* * *
Ирина Александровна Велембовская (настоящая фамилия Шухтгальтер, родилась 24 февраля 1922 года) в 1941 году окончила курсы медсестёр, добровольно вступила в РККА и отправлена на фронт. Однажды её с подругами послали охранять склад, откуда в первую же ночь пропало несколько пар валенок. Вместе с подругами была осуждена, прогнана по этапу на Урал и посажена в Нижне-Туринскую тюрьму. В 1942 году отпущена на поселение.
И в тюрьме, и на поселении она занималась тяжёлым физическим трудом: возила на подводе воду, работала на лесоповале, копала огороды.
С 1942 по 1948 работала в Свердловской области. В конце войны трудилась на лесоповале вместе с угнанными из Трансильвании и Баната гражданскими немцами и венграми. Они не были военнопленными, просто по произволу советского правительства их вывозили на тяжёлые принудительные работы за Урал из Югославии, Румынии, Чехословакии, Болгарии, Венгрии, Польши. Эти много лет замалчиваемые события были отражены в её романе "Немцы". Однако при жизни этот роман ей опубликовать не удалось. Да и после смерти, последовавшей 14 марта 1990 года, прошло 12 лет, прежде чем роман был опубликован – в 2002 году.
В 1948 году Велембовской удалось вернуться в Москву. В 1964 окончила заочное отделение Литературного института.
Начала публиковать свои произведения с 1961 года. В 1966 стала членом Союза писателей. Вышли книги повестей и рассказов "Лесная история" (1967), "Третий семестр" (1973), "Вид с балкона" (1981).
Наиболее известное её произведение "Сладкая женщина" (1975) было экранизировано в 1976-м режиссёром Владимиром Фетиным. В главных ролях выступили Наталья Гундарева, Олег Янковский, Римма Маркова, Пётр Вельяминов, Светлана Карпинская. Рассказ "Женщины" экранизирован в 1966 году режиссёром Павлом Любимовым и был лидером проката того года (36,6 млн. зрителей).
Она написала ещё сценарии фильмов "Женщины" (1965), "Люди как реки…" (1968), "Впереди день" (1970), "Молодая жена" (1978), "Варварин день" (1982).
25 ФЕВРАЛЯ
Натан Эйдельман в своей повести "Твой восемнадцатый век" пишет о нём:
" Владислав Михайлович Глинка (1903–1983) – один из самых интересных людей, которых я встречал. Он написал для школьников немало прекрасных книг о людях конца XVIII – начала XIX века ("Повесть о Сергее Непейцыне", "Повесть об унтере Иванове" и другие)… кроме того, что они написаны умно, благородно, художественно, их отличает щедрость точного знания. Если речь идёт, например, об эполетах или о ступеньках Зимнего дворца, о жаловании инвалида, состоящего при шлагбауме, или о деталях конской сбруи 1810-х годов, – всё точно, всё так и было, и ничуть не иначе!
Удивляться этому не следует, ибо Глинка-писатель был и крупным учёным, который работал во многих музеях, был главным хранителем русского отделения Государственного Эрмитажа и великолепно знал немыслимое количество людей и вещей прошлого…
Приносят ему, например, предполагаемый портрет молодого декабриста-гвардейца, Глинка с нежностью глянет на юношу прадедовских времен и вздохнёт:
– Да, как приятно, декабрист-гвардеец; правда, шитья на воротнике нет, значит, не гвардеец, но ничего… Зато какой славный улан (уж не тот ли, кто обвенчался с Ольгой Лариной – "улан умел её пленить"); хороший мальчик, уланский корнет, одна звёздочка на эполете… Звёздочка, правда, была введена только в 1827 году, то есть через два года после восстания декабристов, – значит, этот молодец не был офицером в момент восстания. Конечно, бывало, что кое-кто из осуждённых возвращал себе солдатскою службою на Кавказе офицерские чины, но эдак годам к 35–40, а ваш мальчик лет двадцати… да и прическа лермонтовская, такого зачёса в 1820-1830-х годах ещё не носили. Ах, жаль, пуговицы на портрете неразборчивы, а то бы мы определили и полк и год.
Так что никак не получается декабрист – а вообще славный мальчик… "
Да, Владислав Михайлович на любимые свои темы: Отечественная война 1812 года и декабристы знал всё. Его приглашали консультировать свои исторические работы режиссёры С. Бондарчук, Г. Товстоногов.
Но главное удовольствие он доставлял детям, молодёжи. Для них написаны "Бородино"; "Судьба дворцового гренадёра"; "Старосольская повесть" (1948); "Жизнь Лаврентия Серякова" (1959); "История унтера Иванова"; "Повесть о Сергее Непейцыне" (1966), " Дорога чести " (1970).
Для всех своих читателей – молодых и старых Глинка был прежде всего честным человеком, то есть человеком с совестью. "Хранитель совести" – назвала свою рецензию на мемуары Глинки критик "Континента". Очень точное название!
Умер писатель 25 февраля 1983 года. Родился 19 февраля 1903-го.
26 ФЕВРАЛЯ
Евгения Ефимовича Поповкина (родился 26 февраля 1907 года) я запомнил по прочитанному в детстве роману "Семья Рубанюк" – о борьбе с фашистами на украинской земле. Хотя позже понял, что таких романов-близнецов появлялось в то время (послевоенное, сталинское) много. И что сталинскую премию 3 степени за этот роман Поповкин потому и получил, что не отклонялся от привычной схемы.
Он написал ещё несколько книг: повесть (потом роман) "Большой разлив", путевые очерки "Чехословацкие впечатления", "На древней земле Эллады". "Несентиментальное путешествие".
Но главное было не в этих книгах.
Он сразу после войны становится секретарём Крымского отделения Союза писателей СССР. В 1951-м стал депутатом Крымского областного совета депутатов трудящихся. И уже оттуда переведён в Москву, где с 1958 года 10 лет до самой смерти (15 февраля 1968 года) занимал должность главного редактора журнала "Москва".
Мне рассказывала Елена Сергеевна Булгакова, как Поповкин решился напечатать "Мастера и Маргариту" у себя в журнале. "Новый мир" отпадал, потому что недавно напечатал "Театральный роман" Булгакова. Елена Сергеевна поняла, что если отнесёт рукопись Кожевникову в "Знамя", у неё будет мало шансов: Кожевников на хорошую литературу не клюнет и напечатать Булгакова так быстро после "Нового мира" не решится. И она отнесла рукопись в "Москву". Поповкин прочитал и влюбился в роман. Ему очень захотелось его напечатать. Я не помню, кому он сказал эту, по-моему, довольно известную фразу: "Писателя Поповкина забудут, главного редактора журнала Поповкина забудут. А вот главного редактора журнала Поповкина, напечатавшего "Мастера и Маргариту", не забудут никогда. Как и журнал, где этот роман напечатан".
Разумеется, цензура читала роман Булгакова очень внимательно. Но Поповкин не советовал Елене Сергеевне упрямиться. Разумеется, 1 номер "Москвы" за 1967 год вышел умноженным тиражом: подписчики налетели на окончание романа. Поповкин рассчитал правильно. Первую часть "Мастера и Маргариты" была напечатана в 11 номере за 1966 год. А вторая – через номер, чтобы дать не успевшим к началу читателям получить конец.
Всё было продумано верно.
И своё имя Поповкин сохранил благодаря роману. Правда, он ещё сумел напечатать у себя подборку Мандельштама и, кажется, ещё каких-то неофициальных поэтов.
* * *
Владислава Петровича Скобелева я впервые увидел в доме моего друга Бориса Александровича Неверова, сына писателя Александра Сергеевича Неверова. Борис Александрович представил мне Владислава Петровича как своего двоюродного брата по отцу. Настоящая фамилия писателя Неверова – Скобелев. Говорили, что писатель не захотел быть однофамильцем прославленного генерала.
Приехал Владислав Петрович из Воронежа к брату. Он подарил мне две книжки – о дяде писателе (1964) и о воронежском писателе Гаврииле Троепольском.
На следующий год я поехал в Воронеж в командировку от "Литературной газеты". Зашёл к Владиславу Петровичу. И мы ещё больше сблизились.
Я знал, что родился Скобелев в Самаре. Потом его отца, главного агронома областного земельного управления отправили в посёлок Усть-Кинельский, а когда через несколько лет они вернулись назад, Самара уже носила имя Куйбышева.
Окончил Куйбышевский педагогический институт и уехал в Москву, где поступил в аспирантуру ИМЛИ. После защиты кандидатской диссертации вернулся в Куйбышев, стал работать в литературном музее имени Горького. Но его знакомый, с которым Скобелев познакомился на одной из конференций, позвал его преподавать старшим преподавателем в Муром. В педагогический институт, где Владислав Петрович проработал около трёх лет. В 1961 году приятели ему сообщили, что в Воронежском университете есть вакансия доцента. Скобелев подал документы туда и прошёл конкурс.
В Воронеже он жил долго. Его там приняли в Союз писателей: он там много печатался. Выпустил, помимо тех двух книг, которые подарил мне, монографию "Масса и личность в русской советской прозе 1920-х годов. К проблеме народного характера" (1975), "Поэтика сказа" (в соавторстве; 1978). Напечатал большое количество статей, в том числе о многих воронежских писателях. Здесь же, в Воронеже, защитил докторскую диссертацию.
А в 1979 году смог вернуться в Куйбышев и продолжить преподавание в Куйбышевском (потом Самарском) государственном университете, где в 1985 году стал профессором.
В частности он занялся теорией пародии. Читал по ней спецкурсы.
Перестройка оживила его научную деятельность. В 1996 году он опубликовал статью о поэзии Бродского "Большой лирический сюжет Иосифа Бродского". (У меня, кстати, был экземпляр "Вестника Самарского университета" 1999 года, где напечатана работа Владислава Петровича ""На смерть Жукова" И. Бродского и "Снигирь" Г. Державина (К изучению поэтики пародического использования".) Познакомился с Василием Аксёновым. Вместе с ним организовал несколько научных конференций в Самаре, посвящённых литературе "третьей волны" эмиграции.
По-моему, последней его работой была книжка "Системно-субъектный метод в трудах Б.О. Кормана (2003), где он отдал дань своему учителю, который изучал структуры повествовательных форм.
Скончался Владислав Петрович 26 февраля 2004 года. Родился 11 ноября 1930-го.
27 ФЕВРАЛЯ
Первые стихи Павла Николаевича Шубина (родился 27 февраля 1914 года) появились в печати в тридцатые годы. Первая его книга "Ветер в лицо" вышла в 1937-м. Вторая – "Парус" – в 1940-м.
Он служил на фронтах Великой Отечественной, на Дальнем Востоке, Маньчжурии. Выступал со стихами во фронтовой печати.
В 1943-м в Ленинграде вышла его книжка "Во имя жизни", в 1944-м в Беломорске – "Люди боя".
А после войны он успел выпустить ещё три книги. И умер 10 апреля 1950 года от сердечного приступа.
Оставил после себя неплохую песенную поэзию. Это его "Волховскую, застольную" распевала вся страна:
Вспомним о тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу…
Его стихотворение "Алёнушка" положил на музыку Александр Николаевич Вертинский и пел эту песню, вернувшись на родину.
Его вариант текста "На сопках Манчжурии", конечно, не похож на канонический. Но эти стихи – о другой Манчжурии, написанные на старую мелодию.
И наконец – его стихи – один из эпизодов, который он успел подсмотреть за свою совсем короткую жизнь:
Был дом. Была с наивной верой
Подкова врезана в порог.
Но пал на камни пепел серый,
А дом бегущий немец сжёг.
Рыбачья грубая бахила
Валяется… Хозяев нет.
А может, это их могила -
Из щебня холмик без примет?
Лишь у рябины обгорелой,
Над вечной, медленной водой
Сидит один котёнок белый…
Не белый, может, а седой?
На стуже не задремлешь, нежась,
Но он не дрогнул, как ни звал, -
А может, всё-таки – норвежец -
По-русски он не понимал?
Или безумье приковало
Его к скале? Он всё забыл.
И только помнит, что, бывало,
Хозяин с моря приходил.
28 ФЕВРАЛЯ
Вячеслав Иванович Иванов (родился 28 февраля 1866 года), яркий представитель "Серебряного века".
Сперва женился на Дарье Михайловне Дмитриевской. Но в 1893 познакомился с Лидией Сергеевной Зиновьевой-Аннибал, спустя 5 лет ставшей его женой. В это же время близким человеком семьи Ивановых становится М.М. Замятнина, которая оказывает им помощь до самой своей смерти в 1920.
Католик, и ранние его стихи написаны под сильным влиянием католического мистицизма.
Большую помощь Иванову оказал Владимир Соловьёв, который помог ему напечатать первые стихи в 1898 году.
В 1905 году поселился в Петербурге. Его квартира на углу Таврической и Тверской (дом 1), где по средам собирался кружок символистов, была одним из идейных центров символизма. В литературных "средах" на своей башне Иванов видел прообраз соборных общин.
Жена умерла в 1907 году. Большим скандалом оказалась женитьба Иванова на дочери жены от первого брака Вере Шварсалон. Многие знакомые были шокированы их связью. Тем не менее зимой 1913 года Иванов и Вера поженились в Ливорно.
По возвращении из Италии поселился в Москве. Так получилось, что Иванов и М. Гершензон оказались в двух углах на одном этаже московской больницы в страшные дни большевистской разрухи. Так появилась их совместная книга под названием "Переписка из двух углов".
Октябрьскую революцию Иванов не принял, перебрался в Баку, а оттуда в Италию.
В 1936–1943 в Папском восточном институте в Риме преподаёт церковнославянский язык, читает лекции по русской литературе, в основном по Достоевскому.
Умер 16 июля 1949 года.
В последние дни жизни прожил в одиночестве, никого не принимал, делая исключения только для Мережковских.
Стихи его на любителя. Мне они не очень нравятся. Вот, например, "Улов":
Обнищало листье златое.
Просквозило в сенях осенних
Ясной синью тихое небо.
Стала тонкоствольная роща
Иссечённой церковью из камня;
Дым повис меж белыми столпами;
Над дверьми сквозных уз o рочий
З а весы – что рыбарей Господних
Неводы, раздранные ловом, -
Что твои священные лохмотья
У преддверий белого храма,
Золотая, нищая песня.
* * *
Когда родился князь Пётр Иванович Шаликов, точно не известно. Одни считают, что в 1767-м, другие, что в 1768-м. Но точно известно, что скончался князь 28 февраля 1852 года.
Не смог выехать из Москвы в Отечественную 1812 года, пережил французскую оккупацию в собственном доме на Пресне. Но уже в 1813 году издал воспоминания о поведении французов в Москве.
Был поклонником Карамзина и его сентиментализма. В подражанье карамзинским "Письмам русского путешественника" выпустил в 1803–1804 годах "Путешествие в Малороссию" и в 1805-м – "Путешествие в Кронштадт".
Обожал "нежную чувствительность, сопряжённую с моралью". Её заложил в основу журнала "Аглая" (1808–1812) и "Дамского журнала" (1823–1833).
Мало кто в русской литературе был осыпаем таким градом насмешек, и эпиграмм. Шаликов стал синонимом приторной слащавости.
Беда Шаликова состояла в том, что его любимый сентиментализм давно остался в прошлом. И кроме этого литератора сентименталистских вещей никто не писал.
Так что если говорить о том серьёзном, что оставил после себя Шаликов, так это "Историческое известие о пребывании в Москве французов 1812 года".
Вот небольшой отрывок этого свидетельства:
" Ничего не было трогательнее зрелища, как отчаянные жители Москвы переходили из одного места в другое, из одной части города в другую, из угла в угол, с бедными остатками своего имущества, в узлах сберегаемого, преследуемые, гонимые грозным пожаром и безжалостными грабителями, которые вырывали из трепещущих рук последнюю одежду, или последний кусок хлеба! Малейшее сопротивление стоило ударов ружьём или тесаком, невзирая ни на пол, ни на лета. Я видел почтенного старца, мирного гражданина, отдыхавшего на бранных лаврах, украшенного орденами; видел, говорю, с глубокою раною на щеке, полученною им в безмолвном смирении, при неистовстве Вандалов, от одного из них, распалённого жаром Бахуса и Плутуса – двух идолов, которым преимущественно поклоняются сии Вандалы; слышал о богатых, о чиновных людях, которые употреблялись ими в самую презрительную работу, – под тяжёлую ношу гнусной добычи, и проч. И такова была судьба почти всех московских жителей! весьма немногие избежали её ".