Ежась от холода в этом "милом" одеянии, я направился к Смоленской слободе, а она находилась во втором стане Петербургского уезда! Как видите, путь был неблизкий. Дорогой, которую я совершал частью на извозчике, частью - на ломовых (уплачивая деньги возницам всегда вперед, ибо без этого они не соглашались везти оборванца), я не переставал думать о таинственной шайке. Где она обитает? Несомненно, не в самом Петербурге, а где-нибудь в одном из его пригородных уездов: там для них свободнее, там полиция от них удалена за тридевять земель.
В эти дни наша полиция с ног сбилась, стараясь разыскать хоть что-нибудь из похищенных шайкой вещей. Шныряли переодетые полицейские по Толкучему, по иным местам, где часто ворами сбывались краденые вещи, но никаких положительных результатов эти поиски не дали.
Вчера опять было совершено зверское ограбление близ Смоленской слободы. Туда-то я и решил направиться, приглядеться к тем, кто обитает там, словом, "разнюхать", как и что. Если бы там я не нашел ничего подозрительного, не напал на следы шайки, то стал бы последовательно обследовать некоторые пункты Шлиссельбургского уезда, Выборгское шоссе и т. д.
Уже вечерело, когда я добрался до Смоленской слободы, уставший, продрогший. Последние пять верст до нее я шел, чтобы не возбуждать подозрения, пешком, не без сожаления покинув извозчика.
В то время Смоленская слобода была унылой, малозаселенной местностью, с редко стоящими домами, в которых ютилась рабочая рвань, полуголодная, озорная, вечно пьяная, утопающая в невылазной грязи, вони и в беспробудной власти тьмы. Что-то бесконечно унылое, тягостное и вместе с тем страшное навевало на душу это зловещее место.
На улице, посреди слободы, стоял клуб местных обывателей - невозможно грязная, вонючая харчевня-трактир.
Я отворил дверь, вошел в него, и меня сразу охватил специфически отвратительный воздух грязного кабака. Облака махорочного дыма, чайного пара. Гул нестройных голосов, выкрики, "крепкая" брань так и повисли в этом логовище.
Народу было порядочно, все - представители местной смоленско-слободской рвани, голытьбы и рабочего элемента. В одном месте бражничал здоровенный рабочий "кирпичник", в другом - сапожник, там - просто золоторотец.
Мое появление никого на смутило, а тем паче не удивило. Я был ко двору с моим эффектным видом. Я спросил чаю, косушку водки, протянув предварительно тридцать копеек медью.
- Ишь, настрелял сколько, леший! - буркнул приветливо пузатый владелец сего отеля.
Не без удовольствия, признаюсь, набросился я на чай, ибо меня от холода буквально всего трясло. Потягивая черт знает какую горячую бурду, я насторожился, стараясь не пропустить ни одного слова из шумного перекрестного разговора.
- Слыхали, братцы, опять убийство совершено? И кто это только промышляет?
- Кто? Да нечто он один? Их, сказывают, несколько.
- А знаете, что вчера я видел? Иду это я берегом Невы и близ нашей слободы смотрю - по реке лодка плывет, а в лодке - пять человек сидят. Сидят, вижу, пьют, песни поют. На лодке поклажа какая-то.
- А куда ж они плыли?
- Да по направлению к нашей слободе. Смотрю я дальше: пристала их лодка к берегу, вылезли они, лодку привязали, а сами по нашей улице пошли. Я постоял, посмотрел, а куда пошли они, увидеть не мог.
- Не приснилась тебе, парень, сказочка эта? - раздался насмешливый голос высокого извозчика. - Куда это к нам разбойнички приедут?
- Да, нечто я говорю - разбойники, Иван Алексеевич? - возразил рассказчик.
- Зря только язык треплешь, - со злобой продолжал извозчик.
Я впился в него глазами. "Как бы узнать, кто это?" - мелькнуло у меня.
Случай помог мне. К моему столу подошел пьяный рабочий и, умильно поглядывая на косушку с водкой, прохрипел:
- Что ж, черт, заказал, а не пьешь?
- А в нутро уж не лезет, - ответил я заплетающимся языком. - Хочешь, садись, поднесу стаканчик.
Он с охотой уселся, и я всячески осторожно, принялся у него выпытывать то, что мне было надо.
- Это кто ж такой? - показал я на извозчика.
- Зубков, дом имеет, извозчик.
- А-а... Один живет в дому?
- Нет. Фатеру сдает.
- Кому?
- Ткачу... Семену Павлову.
- Скажи, пожалуйста, ткачу... А ткач один?
- Не... несколько молодцев имеет.
- Что ж, вместе и работают?
- А о черт их знает.
В эту минуту пошел к выходу извозчик Зубков. Дав ему выйти, я незаметно, шатаясь, выскользнул вслед за ним. На улице было совсем уже темно. Черная осенняя ночь нависла над мрачной Смоленской слободой.
Темнота мне была на руку. Стараясь идти как можно тише, чтобы ни единым шорохом не выдать своего присутствия, я стал неотступно красться за Зубковым. Он, оглянувшись по сторонам, быстро направился к берегу Невы, которая была в нескольких десятках саженей от харчевни. Спустившись к самому берегу, он низко склонился, отыскивая что-то глазами. "Лодку, голубчик, ищешь? Так, так... Я не обманулся", - пронеслось у меня в голове. Снизу послышались проклятья Зубкова:
- Черти, ироды! Попадешься из-за вас...
Я бросился в рытвину. Скоро он прошел мимо меня, посылая кому-то проклятья. Я все так же тихо поднялся и опять пошел за ним. Теперь мы шли улицей, в домах уже светились кое-где огни. Подойдя к своему дому, Зубков стукнул в окно... Прошло несколько секунд. Из дома кто-то вышел.
- Где твои молодцы? - послышался голос Зубкова.
- На охоту отправились. А что?
- А то, что слух стал идти, будто видели этих молодцов, как они на лодке с добром разным сюда подъезжали. А лодка-то ведь моя. Из-за вас и я попадусь. Слышь, как придут они сюда, вели им лодку домой пригнать.
Дальше разговор пошел шепотом, я ничего не мог разобрать. Но мне вполне было достаточно и того, что я увидел и услышал за эти полчаса. Несомненно, я напал на след шайки!
Однако, думал я, эти молодчики - настоящие невские пираты, они, действительно, как Стенька Разин, со своими удалыми разбойничками на стругах разъезжают.
В мозгу закопошились мысли: "Что же теперь мне делать? Пробраться к становому? Это далеко, да и выйдет ли из этого толк? Застану ли я его? Даст ли он мне достаточное количество верных, испытанных людей? Таких ведь "голубчиков" тоже с умом надо сцапать"...
Одно меня утешало: что их нет сейчас дома. Очевидно, они где-то собираются на новый разбойничий "подвиг", может быть, находятся и в самом Петербурге. Таким образом, все равно: если бы у меня сейчас и были под рукой помощники, то являться в дом Зубкова было бы преждевременно: зверей в логовище мы бы не нашли.
Они совершают свои нападения ночью. Совершив его, они, конечно, если не все, то некоторые придут сюда, где до позднего утра, очевидно, уже пробудут. А к этому времени, даже раньше, часам к двум-трем ночи, я подоспею сюда с моими молодцами. " Не уйдут, не уйдут от меня!" - радостно проносилось в голове. И я бодро и решительно отправился в обратный путь. Мысль о том эффекте, который произведет на всех столь скорая поимка шайки Стеньки Разина, вселила в меня новые силы.
А как они были необходимы для моего путешествия! Оно поистине было адское: тьма, дождь, отвратительно холодный осенний дождь, грязь по колено, порывистый ледяной ветер.
В ногах - страшное утомление, но на душе - светло и хорошо.
Пройдя версты три, я с радостью услышал за собою скрип колес. Оглянулся. Слава Богу, тянутся три телеги-подводы, нагруженные кирпичом. Когда возницы поравнялись со мной, я обратился к одному из них:
¾ Братцы, смерть устал... Не подвезете ли до заставы? А я вам на штоф водки дам. Вот деньги.
¾ Что ж, это можно... Садись... Отчего же... Давай деньги-то... - загалдели обрадованные мужики.
С каким восторгом я взгромоздился на воз! Кирпичи мне казались мягче пуха!
Началась бесконечная, шагом, езда. Один из словоохотливых ломовых расспрашивал меня, кто я, откуда пробираюсь. Я врал с три короба.
Наконец моя пытка кончилась. Вот и застава! С каким умилением взглянул я на нее! Поблагодарив мужиков, я прошел несколько улиц и скоро увидел мирно дремавшего возницу.
Через три четверти часа я входил в часть.
- Ну, что нового и утешительного, Путилин, вы принесли? - нервно и поспешно спросил меня пристав лишь только узнал о моем прибытии.
Каюсь: я решил его помучить и до поры до времени не выкладывать ему всего.
- На кое-какие следы напал, хотя ничего особенно важного...
- Ничего особенно важного! Это грустно и ужасно! Сейчас опять был запрос от его сиятельства графа Шувалова. Он требует немедленной поимки злодеев. Петербург глухо шумит, волнуется... Все страшно запуганы.
- Я не Бог... делаю, что могу. Сегодня ночью мне понадобятся несколько полицейских.
- Ах, берите кого хотите и сколько вам надо...
И пристав вышел, недовольно хлопнув дверью.
"Что-то запоешь ты завтра", - смеясь в душе, подумал я. И приступил к составлению плана и к сборам для предстоящего ночного визита в проклятую Смоленскую слободу.
Так как я не знал, на сколько разбойников мы налетим в доме Зубкова, я решил взять с собою шестерых бравых полицейских, отличавшихся чисто медвежьей силой. Эти молодцы десятерых уберут.
Одно меня смущало: как, вернее на чем, нам туда добираться? На лодке? Опасно в том отношении, что мы можем налететь на невских пиратов и тогда они, почуяв облаву, удерут. На лошадях? Это было бы, конечно, самое удобное, ибо в случае захвата нами "ткачей" зубковского дома, их можно бы на этих самых лошадях доставить немедленно в Петербург. Но опять-таки я боялся, как бы наше прибытие не всполошило содержателя "ткачей" и его домовладельца извозчика Зубкова.
После долгих размышлений я остановился на следующем: ехать на двух тройках (конечно, без бубенчиков!), отвести их за околицу слободы, оставить при них двух полицейских. Один должен будет залечь в овраге около берега Невы и выжидать появление струга Стеньки Разина. Я же с другими буду хорониться на задах дома Зубкова.
В последнюю минуту перед отправлением я сообразил, что шестерых человек будет мало. Я взял еще трех. Все они были переодеты и, конечно, хорошо вооружены.
¾ Ну, братцы, - сказал я им смеясь, - теперь и у нас шайка. Нас ведь десять человек! Чем не шайка Стеньки Разина?
Дружный хохот был ответом на мои слова.
В начале первого часа ночи бесшумно выехали мы в Смоленскую слободу. Она спала. Ни в одном домике не светилось огня, за исключением харчевни-трактира, который был заперт, но в одном окне виднелся свет лампы.
Выполнив свой план, я с семью переодетыми полицейскими тихо подошел к дому Зубкова, к которому примыкал крытый двор. Ни звука, ни шороха, ни искры света... Дом стоял мрачный, унылый, черный, как эта черная осенняя ночь.
И вот тут-то, в первые минуты тоскливого ожидания, меня вдруг осенила новая мысль: а зачем ждать? Отчего нам не войти - путем хитрости - туда, в этот дом, арестовать сначала домовладельца Зубкова и хозяина "ткачей" - Степана Павлова и произвести полнейший и подробный обыск? Покончив с этим, мы там преспокойно будем ожидать прибытия удалых разбойников...
Я обошел дом. В нем было два хода-крыльца: переднее, выходящее на улицу, и заднее, выходящее на поле. Очевидно, дом разделен на две половины: в одной обитает сам Зубков, в другой - "ткач" со своими молодцами.
Объяснив шепотом мой план полицейским (я послал троих охранять задний выход дома), я смело подошел к тому окну, в которое сегодня стучал Зубков, и громко, что было силы, ударил по нему кулаком.
Через минуту послышался из окна злой голос:
¾ Кой черт стучит?
Я выругался ужасной площадной бранью:
¾ Свои, косматый черт, не узнал? Отворяй скорей!
В доме вспыхнул огонь.
"Ну да как выглянет, прежде чем отворить?" - молнией пронеслось в голове. Я, затаив дыхание, бросился к двери, за мной четверо полицейских...
Вот слышатся шаги... открывается со скрипом дверь в сени... ближе... еще ближе... раздается кашель и тот же злой голос, но уже у самой двери:
¾ Чего ж сегодня так рано? Аль не выдался лов?
¾ Отворяй! - скорее промычал, чем сказал, я, боясь выдать незнакомый голос.
С протяжным визгом отодвинулся дверной засов. Дверь распахнулась, на пороге стоял высокий рыжий мужик в белых портах и расстегнутой рубахе, с фонарем в руках.
Прежде чем он успел, как говорится, моргнуть, мои молодцы бросились на него, схватили его за горло, зажали рот и повалили на пол.
¾ Вяжите его, а главное, заткните ему чем-нибудь рот, чтобы он не мог кричать! - приказал я, выхватывая из его рук фонарь и входя в комнату.
Едва я переступил порог, как навстречу мне выбежала женщина в одной сорочке. При виде меня она испустила отчаянный крик. Я быстро бросился на нее, стараясь тоже зажать ей рот. В эту минуту подоспели на помощь два полицейских и ловко скрутили ее, воткнув ей в рот тряпку.
Большая комната с перегородкой. Кое-какая убогая мебель, столы, стулья, огромная печь. Но по стенам - несколько больших сундуков и ларей. Я сейчас же, окинув все это быстрым взглядом, вышел в сени.
В них, как раз напротив, находилась дверь. "Верно, к хозяину", сообразил я и громко стукнул в нее.
В эту секунду снаружи дома, у заднего крыльца, послышался иступленный бешеный рев. Я сразу догадался, в чем дело. Извозчик Зубков, услышавший, наверное, крик женщины и предчувствуя что-то недоброе, попытался выскочить не через сени, а через свое крыльцо на улицу, но там был сейчас же схвачен моими молодцами.
Действительно, так оно и было.
Через несколько минут Зубков, Степан Павлов и его жена лежали, связанные, рядышком.
¾ Начните обыск! - сказал я моему помощнику (помощнику квартального надзирателя Ивановскому). - А этому голубчику, - указал я на Степана Павлова, - освободите рот.
¾ Если ты, любезный, попробуешь кричать, - обратился я к нему, - я тебя застрелю, как подлого зверя. Понял? Ну, теперь говори: где твои молодцы-"ткачи", которые вместо тканья душегубством занимаются?!
¾ Знать ничего не знаю... Никаких у меня душегубцев нет...
¾ А "рабочие" твои?
¾ Они уехали.
¾ Куда?
¾ Не знаю.
¾ Ну ладно, с тобой мы после поговорим.
Начавшийся обыск с каждой минутой увеличивал число наших трофеев. Прежде всего было найдено большое количество железных орудий, употребляемых ворами для взлома. Тут были "фомки", отмычки, отвертки и т. д. Под лавкой находилась часть похищенной при ограблении часовни церковной утвари. В сундуках найдена масса носильного разнообразного платья, несколько серебряных и золотых вещей и масса иных предметов.
В то время как я занимался обыском и расспросами Зубкова и Павлова, дверь отворилась и в комнату вошла высокая женщина. В недоумении она остановилась на пороге, но сейчас же была схвачена полицейскими.
¾ Кто ты?
¾ Агафья Иванова.
¾ Где живешь?
¾ Везде, где придется... - ответила она.
Я распорядился (часа через полтора, когда нами был произведен подробнейший обыск и все вещи были сложены и завязаны) потушить огонь. В комнате воцарилась тьма. Признаюсь, ни до этого, ни после того мне никогда не случалось бывать в столь удивительной обстановке: в темной комнате на полу лежат связанные люди, четверо, с заткнутыми ртами, я сижу на стуле около груды всевозможных вещей, окруженный полицейскими. Вокруг нас ночь - темная и безмолвная.
И мне сразу пришло в голову сравнение: эти разбойники похожи скорее на жертвы, а мы - служители правосудия - на разбойников, напавших и ограбивших. Так, повторяю, странна и необычайна была обстановка.
Прошло часа полтора.
В дверь, около которой стояли наготове полицейские, раздался сильный стук.
¾ Отворяй! - приказал я, и лишь только дверь отворилась, полицейские бросились на прибывших.
Их было, однако, всего двое, но нагружены они были изрядно.
Схваченные, связанные, они от неожиданности в первую минуту совсем потеряли дар речи.
Через несколько минут они покаялись.
¾ Я - Афанасий Алексеев, бывший крепостной госпожи Чичериной.
¾ А я Иван Комаров.
¾ Что же, сознаетесь в том, что занимались разбоем, составив шайку?
¾ Теперь, видно, уж все равно... Попались. Сознаемся...
¾ Где же другие ваши удальцы-товарищи?
¾ А вот у ней кое-кто находится, - ответил Комаров, показывая на Агафью Иванову. - Она напротив тут живет.
¾ Подлец ты, Ванька! - вырвалось у той. - Испугался, выдавать начал! Погоди, отплатим тебе.
¾ А это кто? - показал я на Зубкова и на Павлова. - Тоже в шайке участвовали?
¾ Павлов - да, у него мы жили, он нас за "ткачей" выдавал, а Зубков - тот не грабил сам, а лодку нам давал, места для разбоя указывал.
¾ А где же атаман ваш, Стенька Разин?
¾ Должно, в трактире тут недалече путается. Запил он, с бабами бражничает! - со злобой в голосе сказал Комаров.
Мы бросились с пятью полицейскими, ведя перед собой Комарова, к жильцам Агафьи Ивановой. Связанных остались караулить другие полицейские.
У нее в комнате были нами схвачены остальные участники шайки: крестьянин Василий Финогенов (бывший крепостной господина Кисарова), любовница его Анна Гаврилова, крестьянин Иван Арсеньев Михайлов ("Кролик") и мать Агафьи Ивановой.
Защищались они отчаянно! Один полицейский был ранен ножом в руку, другой - в голову.
При обыске в помещении было обнаружено немало награбленного добра.
Время близилось к рассвету. Трудно передать словами радость, бушевавшую в моей груди! Вся шайка налицо, за исключением одного - ее атамана Стеньки Разина!
¾ Слушай, Комаров, я обещаю тебе, что употреблю все усилия к смягчению твоей участи, если ты еще укажешь, где схватить этого Стеньку.
¾ Проклятый татарин! - с бешенством вырвалось у него. - Полюбовницу мою отбил насильно. Я тебе отомщу! Слушай, ваше благородие, тут на тракте, неподалеку от Петербурга, трактир стоит "Александрия". Там он сегодня с Грушкой моей хороводится.
Все было окончено.
Я подал условный свист, и к дому Зубкова подкатили наши две тройки.
¾ Сажай их, братцы! - приказал я.
Как телят, стали сваливать бравые полицейские разбойников в широкие вместительные тройки.
¾ Трогай!
Мы понеслись вскачь.
Не доезжая столицы, у трактира "Александрия" Комаров мне шепнул:
¾ Здесь он...
Оцепив трактир, я стал громко стучаться в дверь.
¾ Что надо?
¾ Отворяй! Именем закона!
За дверьми послышался переполох. "Полиция! Полиция!" - раздались там тихие, испуганные возгласы.
В эту секунду окно второго этажа со звоном распахнулось и из него в одном нижнем белье, с ножом в зубах выпрыгнул человек. Упав и сейчас же вскочив, он быстро побежал направо от шоссе.
¾ В погоню! - крикнул я.