Еще одни мощный луч света упал на британский корабль, осветив корму и выхватив копошащихся артиллеристов. Быть может, они решили, что встретились с немецким вспомогательным крейсером и что они в состоянии противостоять ему. Их капитану, как видно, и в страшном сне не могло присниться, что он отдал приказ вступить в бой с кораблем, способным разнести его судно в щепки одним бортовым залпом. Хотя, конечно, была опасность случайного попадания, Кранке не видел оснований лишать британского коллегу его иллюзий, и потому, вынужденный открыть огонь из-за нежелания последнего подчиниться, он приказал произвести выстрел только из одного орудия среднего калибра.
Во тьме четко раздались приказы командира артиллерийской части, после чего прогрохотала пушка.
Почти в тот же миг с кормы британского корабля раздался ответный грохот, предшествуемый яркой вспышкой желтого пламени, а потом над "Шеером" просвистел снаряд.
- Господи боже, они отвечают! - воскликнул метеоролог Дефант.
Он вышел на палубу, но теперь решил, что было бы намного лучше, если бы все занимались своим делом. Спускаясь в ближайший люк, он столкнулся с идущим на палубу офицером, который ничего не знал о том, что происходило на борту британского судна.
- В чем дело? - спросил он, пробираясь мимо Дефанта на палубу. - Дождь пошел, что ли?
"Шеер" открыл огонь не только из пушек среднего калибра, но и из 10,5-сантиметровых зенитных орудий, и в британское судно попали первые снаряды. Снаряды со взрывателями замедленного действия раздирали его тонкую обшивку. Однако под интенсивным огнем "Шеера" вражеские матросы продолжали давать залп за залпом из своей единственной пушки; но, так как они не располагали техническими средствами управления артогнем, которыми обладал их противник, ни один снаряд не попал в цель. В красноватых языках пламени, загоравшегося на борту от разрывов снарядов, и желтых вспышках огня от пушечных залпов британцы продолжали играть роль Давида, но на этот раз снова победил Голиаф, как это еще раньше испытал на себе "Джервис Бей".
Но лишь после того, как "Шеер" дал тринадцать залпов в упор из 15-сантиметровых пушек и девять из 10,5-сантиметровых, британский капитан решил, что дело кончено, и остановил корабль, как ему было приказано. По-видимому, он велел своим отважным артиллеристам прекратить огонь, ибо они покинули свою пушку. Как только Кранке увидел это в бинокль, он тоже отдал приказ прекратить огонь. Ему тоже не хотелось стрелять понапрасну, и его вовсе не привлекало бессмысленное убийство храбрецов; но он немедленно поинтересовался у радиста, передавал ли противник что-нибудь по радио.
Этот вопрос имел важнейшее значение. Если британцы вышли в эфир, то у Кранке нет другого выхода, кроме как продолжать расстреливать корабль вплоть до уничтожения вражеского радиопередатчика, дабы прекратить передачу сведений. По международному морскому праву, если корабль продолжает посылать радиограммы после получения предупреждения, это считается враждебным актом. Но просто произвести выстрел по мостику неприятельского судна, надеясь разрушить рубку и радиоаппарат, который обычно там устанавливался, было бы недостаточно, потому что, как было известно Кранке, британцы начали устанавливать аппараты дальше от мостика именно для того, чтобы он не пострадал в том случае, если мостик окажется под огнем.
К счастью, ему доложили, что противник не пользовался радиопередатчиком, а также сообщили довольно удивительную вещь: британцы даже во время обстрела не давали сигнал бедствия, хотя, как стало известно потом, один радист утверждал, что британцы все-таки успели отправить радиограмму.
Наконец на "Шеере" смогли узнать название британского корабля. Оказалось, что это грузовое судно "Трайбзмен". Над его трубой поднимались клубы пара, свидетельствуя о том, что обмана нет: судно не собиралось трогаться с места. Давление пара упало, и сирена постепенно смолкла. На корме зияли четыре пробоины от снарядов, которые почему-то казались чернильными кляксами на тетрадном листке.
Прожекторы "Шеера" погасли. Он находился на довольно оживленном морском пути, и зарево от прожекторов было бы видно на многие мили вокруг. Кранке приказал, чтобы впередсмотрящие на всех постах смотрели во все глаза, а антенна корабельного радиолокатора медленно поворачивалась кругами, охватывая горизонт и не упуская ничего из того, что не разглядит человек в свой бинокль.
Фрегаттен-капитан Грубер стоял на корме с группой матросов, готовый снять с "Трайбзмена" экипаж и пассажиров, возможно находящихся на нем. Через борт перекинули веревочные лестницы, и рядом на палубе выстроились санитары, чтобы немедленно доставить раненых в корабельный лазарет. После того как погасли прожекторы, понадобилось некоторое время, чтобы человеческий глаз привык к темноте, но чуть погодя черный корпус "Трайбзмена" уже был виден довольно отчетливо, хотя он и находился в некотором отдалении. Первый помощник сигналил спасательным шлюпкам карманным фонариком.
- Шлюпка! - закричал какой-то матрос.
- Нет, - сказал Грубер, - это не шлюпка; наверно, свет корабельного фонаря отражается в воде.
Но это было не отражение, ибо пятно света двигалось. Потом оказалось, что на волнах подпрыгивают не один, а два огонька, и чуть погодя послышались крики.
- Люди за бортом! - сообщил боцман. - По местам, ребята.
Теперь стало видно, что светятся фонарики, прикрепленные к спасательным жилетам британцев, они загорались автоматически, как только соприкасались с морской водой. Затем на шлюпке заметили, что люди в воде кричат не по-английски. В их возгласах слышалось что-то похожее на "Аллах!". Два человека вопили как безумные, потому что боялись, что течение пронесет их мимо "Шеера". Немецкие матросы спустились по веревочным лестницам, подхватили обоих и втащили их на борт. Сначала морякам показалось, что они чернокожие, но худые и невысокие. Потом в свете карманных фонариков стало ясно, что это индийцы.
Им тут же дали одеяла и сигареты, и оба спасшихся, еле держа сигареты и кутаясь в одеяла, уселись на световой люк и с трудом пытались объяснить, что их лодка опрокинулась от удара о воду и в воде должны быть и другие матросы. По их словам, кроме команды, в основном состоявшей из ласкаров, "Трайбзмен" взял на борт еще одну команду ласкаров с грузового судна, потопленного немецкой подводной лодкой. Их должны были отвезти назад в Сингапур.
Немецкие моряки уже помогали взобраться на борт новым спасенным. Некоторые из них добрались до "Шеера" вплавь, - разумеется, те, что были в перевернувшейся лодке, - остальные приплыли в шлюпках. Британцев посадили к пленным, снятым с "Порт Хобарта", а для ласкаров нашли место в унтер-офицерской кают-компании.
Матросы "Порт Хобарта" приветствовали вновь прибывших усмешками и сдержанными замечаниями. Капитан "Порт Хобарта" повернулся к лейтенанту Петерсену.
- Как любезно с вашей стороны, что вы нашли нам компанию, - сказал он. - Я это вспомню, когда мы поменяемся ролями.
- Ну, это вряд ли, - тем же шутливым топом возразил Петерсен.
- Как знать, - сказал капитан "Порт Хобарта" и уже серьезнее прибавил: - Мне кажется, наступит такая пора, когда вам понадобятся свидетели, которые смогут подтвердить, что вы хорошо обращались с пленными.
На это лейтенант Петерсен ничего не ответил.
Спустя некоторое время выяснилось, что среди спасшихся на борту "Шеера" нет капитана "Трайбзмена", старшего механика, начальника радиослужбы, а также нескольких офицеров и матросов-британцев. Оказалось, что они спустили моторный катер с дальнего борта корабля, невидимого с "Шеера", и скрылись на нем. Вероятно, к тому времени они уже успели пройти несколько километров. Как только лейтенант Петерсен, проводивший допрос, узнал о побеге, он тут же отправил донесение на мостик, чтобы поставить в известность капитана.
- Досадно, - сказал Кранке, - но сейчас нам не до этого. Было бы слишком опасно прочесывать район прожекторами, чтобы найти их. Может быть, они вообще не доберутся до берега, хотя у них есть все шансы добраться.
Так или иначе, время, которое крейсер мог позволить себе потратить в этом месте, пригодилось для добрых дел; в воде еще оставались люди, может быть, раненые, которые попрыгали за борт, когда началась стрельба. Как только Кранке приказал прекратить огонь, с "Шеера" на побежденный корабль с пылающей кормой отправилась абордажная команда. По дороге матросы не спускали глаз с воды, отыскивая тех, кто спасался вплавь, и расспрашивая тех, кто успел погрузиться в лодки. Третья лодка, встреченная ими, была перегружена ласкарами, которые, завидев немецкую шлюпку, подняли жуткий вопль, умоляя о спасении.
По-видимому, у них были причины для беспокойства, ибо их битком набитая лодка дала течь.
- Подтягивайтесь к крейсеру! - прокричал лейтенант Энгельс, который был за главного. - Вас возьмут на борт.
При этом радостном известии стенания сменились воплями радости, гребцы с энтузиазмом склонились над веслами и воодушевленно погребли к "Шееру" и, значит, своему спасению. Похоже, они боялись, что их бросят в протекающей лодке посреди безбрежной Атлантики, как случилось с командой торпедированного грузового судна; но для подводной лодки это была прискорбная необходимость, а на "Шеере" места хватало для всех.
Лейтенант Энгельс осторожно подвел шлюпку к борту "Трайбзмена", который то высоко поднимался, то резко падал вниз на бурных волнах. Такелаж и шлюпбалки хлопали по обшивке корабля, и море горестно вздыхало под кормой, когда ее поднимало и с плеском швыряло назад, словно плеть. На окрики командира абордажной команды никто не отозвался. Было похоже, что весь экипаж покинул судно. Поймав веревочную лестницу, Энгельс взобрался на палубу. Даже у побежденного противника были способы отплатить своему победителю. Например, заминировать корабль.
Сразу за Энгельсом на "Трайбзмен" поднялся главный старшина Крюгер. Когда он вылез на палубу, раздался выстрел. Он тут же выхватил пистолет, но оказалось, что это лейтенант выстрелил в тень от качавшейся взад-вперед двери. Остальные матросы высадились на палубу и торопливо приступили к исполнению своих обязанностей. Главный старшина Крюгер, радист, получил приказ найти радиорубку "Трайбзмена" и, если возможно, выяснить, успел ли британский радист отправить сообщение во время боя, поскольку на этом настаивал один из радиоперехватчиков "Шеера".
В мирное время радиорубка обычно располагалась где-то поблизости от мостика, но самый беглый осмотр показал, что там ее нет. Там был приемник, но не передатчик. С помощью бревен и мешков с песком мостик и штурманскую рубку превратили в небольшую крепость. Во всяком случае, это защитило бы мостик от осколков.
Кроме обычной длинноствольной пушки, на верхней надстройке для зенитного орудия был установлен пулемет. Патронные ленты к нему хранились в штурманской рубке.
В этот миг включилось корабельное освещение. Видимо, инженер-лейтенант Клаазен со своими людьми сумел освоиться в незнакомом машинном отделении. Но даже при свете Крюгер никак не мог найти ничего похожего на радиорубку. Затем между палубами он обнаружил трап, защищенный бревнами и мешками с песком. Он протиснулся через узкий вход и нашел то, что искал. Опытным взглядом он сразу же определил, что пользовались и приемником, и радиопередатчиком. На полу стоял пустой деревянный ящик, выкрашенный в желтые полосы. Очевидно, там его британский коллега хранил секретные документы и инструкции, и, хотя нападение было внезапным и радист покидал корабль в спешке, он не забыл уничтожить все бумаги - или, может быть, взять с собой? Радист "Трайбзмена" сидел вместе с капитаном в том самом моторном катере, который сейчас одиноко бороздил океанскую гладь, стремясь к далекому берегу. Поверхностный обыск не дал практически никаких интересных результатов. В ящиках нашлось несколько официальных бланков да еще пара-тройка брошюр со штампом британского адмиралтейства. Крюгер сунул их в карман; возможно, они представляют интерес.
Белый тропический китель висел на спинке стула, где его, очевидно, второпях бросил владелец; само собой, радист решил, что в открытом море ему понадобится что-нибудь потеплее. Крюгер взял китель, обыскал карманы и нашел листок бумаги. Глаза его загорелись, когда он прочитал такие слова: "SOS. Нас обстреливает немецкий рейдер…" Это была последняя радиограмма его британского коллеги. "Теперь все ясно", - подумал Крюгер и сунул бумагу в карман. Значит, радист на "Шеере", который вопреки всем остальным настаивал на том, что "Трайбзмен" успел послать радиограмму, все-таки оказался прав!
Корабль, внезапно покинутый экипажем, представляет собой примерно такое же веселое место, как заброшенное кладбище ночью. Ничто не выглядит более мертвым, чем вещи, оставшиеся на заброшенном корабле. Впечатление общего уныния только усиливалось от сознания того, что очень скоро за работу примутся заряды взрывчатки, которые уже закладывались, и все это отправится на океанское дно. Секунду Крюгер сочувственно смотрел на фотографию юноши. В рамке, между фотографией и стеклом, был заложен небольшой локон светлых волос. В другом месте он нашел полный комплект искусственных зубов, брошенных хозяином в стакане. Будучи внимательным и обязательным человеком, Крюгер тоже положил их в карман. Их владелец может оказаться на "Шеере", и в этом случае он будет счастлив получить назад свои зубы. Должно быть, в общем смятении он попросту про них забыл.
В другой каюте Крюгер нашел скрипку, гитару и балалайку. Их он тоже взял. Возможно, они пригодятся на "Шеере" - а если их владелец отыщется среди спасенных, он сможет взять себе один из инструментов, чтобы коротать время в ожидании мирных дней. На "Шеере" любили петь, а несколько членов экипажа были страстными музыкантами. Для сухопутных жителей, быть может, хороши и граммофоны, но только не для моряков. Моряки предпочитают живую музыку.
"Трайбзмен" был построен в 1938 году и отлично оснащен. Темный и зловонный полубак, на котором когда-то ютились нищие матросы, уступил место каютам на двух-четырех человек. Матросы размещались в передней части корабля, а механики и мотористы - в кормовой, откуда было рукой подать до машинного отделения. Кроме того, корабль располагал просторным и хорошо оснащенным лазаретом с большими шкафами для лекарств, однако совершенно пустыми - что, безусловно, огорчит хирурга "Шеера". Для грузового судна на "Трайбзмене" царили почти идеальные порядок и чистота, и все крашеные поверхности находились в отличном состоянии. Скрывшийся капитан, как видно, гордился своим кораблем.
Закончив обыск, абордажная команда собралась на палубе.
- Корабль заминирован? - спросил лейтенант Энгельс.
- Все готово, господин лейтенант, - раздалось в ответ.
- Хорошо. Взрывайте. У нас есть семь минут, чтобы сесть в шлюпки и отойти от корабля.
Уже в шлюпке, прежде чем отойти от корабля, Энгельс несколько раз пересчитал своих людей, дабы убедиться, что никого не осталось на борту. Он не забыл, что случилось на "Порт Хобарте". Но всякий раз у лейтенанта выходило правильное число, так что в конце концов они поплыли к "Шееру".
Когда они успели проделать около половины обратного пути, позади раздался глухой звук первого взрыва. Сначала взорвались заряды, заложенные в вентиляционных трубах и машинном отделении, вскоре за ними последовали другие, и вот уже в корпусе зияла огромная пробоина. Энгельс чуть ли не с укором посмотрел на унтер-офицера, которому было получено заложить взрывчатку, и тот чуть было не начал оправдываться, когда взорвался последний заряд. "Трайбзмен" стал немедленно погружаться, и через двадцать семь минут, когда все в целости и сохранности уже высадились на борт "Шеера", атлантические волны сомкнулись над ним. "Трайбзмен" был седьмым кораблем, который потеряла британская судоходная компания с начала войны: два судна затонули в Нарвике, третье затопил "Граф Шпее", еще три отправились кормить рыб, торпедированные немецкими подлодками, а седьмой жертвой стал рефрижератор общей вместимостью 6242 регистровые тонны, принадлежавший компании "Харрисон Лайн", максимальная скорость 13 узлов в час, вышел из Ливерпуля в Калькутту с грузом штучных товаров, как говорилось в судовом журнале "Трайбзмена". Груз состоял из электрических товаров, велосипедных запчастей, проводов, тканей, фотографических материалов, стеклянных изделий, лекарств и 2000 полных мешков почты, забрать которые не хватило времени. Главным получателем значился арсенал "Аллах Хабат" в Калькутте. Семьдесят восемь человек экипажа перешли на "Шеер". Все ли члены экипажа, которых недосчитались среди пленных, успели пересесть в моторный катер и скрыться, было неизвестно, и установить это не представлялось возможным.
"Трайбзмен" вышел из Ливерпуля 20 ноября и присоединился к конвою из двадцати одного корабля. 24 ноября конвой рассеялся, и "Трайбзмен" в одиночестве отправился к мысу Доброй Надежды, намереваясь его обогнуть. Вооружение судна состояло из одной 4-дюймовой пушки и одного пулемета. Капитан "Трайбзмена" знал о гибели "Порт Хобарта" в бою с немецким рейдером, но британцы полагали, что после этого рейдер вернулся в немецкие воды.
Из частных писем, найденных на борту, на "Шеере" узнали новости о положении в Англии, в них говорилось о неделях без сна. Автор одного письма рассказывал о том, что в окрестностях Ливерпуля были расквартированы поляки, и, по его словам, это отнюдь не обрадовало местных жителей. Хозяйки, в домах которых разместили поляков, как говорилось в письме, запрещали им появляться в гостиной.
На "Шеере" оказался второй помощник "Трайбзмена", и лейтенант Петерсен спросил, какого черта они там себе думали, когда полезли против тяжелого крейсера с одной-единственной пушкой.
- Сначала-то капитан подумал, что это немецкая подлодка, - ответил помощник. - Прожектор нас совсем ослепил, мы заметили только вспышку огня от предупредительного выстрела.
- Но во-первых, ни у одной подводной лодки не может быть такого мощного прожектора, - возразил Петерсен, - а во-вторых, разве вы не поняли, что имеете дело с надводным кораблем, по тому, как высоко он находился над водой.
- Наверно, вы правы, но нам столько твердили про подводные лодки, что мы даже не стали раздумывать. Конечно, скоро стало понятно, что мы ошиблись, но тогда мы подумали, что это вспомогательный крейсер, и решили так просто не сдаваться. Только потом в свете от разрывов мы более-менее разглядели ваш размер и силуэт. Мы поняли, что у нас ни малейшей надежды, и тогда капитан приказал прекратить огонь и покинуть корабль.
- Ваш радист отправил радиограмму?
- Ему было приказано в случае нападения немедленно радировать, не дожидаясь особого распоряжения, так что я не сомневаюсь, что так он и поступил.