Было бы несправедливо не вспомнить еще об одной крепкой ащелисайской семье, о которой в Ащелисае, на сегодня, осталась только память:
Кошарные.
Семья не настолько многолюдная, но мощная и знаковая. Глава семьи – Федор Кондратьевич. Трое детей, два сына и дочь. Глава семьи был более чем известным человеком в селе. Много лет возглавлял колхоз "Передовик", а позже– Ащелисайский сельский совет. Старший его сын – был солидный военный, второй сын, Василий, всю рабочую жизнь провел за рулем автомобиля в нашем колхозе. Василий был под стать отцу – серьезный, ответственный и обязательный. Мы с ним тоже часто пересекались по разным направлениям. Младшая дочь, Лида, вышла замуж в семью Дмитрюк (Александра), жена Василия была из тоже известной в селе семьи – Ежовых, её сестра была замужем за представителем еще одной семьи – Усик и т. д., и, если пойти по цепочке, то придется всю нашу романтическую повесть, начинать сначала…
Зирко.
Этот корень восходит к тем, первопоселенцам, но в силу различных причин, его ветвям пробиться через сто с лишним лет к сегодняшнему Ащелисаю, не довелось. Корень просто растворился в пространстве. Из двух оставшихся к середине прошлого века веток этого корня, Федора Степановича Зирко и Григория Степановича Зирко, мне довелось застать одного Федора, с детьми.
До войны, эти семьи были у всех на виду. Григорий был одно время председателем колхоза, младший, Федор, был участковым механиком в МТС. Он меня здорово выручил в 1957 году, дал справедливое заключение, когда на моем тракторе вышел из строя двигатель (оборвало шатун и разбило блок двигателя из-за коррозии крепежного болта), иначе бы я мог иметь в то время, большие неприятности. Толковый был механик и понимающий человек. Но, к концу двадцатого века, обе эти семьи прекратили свое существование и растворились в ащелисайском котле.
Такая же участь постигла многие семьи переселенцев первых двух заездов. Слишком уж тяжелая доля им тогда досталась. Мало того, что было трудно цепляться и удерживаться на новой незнакомой земле и в тяжелейших условиях, так проблем добавили еще: революции, Первая и Вторая мировые войны, Гражданская война, коллективизация, раскулачивание и т. п. внешние и общие проблемы, вплоть до пресловутой "перестройки" и развала Союза.
К этой категории семей, думаю, можно было бы отнести семейные корни – Яцук, Цокур, Плужник, Кучеренко, Курносенко, Бондаренко, Карпенко, Колодко, Демченко, Мартыненко, Копшарь, Сытник, Плаксий, Саранча, Цыбульский, Макаров, Устимович, Манченко, Горбатко, Семьян, Слюсарь, Бухало, Лымарь, Шинкаренко, – этот список можно продолжать еще долго, но, дорогой читатель, надеюсь, ты убедился, что этот феномен – "Ащелисай", возник не сам по себе. Очень много сил и средств, слез, пота и крови, потребовалось для того, чтобы люди этот феномен признали, и внутри его, и вокруг.
Но будем справедливы. Да, те первые поселенцы и их потомки, многое сделали для становления села. Но, приходили новые люди, селились здесь, начинали работать и тоже отдали этому месту многое из того, что могли, и даже всю жизнь без остатка. Они тоже образовывали новые семейные корни, смешивались с другими уже сложившимися до этого корнями и рука об руку шли дальше, укрепляли и украшали ставшее и для них родным село.
С началом Войны в Ащелисае поселилось довольно много людей немецкой национальности. Понятно, что местные люди, опаленные Войной, многие из которых потеряли отцов, мужей, братьев, детей, встретили их настороженно. Но мы же другие люди! Мы православные славяне и понимаем, что и как делалось на этом свете. Многие семьи в селе – остались без кормильцев. В селе началось образование смешанных семей. Как правило – мужчины – немцы, начали жениться сначала на вдовах-солдатках, особенно, с детьми, а потом – уже образовывались обычные молодые семьи.
Как пример разумного соединения двух обездоленных семей, можно привести семью:
Шотт.
Глава семейства, Шотт Мартын Мартынович. Так случилось, что перебравшись не по своей воле в Казахстан, во время депортации немцев из Украины, он остался без жены, с двумя мальчиками, Иваном и Петром. С самого начала – работал бухгалтером в колхозе, с детьми, понятно, было тяжело. Познакомился с вдовой-солдаткой, Слободенюк, у неё тоже было двое детей и тоже мальчиков – Михаил и Петр. Потом они объединили свои семьи, у них появилась совместная дочь, Лида. Так сложилась довольно дружная и крепкая семья. Дети выросли. Трое из ребят Михаил, Иван и Петр, долгие годы работали водителями в колхозе. Прекрасные ребята, толковые, ответственные. Мы с ними постоянно общались, а с главой семьи Мартыном Мартыновичем, я вместе работал. Он был заместителем главного бухгалтера, когда я был главным. Работала в бухгалтерии и их дочь – Лида.
Несколько выпадал из объединенной семейной обоймы, младший из Слободенюков, – Петр. Он работал электросварщиком, а эта профессия, так часто бывает, – не может жить без постоянного "допинга". Это ему здорово мешало и на работе и дома. Кстати, он был женат на прекрасной трудолюбивой женщине – Любе, из родственной нам семьи Крупских, о которой мы уже говорили.
И другие:
Постепенно в ащелисайскую жизнь начали входить немецкие семьи-корни, как Ланг, Кнор, Завервальд, Гольдштейн, Фердер, Антонин, Генцель, Кригер, Вундерзе, Рунг,Каспер А.,Майер Я., в которых было по двое-трое сыновей. Некоторые из них, имели свои семьи, некоторые женились на местных девушках и женщинах. Так появились смешанные семьи– Кнор Павла, Кнор Юрия, Завервальда Юрия, Завервальда Кондрата, Вундерзе Григория, позже – Шиц Э.Я., Кабельский П.,Ламерт А., Цыц И. и других. Еще позже – и местные молодые ребята начали обратное действие – жениться на немецких девушках, а жизнь продолжалась дальше.
Должен сказать, что с приходом в Ащелисай свежей "немецкой" волны поселенцев, жизнь села здорово изменилась, особенно в качественном плане. Немцы привнесли в разные направления сельской жизни, определенный порядок, большую ответственность по отношению к работе и вообще к людям, пришли со своим менталитетом, обычаями и правилами. Они ничего никому из местных не навязывали, они просто жили, как жили всегда, иногда вызывая удивление, недопонимание, а чаще – уважение; их появление селе, если и нарушило что-то уже сложившееся, то только в лучшую сторону.
С немцами у меня были только хорошие, дружеские отношения, несмотря на то, что я помнил пережитые три года фашисткой оккупации, а первые знакомства с отдельными людьми, представителями этой национальности, причем очень разными по всем показателям, у меня начались еще с той поры, когда меня поставили на квартиру в немецкую семью, в селе Джусала; потом вместе работали в бригаде, а непосредственные контакты начались, когда я пришел на время зимнего ремонта техники, в МТС, в осень 1955 года. Здесь сделаю вставку именно об этом годе и этом периоде.
Был у нас в МТС, в бригаде Даниила Георге, помощником бригадира, некто – Фель Иван Яковлевич; его брат, Гуго Яковлевич, работал зоотехником в Кимперсайском подсобном хозяйстве. Именно осенью 1955 года, я впервые увидел Ивана, и запомнил то начало ремонта на всю жизнь.
Идет общее собрание МТС, в мастерской. В президиуме руководство МТС и секретарь райкома партии; был доклад, были выступающие, потом слово взял Иван Фель. Он сказал, обращаясь к директору, буквально следующее: "Ну што это са ремонт! Ни супило (зубило), ни молёток (молоток), и ни епени мать!..". Если бы не стена, секретарь райкома упал бы навзничь, вместе со стулом, рыдая от хохота. А Иван вовсе не собирался говорить хохмы. Он сказал то, как думал… На следующий год, я работал вместе с Иваном в одной бригаде. Высокий, с огромными мощными (золотыми) руками, честный и высоко порядочный, необычно для немца – почти темнокожий, он был готов всегда придти на помощь и сделать это быстро, качественно и с русскими прибаутками, которых видимо, он сам не всегда понимал полностью, но ему нравилась сама их подача, а где-то и суть.
Так вот меня, в ту осень поставили на ремонт тракторных гусениц. Работа тяжелая, но хорошо оплачивалась. Ну, выбиваю я как-то раз очередной выработанный гусеничный соединительный палец, бью молотом по наставке, неудобно, согнувшись, а палец – не идет…Рядом – слесарный цех. Выходит из него такой небольшой сухонький мужичок, спрашивает: "Как тебя зовут?" – "Вася"– ответил я. "А меня – Иван Иванович"-, сказал мужичок– А ты, Вася приди, я тебе дам тонкий бородок, ты им через отверстие на конце пальца – проворачивай сперва палец в башмаках-траках, так, чтобы он из выработанных гнезд вывернулся, а потом уже – бей. Увидишь – так будет лучше". Когда я так и начал делать, – те пальцы, как пули у меня стали вылетать, даже при не очень сильных ударах.
Меня всегда тянуло к хорошим людям; часто в перерывах смотрел, как работает Иван Иванович Ланг. Хоть снимай инструкционное кино. У него – ни одного лишнего движения, все необходимое – разложено или подвешено под рукой. Высочайший класс работы. Сам видел – он, в примитивных условиях мастерской, ИЗГОТАВЛИВАЛ! – Поршни для пусковых двигателей (они подходили и к мотоциклам ИЖ-49, и были тогда, в большом дефиците). Полностью – отливал, растачивал и фрезеровал сам!.
Рядом с ним, с малых лет работал и учился его сын, Иосиф. Готовил себе смену Иван Иванович. И здесь – еще один чисто человеческий штрих: через пару лет он уехал с семьей, куда-то в Среднюю Азию; так вот зная об этом заранее, он сам, взял к себе в ученики молодого парня, нашего родственника, Ивана Крупского, и таки успел передать ему многое из того, что знал сам, таким образом, оставив часть себя Ащелисаю. А уже другой, заменивший его, русский Иван, многие годы работал в МТС/СРМ, Слесарем с самой большой буквы.
Так сложилось, что живущие в Ащелисае, специалисты – немцы, постепенно разделились на два направления: одни пошли в ремонтники МТС/СРМ (Потрец, Кук, Майер. Ванзитлеры, Вундерзе, Барц, Шарковский, Кригер, Кнор Павел и др.), большинство из них – стали высококлассными специалистами, которых знали не только в Ащелисае.
Другие, с самого начала, и до конца рабочей жизни, работали в колхозе, как правило, механизаторами, будь-то трактор, комбайн, зерноочистительные машины или еще что-то, связанное с механизмами. (Шиц Э., Завервальды – Иван, Кондрат, Юрий, Кнор – Юрий, Яков, Герберзаген, Генцель Петр, Ваншайд, Ламерт, Гольдштейн, Рунковский, Каспер, Ланге, Фердер А., Эпингер, братья Барг, и другие). И эти люди, проработавшие всю жизнь в колхозе, тоже были мастерами в своем деле и об их трудовых подвигах знали уже не только в Ащелисае или в районе, а и гораздо дальше. У многих из них – достойные правительственные награды, например, тот же Шиц Э.Я., имел орден Ленина, высшую нашу государственную награду тех лет, Ваншайд А.Р. -ордена Трудового Красного Знамени и Знак Почета; имели высокие награды и другие механизаторы колхоза, представители этой национальности. Долгие годы и довольно успешно, руководили молочными фермами колхоза – Рунг Христиан, и Функ Франц.
Все работники – немцы, всегда работали качественно, грамотно и быстро, на любых работах. Были дисциплинированы и ответственны. Им можно было, и руководство так и делало, поручать самые сложные по исполнению задания. Единственное, что можно отметить, как замечание, – это традиционный немецкий расчет. В этом нет ничего плохого, просто мы по – другому к этому всегда относились.
Как совокупный пример: Полным ходом идет уборка урожая. На одном поле, работает много комбайнов, косим – напрямую. Я – главный экономист и парторг одновременно, – тоже, в общем строю. И тут есть один интересный момент, – так называемое "соцсоревнование", когда идет борьба за каждую намолоченную тонну зерна.
Кошу я в своей загонке, смотрю комбайн одного из родных братьев (специально не буду называть фамилию) – стоит. Я круг сделал, второй, – он стоит. Ну не могу же я равнодушно косить и смотреть на это. От меня – где-то через две загонки (полосы). Подъехал, спрашиваю – в чем дело. Звездочка рассыпалась зернового элеватора – отвечает. У меня запчастей разных целый ящик, быстро нашли мы ту звездочку, поставили – комбайн пошел косить. Вечером – едем на машине домой, старший его брат – комбайнер, косивший весь день через одну загонку от младшего брата, спрашивает у того: "А ты, чого там стояв сьогодня?". Младший брат отвечает: "Звездочка з элеватора полытила. Спасибо, Андреич дав!". Вот так. Ну что тут скажешь, – это просто человеческие издержки. Бывает всякое, но лишняя тонна, как и дополнительный рубль, иногда, бывают дороже…
Надо отметить, что начиная с середины семидесятых годов прошлого века, начался отток трудоспособного и особенно, немецкого населения, из Казахстана в Среднюю Азию, в первую очередь – Узбекистан. Там, потерявшие всякий страх и совесть, руководители всех уровней, не зная, куда девать бешенные, во многом дармовые деньги, от хлопковых сделок, начали переманивать работников из Казахстана и других регионов, особенно механизаторов, суля им разные привилегии, солидные зарплаты, жилье и т. д… И то, что обещали – они исправно исполняли. Лишь бы самим не работать, а торговать. Узбеки (торговцы) захватили огромную территорию российского рынка, от Волги – до Байкала, продукция у них была, а работать стало некому. От нас, тоже некоторые уехали, и создали проблему с механизаторскими кадрами, а в других районах, – выехало много людей. А почему бы и нет – создают шикарные условия, теплый климат, и что очень было важно – из Средней Азии (еще из Молдавии и Прибалтики) – можно было выехать со временем в Германию. А в нашей зоне, как и в Северном Казахстане, – зимой условия – как в заполярной тундре, а оплата труда была, на уровне Украины. Потому люди и уезжали туда, где лучше, причем – массово.
Раньше в Казахстане было много немцев. Как открываешь газету – там, где награждают многодетных матерей, – и, где по 9-10 детей, фамилии чаще всего были – или казахские, или немецкие. Сегодня большинство из тех детей и уже их детей, работают на благо Германии.
Ну, и на здоровье. Свой вклад в развитие нашей балки они тоже внесли достойный, с тем и останутся в ащелисайской памяти.
Так сложилось, что до советской власти, казахи в Ащелисае практически не селились. Сказывались даже не религиозные различия, а больше ментальные. Кочующие в седлах по степям люди, и люди, зацепившиеся за землю и "оседлавшие" её, – очень разнились по отношению ко всему, – к земле и к воде, да и к самой жизни, вообще. Заботой кочевников во все времена – постоянно – быть в движении в поисках хороших пастбищ и мест для водопоев; заботами земледельцев и, тоже во все времена, были заботы "приземленные) – о самой земле, её плодородии, поливе и т. п…
Но времена менялись, кочевников тоже начали принуждать к оседлости и к соблюдению, каких-то общих, не местных, феодально– байских, а общегосударственных законов, норм и правил сельского общежития. Постепенно в соленой балке, казахи начали появляться не только "наездами", попутно, а селиться (обычно по окраинам села, где было удобнее заниматься домашним животноводством) на постоянное место жительства. Даже, когда я уже приехал сюда, в пятидесятых годах, казахских семей по ащелисайской балке, были единицы. Но были. И постепенно расширялись по составу, как сами семьи, так и их количество.
Как говорится – "Вот она среда (обитания)!". И это правда. Расселявшиеся по всем четырем колхозным селам, казахские семьи, а, в основном, они прибывали из других небольших соседних аулов, быстро осваивались, начинали жить и работать и, в абсолютном большинстве своем, были достойны такого места, как Ащелисай. Не то, чтобы самого поселка, а того положения, которое Ащелисай уже занимал в округе, ко времени их появления. И поселок ими гордился так же, как и представителями других национальностей, независимо от места и времени переселения.
Казахские семьи никогда не чувствовали себя чужими в этом селе, и никогда в Ащелисае не возникало вопросов о чьей-то национальной принадлежности, вообще. Главное – чтобы ты был человеком, работал и соблюдал элементарные нормы сельского общежития. Все остальное – не имело значения. А сами семьи росли и множились. А теперь, дорогой читатель, давай вспомним некоторых из них:
Касымовы.
Небольшой, но очень солидный семейный корень. Два Брата с семьями, жили по главной улице, с северного края, почти напротив дома Калашниковых, корня нашей семьи.
Старший – Надыргали, младший – Парфула.
Я мало видел таких порядочных, надежных людей, среди любых наций, как эти два брата. Надыргали пользовался большим авторитетом в Ащелисае, особенно, среди казахов всех наших сел. Его слово часто всегда было последним и решающим.
Был у нас такой обычай, – в особо засушливые годы, когда земля трескалась большими квадратами и щели по посевам были с ладонь (те же -55-й, 65-й, 67-й, 75-й годы прошлого века), представители казахской общины (по старой традиции) приносили "жертву" на большом холме, между Ащелисаем и Лушниковкой, с тем, чтобы Бог послал хоть немного влаги на поля. Жертвой по обычаю (чаще – по ритуалу) была черная корова. В колхозе не было черных коров, выделяли красную, а уже те, "избранные" жертвоприносящие, меняли её на черную корову, в частном стаде. Надыргали командовал этим процессом.
В отличии от других мужчин-казахов, он не работал в животноводстве. Он был механизатором, отличным комбайнером еще в послевоенные годы и работал в бригаде моего тестя, Калашникова Ивана. Иван Емельянович, был не только хорошим бригадиром, он был еще и гармонистом, а – главное – человеком, с большим запасом природного юмора, чем он часто пользовался, по отношению к другим людям, в том числе и к соседу – Надыргали.
Теща рассказывала эпизод, как однажды сломался комбайн у Надыргали и он остался в ночь его ремонтировать. Это тогда была обычная практика. Ну, он остался, а бригадир уже поздно приехал домой. Прибегает соседка, жена Надыргали, Кензеля, (очень была неспокойная женщина, хорошо понявшая, насколько хороша советская власть для женщин-мусульманок, в плане прав и свобод) и спрашивает: "Ванька, а где Надыргали?". А тот так спокойно отвечает: "А что его нет еще дома? – так он давно уехал с машиной! Там, правда, ему полевой бригадир дал пару девчат на копнитель, солому собирать, но они тоже уехали…". Ну, сказал и сказал, сам пошел спать. А Кензеля, ночью! двинула пешком за 11 километров в тракторную бригаду и…нашла там Надыргали…, который с помощником и трактористом (комбайн был прицепной), заканчивали ремонт. Иван Емельянович, несколько дней потом скрывался от набегов соседки Кензели…
Помню, был случай, когда мы с женой одно время жили в доме Калашниковых, где-то в конце шестидесятых, когда и Иван, и Надыргали, были уже на пенсии и работали ночными дежурными на ферме молодняка крупного рогатого скота. Ходить было далековато, более двух километров, в один конец. Как-то раз был сильнейший буран, приехал на лошади бригадир, Лакшенко Иосиф и сказал, что сегодня старикам так далеко идти не надо, буран света не видно, поэтому, он кого-то найдет там, поближе и – помоложе.
Иван Емельянович, посылает младшую дочь к Касымовым и наказывает ей: "Скажи Надыргали, что в пять часов, мы уже идем на дежурство.".