голышев Василий Васильевич.
7 XII. 1942 год".
Каждое из писем с фронта достойно внимания. Треугольники с обратным адресом "Полевая почта", позднее – ППС (Полевая почтовая станция) – ответ на риторический вопрос поэта: "Кто сказал, что надо бросить песни на войне?" Люди просили текст того же "Платочка", чтобы петь его. Им нужна была песня немного грустная, но с надеждой, что "кончится время лихое".
Ну а после войны? Шульженко много гастролировала по стране, и обычно оттуда, где она пела, шли письма зрителей. Конвертов с зарубежными штампами почти нет. По предложению Политуправления Клавдия Ивановна выступала перед "ограниченным контингентом" наших войск, стоящих в Венгрии, ГДР – странах соцлагеря. В мире капитализма ей побывать не удалось. Она получала персональные предложения от импресарио с мировым именем Катакрикса, Сола Юрока, но тем шли ответы от Госконцерта: "В связи с большой загруженностью концертами и плотным графиком выступлений…"
– Вам надо самой связаться с госконцертными работниками, – советовали ей певцы с опытом, – поговорить с ними по душам, намекнуть, что без подарков они не останутся, посулить блага.
Сулить Шульженко не умела, не хотела, считала это ниже своего достоинства. Не умела унижаться, вымаливая что-либо для себя.
Один пример, показательный и характерный для Шульженко. Когда Додик (Давид Владимирович Ашкенази) попросил получить для него разрешение у Фурцевой, возглавлявшей Министерство культуры, на получение "Волги", Клавдия Ивановна пришла на прием к министру. Ровно в 10 утра, как ей было назначено.
Не знаю, какие сложности обрушились в то время на Екатерину Алексеевну, но знающие люди предупредили Шульженко: если она до 11 утра на прием не попадет, надеяться не на что: министр будет уже не в форме. Шульженко просидела в предбаннике 40 минут.
– Что, у Екатерины Алексеевны кто-то есть? – спросила секретаря.
– Нет, – ответила та, – она занята. Вам сказано – ждите!
– Передайте ей, что министру культуры не хватает знания элементарных норм поведения! – взорвалась Шульженко и покинула "зал ожидания".
Секретарь точно выполнила ее просьбу. Буквально через неделю в Колонном зале был юбилейный вечер Эдуарда Колмановского. Президиум во главе с Фурцевой расположился на этот раз прямо на сцене, с правой ее стороны, Клавдия Ивановна приготовила несколько песен Эдуарда Савельевича, в том числе "Голубоглазого мальчика" и "Вальс о вальсе". Но как только объявили: "Поет Клавдия Шульженко", Фурцева демонстративно поднялась и покинула сцену. Шульженко, будто не заметив демарша, пела с воодушевлением, вызвала овацию зала, а затем вручила композитору букет и расцеловала его. И лишь она удалилась за кулисы, Екатерина Алексеевна, как ни в чем не бывало, снова заняла свое место. Выглядело это, мягко говоря, некрасиво. Не думаю, что из-за этого Шульженко перекрыли доступ "за бугор". Великую силу – радио перекрыть было труднее. Клавдию Ивановну слушали во многих странах. И, судя по письмам, любили.
"Люблин, 15.1.58.
Дорогая пани Клавдия!
Мне приятно сообщить Вам, что я принадлежу к числу самых горячих Ваших почитателей. Каждую свободную минуту я слушаю передачи Московского радио на польском языке, надеясь услышать Ваш голос. Выполняя мою просьбу, недавно передали в Вашем исполнении песню "Ожидание"… Она до сих пор звучит у меня в ушах и настраивает так, что, несмотря на всякие неприятности, жизнь на земле кажется мне сказкой. В такие минуты я благословляю изобретение радио, ибо только благодаря ему могу слышать Ваш волшебный голос.
Польские слушатели очень любят Вас и с подлинным наслаждением слушают Ваши песни. "Ожидание". Постоянное ожидание встречи с Вами в эфире и ожидание хоть раз увидеть Вас наяву.
Того, кто переведет это письмо, я сердечно благодарю за труд.
Желаю Вам, пани Клавдия, всяческих успехов. Хочу как можно чаще слушать Ваши песни.
Евгений Майк".
"Ницца. 12/УШ – 66 г.
Дорогая моя соотечественница и коллега Клавдия Ивановна!
Я давно мечтала написать Вам, но все не решалась. Я хотела Вам сказать: я видела и слышала все, что возможно увидеть и услышать во всем мире. Я пела в тридцати двух странах и только по-русски, была записана на дисках "Одеон", "Парлафон", "Хиз мастерз войс".
У меня много Ваших пластинок – около пятидесяти романсов и песен. Но, к сожалению, не все. А я так бы хотела иметь их все. Мое главное удовольствие – слушать Вас.
Я теперь на пенсии, и моя мечта – приехать на мою дорогую Родину. Последние шестнадцать лет живу в Ницце. По утрам слушаю радио – конечно, только Россию. 31 июля слышала станцию "Маяк". Шла передача для моряков, и когда объявили, что у микрофона Клавдия Шульженко, сердце мое учащенно забилось. Вы пели "Вальс о вальсе". Я восхищаюсь Вашим умением владеть всеми песенными жанрами и точно чувствовать их стиль. Ваш ласковый и теплый тембр голоса, Ваша музыкальная фразировка и безукоризненная дикция дают Вам возможность создавать действительно песни-спектакли.
Собственно говоря, за всю мою 40-летнюю артистическую деятельность я в первый раз встретила такую певицу.
Желаю Вам много здоровья, долгой жизни, чтобы Вы могли доставлять наслаждение Вашим слушателям.
Елена Пик-Горватт".
Песня – мой друг
Прошу извинить, но начать вынужден с цитат. Очень показательных. Хотя, может быть, не столько с цитат, сколько с мнений авторитетных в искусстве людей.
Александр Вертинский, восхищавший своим исполнительством не одно поколение слушателей и не в одной стране, побывав в первый послевоенный год на концерте Шульженко, сказал: "Когда-то в далекие времена, еще до революции, журналисты назвали меня "королем эстрады". Смею утверждать, что теперь на эстрадных подмостках одна "королева" – Клавдия Шульженко". Это слова человека, щедрого на комплименты, когда они ни к чему не обязывали, но строго судившего коллег по профессии.
Несколько лет спустя очень известная оперная певица Валерия Барсова, одолевшая самые трудные колоратурные партии, поднялась на сцену Центрального дома работников искусств, где Шульженко показала свою новую программу, и взволнованно проговорила: "Не знаю, как выразить свой восторг, но одно могу сказать точно: привела на ваш концерт учениц своего класса и хочу пожелать им – дай бог, чтобы они, когда закончат консерваторию, умели владеть голосом так, как владеете вы!" Неплохо для оценки пения человека, никогда не учившегося ни в одном музыкальном заведении.
В шестидесятые годы Игорь Горбачев, возглавивший Ленинградский театр драмы, бывшую Александринку, обратился к Шульженко с предложением участвовать в новой постановке чеховского "Вишневого сада": "Сегодня у нас нет другой актрисы, которая смогла бы сыграть Раневскую так, как это сделаете вы!" Посчитаем, что знаменитый актер сделал это предложение сгоряча, после съемок с ней в телевизионном концерте, которые привели его в неистовство, но признание артистического таланта певицы тут несомненно.
Известная безусловной взыскательностью Галина Вишневская в книге, между прочим, изданной чуть ли не во всех странах мира, призналась:
"Примером, идеалом эстрадного пения была для меня Клавдия Шульженко. Все в ней мне нравилось. С самого появления ее на сцене я попадала под обаяние ее огромного мастерства, ее внешнего облика, ее пластики, отточенности ее движений. Голос у нее был небольшой, но очень приятного тембра. Она будто и не пела, а легко и свободно напевала, не форсируя звук, что немедленно создавало особую атмосферу интимности и покоряло зрителя.
Я ходила на ее концерты, как в школу высочайшего мастерства, и многому у нее научилась. Она одна из немногих певиц, о которых я могу сказать: в ней все было гармонично".
Каждый прочитавший фолиант "Галина" убедился, как скупа оперная примадонна на похвалы. А тут… Учиться у эстрадной певицы? Более того, подражать ей? Ведь на одном из прослушиваний в Большом театре, когда решалась судьба Вишневской, она, спев арию Аиды, обратилась к дирижеру Александру Мелик-Пашаеву:
– Я еще могу вам песню спеть.
– Песню?! Какую еще песню?!
– Испанскую. У меня и кастаньеты с собой.
"Я даю ноты концертмейстеру, – рассказывает Галина Павловна, – тот от ужаса чуть сознания не лишился, бедный, думая, что сейчас произойдет что-то страшное: все хорошо знали, как строг, как академичен Мелик-Пашаев в музыке, а тут вдруг песня из репертуара Клавдии Шульженко "Простая девчонка"!
Схватила я кастаньеты – и давай перед ними петь и плясать, как на концерте…"
Спеть партию в опере Бетховена Вишневской дали, несмотря на казус. Но тут, по-моему, интересен сам факт, как Клавдию Шульженко оценили корифей эстрады, оперные примадонны и артист драматического театра. Они почувствовали то, что для широкого зрителя оставалось неизвестным. Может быть, поэтому и стоит еще приоткрыть "тайны" работы певицы над песней.
* * *
Начиналось все с текста. Прежде чем композитор проиграет мелодию, Клавдия Ивановна просила:
– Одну минуту, я прочту стихи.
И читала про себя, затем вслух. Иногда сразу же, еще не услышав ни одной ноты, что-то решительно браковала.
– Нет, нет! Такое нельзя петь! – возмутилась она, прочитав стихи Ильи Финка к песне "Приходи поскорей". – "Это приходит с дыханьем рассвета"! Как ни старайся, все равно прозвучит "сдыханье"! Может, "сдыханье рассвета" годится для изысканной поэзии, но не для песни же!
И выбросила злосчастное "с", объяснив:
– Говорим же мы "приехал поездом", почему же нельзя сказать "приходит дыханьем рассвета"?!
С ума можно сойти, если так цепляться к каждому предлогу, запятой, созвучию. Но для Шульженко это – практика, проверенная не одним годом.
Репетирует песню на стихи Маргариты Агашиной. Спела первую строчку и остановилась:
– По-моему, здесь возникает хохлацкое звучание. "А где мне взять такую песню?" Вам не кажется? – спрашивает она. – Вслушайтесь: "а где", "а где" – полшага до гаканья! Надо заменить дурнозвучие!
И на следующей репетиции слышу: "Где мне найти такую песню?"
– Другое дело, не правда ли?! – Клавдия Ивановна довольна находкой.
– Но поэтесса может возразить, – осторожничаю я.
– Поэтессу я беру на себя, – смеется она.
И так почти ежедневно. И дело вовсе не в том, что ей попадались неважные тексты. Случалось и такое, но… Судите сами.
Ольга Фадеева сочинила стихи "Подарок", на которые Анатолий Лепин написал прекрасную мелодию – лирическую, певучую, романсовую, с типичной для жанра вальсовой основой. Клавдия Ивановна снова читает текст и просит Анатолия Яковлевича еще раз проиграть песню, ничего не напевая.
– Олечка, вы писали пародию? – спрашивает она поэтессу.
– Что вы, и не думала даже!
– Тогда как же можно отнестись к этому:
Да, я знаю, что ты аккуратный,
Ты свой трактор умеешь беречь,
Обращаешься с ним деликатно,
Но ведь тут не о тракторе речь!
Сердце будет чуть-чуть понежнее,
Если вдруг невзначай разобьешь,
Починить ты его не сумеешь
И частей запасных не найдешь! -
прочитала она.
– Я понимаю, сейчас без производства шагу не сделаешь. Но сорок восьмой год – не двадцать восьмой, и над вами не висит топор рапмовцев! Зачем же мешать трактор с любовью?! Прошу, вас, уберите дочиста все сельское хозяйство!..
Лет через пять Шульженко поняла, что настало время, когда она уже не может петь "Говорят, я простая девчонка". Сама объявила об этом:
– Возраст – не тот! Недавно я смотрела спектакль с Офелией, которой давно перевалило за пятьдесят. Голос тот же – волшебный, а смотреть, как она кладет голову на колени Гамлету, невозможно. Такого я не переживу!
Но композиторы продолжали (по инерции?) нести Шульженко песни, в которых она должна была от первого лица, то есть своего собственного, утверждать, что впервые влюбилась, говорить о первом свидании, первой разлуке и т. д. От многих подобных сочинений она отказывалась, хотя понимала, что обедняет свой репертуар. Но как на театре мало возрастных ролей, так же мало, точней – почти совсем нет, возрастных песен. Выход?
Я был на одном из последних выступлений знаменитой цыганки Тамары Церетели, которые в свое время проходили при полных аншлагах в Большом зале консерватории. На этот раз она отмечала свое семидесятилетие в Доме работников искусств.
Вечер начался с концертной программы. Тамара Семеновна, погрузневшая, но легко несущая полноту, вышла на сцену такая же красивая, как на фотографиях, висящих в фойе. Черные волосы с седой прядкой, черное платье с глухим высоким воротом, нитка жемчуга, серьги и одно кольцо с крупным камнем. Она подошла к роялю, взяла записную книжку и объявила:
– Старинный романс "Мне минуло 16 лет".
Шестнадцать и семьдесят! Мы, члены молодежной секции ЦДРИ, переглянулись с иронической улыбкой. Но ирония исчезла, как только Церетели начала петь, заглядывая поминутно в книжечку: она пела не о себе, а рассказывала о той другой и далекой, что в шестнадцать лет угораздило влюбиться до потери сознания.
– Знаю-знаю этот прекрасный прием, – сказала Клавдия Ивановна, услышав мой рассказ. – Я сама по наивности попросила Тамару Семеновну показать мне ее книжечку, рассчитывая увидеть в ней тексты песен. Думала, в семьдесят лет неплохо и подстраховаться! Но там были чистые страницы – от первой до последней! "Книжечка – мое спасение! – объяснила Церетели. – Она – моя дистанция между мной и моими персонажами, с ней я могу петь и "Мне минуло 16 лет", и "Вам 19 лет, у вас своя дорога", и все что угодно".
– Так зачем вам ломать голову, а не взять просто этот прием?! – предложил я.
– Не выйдет! – вздохнула Клавдия Ивановна. – У нас все-таки разные поля: Тамара Семеновна выращивала на них классику, старинную и цыганскую, я – современные песни. Исполнять их с книжечкой в руках – нарушить единение с залом. Без него я не могу.